Глава двадцать четвертая. Убить дядю!
Перед самым обедом во двор Гурских завернула почтальонша. Архелия в это время как раз вынесла миску с кашей для пса.
– Я к тебе, Лия, по делу! – окликнула ее Марфуша, остановившись у старой груши. – Расскажу, о чем люди на каждом углу треплются. Ты должна это знать!
– Расскажи, сделай милость! – девушка осторожно поставила миску перед мордой Рекса. Тот, бросив настороженный взгляд на гостью, принялся с аппетитом поглощать кашу.
– Слух пошел по Талашковке, что не все ладно в доме покойной Евдошки, – скороговоркой начала почтальонша, зябко поеживаясь под холодным ветром. – В магазине сегодня говорили бабы, я тому свидетель, будто Верка Заблоцкая сильно испугалась этой ночью и аж приболела. Шла она в полночь домой от своей кумы Нилки, у которой вчера поросенка закололи и гуляли до позднего вечера, и услышала непонятные шумы, доносившиеся из хаты покойной Евдошки. Верка сначала подумала, что это радио забыли выключить, но потом сообразила: какое ж радио в такой час? Тихонько зашла во двор и стала прислушиваться. А в хате идет гулянка! Наяривает гармошка, разносятся визги да вопли и топот стоит немыслимый. Заблоцкая шасть под окно, чтобы, значит, поглядеть, чего там в светелке творится. Тут ее кто-то хвать за плечо! Она повернулась, охнула и лишилась чувств…
– Да что ж такого она увидела? – без энтузиазма поинтересовалась Архелия, пряча озябшие руки в карманы тулупа.
– Да Бог его знает и что! – округлила глаза Марфуша. – Верка вроде божилась, что это был какой-то зверь, похожий на обезьяну, видно, сам нечистый! Она пришла в себя уже на улице. Говорит, глянула: а я лежу за калиткой прямо в грязи. Кругом ни души, ночь темная, хоть глаза выколи. А из хаты ни звука, будто и не было ничего.
– Показалось Верке! – не скрывая раздражения, заявила девушка. – Она просто хлебнула лишку у Нилки, та же ведь трезвым ни одного человека из дома не выпустит! А пьяному и не такое померещиться может…
– Да оно, конечно, так, – вздохнула почтальонша, опираясь плечом о влажный ствол груши. – Но тут еще жару поддал Кондратьевич. Вчера к нему приехал кум из Решетиловки и остался ночевать. Всю водку, которая у них была, они выпили, а захотелось еще, и Кондратьевич решил сбегать к бабе Феньке за самогоном. Когда в первом часу проходил мимо хаты Евдошки, услышал, что там вовсю играет музыка и стоит немыслимый тарарам. Подходить под окна, как Верка, он побоялся, но приостановился и стал прислушиваться: точно гуляют! Стоял, стоял, а потом вспомнил, зачем шел и двинулся дальше. Но вышло так, что к бабе Феньке Кондратьевич-то не попал, а до рассвета бродил по селу, не находя дороги ни к ней, ни к своему дому. Говорит, нечистая сила меня водила кругами! Вот такие дела, Лия!
Когда Марфуша закончила свой рассказ, Архелия с укоризной покачала головой и, махнув рукой, пошла вглубь двора. Ей нужно было насыпать в деревянное корытце зерносмеси для курочек и забрать в сарае снесенные ими яйца.
После обеда девушка собралась в контору.
Но только вышла за ворота, как возле двора остановилась старенькая «Лада» шестой модели. Водитель – хмурый тип стриженый наголо – остался сидеть за рулем. А пассажир – высокий худощавый мужчина лет пятидесяти или около того – вылез из салона и крикнул:
– Здесь живет фермерша Гурская?
– Да, – ответила Архелия, настороженно поглядывая на не прошеных гостей и гадая, кто они такие и что им от нее нужно. – Это я!
Мужчина подошел ближе, грустно улыбнулся.
– А я Сергей… Сергей Антонович, сын покойной Евдокии…
– Вот как? – поморщилась Архелия, вспомнив, что как-то видела его на фотографии. И голосом, исполненным неприкрытого осуждения, поинтересовалась: – Что же вы на похороны не приехали? Не нашлось времени проводить родную мать в последний путь? А я за вами и машину посылала…
Гость замялся, низко опустил голову и обронил:
– Уж так получилось… Прости…
Девушка тяжело вздохнула, окинула взглядом сухопарую фигурку Сергея, отметив про себя, что одет он совсем небогато, и высказала предположение:
– Вы, как я понимаю, приехали за вещами покойной?
– Ну, что ты! – замахал руками мужчина, ничем не показывая, что обижен ироничным тоном племянницы. – Какие там у нее вещи… Я только хочу побывать на кладбище, у материной могилы…
– А, понимаю…
– Ты покажешь мне, где похоронена мать?
– Покажу, поехали…
На кладбище сын Евдошки не удержался, всплакнул.
Архелия отошла в сторонку, чтобы не мешать ему. За ней последовал и водитель «Лады», Степан, который, как оказалось, был шурином Сергея.
На обратном пути они заехали в магазин. Мужчины накупили конфет и печенья и, вручив кульки девушке, попросили раздать угощение талашковцам. А Сергей протянул ей несколько смятых купюр:
– Возьмите, вы ведь истратились на похороны… Я бы дал больше, но сейчас не могу… Позже я все ваши расходы компенсирую…
Архелия оттолкнула его руку и гневно прокричала:
– Уберите ваши деньги! Бабушка была для меня дорогим человеком, и, похоронив ее достойно, я просто исполнила долг своей совести.
– Да вы не сердитесь! – мягко проговорил Степан, повернув голову к девушке, расположившейся на заднем сидении. – И не осуждайте уж так Сергея! Он действительно не мог присутствовать на похоронах матери.
– Что же такое страшное у него произошло? – с издевкой осведомилась Архелия.
– У Сергея в тот день, как назло, сильно обострилась язва, и он даже ходить не мог! – спокойно пояснил Степан. – Кстати, послезавтра ему ложиться в больницу, предстоит операция…
– Ну, простите тогда! – буркнула девушка. И, смягчившись, прибавила: – Я же всего этого не знала. Вот и напустилась с упреками…
– Спасибо тебе, что похоронила мою мать, что была с ней в ее последний час! – произнес Сергей с волнением и, отвернувшись к окну, кулаком вытер глаза.
Когда подъехали к дому Архелии, она пригласила мужчин в дом и, хоть они дружно отказывались, усадила за стол обедать.
А на прощание надавала им гостинцев – домашней колбасы, копченого сала, сливочного масла и целое ведро смальца.
В конторе фермершу ожидало неприятное известие: Клавдия Васильевна объявила, что уходит на пенсию.
– Не обижайся, Лия, но мне надо заниматься правнуками! – виновато улыбаясь, объяснила она. – Внучка моя, Катька, возвращается в школу после декрета, а детей оставляет на меня. Больше не на кого…
– Так их же можно устроить в детсад! – расстроено проговорила девушка. – Там и уход, и кормежка вроде неплохие…
– Старшего, Петьку, можно, конечно, и в садик отдать, а как быть с Олежкой? Ему-то всего полтора годика! – вздохнула бухгалтерша. – Я просила Катьку посидеть еще дома, куда спешить? Ведь свою заплату отдаю ей, а это деньги посолиднее, чем станут платить в школе. Но Катька ни в какую! Хочу, говорит, быть между людьми, соскучилась по общению, по коллективу.
Архелия грустно развела руками:
– Ну, Катьку понять можно… А вот что я буду делать без вас – это вопрос…
– Да я уже все обдумала, – Клавдия Васильевна встала из-за стола и, подойдя к девушке, стоявшей у порога, обняла ее за плечи. – Хороший помощник у тебя есть – Жорка Жадан! Сделай его своим заместителем, он не подкачает. А что касается бухгалтера… Единственный выход – идти на поклон к Тоньке курносой, она же экономист по образованию, когда-то работала плановиком в совхозе. Пусть передаст свой магазин дочке, а сама становится у тебя главбухом.
– Захочет ли Тонька оставить свой бизнес? – засомневалась фермерша.
– Да она, мне кажется, захочет! – вздохнула Клавдия Васильевна. – Доход от магазина копеечный. Другое дело, удастся ли уговорить дочку, Оксану, встать за прилавок? Она девка избалованная! Двадцать четыре года уже, а ни дня нигде не трудилась, сидит дома, как клуша! Я даже ни разу не видела, чтобы Оксана в огороде матери помогала. Лентяйка страшная!
Архелия в раздумье покачала головой:
– Не знаю, на какой козе и подъезжать к Тоньке! Чует мое сердце, откажется она…
– Знаешь что, давай-ка я сама с ней переговорю! – предложила бухгалтерша, продолжая обнимать девушку. – Прямо сейчас и схожу. Думаю, мы договоримся. Только, конечно, придется дать Тоньке хорошую зарплату. Как сейчас у меня.
– Да это без проблем! – обрадовалась девушка. И, чмокнув свою наставницу в щеку, заканючила: – Васильевна, постарайтесь уговорить Зинку, а то мне хоть закрывай хозяйство. Как же работать без главбуха?
Уже через час продавщица зашла в кабинет молодой хозяйки и защебетала:
– Должность мне подходит, и я совсем не против потрудиться! – Она уселась за приставной столик, с трудом разместив на стуле свое грузное тело. – Но с условием, что Васильевна поднатаскает меня немного. К бухгалтерам ведь нынче особые требования, не то, что двадцать лет назад, когда я плановичкой в совхозе была. Уже надо уметь не только сводить дебет с кредитом, но и грамотно вести налоговую документацию.
– Ты, теть Тоня, все правильно понимаешь! – засияла довольная Архелия. – Конечно же, Васильевна тебе все расскажет и покажет. А зарплату я тебе назначу вполне приличную, не беспокойся!
– Да я за это и не беспокоюсь! – отмахнулась продавщица. – Я за магазин свой переживаю. С него, конечно, доходу, как с осы меду, но все ж таки… Не знаю, как и быть, кого поставить за прилавок вместо себя, чтобы торговал. Я уж сама буду договариваться с поставщиками продуктов, вести учет расхода-прихода, отчитываться перед налоговой…
Девушка посмотрела на Тоньку с недоумением:
– Как не знаешь, кого поставить? А Оксану разве нельзя?
– Ну, ты скажешь тоже! – с досадой хлопнула себя по ляжкам продавщица. – Оксана эту работу не вытянет, слишком молода еще! Да и со здоровьем у нее проблемы, голова частенько болит… Я думаю, не взять ли продавцом Зою Дмитриевну? Она вроде женщина умная и совестливая, хоть и загуляла что-то в последнее время…
– Не захочет она бросать школу, прерывать свой педагогический стаж, – с сомнением промолвила Архелия. – Нужно искать друго…
– Да Зоя Дмитриевна с большой охотой станет за прилавок! – не дала договорить Тонька. – И будет мне благодарна, что я ее взяла. Она ведь теперь не у дел, выгнали ее из школы! Да, выгнали, а ты, я вижу, и не знала… Со вчерашнего дня Котофеич сам преподает математику. Вместе с Марией Тарасовной. Они разделили между собой нагрузку Зои Дмитриевны.
Фермерша вскочила с места и удивленно захлопала ресницами.
– Неужели выгнали? Но за что?
– А ты будто и не знаешь! – ухмыльнулась продавщица, обнажив свой золотой зуб. – Это тетя Неля, супруга Семена Ивановича, нажаловалась на нее в районный отдел образования, дескать, уберите шалаву из школы, а то она своим поведением развращает детей. Ну, и Котофеич, конечно, постарался…
– Вот дела так дела! – девушка опустилась на место и, достав с ящика стола чистый лист бумаги, положила его перед Тонькой: – Пиши заявление о приеме на работу! С завтрашнего дня.
Вечером к Архелии снова забежал Микола и на сей раз задержался гораздо дольше. Вместе они приняли душ, вместе поужинали, а потом еще целый час разговаривали о всякой всячине. Уходя, Грицай вроде бы невзначай бросил:
– Боюсь я тебя!
– Это почему? – улыбнулась девушка, думая, что он шутит.
– Что-то есть в тебе такое, чего я не могу разгадать! – ответил парень серьезно. – Мне кажется, наши отношения не закончатся просто так.
– Что значит – просто так? – с недоумением спросила она.
– Предчувствие у меня, – вздохнул Микола. – Произойдет какая-то катастрофа…
– Да Бог с тобой, Колька! – воскликнула Архелия, хватая его за руки. – Что ты такое говоришь? Какая катастрофа?
Он пожал плечами.
– Не знаю! – и вдруг засмеялся: – Да ты успокойся! Предчувствия часто бывают обманчивыми.
Крепко обняв свою молодую любовницу, парень выскользнул за дверь.
Вернувшись в гостиную в расстроенных чувствах, девушка вскрикнула от неожиданности: на диване сидела Палаксена и, держа в вытянутой руке настольное зеркало, придирчиво рассматривала в нем свое отражение.
– А скажи, мамзеля, я ведь и вправду ничего, а? – произнесла она таким тоном, что было совершенно не понятно – спрашивает она или утверждает.
– Да ты девка хоть куда! – улыбнулась Архелия, окинув бесовку ироничным взглядом с головы до пят. – А ну встань, дай я на тебя полюбуюсь!
Палаксена вскочила с дивана и, раскинув руки в стороны, встала к девушке сначала одним, потом – другим боком, затем продемонстрировала спину и, наконец, повернулась передом.
– Ну, как, впечатлила? Есть во мне шарм?
– Не то слово! – засмеялась молодая ведьма, забыв про свои тревоги и сомнения, которые только что одолевали ее зеленую, неокрепшую душу.
Бесовка, отчаянно виляя узкими бедрами, прошлась по комнате.
– А как тебе мой прикид? – с некоторой гордецой поинтересовалась она, встав от Архелии на приличном расстоянии. – Небось, зависть берет, а? Признайся!
Чтобы не расхохотаться, девушка крепко сжала губы. В этот раз Палаксена выглядела еще более нелепо, чем в прошлый: белая дерматиновая юбочка с разрезом сбоку, тесный сиреневый топик, не прикрывающий уродливо завязанного пупка, на голове – огромный синий бант, на ногах – те же остроносые босоножки с красными пряжками, а на шее – коралловые бусы.
– Че молчишь? Речь отобрало от восторга? – гостя опять прошлась по гостиной, изображая из себя манекенщицу.
Вместо ответа Архелия сделала шутливый полупоклон и жестом указала бесовке на диван. Та, фыркнув, села.
– Угостить тебя чем-нибудь? – осведомилась хозяйка.
– Не-а! Не затем я пришла!
– Ну, хоть чайку выпьешь?
– Чайку? – Палаксена на миг наморщила свой узкий лобик. – Пожалуй! Только знаешь что, ты мне зубы не заговаривай! Не юли! Где обещанное мне колечко?
– Да будет тебе колечко, не переживай! – успокоила девушка, поворачиваясь, чтобы выйти из гостиной. – Сейчас я тебе сделаю чай, а потом преподнесу свой подарок.
– Сахару побольше положи! – крикнула вдогонку бесовка. – Ложечек так семь-восемь! А если есть варенье, то и его ложечек пять! Можно и десять!
Вернувшись через несколько минут в комнату и вручив Палаксене пол-литровую кружку с вишневым вареньем, слегка разбавленным чаем, Архелия достала из шкафа материну шкатулку. Взяла оттуда сверточек и, развернув его, среди горсти золотых украшений, которые покойный отец хотел подарить Сысоевой, отыскала обручальное кольцо. Протянула гостье.
– Вот! Это тебе!
Та в мгновение ока схватила украшение, стала горячечно вертеть его в пальцах и пристально разглядывать. Затем подняла глаза, полные изумления и восторга:
– Ты совсем дура, да?
– Почему дура? – опешила девушка. – Тебе не нравится?
– Да кольцо-то, кажись, золотое! – воскликнула бесовка. И, попробовав его на зуб, повторила по слогам: – Зо-ло-то-е!
– Я знаю! Но мне для тебя не жалко! – усмехнулась Архелия.
Круглые зенки Палаксены вдруг стали влажными.
– Правда? – спросила она, проникновенно глядя на свою благодетельницу.
– Конечно, правда!
– А чем же я тебя отблагодарю? – гостья в задумчивости опустила голову. И тут же вскинула ее: – Может, возьмешь мои бусы?
– Нет, нет! – замахала руками девушка. – Не надо! Тебе эти бусы очень идут, так что носи их сама на здоровье! А мне ничего от тебя не надо.
Бесовка, наконец, решилась надеть кольцо на палец. Оно оказалось немного великоватым. Но это ее нисколько не смутило.
– Наверно, я стала еще красивее, да? – спросила она, любуясь жухлым блеском золота.
– Ювелирное изделие любой даме к лицу! – сдержанно заметила Архелия и кивком головы указала на журнальный столик, где стояла кружка с чаем, позабытая Палаксеной. – Только смотри, не потеряй его!
– Да я придумаю, как сделать так, чтобы оно не спадало, – рыжеголовая модница попробовала насадить кольцо на большой палец, однако это у нее не получилось. Тогда она вернула украшение на безымянный и сжала кисть в кулак. – Пока стану носить так! Главное – не забыть и не разжать пальчики.
Быстро вылакав чай, она стала прощаться.
– Пора мне! А ты жди еще одного посетителя! Сейчас к тебе пожалует Равза по очень важному делу.
И старый бес действительно не задержался.
Покашливая, он бочком вошел в гостиную из прихожей – в том же потертом тулупчике и черных штанах.
– Здорово тебе, барышня! – поприветствовал он ведьму и, опустившись на пол, сразу же стал скороговоркой излагать причину своего неожиданного визита: – У тебя давеча был сын Евдошки. Он неугоден твоему господину и покровителю. Поэтому тебе предстоит работенка…
– Подожди, Равза! – остановила его Архелия. – Отчего это Сергей Антонович стал неугодным моему господину? И о какой работе ты говоришь?
– Отчего не угоден – не спрашивай! – недовольно произнес бес, почесав затылок. – О том знает сам Леонард, и он отчитываться перед нами не будет. Наше дело исполнить его волю!
От недоброго предчувствия девушка заволновалась, ее щеки покрыл легкий румянец.
– И чего же он хочет? – тихо осведомилась она.
– Сын Евдошки должен покинуть этот мир! – Равза взглянул ей прямо в глаза. – Тебе надо провести специальный обряд.
– Да что ты такое говоришь? – вскричала молодая ведьма, вскочив с дивана. – Какая вина на Сергее Антоновиче? За что Леонард приговорил его к смерти?
– Опять ты суешься с вопросами! – поморщился бес. – Я же тебе сказал: это не наше дело!
Девушка заметалась по комнате.
– Я не могу причинить вред сыну моей бабушки! Не могу! К тому же он и мой родственник – дядя!
– Чего ты тушуешься? – проворчал Равза. – Рано или поздно твоему дядьке все одно в гроб ложиться. Ничего страшного, если это случится раньше…
Архелия остановилась и, закрыв лицо ладонями, с сердцем выдохнула:
– Дура я дура! Зачем было связываться с черными силами! Теперь только то и делаю, что гублю ни в чем не повинных людей, творю разные пакости, сею вокруг себя зло!
Бес поднялся, приковылял к журнальному столику, заглянул в пустую кружку, которую девушка не успела отнести на кухню, и облизал свои тонкие синюшные губы.
– Ты это, когда обряд проводить будешь? – поинтересовался он, возвращаясь на прежнее место.
– Не буду я проводить никаких обрядов! – твердо молвила ведьма, отвернувшись. И повторила – громко, с вызовом: – Не буду и все!
Глазенки Равзы испуганно забегали.
– Да это же немыслимое дело – не подчиниться воле Леонарда! – возопил он страшным голосом. – Ты представляешь, что тебе будет за непослушание?
– Чтобы не ожидало меня – я не стану убивать Сергея Антоновича, – с жаром заверила Архелия, замотав головой. – Я готова к любой каре!
Бес в ужасе схватился за голову.
– Да ты, барышня, глупа, как гусыня! Одумайся!
– Уйди! – Не поворачиваясь, она резким жестом указала ему на дверь. – Сейчас же уйди!
Глава двадцать пятая. Путешествие в преисподнюю
Весь вечер девушка не находила себе места. Встревоженная, подавленная, она бродила по дому, не зная, чем себя занять. И, решив, наконец, выпить чаю, зашла на кухню.
Следом за ней туда стремительно влетел Бубело, появившийся непонятно откуда.
– Что ты творишь, красна девица?! – набросился он с упреками, даже не поздоровавшись. Выражение его лица, обычно спокойное и самодовольное, было злым и растерянным. – Ты же дала обет вечной верности и послушания! Нарушить его – значит обречь себя на лютые страдания. Самые лютые! Длящиеся до окончания времен!
Архелия, ничуть не испугавшись внезапного появления демона, исподлобья взглянула на него и дрогнувшим от волнения голосом поинтересовалась:
– И что же такого со мной будут делать?
– Это трудно передать словами! – он рывком отшвырнул табурет подальше от стола и сел, придерживая свой балахон. – Это надо видеть! Я расскажу тебе то, чего Евдошка не рассказывала, потому что и сама ничего толком не знала об аде и участи ведьм после смерти. Так вот, когда ведьма умирает, она попадает в темное царство Денницы – в место вне Божьего ведения и руководства. Обитатели этого царства лишены всякой надежды на вечную жизнь. Настанет Судный День – и все мы исчезнем без следа, словно и не было нас никогда. Единственное утешение бесов, посвященных колдунов и ведьм в том, что он, Страшный Суд, возможно, случится не скоро. К тому же сгинуть без следа и памяти – все-таки не самое страшное. Намного страшнее – муки ада, на которые обречены грешные души. Хотя у них и остается надежда на спасение из пламени, на избавление от страданий по воле Всевышнего в день Страшного Суда. Ведьма же, которая когда-то отвергла Бога, а потом проявившая непослушание черным силам и оттого проклятая ими, вдвойне несчастна, потому что обречена на мучения до Суда, а после него – на исчезновение, как и все мы.
Девушка тяжело опустилась на табурет и, опустив голову, задумалась. Но ненадолго, уже через минуту она с пафосом заговорила:
– Все эти ужасы, о которых ты рассказываешь, ожидают меня лишь после смерти. А я ведь пока что живая и не собираюсь скоро умирать. У меня есть время покаяться, отречься от своего звания ведьмы, прервать отношения с черными силами.
– Это невозможно! – закричал демон, пропекая ведьму своими глазами, ставшими почти красными. – Никто не позволит тебе бросить нас и остаться безнаказанной! Ты, которая по собственной воле давала обет служить Деннице, уже вне ведения Бога! В нашей власти опутать твою душу веригами величайшего уныния и скорби, отчаяния и чувства полнейшей безысходности, которые помрачат твой рассудок. И уже этой ночью ты наложишь на себя руки! Вспомни, как сгубила Евдошка Маньку Сысоеву! Ты хочешь такой же участи? Ты хочешь, чтобы завтра твое окоченевшее тело нашли подвешенным к люстре?!
Архелия метнулась к холодильнику, достала графин со взваром и, налив себе полную чашку, одним духом выпила. Ее сердце, сжатое ледяной рукой страха, трепыхало, как осиновый лист на ветру, горло перекрывал ком горечи, мешающий дышать на полную грудь. Девушка в мельчайших подробностях вспомнила, как покойная бабушка в один миг вселила в душу Платона Невечери животный страх и полностью подчинила его своей воле. Так это сделала бабушка – обычная ведьма. А на что способны они – Бубело, Равза, Леонард?!
Архелия упала на табурет, обхватила голову руками, согнулась пополам и застонала от бессилия.
Толстяк молча наблюдал за ее мучениями.
– Неужели нет никакого выхода? – через некоторое время срывающимся голосом спросила она, отрешенно глядя в пол.
– Да, выхода нет! – сурово подтвердил Бубело. – Ты должна повиноваться!
Девушка потерла ладонью грудь, стараясь успокоиться и заставить свое сердце биться ровнее. Затем тяжело вздохнула и негромко обратилась к Бубело:
– Скажи, зачем понадобилась смерть Сергея Антоновича?
– На нем грехи матери! – мрачно молвил демон. – А дети всегда расплачиваются за деяния своих родителей, а иногда – даже внуки, правнуки и праправнуки… Ничего не попишешь – таков закон бытия.
– Пусть так! Но неужели нельзя, чтобы не я, а кто-то другой провел этот обряд смертельной порчи? – в глазах молодой ведьмы застыли слезы. – Ведь Сергей Антонович – мой дядя!
Бубело отрицательно покачал головой:
– Обряд должна провести именно ты! Это воля Леонарда. Он проверяет твою преданность и покорность его воле.
– Я стану умолять моего господина освободить меня от этого испытания! – Архелия решительно поднялась и, вытерев мокрые щеки рукой, потребовала: – Передай ему, что я хочу его видеть!
Демон с сожалением посмотрел на нее и невесело улыбнулся.
– Умолять Леонарда бесполезно! Да ты и не встретишься с ним, пока не выполнишь приказ! И вот еще что… Мне велено показать тебе место, в котором окажешься, если станешь противиться воле покровителя. Так что, давай, собирайся! Нас ждет путешествие.
– В ад?! – ужаснулась девушка.
– Именно туда! – выдохнул толстяк, поднимаясь. – Иди, вымой тело и не надевай на себя ничего! А я посижу в гостиной и подожду тебя.
– Я что, отправлюсь в путешествие голой? – молодая ведьма смущенно опустила глаза. – Хотя бы трусы надеть можно?
Лукаво ухмыльнувшись, демон посоветовал:
– Забудь о стеснительности! – И прибавил уже серьезно: – Человек в одежде просто не сможет переместиться из этого пространства в другое, потустороннее. Ну, а когда прибудем на место, я найду для тебя какую-нибудь рубашку…
С досадой махнув рукой, ведьма вышла из кухни.
Уже из коридора, на ходу, крикнула:
– Когда мы вернемся?
– Под утро! – прозвучал ответ.
Мылась Архелии недолго. Гораздо дольше сушила феном волосы, подкрашивала губы и подводила глаза, хотя и сама не понимала, зачем это делает.
Бубело дожидался ее, расслаблено развалившись на диване в гостиной.
– Я готова! – робко произнесла девушка, остановившись на пороге и стыдливо прикрыв руками грудь и пах.
– Хорошо! – громко отозвался демон и, на удивление, проворно вскочил. – Теперь выключи свет и подойди ко мне!
Она повиновалась – щелкнула выключателем и подбежала к дивану.
– Ничего не бойся!
Толстяк крепко обхватил ее за стан, прижал к своему большому животу.
Сначала в комнате заскрипели половицы, потом закачался пол, откуда-то повалили густой дым, сверкнула молния.
Сердце Архелии учащенно забилось, она закрыла глаза и ухватилась руками за плечи демона.
Внезапно она почувствовала себя невесомой. И сразу же ее швырнуло в сторону, затем резко подбросило вверх, закрутило, как в водовороте, и стремительно увлекло ввысь потоком жаркого воздуха. В ушах зашумело, в ноздри ударил смрадный запах горелого мяса.
– Ой! – вскрикнула девушка, пытаясь нащупать руками тело демона. Но не нашла его.
Она открыла глаза, и увидела мириады разноцветных искр, всполохи яркого света где-то далеко впереди.
– Бубело! Бубело, где ты?
Вместо ответа он шлепнул ее рукой по голой заднице. Оглянувшись, ведьма увидела его позади себя.
Они стремительно неслись по какому-то темно-синему, почти черному коридору, осыпаемые крупными холодными искрами.
Вскоре свет вдали стал ярче, но его, то и дело, заслоняли какие-то мельтешащие тени. Архелия напрягла зрение: что там такое впереди? И вдруг поняла: это птицы! Птицы, похожие на огромных летучих мышей. Они носились из стороны в сторону, резко ускоряли и замедляли свой полет, то складывали, то расправляли широкие крылья.
– Бубело, они нас собьют! – завопила ведьма во всю мощь легких.
– Это стражники ада! – крикнул он. – Не бойся их, они нас не тронут!
Стая птиц все приближалась. Уже были хорошо различимы большие когти на их толстых мясистых лапах, дико выпученные желтые глаза и длинные хищные клювы. Перьев на этих странных существах не было, их туши покрывала густая шерсть – черная и темно-серая. У каждого изо лба торчал тонкий острый рог, значительно короче клюва. Птицы издавали пронзительные звуки, от которых у девушки заложило уши. Она инстинктивно закрыла их руками.
Неожиданно в грудь ударил холодный поток воздуха, потом – горячий и смрадный, как на раскаленной солнцем автотрассе. Дышать стало невыносимо тяжело. Архелия потеряла сознание.
Очнулась она на теплом песке у неширокого ручья, звонко несущего свои воды. Над головой, в невероятно ярко-синем небе без единой тучки висел мутно-желтый диск солнца.
– Бубело! – прошептала девушка, еле шевеля пересохшими губами. – Бубело!
– Уже все кончилось! – раздался его голос где-то совсем рядом.
Она повернула голову, и увидела демона. Он сидел в двух шагах от нее на сером валуне и задумчиво смотрел в воду.
– Это ад? – с недоверием спросила молодая ведьма, приподнимаясь на локоть.
– Это преддверие ада! – уточнил толстяк. И, повернувшись к ней, протянул скомканный кусок розовой ткани. – Возьми. Это я прихватил из твоего шкафа.
Архелия встала на колени и натянула на себя платье. Затем улыбнулась и, оглядевшись по сторонам, с восхищением произнесла:
– А здесь хорошо!
Место действительно казалось очень живописным. Узкие песчаные берега ручья со склонившимися над ним кудрявыми головами плакучих ив были окружены лугами, покрытыми густой изумрудной травой и усеянными желтыми, голубыми, красными и оранжевыми цветками. А поодаль – спереди, сзади, справа и слева – плотной зеленой стеной стоял лиственный лес. Вокруг порхали птички, сновали бабочки и стрекозы, шныряли прыткие ящерицы, стрекотали кузнечики. Рай, да и только!
– Ха! Ха-ха! – послышался звонкий возглас за спиной Архелии.
От неожиданности она вскочила на колени и резко оглянулась. Прямо перед ней стоял дебелый мужик в косматой бараньей шапке и серых просторных штанах, заправленных в добротные сапоги. На его мускулистом торсе, густо заросшем черными волосами, поблескивали капельки пота.
– Калистр! – радостно вскричал Бубело и, бросившись к мужику, принялся обнимать его. – Давненько, давненько мы с тобой не виделись, брат! Как поживаешь?
– Не жалуюсь, не жалуюсь! – пробасил тот, сжимая своими загорелыми ручищами плечи толстяка. – А ты, значит, барышню привел на смотрины?
Он перевел взгляд на девушку и, усмехнувшись, подмигнул ей.
– Тебе ведом приказ Леонарда? – вместо ответа спросил демон.
– Ведом, конечно! – весело проговорил Калистр, театрально подбоченясь. – Я должен показать барышне место в пекле для провинившихся колдунов и ведьм.
Бубело на мгновение опустил голову, вздохнул и нарочито бодрым голосом обратился к Архелии:
– Ну что, красна девица, экскурсовод прибыл, поднимайся!
Стараясь не показать страха, покусывающего ее за сердце, она встала на ноги и вопросительно взглянула на демона:
– Ты будешь рядом со мной?
Он молча кивнул.
Калистр повел их по еле приметной тропинке к лесу, который теперь казался молодой ведьме угрюмым и зловещим.
Они остановились на опушке, заросшей кустами боярышника, шиповника и терна.
– В этом месте до пекла ближе всего, – обронил провожатый, конкретно ни к кому не обращаясь. – Менее полутораста саженей вниз. Раз – и там!
– Нам предстоит спуск, – растолковал Бубело Архелии. – Он не займет много времени…
Калистр наклонился, пошарил рукой в траве и ухватился за небольшой прутик, показавшийся из земли. Резко потянул за него, и в тот же миг чуть в стороне вздыбился дерн, а затем со скрипом откинулась крышка наподобие тех, которыми в селах закрывают погреба, только замаскированная засохшими сорняками.
– Прошу!
Толстяк, Архелия, за ними – провожатый стали медленно спускаться в каменный колодец по отвесной металлической лестнице. Она не была длинной – метра четыре, не более.
Закончив спуск, Калистр дернул какой-то рычажок, торчащий из стены, и крышка вверху закрылась. Стало совершенно темно. Но только на мгновение – Бубело сразу черкнул спичкой, а его приятель достал откуда-то из угла факел и быстро поджег его. Девушка увидела прямо перед собой неширокий коридор с небольшим уклоном и что-то похожее на вагонетку, висевшую на железных тросах.
Калистр жестом указал на нее и, первым забравшись внутрь, опустился на деревянную лавку. Ведьма присела позади него, толстяк – рядом с ней.
Через несколько секунд они понеслись вниз по коридору, обшитому свежими досками и не поржавевшей еще арматурой.