Глава пятая. Смерть отца
На рассвете, быстро умывшись, девушка поспешила на кухню, нужно было приготовить завтрак. Начистила картошки, порезала дольками и бросила в кипящее на сковородке масло. Затем достала из холодильника графин со взваром, мисочку с солеными помидорами и початую банку домашней тушенки – отцу она очень нравилась именно холодной.
Картошка уже дожаривалась, а Павло все не приходил на кухню. Архелия подумала, что ему, видать, плоховато с бодуна да еще и после такого мордобоя. Однако спать в шесть часов утра он не мог – подобного никогда не случалось. Значит, просто лежал себе и отходил после вчерашнего. Хотя, вполне может быть, батька настолько неважно себя чувствует, что и подняться не в силах? Или он, чего доброго, так и сидит в машине? Но это вряд ли, это маловероятно.
Девушка вышла в гостиную, потом заглянула в спальню Павла – пусто. Ну, вот, получается, что он все-таки провел ночь в легковушке. Наверно, замерз, как суслик.
Накинув на себя ватник, девушка выскочила во двор и побежала к гаражу. Распахнула ворота – автомобиль на месте. Подскочила к нему, заглянула в стекло передней дверцы и обомлела. Голова отца все так же лежала на баранке. Господи, что это с ним? Рванула на себя дверцу, цапнула его за руку, безвольно свисающую до полика:
– Батька! – и в ужасе отпрянула – рука была окоченевшей, твердой, будто деревяшка.
Трепещущая, как осиновый лист, Архелия с минуту стояла, не решаясь подойти к открытой дверце. Но, наконец, собралась с силами, приблизилась, боязливо взяла Павла за плечо и осторожно потормошила. Он начал заваливаться набок.
– А-а-а! – заорала девушка не своим голосом и, пулей вылетев во двор, бросилась в дом.
Схватила свой мобильный телефон, лежавший на журнальном столике в гостиной, и непослушными пальцами стала набирать номер сельского головы Кужмана. Как только тот ответил, срывающимся голосом пролепетала:
– Матвеич, Матвеич, в гараже батька… он… неживой… он мертвый… Матвеич… – и, выронив из рук телефон, упала на палас, стала в истерике по нему кататься и биться головой о пол.
Минут через двадцать во двор Гурских примчались Кужман и местный участковый Петро Отечко. А через час приехала и милиция из района.
В тот же день была установлена причина смерти Павла: он задохнулся от выхлопных газов работающего двигателя автомашины.
Хоронили отца в день восемнадцатилетия Архелии. Она пребывала в таком подавленном состоянии, что всеми организационными делами пришлось заниматься сельскому голове. Он и гроб доставлял из района, и батюшку для отпевания привозил, и поминальный обед в столовке заказывал. Бабушка Настасья приехать в Талашковку не смогла – как раз попала в больницу с гипертонией.
Первые три ночи после похорон девушка провела у Евдошки. И только днем, превозмогая слабость, душевную боль и страх, приходила на свое подворье покормить скотину.
На четвертый все-таки сумела взять себя в руки и вернулась в дом.
Благодаря Кужману и бухгалтерше Клавдии Васильевне, фермерское хозяйство покойного Гурского работало в прежнем режиме: производило мясо и молоко, перерабатывало подсолнечник на масло, пшеницу – на муку и крупы, пекло хлеб, вязало веники, плело из лозы корзины… Однако требовался настоящий хозяин, имеющий право распоряжаться имуществом и подписывать финансовые документы.
Утром, на пятый день Клавдия Васильевна пришла к Архелии и сказала:
– Ты хозяйка всего добра, нажитого Гурскими, и по закону, и по завещанию, которое составил Павло Семенович сразу после смерти жены, земля им обоим пухом! Езжай, ради Бога, к нотариусу в район, и пусть он тебе расскажет, что нужно делать дальше. А потом, не мешкая, надо будет решить, кто станет управлять фермерским хозяйством по твоему поручению, то есть назначить исполнительного директора.
– Не нужно никакого директора, Васильевна! – ответила девушка, ласково обнимая бухгалтершу. – Я хочу самолично руководить, как руководил батька. Думаю, у меня получится. А вы будете мне помогать. Я удвою вам зарплату. Только, прошу вас, не уходите на пенсию! Мне без вас не обойтись.
Клавдия Васильевна удивленно пожала плечами, с сомнением посмотрела на Архелию, однако отговаривать ее не стала.
Они выпили чаю с булочками, поговорили о том, о сем, и бухгалтерша ушла на работу.
Целых полдня девушка занималась уборкой комнат – мыла полы, окна, протирала мебель, люстры, выбивала паласы и коврики, перетряхивала одеяла и пледы. Освободив жилище от толстого слоя пыли, непонятно откуда взявшейся в совершенно пустом доме, принялась делать ревизию платяных шкафов. Всю отцову одежду и обувь, которая теперь была не нужной, собрала в три мешка, погрузила в тачку и отвезла на окраину Талашковки, где располагалась специально оборудованная площадка для свалки бытового мусора. Архелия надеялась, что вещи подберут местные алкаши, часто отиравшиеся там в поисках чего-нибудь полезного.
По дороге домой она вдруг увидела Серегу Бондаря, которого года полтора назад осудили за угон легковой машины и отправили на «зону». Он стоял возле неухоженного подворья своих спивающихся родителей, покуривал сигаретку и сосал пиво из большой пластиковой бутылки. Девушка хотела пройти мимо, сделав вид, что не замечает Серегу. Но тот сам окликнул ее:
– Лия! Это ты, козочка?
Она приостановилась.
– Тебя что, уже отпустили? – спросила, недовольно поморщившись.
Хулиганистый, вечно поддатый Бондарь, настойчиво набивавшийся к ней в женихи еще до своего заключения, совсем не нравился Архелии.
– Да, я откинулся! – широко ухмыльнулся он и, приблизившись, хотел обнять ее за стан.
Девушка отступила в сторону.
– И что теперь будешь делать? Опять пить да воровать? – осведомилась, поглядывая на его кисти, сплошь покрытые витиеватыми наколками.
Сергей перехватил ее взгляд, гордо протянул руки, пошевелил пальцами:
– Че, приглянулись мои татуировки? Это мне один доходяга в сизо сделал по дружбе.
– Нет, не приглянулись! – честно призналась Архелия.
Он опять попытался обхватить ее за стан, но она и на этот раз увернулась от его лап.
– Говорят, ты теперь будешь рулить хозяйством вместо бати? – Бондарь взглядом ощупывал грудь девушки, выпиравшую из-под не застегнутой курточки. – Смотри, если тебе понадобится помощник, – кликни. Я подмогну!
– А что ты умеешь, что можешь? – в ее голосе слышалась неприкрытая ирония.
– Да все, че надо! – повел плечом парень. – Если кто наезжать станет или наглеть – я его одним ударом! Ну, ты поняла, да?
– Поняла, поняла! – вздохнула Архелия. – Ладно, Серега, пошла я. У меня полно работы.
– Ишь, какая деловая! – ухмыльнулся он. – Ну, иди, иди, козочка! Мы с тобой как-нибудь еще потолкуем, а?
Она развернулась и, ухватившись за ручку тачки, не спеша покатила ее по улице.
– Кстати, поздравь меня – я сегодня именинник! – крикнул вдогонку Бондарь.
– Поздравляю! – бросила через плечо девушка. И, оглянувшись, для приличия поинтересовалась: – Тебе двадцать исполнилось?
– Ты че, гонишь? – возмутился он. – Двадцать один!
Архелия еще издали увидела, что возле ее двора стоит, переминаясь с ноги на ногу, Райка, и неприятно удивилась: зачем это она приперлась, что ей надо? Неужели сейчас будет утешать или извиняться? Вряд ли, скорее – что-нибудь выпрашивать.
Сысоева явно изображала из себя вдову – была одета во все черное, на лице – скорбь и страдание. Ох, лиса, ох, артистка! Зачем же ей понадобился этот маскарад?
– Лия, милая! – бросилась она навстречу девушке, когда та приблизилась. – Как ты?
– Прихожу в себя! – коротко ответила Архелия.
– А я все никак не могу успокоиться! – затараторила Райка. – Все плачет мое сердечко, все убивается! Я ведь так любила Павлушу…
Мимо них на велосипеде проехала почтальонша Марфуша, с интересом взглянула на женщин, кивнула им вместо приветствия и вдруг резко остановилась. Развернула свой драндулет, подкатила его к ним и, обращаясь к Сысоевой, простужено прогундосила:
– Иди домой! Там тебя сюрприз дожидается!
– Какой еще сюрприз? – недовольно поморщилась Райка.
– Только что братик твой вернулся! Я видела, как он выходил из автобуса – с вещичками! – не без ехидства пояснила всезнающая Марфуша. – В общем, в примаках не засиделся, быстро получил пинок под зад! Понятное дело, кому ж бездельник и бандит нужен?
– Не бандит он! – возразила Сысоева. – Что ты такое мелешь?
– Да как же! – возмущенно выкрикнула почтальонша. – Ваш Борька уже дважды в тюрьме сидел, кто ж этого не знает! За то, что мужика в закусочной порезал, и за то, что снял в райцентре с какой-то девки цепочку и сережки. Было? Было! А ты говоришь: не бандит! Махнув рукой, Марфуша перекинула ногу через раму велосипеда и поехала дальше.
Райка с полминуты вздыхала да охала, потом стала опять рассказывать Архелии, как не спит и не ест, да все горюет по Павлу. Какое-то время девушка терпеливо слушала. А потом пристально посмотрела на пассию покойного батьки и прервала ее пылкий монолог вопросом:
– Чего тебе от меня нужно?
Глаза Сысоевой забегали.
– Я никогда не забуду Павлушу, – промямлила она жалостливым голоском. – Но неплохо бы что-нибудь иметь от него на память… Он говорил, что купил для меня несколько золотых украшений. Я хотела бы забрать их. Ну, и машина… Надеюсь, ты потом переоформишь ее на меня? Это ведь, считай, воля отца…
Архелия вскинула голову, презрительно усмехнулась, а затем поднесла Райке под самый нос кукиш и, печатая каждое слово, произнесла:
– Ну-ка, пошла вон, гадина!
У девушки гудели ноги и побаливала поясница, но отдыхать было некогда – в хлеву время от времени подавала голос некормленая скотина, потерявшая терпение в ожидании замешкавшейся хозяйки.
Давать корм корове, телке и бычку пришлось в полутьме – неожиданно погас свет, и, хоть Архелия поменяла лампочку, не появился.
Уже в доме, ополоснув уставшее тело под душем, она позвонила в контору Клавдии Васильевне.
– Есть в нашем хозяйстве человек, разбирающийся в электрике? – спросила, поздоровавшись. – А то у меня тут в сарае свет пропал…
– В этом деле дока Михайло Грицай, – ответила бухгалтерша. – Он сейчас на ферме. Сказать ему, чтобы зашел к тебе?
– Даже не знаю, стоит ли напрягать дядю Мишу, – засомневалась девушка. – У него там столько дел: и навоз нужно почистить, и сено коровам раздать, и за работой доильной аппаратуры проследить… Может, найдется кто-то другой, посвободнее?
Клавдия Васильевна вздохнула:
– Да был у нас еще один электрик – Ткачук, но отец твой выгнал его за перегар… Давай я пошлю кого-нибудь за Федькой, он специалист толковый и на подъем легкий – сразу и прибежит к тебе. Если, конечно, не сильно пьяный, потому что в последнее время, говорят, стал больше закладывать за воротник, хоть и сидит без копейки…
– Ой, Васильевна, сделайте доброе дело! – обрадовалась Архелия. – Я заодно и поговорю с Федькой. Если он даст клятву не пить на работе, то пусть завтра выходит на ферму, чего ж детей голодом морить? Как думаете?
– Полностью одобряю такое решение! – с энтузиазмом откликнулась бухгалтерша. – Какой он ни есть, Ткачук этот, а все ж наш человек, талашковский. Я с его матерью в школу ходила и в клуб мы с ней вместе бегали в юные годы… Царствие ей небесное, Ниночке!.. Федор, известное дело, любитель выпить, но чист на руку и не было случая, чтобы на работу не вышел.
Пообещав наведаться в контору завтра в первой половине дня, чтобы просмотреть накопившиеся бумаги и дать соответствующие распоряжения, девушка положила трубку. А сама стала гадать, что приготовить себе на полдник, так как обед, увлекшись работой, пропустила.
Ткачук появился минут через сорок. С виду трезвый, но с душком. В руках – автомобильная аптечка.
– Чего там у тебя стряслось, Лия? – по-деловому осведомился он. – Мне сказали, в сарае свет пропал?
– Ага! – подтвердила Архелия. – Я думала, что лампочка перегорела, и заменила ее. Но без толку…
– Понятно! – качнул нестриженой головой Федька. – Что-то, видать, с проводкой… Ну, веди, показывай!
Девушка завела его в хлев, несколько раз щелкнула выключателем.
– Видишь?
Ткачук открыл аптечку, в которой, как оказалось, хранились отвертки, пассатижи и рулончики разного вида изоленты, взял что-то похожее на карандаш с лампочкой на конце и, деловито сплюнув, попросил:
– Иди себе, занимайся своими делами! Не люблю, когда кто-то смотрит, как я работаю.
Через пять минут он вышел из сарая и с довольным видом сообщил:
– Неприятность устранена, хозяйка! Да, собственно, поломки-то и не было! Просто ты не до конца докрутила лампочку в патроне.
– Так что, свет есть? – обрадовалась девушка, бросив метлу, которой подметала бетонную дорожку во дворе.
– Есть, не беспокойся! – Ткачук заискивающе ухмыльнулся: – Может, найдешь мне граммов сто, так сказать, для восстановления здоровья? А то мы вчера с Сан Ванычем того… Целый день мучаюсь…
– Откровенно говоря, мне плевать на твое самочувствие! – без злобы в голосе произнесла Архелия. – Меня больше заботит то, что дома у тебя сидят голодные дети.
– Ну, че сразу голодные? – не согласился Федька, недоуменно пожимая своими узкими плечами. – Галка им вот пшенку сварила. Они ели ее с салом…
– Ладно! – вздохнула девушка. – Ты меня подожди, я сейчас твоим малышам кое-какие гостинцы соберу.
Она забежала в дом. В кладовке взяла с полки трехлитровую банку с консервированным салом, торбочку гречневой крупы и крынку с медом. Затем заскочила в кухню, достала из холодильника баночку домашней тушенки и увесистый кусок говядины. В платяной мешочек отсыпала муки из большой стеклянной кастрюли, положила десятка четыре яиц в плетеную корзинку. Постояла, подумала и, достав из шкафа старенькую клеенчатую сумку, сложила все гостинцы в нее. И, согнувшись в три погибели, поволокла во двор.
Ткачук торчал у калитки, опершись плечом о ствол старой груши, широко раскинувшей ветки с одинокими желтыми листьями, и вовсю дымил самокруткой.
– Возле сарая стоит велосипед, – окликнула его Архелия. – Пойди, прикати его сюда. В руках такую тяжесть ты домой не дотащишь.
Федька удивленно захлопал ресницами, озадаченно почесал затылок и побежал к хлеву.
Вдвоем они погрузили сумку на багажник велосипеда и привязали ее к раме куском бельевой веревки.
– Потом как-нибудь отдашь мне и велик, и сумку! – девушке никак не удавалось отдышаться. – А сейчас идем в магазин. Я куплю вам сахару, деткам – конфет и печенья, а тебе, уж так и быть, – бутылку пива. Но смотри, чтобы к утру был, как огурчик! И не опоздай на ферму! Понятно?
– Так я ж, вроде, того… не работаю, – напомнил Ткачук, немного смутившись.
– С завтрашнего дня работаешь! – отчеканила Архелия. – Ты восстановлен в прежней должности. Только ж Боже тебя упаси выпить на ферме хоть каплю или придти на работу под хмелем! Я тебя, гада, самолично прибью!
Повеселевший Федька споро катил велосипед, а его благодетельница шла сбоку, придерживая рукой сумку.
Талашковку медленно накрывали сумерки.
Докупив то, что хотела, и передав Ткачуку, девушка отпустила его, а сама вернулась к Тоньке – вспомнила, что дома заканчивается соль.
На обратном пути из магазина встретился ей Котофеич. Он семенил по улице и по своей давней привычке что-то напевал себе под нос. На его голове, не взирая на плюсовую температуру, громоздилась шапка-ушанка, на плечах висело старое пальто с наполовину облезлым бобровым воротником, в руках болтался затасканный кожаный портфель.
– Добрый вечер, Сергей Станиславович! – поздоровалась Архелия, уважительно склонив голову.
Директор остановился, снял очки, протер скомканным носовиком, достав его из кармана пальто, затем водрузил их обратно на нос и с интересом стал приглядываться, кто перед ним.
– Лия? Это ты? – спросил он, наконец. – Я вечером почти ничего не вижу…
– Я, Сергей Станиславович!
– Доброго тебе здоровьица, красна девица! – с теплом в голосе пропел Котофеич. – Видишь, как я постарел, уже своих лучших учениц не узнаю!
– Так темно же! – беззаботно улыбнулась девушка.
– Как ты, Лия? – директор нащупал ее руку и, стараясь приободрить, легонько пожал. – Такое горе у тебя… Господи, совсем дитя еще, а гляди – уже круглая сирота…
– Спасибо вам за сочувствие, Сергей Станиславович! – на глаза Архелии, помимо ее воли, накатили слезы. – Плохо без батьки и мамки, одиноко, тоскливо… Но нельзя падать духом…
– Правильно, правильно говоришь, Лия! – одобрил Котофеич. – Надо держаться! Жизнь, она без потерь не бывает…
– А скажите, муку в школу привезли? – вдруг вспомнила девушка недавнюю просьбу директора.
– Да кое-как выкручиваемся, – проговорил он, помрачнев. – Подвозят понемногу…
– Сергей Станиславович, я спрашиваю, привозили ли муку в школу из нашей мельницы? – Архелия вопросительно посмотрела на Котофеича, ожидая, что он сейчас развеет ее возникшие подозрения насчет забывчивости отца.
Однако директор отрицательно покачал головой.
– Нехорошо получилось! – вздохнула девушка, виновато опустив голову. – Простите, ради Бога!
– Что ты, что ты! – стал успокаивать ее Сергей Станиславович, энергично замахав свободной рукой. – В доме такое горе случилось, до муки ли тебе было…
Архелия достала из кармана мобильный телефон и, быстро отыскав в его памяти какой-то номер, приложила к уху.
– Клавдия Васильевна? Извините, что беспокою в нерабочее время. Тут такое дело… В школе сейчас трудности с мукой, дети остались без булочек… Да… Да… Четыре мешка… Прямо с утра… Ага… Спасибо! До свидания, Клавдия Васильевна! – и, спрятав телефон обратно в карман куртки, обратилась уже к Котофеичу: – Утром у вас будет мука! Это уже точно!
– Вот спасибо! – он опять нащупал руку девушки и благодарно пожал ее. – Добрая ты душа. Дай тебе Бог счастья!
Глава шестая. Откровения ведьмы
В конторе Архелия долго не задержалась. Коротко ознакомилась с состоянием дел, обзвонила нескольких оптовых покупателей, которые заволновались после безвременной кончины Павла Гурского, и подтвердила прежние договоренности по ценам на продукцию. На этом первый рабочий день новой хозяйки фермерского хозяйства «Заря» закончился и она, тепло простившись с Клавдией Васильевной и еще тремя работницами конторы, вышла на улицу.
У беседки, дымя сигаретой, девушку поджидал Бондарь. Увидев ее на пороге, подскочил и широко ухмыльнулся:
– Привет, козочка!
– Что, на работу пришел проситься? – спросила она, остановившись.
– Ну, какая работа? – лицо Сереги исказила гримаса отвращения. – За копейки вкалывать – это не по мне!
Архелия смерила его с ног до головы неодобрительным взглядом:
– Тогда чего тебе надо?
Он на секунду опустил голову, колупнул носком нечищеного башмака землю и негромко изрек:
– Тебя дожидаюсь!
– Зачем? – удивилась девушка.
– У меня есть в тебе интерес, – осклабился парень. – Нравишься ты мне. Очень!
– Как мне повезло! – воскликнула она с нарочитым изумлением и восторгом. – Надо же, такой крутой хлопец обратил на меня внимание. Просто не могу поверить в свое счастье!
– Че зубоскалишь? – немного обиделся Серега. – Ты ж мне и вправду нравишься…
Архелия посмотрела на него насмешливо:
– Так ты, может, и замуж меня позовешь?
– Ну, сказала – замуж! – мотнул он коротко стриженой головой. – Мне сперва надо крепко на ноги встать, деньжатами обзавестись, а потом уже и того…
– Обзавестись деньжатами, говоришь? – переспросила девушка и, сунув руки в карманы своей курточки, прибавила: – Это как, наворовать?
– Ты че, думаешь, я только воровать могу? – в глазах Бондаря вспыхнула искорка возмущения.
– А что еще ты можешь? – со смешком произнесла Архелия и, отвернувшись, неторопливо пошла по улице.
Он зашагал рядом.
– Мы с Борькой Сысоевым бизнес закрутим! – похвастался, прикуривая новую сигарету. – Мы с ним теперь кореша.
– Плохого ты себе кореша выбрал! – покачала головой девушка. – Он тебя быстро подведет под монастырь.
– Борька – нормальный, толковый мужик! – горячо возразил Серега. – Я рад, что мы с ним подружились.
– А почему он не прижился у этой женщины из Мазаевки, как ее… Зинка, кажется? – полюбопытствовала Архелия.
– Так ей же почти сорок, прикинь! – хмыкнул Бондарь. – Она на десять лет старше Борьки. Зачем ему эта старуха? Хотя Зинка, конечно, деловая баба, землю держит. В этом году выращивала подсолнечник…
– Так Борька бросил ее из-за возраста? – перебила девушка.
– Да он не бросал, – охотно пояснил Серега. – Зинка сама его выгнала. Она поручила ему заниматься уборкой подсолнечника, он стал химичить. Ну, а Зинка баба битая, быстро раскусила, что Борька ее накалывает, и указала на порог. Правда, выпроводила не с пустыми руками – дала треть денег за проданные семечки. Сысоев говорит, что бабок хватит на недорогую подержанную иномарку. Завтра мы с ним едем в район, он там свои права должен забрать. Его же лишили в прошлом году, когда поймали пьяного за рулем Зинкиной «Нивы»…
– Значит, Сысоев теперь при деньгах? – Архелии надоела болтовня тупоголового кавалера, и она прикидывала, как бы поделикатнее избавиться от него.
– Борька говорит: куплю тачку – великие дела будем делать, озолотимся! – с важным видом проговорил парень и искоса взглянул на девушку: сильное ли впечатление произвели на нее эти слова? Но выражение лица попутчицы оставалось бесстрастным. И тогда он решил прибавить себе вес в ее глазах ошеломляющей, по его мнению, новостью. Понизив голос почти до шепота, сбивчиво сообщил: – Я слышал, как Райка трепалась возле магазина бабам… дескать ты того… специально завела машину, когда в ней спал твой батя, чтобы он… ну, короче, ты поняла…
– Вот же мерзавка! – раздосадовано выкрикнула Архелия. И, ускорив шаг, на прощанье махнула Бондарю рукой: – Ладно, пока! Спешу я, у меня скот некормленый.
Парень разочарованно вздохнул, но гнаться за ней не стал.
После обеда к подворью Гурских подкатила старенькая «Лада» с прицепом. Из нее вышли трое мужчин – ветврач фермерского хозяйства, он же начальник цеха животноводства, Сидоренко, слесари Федька Ткачук и Михайло Грицай. Молодой водитель Юрка Палиенко остался в машине. Девушка их уже ждала. Она тут же выскочила из палисадника, бросив лопату, которой выкапывала клубни георгин, и настежь распахнула ворота. Легковушка задом въехала во двор.
Сидоренко, Ткачук и Палиенко сдержанно поздоровались, а Грицай с широкой улыбкой осведомился:
– Как дела, красавица!
– Да, в общем-то, нормально, дядя Миша! – приветливо ответила Архелия. – Плохо, конечно, одной, но, что ж поделать, приходится привыкать…
– Крепись, дочка! – вздохнул Грицай, гладя ее по голове, как маленькую. – Ты это, если чего помочь нужно по хозяйству, обращайся! Тетя Даша придет и поможет.
– Ой, да вашей теть Даше самой помощники нужны! – благодарно улыбнулась девушка. – Мало того, что весь день возится с котлами в детсаду, так еще и дома приходится не разгибаться. У вас же, кажется, три коровы и свиней, наверно, не меньше пяти…
– Верно! – кивнул Михайло. – У нас живности хватает. Но так и рабочих рук же вон столько! Ведь Микола с Дианкой живут вместе с нами.
Архелия повела мужчин в хлев.
– Забирайте на ферму бычка и телку! – сказала она, обращаясь к ветврачу. – Мне они ни к чему! Оприходуйте их, как положено, пусть растут в хозяйском стаде.
– Так ты, Лия, и телку отдаешь? – переспросил Сидоренко, деловито высморкавшись в углу сарая. Затем подошел к уже довольно рослому бычку, кинул на него настороженный взгляд из-под своего большого картуза, сшитого из нутриевых шкурок. – А мне Васильевна говорила, что нужно забрать только эту вот животинку…
– Да я тут подумала, подумала… Хватит мне и одной коровы, – девушка подошла к жующей Березке и ласково похлопала ее по боку. Та, покосившись на хозяйку, приветливо махнула хвостом. – И поросят мне столько не нужно. Забирайте троих на ферму!
– Ну, как скажешь, хозяйка! – развел руками ветврач и, почесав своей большой пятерной бритый затылок, повернулся к Ткачуку и Грицаю: – Вы, хлопцы, отведете на ферму бычка и телку, а мы с Юркой отвезем поросят. А сейчас давайте-ка свяжем им копытца да погрузим на прицеп.
Минут через двадцать машина выехала за ворота. За ней вышли Ткачук и Грицай, ведя за собой на привязи бычка и телку.
Не успела Архелия снова взяться за лопату, как во двор вошел грузный участковый Отечко с толстой папкой руках.
– Бог в помощь, Лия! – сипло пробасил он, добродушно улыбаясь.
– Спасибо, дядя Петя! – поблагодарила девушка и, на ходу вытирая руки о полу толстого байкового халата, вышла навстречу нежданному гостю.
– Не рано ты их решила выкапывать? – спросил Отечко, указав подбородком на кучку клубней, сложенных за оградкой палисадника на куске фанеры. – Моя Дуняша, насколько я знаю, берется за это дело после первых заморозков…
– Да нет, не рано, – покачала головой девушка. – Вы ж видите, как похолодало…
– Понятное дело, ноябрь начался. Скоро, даст Бог, и снежок выпадет, – рассудительно промолвил участковый. И, прочистив горло, вопросительно взглянул на хозяйку: – Не найдется у тебя стакан сыворотки? Что-то жжет в животе, будто я углей наглотался. Надо бы потушить…
– Ох, дядя Петя, вы, наверно, вчера опять с Кужманом в шахматы играли? – засмеялась Архелия.
– Было дело, чего греха таить, – признался Отечко.
– Ну, идемте в дом! – пригласила она. – Налью вам сыворотки. А хотите – кислого молочка!
– Да можно и так! – согласился участковый, заходя в прихожую следом за Архелией.
На кухне он присел у стола, вытер носовиком свою вспотевшую физиономию и поинтересовался:
– Как ты тут одна? Управляешься? Никто не обижает?
– Что вам сказать, дядя Петя? – девушка достала из холодильника кувшинчик с кислым молоком, поставила на стол. – Конечно, тошно одной, но куда деваться? С хозяйством управляюсь. Вот телку, бычка да трех поросят на ферму отправила, зачем они мне? Ну, а насчет того не обижает ли меня кто и сказать нечего – кому я нужна?
– Ну, не скажи! – помрачнел Отечко, протягивая руку за стаканом. – В Талашковке есть подлые людишки, сама, небось, знаешь…
– До меня им, к счастью, дела нет! – развела руками Архелия. И, чуть склонившись к плечу гостя, лукаво прищурила глаз: – Дядя Петя, у меня в баре остались отцовы запасы… Плеснуть вам винца, а? Может, оно погасит те проклятые угли в вашем животе?
– Ну, так оно и неплохо бы! – оживился участковый. – Но только водочки! Что толку с вина? Не серьезное это лекарство…
– Коньяк подойдет?
– Чего ж, конечно…
Девушка быстро смоталась в гостиную, достала из бара первую попавшуюся под руку бутылку коньяка и вернулась на кухню. Отечко с довольным видом потер руки.
– Только немножко! – попросил он, подставляя стакан.
Она наполнила его почти до краев. И, пока участковый неторопливо пил, вынула из холодильника тарелку с холодцом и блюдце с квашеной капустой, поставила на стол.
– Закусывайте! Хлеб – вон, замотан в полотенце, берите.
– Ага, – кивнул Отечко и, взяв вилку, поддел немного капусты. Прожевав, уже другим, бодрым, голосом произнес: – Тут кое-кто слухи в селе распускает… Уж прости, что приходится об этом говорить… Вроде ты самолично завела машину, когда в ней сидел пьяный отец, а потом еще и ворота гаража закрыла…
Архелия с укоризной посмотрела на гостя:
– И вы этому верите?
– Что ты?! – замахал он руками. – Понятное дело, что это бред! Я так понимаю, отец твой, когда его привезла Сысоева, остался сидеть в машине. Ну, ты подумала, что он в ней будет спать, и ушла в дом. А Павло спьяну взял да и завел мотор…
– Нет, не совсем так, – грустно возразила девушка и на ее пушистых ресницах блеснула влага. – Когда батьку привезла Райка, я вытащила его из машины и провела в дом. Уложила спать в гостиной, а сама вышла. А потом глядь: а батька сидит и лакает прямо из бутылки вино. Я к нему: не пей! Так он меня еще кулаком в лицо заехал. А сам поднялся и еле выполз во двор. Во дворе упал, полчаса валялся, никак не мог подняться… Как я ни просила, залез в автомобиль, кричал, что ему надо к Сысоевой. Завел мотор. Я думала, сейчас начнет выезжать из гаража, изувечит кузов. Но нет, машина урчит, а не едет. Я тогда подошла к передней двери, заглянула в окно. Смотрю – спит. Будить его не стала. Прикрыла ворота гаража, чтобы батька не так мерз, и ушла в дом… А утром…
Отечко сидел, облокотившись о стол, и внимательно слушал. Когда Архелия закончила, тяжко вздохнул и, поймав ее за руку, привлек к себе.
– Слушай, Лия, что я тебе скажу! О том, что ты самолично закрывала ворота гаража, никому ни слова! Понятно? Я все прекрасно понимаю, ты просто не знала, что делать этого ни в коем случае нельзя при работающем двигателе. Но поймут ли это другие? Поэтому всем, кто бы ни спрашивал, говори так: я не смогла вытянуть пьяного отца из машины, он в ней и уснул. Когда я уходила в дом, мотор был заглушен, а ворота гаража приоткрыты.
Когда Отечко закончил говорить, лицо девушки было белее полотна, а в глазах полыхал ужас.
– Дядя Петя, так что… получается, в смерти батьки… все-таки есть моя вина? – растерянно прошептала она. – Это же я закрыла ворота гаража, чтобы он не вздумал куда-то ехать…
– Прекрати! – резко взмахнул рукой участковый, пытаясь успокоить Архелию. – Никакой твоей вины в смерти Павла нет и быть не может! Но… держи язык за зубами. Ты меня поняла?
– Да, поняла, – пролепетала девушка, заливаясь слезами. – Боже мой, ну, почему я не догадалась вытянуть ключи из замка зажигания?
– Успокойся! – Отечко участливо взглянул на нее и, стараясь приободрить, похлопал по предплечью. – Судьба такая у твоего батьки – умереть в машине… Это лучше, чем он умер бы где-нибудь на навозной куче, обобранный до нитки этой гнидой Райкой! А она бы его довела! Знаю я эту подлую Сысоевскую породу!
Выпив еще один стакан коньяка, удовлетворенный угощением и беседой, участковый ушел. А Архелия еще долго плакала, упав на кровать в своей спальне и уткнувшись лицом в подушку.
Немного успокоившись, девушка управилась со своим, теперь уже не таким большим, хозяйством и решила наведаться к Евдошке.
Было почти восемь вечера, сырой сумрак ночи полностью накрыл Талашковку, но магазин, к удивлению Архелии, еще работал. Она зашла, купила конфеты, пачку сигарет, перебросилась парой фраз с продавщицей Тонькой и побежала дальше.
Стучать в окошко пришлось несколько раз, прежде чем старушка вышла в сени.
– У меня гостья! – вполголоса сообщила она девушке. – Ты уж не смущай ее, как только войдешь в дом, так сразу отправляйся в спаленку. Там и посиди, радио послушай, пока я гостью отпущу. Мы с ней в светелке потолкуем…
Архелия удивилась: кто это у Евдошки в такой час, обычно к ней приходили поутру или, по крайней мере, в первой половине дня? Неужто опять какая-нибудь заезжая дамочка? Небось, не терпится вернуть в лоно семьи загулявшего муженька…