Право на попытку

Tekst
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Малыш

Свинцовое небо. Серым его назвать язык не поворачивается. Здесь этот цвет везде. Даже среди мутировавшей зелени проявляется что-то грязноватое, свинцовое. Свинец радиацию не пропускает, вот и присутствует этот цвет всюду в Зоне. Ощущение, что небо, это одна сплошная туча.

Наш пилот прокладывал курс, сверяясь с маршрутом каждую минуту. Вся надежда на неведомых осведомителей, составлявших карту аномалий. Из вертушки гаечки не покидаешь, обходной путь не провесишь. Пока везёт. Кто-то славно потрудился.

Под нами показался табун кабанов. Отчётливо был виден вожак – крупный зверь не меньше полутора метров в холке. Можно себе представить, как выглядит животина, которая чуть меньше роста взрослого человека. А тут при почти таком же росте, это ещё гора мяса, острые зубы и огромные клыки. Щетина мутанта способна распороть любую, даже самую крепкую ткань. В общем, этакая живая машина для убийств. При этом, хищник. Жрёт всё, но преимущественно мясо. Обожает падаль. Вот так природа пошутила.

Следом за вожаком бежали с десяток зверей поменьше. Видна была самка с детёнышами. На звук винтов животные отреагировали одинаково. Остановились. Почти синхронно задрали морды кверху. Вожак начал рыть землю копытом. Видно было, как разлетались куски дёрна и камни. Вот он сорвался с места и помчался сквозь заросли, не разбирая дороги. Остальные устремились за ним.

А вот и плоти. Эти не обращают на вертушку никакого внимания. Они вообще в большие стаи не сбиваются, бродят по Зоне в две-три головы, а то и поодиночке. Никогда не мог понять, почему дикий кабан, мутировав, увеличился в размерах и стал хищником, но, при этом, сохранил что-то общее со своим предком, хотя бы внешне, а домашняя свинья превратилась в какой-то ковыляющий и жрущий всё подряд неповоротливый кусок мяса, который здесь называют псевдоплотью.

Впрочем, это вопросы к учёным. Пусть они разбираются, кто из кого и во что превратился. Это неиссякаемая тема для разговоров и у сталкеров, и у нас. Кто такие кровососы, откуда появились контролёры, что такое снорки. В общем, для научников Зона – такой же кусок хлеба, как и для сталкеров. Только одни собирают артефакты, пытаясь не попасть в аномалию или в желудок одного из порождений Зоны, а другие изучают те же самые артефакты, аномалии и мутантов. Они пишут и защищают диссертации, делают какие-то открытия. Да только, по моему скромному разумению, никто ни на шаг не приблизился к разгадке Зоны, не понял, что она такое, почему возникла и как будет развиваться дальше. А я знаю…. Теперь знаю.

Шли мы, наверное, низко. С другой стороны, высоко нельзя было. Нам же карту наземных аномалий дали, вот и летели максимально близко к земле. Вверху-то всё по-другому. Там то ли аномалии другие, то ли вообще чёрт те что. А только большая часть того, что пыталось пролететь над Зоной, в эту самую Зону и рухнуло. И теперь среди ржавых остовов машин, а то и вообще в чистом поле, можно наткнутся на куски обшивки вертолёта или самолёта. Попыток не оставляли долго. Всё пытались в Зону поверху попасть. Почти никому не удалось. Можно только вот так, как мы. Есть карта аномалий, которые мы старательно облетаем. Метр влево, метр вправо или немного вверх, и будет десяток «грузов двести». Вернее, одиннадцать, пилота не посчитал.

Накаркал. Десять трупов, как с куста. Чем нас сбили, я не знаю. Почему и как выжил, тоже. Вертолёт рухнул крайне неудачно, прямо в «трамплин». Это потом, анализируя, что произошло, предположил, что меня выбросило в момент взрыва, и я угодил в край аномалии, которая зашвырнула меня метров на пятнадцать, а там я повис почти на верхушке дерева. Сознание потерял сразу. Но те, кто сбил наш вертолёт, меня не нашли. Или не искали. Нет, всё же, я думаю, не нашли.

Дикая боль. Голова раскалывается, да ещё и кружится. Ощущение, что в неё забивают гвозди. Особенно в левую сторону. От пульсирующей боли сильно ломит глаз. В ушах шумит. И не понимаю где я. Мысли путаются.

Так… Я у комроты… Я получаю оружие… Мы летим… Вспышка!..

И провал в памяти. Попробовал пошевелиться и тут же едва не рухнул вниз. Ой! Да я на дереве! Осторожно, поворачиваясь по сантиметру, покрепче уцепился за толстую ветку. Который час? Надо спуститься на землю и понять, что же произошло. Покосился на ПДА, закреплённый на левой руке. Выключен. Надеюсь, не сломался. Без него в Зоне хана. Осторожненько прижимаю кнопку «пуск» к какой-то обломанной веточке. Экран засветился. Но признаков жизни в округе нет – детектор жизненных форм, если и работает, то не срабатывает. Так. Это не есть хорошо. Цепляясь за ствол, кое-как сполз вниз. Сел, прислонившись к дереву. Аптечка. Укол обезболивающего. Регенератор. Антидот, на всякий пожарный. Глоток воды из фляги.

Н-да. Во что превратилась куртка? Вся изодрана, края дыр обуглились.

Да о чём я думаю??? Сколько же я был без сознания? Часы на ПДА не работают, вырубились. А по солнцу не сориентироваться. Нет его. И вообще оно в Зоне не частый гость.

Вдруг ПДА завибрировал. Я посмотрел на дисплей. Пришло общее сообщение. «Погиб сталкер Семецкий. Место: Рыжий лес. Причина: Химера.»

Из-за кустов справа хриплое рычание. Чёрт! Где автомат?! Я выдернул «Узи», благо, он удобно висел под рукой. Дотянулся до второго. Одновременно попытался подняться, опираясь спиной о дерево. Больно-то как! Не подействовали ещё препаратики. В гущине кустов мелькает что-то… человек? Нет! Снорк! Тварь прыгает из стороны в сторону, опираясь на все четыре конечности. Хобот противогаза болтается туда-сюда. Главное попасть в голову, ну, или, на худой конец в шею. Стрелять снорку из «Узи» в туловище или по ногам-рукам, это разговор в пользу бедных. Только в голову. Перед глазами всё плывёт. Контузило меня что ли? А укол всё никак не действует. Вожу стволами вслед за дикими, не поддающимися никакой логике, зигзагообразными прыжками мутанта. Стрелять надо до начала движения. Поскольку угадать, куда он приземлится, нет никакой возможности.

Я начал опустошать магазины своих пистолетов-пулемётов, снорк увеличил скорость движения и непредсказуемость прыжков. Ага! Вижу, что несколько пуль прошивают плечо твари и уходят в шею. Мутант словно натыкается на невидимую стену. Он поднимается во весь рост. Это у снорков такой фирменный финт перед финальным прыжком. Если не успел свалить гада раньше, выжить потом сложновато. Рожок «Узи» в правой руке пуст! С левой всаживаю в него остатки магазина и попадаю прямо в стёкла противогаза…. Шумно выдохнув, опаснейший мутант Зоны заваливается на спину, так и не успев прыгнуть.

Выдыхаю. Да я, оказывается, во время короткой схватки и не дышал. Меня ещё пошатывает, но в тело начинают возвращаться силы. Похоже, лекарства начали действовать, пора им.

А вот и мой «АК». Валяется рядом с деревом. Видимо, ремень слетел, когда я кувыркался на верхушке. Перезаряжаю «Узи», вешаю на шею автомат. На всякий случай осмотрел, но можно не сомневаться, с ним всё в порядке. Не зря называют самым надёжным. В памяти всплывает: «изобрёл автомат потому, что меня всю жизнь окружали добрые и хорошие люди». Уж не знаю, неведомый мне дядя Калашников, кто тебя окружал, но машинка у тебя получилась добрая и хорошая. И надёжная. Попробуйте-ка американскую «М-16» уронить просто в пыль. Я после этого с ней не рискну в Зону, если полчаса-час на чистку не потрачу. А «Калаша» роняй хоть в грязь, хоть в болото, хоть в дерьмо, он как стрелял, так и будет стрелять. Только рожки менять не забывай.

Ладно. Это всё лирика. Надо разобраться, что произошло, и посмотреть, где же ребята. Я постучал по ПДА. Не-а. На детекторе жизненных форм ни одной зелёной точки. Живых нет. Продравшись сквозь кусты, и чуть не зацепившись за свисающие с бывшего высоковольтного столба «ржавые волосы», я вышел на поляну.

Плюс

У нас тут как? Год продержался – ветеран. Больше – почти легенда. Я в Зоне совсем не легенда, хотя почти пять лет уже здесь, просто сам по себе. Никто ничего обо мне не знает. А обо мне и знать нечего. Я вам не Стрелок. Хожу, своими делами занимаюсь. Впрочем, здесь никто ни о ком ничего не знает. И не интересуется. Моветон, ёлки-иголки. Но один раз я как-то на всю Зону прославился. С тех пор меня Скуперфильд и любит. Не знаю, сколько он на мне денег заработал, но думаю, что очень много. Да и я на нём.

Нашёл я артефакт. Да не простой, а совершенно новый, уникальный, нигде не описанный. Назвал его «Стеклянный шар». Почему, спросите? Да потому, что он и выглядел, как стеклянный шар. Ну, типа, детская игрушка – шар из стекла. А ещё раньше были такие же, похожие, но из резины, хотя выглядели, как будто из стекла.

А нашёл я его недалеко от свалки. Я тогда ещё не знал, что в эту сторону лучше не ходить, сильно фонит. Куда ноги доходили, там и искал. Каждую новую цацку с информационной базой сравнивал. А тут смотрю, какая-то хрень. Красивая, ёлки-иголки. Надо полагать, артефакт. Я сразу полез проверять – нет в базе никаких описаний. К этому времени, я уже знал, что в Зоне появляются новообразования, за которые дают очень большие деньги в силу того, что это вещь новая, неизученная.

В общем, подобрал я хабар. Пристроил аккуратненько в контейнер. Не знаю, кто эти контейнеры изобрёл, но в них артефакты спят себе спокойно, не излучают, никому не пакостят. Главное, в ячеечку находку грамотно упаковать, руками к ней не притрагиваясь. А то можно не только без рук остаться.

Я тогда со Скуперфильдом только начинал работать. Редчайший, надо сказать, скупердяй. Норовит скупить всё подешевле, а продать подороже. Хотя, обвинять его в этом нет смысла, потому что по этим правилам вся Зона живёт. А с ним, всё же, договориться можно.

В общем, приношу цацку, и, делая вид, что мне неинтересно, прошу оценить.

– Я, уж извини, не ботаник, как действует, не знаю. Но ни описаний этого артефакта, ни изображений нигде не видел.

– Да я вот тоже, – почесывая подбородок, задумчиво говорит мне редчайшее сволочное образование из всех что торговало и продолжает торговать в Зоне. – И, после паузы: – Сколько хочешь?

 

– Сколько дашь?

Торговались мы долго. Но самое смешное дальше. Я продал артефакт Скуперфильду не дорого, а очень дорого. После этого он перепродал его учёным дороже почти в два раза.

А вот теперь можно начинать смеяться. Это оказался не артефакт. Это оказалась обычная детская игрушка. Ну, вероятно, сохранилась ещё с тех времён. В смысле, с первого взрыва на ЧАЭС. Людей эвакуировали, но осталось много чего. Это «много чего» со временем растащили, конечно же, но и сейчас можно и на игрушку детскую наткнуться, и на томик Ленина. Хотя последнее реже встречается, пожгли всё, да и в сортир с чем-то ходить надо.

Так вот про шар. Мне потом говорили, что Максим – учёный, который и отвалил денег Скуперфильду – грозил заказать барыгу наёмникам. Очень уж ему досталось за разбазаривание фондов. Он, якобы, за новый, неизвестный науке артефакт, отвалил месячный бюджет, выделяемый на приобретение у сталкеров всяких цацок. Да впустую. Представляете, как обидно? А как потом коллеги смеялись?

А Скуперфильд меня после этого почти полюбил. Во всяком случае, цены для меня у него на покупку в разы больше, не продажу – в разы меньше. Чем я и пользуюсь с удовольствием.

Зачем я сюда припёрся? Не скажу, это моё дело. Но то и дело я вспоминал свою прошлую жизнь. Чего не хватало? Школа, журфак университета, армия. Работа. И какая. Да обзавидовались бы все. Со звёздами первой величины общаться приходилось. Поначалу интересно было так, что глаза горели. А потом моя профессия умерла. Верее, её долго и старательно убивали. Сначала упорно напоминая, что это вторая древнейшая. Платили деньги – и немалые деньги – за всякую ерунду, сделанную на потребу какому-нибудь уроду или фирме этого урода. Это был недобизнес. Контент дерьмо, но деньги за него получены.

Потом политика смешала всё с тем, что в отличие от денег пахнет. И появился подвид моей профессии. Журналистика превратилась в пропаганду. А сама профессия тихо почила в бозе. И началось соревнование, кто может глубже, а кто лучше. Пока от огонька в глазах не пришли именно ко второй древнейшей. Собственно, я первую больше уважаю. В ней через себя переступать не надо и принципы свои хоронить тоже не требуется.

И я просто сбежал. Здесь всё по-честному. Дерьмо называют дерьмом, плюшку – плюшкой, а не наоборот.

Как Зона появилась? Ну ничего себе вопросик. Точно не знаю, но, насколько наслышан, после знаменитой чернобыльской аварии в восьмидесятых прошлого века, через двадцать лет бахнуло уже по-настоящему. Ботаники яйцеголовые чего-то пытались сделать с информационным полем планеты. Грубо говоря, с ноосферой. Сделали. Дебилы.

Здесь вообще, насколько я понял, понапихали лабораторий с научниками очкастыми, где они всякие разные эксперименты начали ставить. В итоге, локальный прорыв аномальной энергии привёл к тому, что появилась Зона отчуждения. Где-то в недрах энергоблока находится «Монолит». Если верить тому, что говорят. Вокруг аномалии, артефакты, мутанты и прочие удовольствия. Зона периодически увеличивается. Границы раздвигаются. Иногда всё стоит так, как есть. Вероятность того, что Зона, как язва, и дальше будет расползаться, велика, но равна тому, что она останется в своих границах. Пятьдесят на пятьдесят.

Да зачем я рассказываюоб очевидном?

Малыш

С Плюсом мы случайно познакомились. Столкнулись, когда оба были не в самой лучшей позе. Пересеклись на подходе к недостроенному заводу «Росток». Ну, где база «Долга». Как я туда попал, я ещё расскажу. А у него своя история. Тут главное, что шли в одну сторону и встретились. Кто ж тогда знал, что случайная встреча обернётся долгой дружбой с очень надёжным парнем.

Одинокого сталкера я заметил издалека. За пеленой дождя не было понятно, во что он одет, и как экипирован. Ссутулившаяся фигура брела в сторону блокпоста. Я не сильно-то скрывался, но ходок меня не замечал. Не доходя до сталкера, я остановился за огромным коряжистым деревом. До незнакомца оставалось не более двадцати-тридцати метров, когда я заметил, что интерес к нему проявляю не только я. Ещё и одна из самых поганых и опасных тварей зоны – кровосос. А я в аккурат между сталкером и кровососом, только почти сливаюсь с толстым стволом.

Так, патронов ноль. Нож против этого мутанта не вариант. А дальше мысли закончились, всё произошло на автомате. Вижу мутанта, набирающего скорость и мерцающего перед переходом в невидимое состояние. Он двигается к сталкеру. Я просто слегка выдвинулся из-за ствола дерева и ударил. Ударил так, как учили когда-то давно, на срочке, когда мы под руководством прапора Руцкевича ломали кирпичи. нож. – «Только в спарринге будьте осторожнее, а то, когда до автоматизма с вами это отработаем, можете потом нечаянно шею кому-нибудь сломать, как два пальца об асфальт».

Мне батя рассказывал, как наш дед, которого я не помню, на спор с мужиками в деревне с одного удара кулаком в лоб быка валил.

Кровосос не бык, но… Звук удара, секунда полёта и звук «шмяк». Однако. Щупальца у него так красиво в воздух взметнулись. Дед бы мной гордился, к бабке не ходи!

Я повернулся к сталкеру. Он был невысок, одет в обычную камуфляжную куртку, такие же штаны. На руках – перчатки с обрезанными пальцами. Чуть выше колен штаны оттопыривали ножны, на шее маска. В общем, стандартный наряд сталкера.

Капюшон куртки сполз с его головы. Явно колбасило парня не по-детски. Пришлось влить в него остатки спирта. Ещё полчаса после этого я пытался привести его в чувство и, хотя бы узнать, как его зовут. Когда зубы парня перестали стучать, он наконец сказал:

– П-п-п-плюс.

– Чего плюс? – то ли заика, то ли трясёт его до сих пор.

– З-з-з-овут меня Плюс. – Его всё ещё трясло. Выглядел он как обычный сталкер. Куртка с капюшоном, маска, висящая на шее. На плече – «Гроза», ну, автомат ОЦ-14, выполненный в варианте гранатометного комплекса. Серьёзная игрушка. Для армейцев, как визитка. Подствольничек у него примастырен.

– Это твой ствол? – Я протянул руку к автомату.

– Мой. – Он явно начал успокаиваться. – Хороший, если что. Лучше оружия тут не видел.

– Я в курсе. Хотя лучше бывает. А ты в сторону «Долга» сейчас?

– Ага. Ходка неудачная, ёлки-иголки. Патронов почти не осталось, надо у местного барыги затариться. – Пола его куртки распахнулась, и я заметил, что разгрузка у него надета поверх бронежилета очень неплохого. Насколько я помню, такие «Форт» называются. Подобную защиту инкассаторы обычно носят, её не видно почти под одеждой. Ну что ж, значит, сталкер преуспевающий, если такую снарягу и такой ствол себе может позволить.

Выглядел он обычно. Среднего роста, волосы тёмные, лет почти как мне, может, помладше ненамного. Что ещё сказать? Одевался интересно. Поверх бронежилета и разгрузки зачем-то ещё куртку надевал. Впрочем, здесь так многие ходят, это я уже потом увидел. Хотя зачем – так и не понял. Это же неудобно. Разгрузка – она же как раз для того, чтобы всё под рукой было. А если сверху куртка, то как, к примеру, магазин быстро достать?

В общем, отвлекаюсь я. Дошли мы уже почти до базы. Плюс передом топал. У меня-то гайки и прочие железяки почти кончились, а у него запас был, он тропку прокидывал. Я уже молчу о том, что опыта хождения по Зоне у него явно побольше, чем у меня. И вдруг… Ё-моё. Вижу «Мамины бусы». Я не силён в опознании многих образований Зоны, но «Мамины бусы» знал, как выглядят. Очень редкая и полезная штука. Я даже глаза протёр, не померещилось ли? Нет, не исчезает артефакт. Не знаю, кто назвал его мамиными, но на бусы реально похож. Этакая сборка небольших чёрных поблёскивающих шариков.

– Плюс! – Я произнёс это негромко, как-то полушёпотом, что ли. Словно боялся, что редчайший артефакт исчезнет.

– Чего? – Сталкер недовольно обернулся. – Пойдём быстрее, вон уже блокпост виден, видишь, где бетонные блоки и вагончик? А то случись что, мы с тобой с одними ножами сильно не навоюем. – Он проследил за направлением моего взгляда и заткнулся.

В общем, я предложил Плюсу «Мамины бусы» продать, а деньги поделить. Он и не спорил. Без хабара же возвращался. Патроны покупать надо, а сколько у него наличных припасено, я не знал.

Егоров

Саша проснулся и посмотрел на часы. Пять. Спи, не хочу. Он широко зевнул и повернулся на бок, устраиваясь поудобнее. За окном пропела сирена то ли полиции, то ли пожарной, то ли скорой. Весёлая у людей жизнь – ночь, не ночь, а работать надо. Впрочем, он сейчас тоже ночами работал, так уж получилось.

Мысли поплыли в направлении сна. Ему часто снилось, что его забирают, или, как говорили в военкомате, призывают на службу. Во сне он попадал в ту же часть, но с разными вариантами. То сослуживцы были те же, то новые, то его забирали повторно, то он попадал в часть случайно. В общем, сны про армию снились, было дело. А вот про боевые действия, в которых ему не раз доводилось принимать участие – как отрезало. В жизни было, во сне нет. Ну, оно и к лучшему. Этому можно было только порадоваться. Сон, который снился ему только что, он вспомнить не мог, но он явно был связан со службой. Во всяком случае, Саша помнил, что во сне он стрелял.

Александр лёг на спину и закинул под голову руки. «Ну его, этот сон. Как там Катюха», – подумал он. «Она сейчас гостит у бабушки и ей там, наверное, хорошо». Мама Саши жила в деревне, и дочка проводила там большую часть времени. После того, как их оставила Катина мама – Сашина жена – уменьшенная семья Егоровых пыталась научиться как-то жить без неё. Уже получалось. Саша с дочкой вместе делали уроки, готовили, стирали, а из уборки устраивали настоящее приключение. Квест, как говорила Катя. Вот только она всё чаще заводила разговор о том, что папе пора бы познакомиться с кем-нибудь. Взрослела дочка. Но Александр об этом не думал. Надо было работать, поднимать Катюху, зарабатывать на жизнь. Нелегко жилось военному пенсионеру.

Саша широко зевнул. Сегодня на смену, а не хочется ужасно. Но на работу только к пяти вечера. Чем бы полезным заняться до выхода? Убрался в квартире вчера. Всё перестирал. Приготовил еду. Именно так. Не завтрак, обед или ужин, а еду. Саша обычно как делал, когда Катя гостила у бабушки? Готовил огромную кастрюлю какого-нибудь супа – чаще всего предпочитал борщ. Он такой знатный получался, что его всегда хвалили все, кто пробовал. Это мама научила. Затем на очереди была сковорода или казан второго. Что-нибудь, типа плова или котлет с подливой. Вот еда на всю неделю и готова. Сегодня Александр употреблял первое, завтра второе. Надо было только гарнир по-быстрому смастерить. А чаще, чем один раз в день у него дома поесть и не получалось. Зато неделю можно было к плите не походить.