Черный квадрат и «белый китаец»

Малышенко

Хоронили Николая Малышенко. Отыграла, как положено, траурная музыка, прозвучал российский гимн, отсалютовал почетный караул. Друзья и коллеги Николая поклялись на могиле отыскать убийцу и подвергнуть его самому суровому наказанию. Андрей Корнев тоже поклялся, только не вслух, а про себя.

Он стоял позади всех, стараясь не попадать под объектив видеокамеры, которая снимала процедуру похорон. Иногда сквозь толпу мелькало бледное и осунувшееся лицо Марины, жены Николая, в траурной оправе черного платка. С неземным выражением скорби в глазах она походила сейчас на мадонну.

Глядя на женщину, Андрей начинал чувствовать всю глубину утраты как бы ее сердцем. Перед этим чувством все остальное выцветает и меркнет. Андрей, хотя и хорошо знал Марину, тем не менее, удивлялся тому, с какой стойкостью она себя держала. Молча и отрешенно шла за гробом, с признательностью выслушивала слова соболезнования, словно машинально делала все, что полагалось, ее движения были точны и легки. Когда же гроб опустился в могилу, ни один звук не вырвался из ее уст. Лишь две слезинки, сверкнувшие на солнце алмазами, скатились по щекам. Вся сила сдерживаемой женской боли проявилась в этих маленьких прозрачных каплях…

Дважды Марина встречалась взглядом с Андреем, но ни разу ни жестом, ни словом не показала, что знакома с ним. Таков был их уговор. Андрей мучился от того, что не может поддержать ее на правах старого друга Николая.

Иное дело Эдуард Солнцев. Он все время был рядом с Мариной. Если надо, придерживал ее за локоть. Собственно он многое сделал, чтобы похороны прошли на высоком уровне. И хотя Николаю, офицеру полиции, погибшему, как сказано в некрологе, при исполнении служебного долга, были оказаны со стороны местного управления внутренних дел полагающиеся почести, все это не шло ни в какое сравнение с тем, что предпринял Эдуард. Как-то так получилось, что организация похорон легла на него. И этот дорогой гроб, обитый красным бархатом, и шикарный надгробный памятник, и море венков и цветов, и снятый для поминок лучший ресторан – его рук дело. Андрей был ему за это благодарен, сам он не имел такой возможности.

Много народу пришло на кладбище: и те, кто знал Николая, и те, кто не был с ним лично знаком. Последних привлекла торжественность похорон, а некоторые пришли поглазеть на них, как на некое шоу.

Размышляя об этом, Корнев вспомнил, как с год назад он негласно присутствовал в одном дальневосточном городе на похоронах убитого крупного мафиози. Он – сотрудник управления МВД получил тогда задание вести наблюдение за уголовными лидерами, прибывшими на церемонию. Их действительно приехало со всей России несколько десятков. Пышность процедуры, помпезность, с которой она была обставлена, привлекли внимание всего города. Самые авторитетные преступники России со скорбными лицами несли гроб, заказанный в Германии, чуть ли не равный стоимости «Мерседеса» последней модели. Гроб был перевит траурной лентой с надписью: «Дорогому другу, погибшему за веру, правду и справедливость». Сотни машин, одна за другою, медленно двигались по центральной улице города, сопровождая процессию. На кладбище был установлен трехметровый монумент – крест с распятым Христом, глядя на который, Корнев тогда подумал, что ничего более святотатственнее на свете, наверное, не бывает. Вокруг памятника стоял почетный караул из местных бандитов, и каждый час из-под земли слышались звуки траурной музыки: в гроб был встроен компьютерный музыкальный аппарат.

«Знай наших!» – таков был лейтмотив этого показного роскошного действа. «Вот кто настоящий хозяин на этой земле!» – словно хотели продемонстрировать его организаторы.

Однако истинную цель сборища знали немногие. Под предлогом похорон своего коллеги «крестные отцы» организовали очередную сходку или, как они теперь стали называть подобные встречи – совет лидеров. И речь на нем шла не только о дележе наследства убитого мафиози и пересмотре зон влияния, но и о внесении изменений в так называемый «моральный кодекс» воров в законе.

В результате спецопераций многие из криминальных авторитетов тогда оказались за решеткой.

Андрей грустно улыбнулся: понятно, почему он в той обстановке был нелегалом – выполнял задание в среде преступников, врагов. Но сейчас он находится на похоронах друга, однако вынужден снова скрывать свою личность, не имея возможность выражать публично чувства. Что это? Особенности его профессии или таково время, в котором ему приходится жить и действовать? В таких случаях он отвечал себе кратко: так надо.

Убит его лучший друг как раз накануне его прибытия сюда. Возможно, что кто-то таким образом предупреждает и его, Андрея. По опыту ему было хорошо известно, что в темных делах криминала случайностей не бывает. Но кто, кроме убитого Николая Малышенко, мог знать, с какой целью он приехал сюда?

После похоронной церемонии Эдуард Солнцев бережно подвел Марину к машине, и они уехали. Вслед за ними тронулись к ресторану и остальные. Николай, смешавшись с толпой, отправился туда же в одном их автобусов…

* * *

Поминки всегда очень скорбное дело, особенно для тех, кого они касаются непосредственно. У Николая Малышенко не было уже в живых отца и матери, но родители Марины присутствовали на поминках. Они сидели справа от нее, а слева находился Эдуард, который взял на себя роль тамады. За ним и был первый траурный тост. Его слова, звучавшие тихо, проникновенно, как и полагалось на такого рода мероприятиях, отчетливо доходили до самого края огромного зала. Сослуживцы и знакомые Николая с одинаково печальным выражением лица, стоя выпили за вечную память и упокой его души.

Николая Малышенко любили друзья и уважали недруги, которых у него было немало за то, что, как это звучит ни банально, он был честен и неподкупен. Сидя с краю длинного стола, Андрей Корнев размышлял о том, что в наше непростое время именно такие качества могут стать причиной неожиданной гибели. Его не отпускала мысль, которая муссировалась в местной прессе, а сейчас горячим шопотком то и дело проносилась в толпе присутствующих. В который уже раз Андрей перебирал в уме вчерашний разговор с Мариной Малышенко. Он состоялся на его временной конспиративной квартире, которую подготовили ему областные коллеги, именуемой в их среде «кукушкиным гнездом» или просто «кукушкой» – но названию лесной пташки, не имеющей собственного гнезда.

Еще один парадокс нынешней ситуации: близкие друг к другу люди должны были встречаться тайно.

Марина появилась у него не в трауре, чтобы не привлекать излишнего внимания, в темное время суток. Город был не очень велик, и ее могли увидеть. На всякий случай она надела парик. О встрече они договорились еще предварительно. Корнев попросил, чтобы о его приезде она пока никому не говорила.

Они сидели в маленькой комнате за столом, на котором стояли чашки с остывшим чаем, и Марина нервно теребила очередную сигарету. «Она снова начала курить», – машинально отметил про себя Корнев. Молодая вдова рассказывала о своих сомнениях. Речь, естественно, шла о гибели Николая.

– Я ни за что не поверю, что его убили из-за ревности, – тихо говорила Марина. – У него не могло быть другой женщины, он мне не изменял.

Андрей знал, что любящие люди часто бывают слепыми, так как хотят верить, что любимый ими человек также безупречен в своем чувстве к ним, как и сами они по отношению к нему. Не ведаешь – живешь спокойно. Но сейчас дело в другом. Следствие, начатое в связи со смертью Николая, тоже, похоже, взяло крен в сторону версии об убийстве именно на почве ревности. Поэтому Андрей слушал Марину с особенным вниманием.

– Ты же знаешь Николая, – продолжала Марина. – Хотя вы редко виделись друг с другом, но он остался прежним. За всем этим кроется что-то другое. Что ты молчишь? Скажи что-нибудь.

– Марина, – мягко отвечал Андрей. – Дай мне время разобраться.

– Но ты тоже не веришь, что его убили из-за ревности? – с каким-то отчаянием в голосе настаивала она.

– Не верю, – сказал Андрей.

– У меня только одна надежда, на тебя, – почти молила Марина. – Раскрой эту тайну, помоги мне. В этом проклятом городе все погрязли во лжи и деньгах. Я никому не могу верить. Грязные слухи распускаются умышленно, в газете появилась статья, что у Николая была любовница, и что убийца – ее сожитель. Я спросила у редактора, откуда у него такие сведения, он лишь ухмыляется, мол, мы не обязаны докладывать, где берем информацию. Зато материал, как он и сказал, убойный, привлечет много читателей, популярность газеты возрастет… Что творится, Андрей?

Корнев ответил не сразу. Его появление в этом городе было связано с другими обстоятельствами. Эх, он даже не успел поговорить с другом о предстоящих делах. Гибель Николая перевернула все планы. Теперь он вынужден действовать самостоятельно, фактически на свой страх и риск, и объем его работы здесь резко увеличивается.

Неожиданно погас свет. Андрей зажег две свечи и поставил подсвечник на стол. Лицо Марины едва освещалось, и она в окружении мягкого, живого света казалась Андрею в своей печали и тревоге такой таинственно-трогательной, что сердце его сжалось от жалости. Ему было больно сознавать, что она переносит сейчас самые тяжкие в мире душевные страдания, связанные с потерей близкого и любимого человека, и еще не меньшие – от того, что чернят его имя. Нет, он этого не допустит.

– Я обязательно найду убийцу, – твердо пообещал Корнев.

…Когда-то в далекой юности он, как и Николай, был влюблен в Марину, добивался ее внимания. Но она предпочла друга, и Корнев уступил. Сделал он это по-юношески эффектно, пригласив Николая и Марину на вечеринку с шампанским, где был необычайно весел и оживлен, а затем исполнил на гитаре популярную в прошлом песню:

 
…Ну, а случись, что друг влюблен,
А я на его пути,
Уйду с дороги – таков закон,
Третий должен уйти.
 

Закончив куплет, он быстро встал и ушел из квартиры, оставив влюбленных одних. Он вообще уехал из города, позднее поступил в Академию МВД и остался работать в столице. Николай же с молодой женой перебрался в город Ореховск, где проживали ее родители, и поступил на службу в уголовный розыск.

– И Эдик обещал помочь, – сквозь слезы говорила Марина. – Он многое делает для меня. Я ему так благодарна.

Проводив Марину до двери, Андрей успокаивающе сжал ее плечи и поцеловал в щеку.

Солнцев

– Мне кажется, что похороны прошли идеально, – сказал Эдуард Солнцев. – Как ты считаешь?

Андрей кивнул головой, хотя в его сознании не очень укладывалось, что на поминках друга надо говорить о том, как «идеально» были организованы его похороны. Но усилия, предпринятые Эдиком, и расходы, взятые им на себя, давали ему такое право. Они стояли на балконе ресторана, и со стороны не было ничего особенного в том, что два мужчины, присутствовавшие на похоронах, беседовали между собой.

Когда-то их было трое – преданных товарищей, студентов юридического института. Водой не разлить, друг за друга горой. Если кто-нибудь из посторонних пытался внести малейший раскол в их отношения, просто даже сказать об одном из них нечто сомнительное, то немедленно получал достойный отпор. Из троих только Эдуард после окончания института пошел не в органы внутренних дел, а выгодно женился на столичной невесте и попал в адвокатуру. Но затем по какой-то причине развелся и покинул Москву. Андрей Корнев на несколько лет потерял его из виду, однако из письма Николая Малышенко как-то узнал, что Эдуард обосновался в этом городке. Увы, их встреча произошла только сейчас, после гибели Николая.

– Ты почему сел где-то на задворках стола? – недоумевал Эдуард. – А на похоронах вообще спрятался в толпе? Ведь лучшего друга хороним.

– К чему выпячиваться. Меня здесь никто не знает, – ответил уклончиво Андрей. – С Мариной я виделся накануне. Кстати, она тебе очень благодарна за помощь.

– Марина хочет уехать отсюда, – задумчиво сказал Эдуард. – Не только из-за смерти Николая, но и из-за этих нелепых слухов, которые заполонили город.

– А ты что думаешь по этому поводу? – спросил Корнев.

– Марина тяжело переживает утрату мужа и все сейчас воспринимает чрезвычайно обостренно. Пройдет немного времени, боль притупится, и тогда она сможет рассуждать объективно. Я, конечно, пытаюсь всячески ее успокоить.

– А что говорят о смерти Николая?

– Разное. Главным образом то, что его убили из-за какой-то бабы. Только я не очень верю в эту чепуху. Ты ведь знаешь Николая, он свою Марину ни на кого не променяет. А что касается баб… Ну, все мы не без греха. Хотя Колька всегда был среди нас самый степенный. С другой стороны, странное какое-то убийство, старомодное. Сейчас топором никто не убивает… Когда столько огнестрельного оружия по стране гуляет. Проще и надежнее применить пистолет.

– Ты откуда знаешь, что Николая убили топором? – удивился Корнев.

– Узнаю почерк настоящего сыщика, – улыбнулся Эдуард. – Разговор разговором, а чуть что – сразу насторожился. Да об этом все говорят, разве в нашем городке что-нибудь скроешь. Нет, хорошо все-таки, что ты приехал! Жаль, что повод только для этого слишком печальный. Никак не могу поверить, что Николая нет. А он часто вспоминал тебя, говорил, надо бы собраться всем вместе. И вот, встретились…

– Ты здесь давно?

– Года два. Разве Николай тебе не рассказывал обо мне?

– Говорил.

– Я отошел от юриспруденции, занялся творчеством. Понял, в чем моя стихия, так сказать. Живопись, художественная фотография и все такое прочее. А ты надолго сюда или только на похороны прибыл?

Внешне Эдуард сильно изменился, отметил про себя Андрей. Он помнил чуть чопорного, педантичного Солнцева в молодости, сначала зубрилу-студента, потом преуспевающего адвоката, который всегда ходил в отглаженном темном костюме и элегантном галстуке. Сегодня, несмотря на траурный день, он был одет в дорогие джинсы и темно-коричневую замшевую куртку, под которой виднелась черная шелковая рубашка. Легкая небрежность в одежде, седоватая аккуратная бородка и усы, красиво взлохмаченная шевелюра действительно делали его похожим на представителя творческой профессии.

– Побуду несколько дней, – уклончиво сказал он. – Есть у меня одна мыслишка. Я ведь на пенсию собрался, вот и подыскиваю себе местечко, где бы обосноваться. Может, здесь присмотрю какой-нибудь домик, глядишь, и осяду.

– Места тут неплохие, – задумчиво проговорил Эдуард. – Если захочешь, я тебе помогу в твоих поисках. Нет, это здорово, – повторил Эдик, увлекшись идеей, – снова будем вместе, как в молодости. Эх, жаль, что Коли с нами нет. Значит так, траурные дела отойдут, мы с тобой встречаемся, тогда обо всем и поговорим.

Корнев

Утром Андрею позвонил по мобильному телефону тот единственный человек из областного УВД, с которым он в качестве запасного варианта должен был поддерживать оперативную связь. Кстати, одна из причин нахождения здесь Корнева инкогнито, вызвана была тем, что кое-кто из крупных городских начальников оказался тесно связанным с местным преступным миром, «крышевал», как сказали бы знатоки специфического сленга…

Сначала собеседники нейтрально порассуждали о погоде, а потом Андрей услышал от связника нужную фразу:

– Надо бы поехать на рыбалку, говорят, щука неплохо пошла.

Это означало, что имеется важная информация и необходимо увидеться. Встреча должна была состояться в березовой роще возле загородного озера, любимого места развлечений и летнего отдыха горожан. Здесь же и было найдено несколько дней назад тело убитого Николая.

В ожидании связника Корнев прохаживался по тропинке. В роще было уютно и весело, как всегда в солнечный майский денек. Легкий ветерок играл сам с собой в прятки среди веток, покрытых свежей зеленью. Во все голоса распевали птицы.

«Если бы знать, о чем они щебечут, – слушая птичий гомон, подумал Корнев. – Возможно, кто-то из этих пташек находился здесь в тот роковой момент. Интересно, воспринимают ли птицы смерть человека, остается ли у них что-либо в памяти? Вот были бы бесценные свидетели. О чем я думаю? Что за чепуха в голову лезет? Совсем рехнулся», – тут же усмехнулся он.

Андрей представил, как совсем недавно в такой же погожий день прогуливался здесь Николай. У него была назначена встреча со своим информатором. Николай, видимо, дошел до старого толстого дуба. Солнечный поток, преломляясь в сотнях молодых листиков, образовывал над ним светлый купол. Находясь под очарованием прекрасного весеннего дня, прислушиваясь к дыханию теплого дня, Николай, наверное, здесь остановился. И вдруг на его голову сзади обрушился страшный удар. За этим старым дубом и скрывался преступник.

«Успел ли Николай уловить движение за своей спиной, – снова подумал Андрей. – Мог и не слышать, к тому же тарахтел трактор на поле возле озера… Судя по положению тела, удар был внезапный, и Николай не сумел на него среагировать».

На тропинке появился силуэт мужчины. Андрей зашел за ствол дуба, чтобы не сразу показаться ему на глаза. Вдруг связник не один. И тут же отметил про себя: «Так же поступил в тот раз и убийца. До чего похожи методы работы тех, кто вынужден действовать в тени: будь то преступник или сыщик».

Связник подошел ближе, встал возле дуба, спиной к нему.

«Точно, как Николай тогда», – снова подумал Корнев, выходя на тропинку.

– Здравствуйте, Андрей Петрович, – поздоровался связник.

Это был молодой оперуполномоченный уголовного розыска Евгений Сергеевич Соловьев. Сейчас он работал в следственно-оперативной группе по раскрытию убийства Малышенко, но впоследствии должен быть переведен в порядке повышения в Москву. Когда ему предложили сотрудничать с Корневым, Соловьев искренне обрадовался: ему доверили весьма важное дело да еще в контакте с представителем из министерства. Однако радость его вскоре поубавилась, так как Корнев даже не объяснил, в чем заключается задание, лишь потребовав от него полную информацию о ходе расследования убийства Малышенко.

– Рассказывай, Евгений, какие новости?

Женя дрогнул кадыком, проглатывая слюну. У него была нелепая привычка: от волнения он и дело он слюну сглатывал. Сначала это раздражало Корнева, так же как и то, что Соловьев, постоянно повторял «Что еще?», вставляя эту фразу к месту и не к месту. Но парнем он был толковым, и Андрей скоро перестал обращать внимание на эти его маленькие странности.

– При обыске в доме некоего Маркова, подозреваемого в убийстве, нашли топор со следами крови, а также письмо на имя Малышенко. Дата показывает, что оно написано за три дня до убийства. В письме Марков обвиняет Малышенко в том, что будто бы тот воспользовался его отсутствием и склонил к сожительству его фактическую жену Быстрову Наталью. Что еще? За этим самым дубом обнаружены отпечатки следов от кроссовок Маркова.

– А пистолет? – раздраженно спросил Корнев.

– Какой пистолет? – недоуменно уставился на него Евгений.

– Пистолет не обнаружили, который пропал у Малышенко после его убийства.

– Нет, не обнаружили, – растерянно проговорил Соловьев.

– Удивительно, – с усмешкой покрутил головой Андрей. – Преступник оставил после себя столько убийственных улик, а пистолет куда-то дел. Тебе не кажется это странным?

– Что именно?

– Количество улик. Не уголовное дело, а праздник души для следователя. Все тебе на тарелочке и преподнесено. Не проще ли было Маркову выбросить топор, ну, хотя бы в озеро, чем тащить обратно в дом. Такую улику-то. А письмо? Зачем оставлять его в доме, как думаешь? Может, кто-то нам специально подбрасывает наживочку в надежде, что мы, как глупые карасики, ее заглотим?

– Я так не считаю, Андрей Петрович, – осторожно возразил Женя. – Топор был тщательно замыт, и только криминалистическая экспертиза показала, что имеются остатки крови. Что касается письма, то оно было обнаружено в печке, полусгоревшим, среди остывших углей. Лишь кое-что в нем удалось восстановить. Эксперт дал заключение, что оно действительно написано Марковым. Что еще? Налицо типичная «бытовуха». Марков не профессиональный киллер, и логика у него дилетантская, поэтому он так наследил.

– Кто этот Марков, черт возьми?

– Бывший наркоман, сидел за кражу и сбыт наркотиков, лечился в колонии. Вышел три недели назад. Говорят, что он, якобы, завязал с наркотой, но кто знает? От наркомании может излечиться только тот, кто волю имеет. Марков к таким не относится, его характеризуют человеком слабовольным, легко поддающимся чужому влиянию. Что еще? Его сожительница – Быстрова, тоже бывшая наркоманка. Когда Марков сел, ей дали условный срок. С ней работал Николай Малышенко, устроил ее на лечение, помог избавиться от наркомании. Затем она стала его информатором. Что еще? Женщина она красивая, блондинка с ярко-синими глазами. Никогда не подумаешь, что ранее подзарабатывала проституцией и чуть ли не бомжевала с Марковым. Чем только тот ее взял? Худой, невысокий…

– Черт возьми! – снова выругался Корнев.

– Вы о чем? – недоумевал Соловьев. – Дело близится к развязке. Преступник известен, найти его, думаю, особого труда не составит. Он залег на дно, но в скором времени всплывет. Куда ему деваться?

– Да-да, возможно, ты прав, – рассеянно проговорил Корнев, раздумывая о чем-то своем…

* * *

На краю города Ореховска, там, где парк переходил в дикий подлесок, на берегу местной речки, впадающей в озеро, раскинулся микрорайон, застроенный в основном пятиэтажками. Ближайшая к нему автобусная остановка так и называлась «Новый микрорайон», хотя таковым он был лет пятьдесят назад. Сейчас дома сильно обвешали и в точности соответствовали тому, что в народе метко именовалось «хрущобами». Переселяли сюда в свое время в основном трудовой люд да пенсионеров.

Они и были первыми завсегдатаями пивного павильончика, открытого через дорогу рядом с густой рощицей. Замусоленное местечко, окруженное с трех сторон деревьями, в тени которых так хорошо смаковать пенистый напиток, местный люд образно называл «малой землей». Любая коряга, ящик или пень становились удобным временным пристанищем для любителей пива. Земля вокруг была утоптана тысячами ног, повсюду валялись куски бумаги, рыбьи кости, остатки хлеба.

По старой привычке местные мужички предпочитали собираться именно здесь, чтобы промочить горло и поделиться новостями. Ну, а жены приходили к павильончику, чтобы разыскать своих мужей и угнать их домой.

Затем «малую землю» облюбовали так называемые маргинальные личности, которые, увы, есть в любом городе: пьяницы, наркоманы, бомжи и прочий малопривлекательный люд. Постепенно они стали полными ее хозяевами, проводя здесь целые дни. В роще всегда можно спрятаться от посторонних глаз, тут же они отсыпались, ругались, порой дрались, выясняя друг с другом отношения.

Жители теперь с опаской стали обходить ранее популярное место. Время от времени полиция устраивала облавы, маргинальные личности исчезали, потом снова появлялись, павильончик то закрывался, то вновь открывался, и жизнь «малой земли» продолжала течь по своим законам.

Сюда и направился Андрей Корнев, предварительно порасспросив об этом злачном местечке Евгения Соловьева. Еще он попросил достать какую-нибудь одежку поплоще, чем вызвал удивленный взгляд Соловьева, но спрашивать тот ничего не стал, как лицо подчиненное: коли столичное начальство объяснять не желает, то ему виднее. И теперь Корнев, одетый в старые потрепанные джинсы и линялую футболку, завихрив волосы, сошел с автобусной остановки, направляясь к зачумленному павильончику. Такой «выход в народ» Андрей любил осуществлять, будучи еще «зеленым» опером и работая непосредственно на «земле». И надо сказать, этот незамысловатый приемчик нередко оправдывал себя: когда Андрей вращался в гуще разношерстной публики и случайных знакомых, то в ходе отвлеченных разговоров порой мелькала весьма ценная информация, которая становилась кончиком нити, с помощью которой потом разматывался клубочек какого-нибудь запутанного преступления.

Живописный народ возле палатки вел себя оживленно, но порой излишне нервно и агрессивно. Андрей взял две кружки дешевого пива, зашел за павильон, присел на деревянный ящик, достал вяленую воблу, принялся ее чистить. Неторопливо глотая желтую влагу местного производства, он с интересом слушал, о чем беседовали два мужика с одинаково серыми лицами, по виду совсем забулдыги. Они уже приняли «четвертинку», заели ее соленой килькой, глотая неочищенной вместе с головами, и теперь «лакировали» водку пивом.

– Мента того так хватанули топором по темечку, что он сразу копыта и отбросил, – скороговоркой частил маленький вертлявый мужичок.

– Эт-то все мафия, – глубокомысленно произнес его собутыльник, лысый с белесыми навыкате глазами. – Она повсюду.

– Не-а, – не согласился вертлявый. – Его Лешка-Колесо ухлопал. Мне участковый сказал.

– Все равно мафия, – глядя перед собой, упрямо повторил напарник, медленно отхлебывая пиво.

– А может, и мафия, – согласился первый.

И оба замолчали, размышляя о некоей таинственной и могущественной силе, именуемой не совсем понятным словом «мафия», что действует в их городе и убивает людей. Потом вертлявый, у которого не осталось больше пива, принялся усиленно оглядываться по сторонам. Особенно часто он смотрел на полную кружку, стоящую перед Корневым. Андрей позвал его жестом руки.

– Что, хочешь на троих сообразить? – спросил Корнев.

– Ха, – произнес вертлявый и застенчиво добавил. – Неплохо бы, только мы пустые. Может, угостишь?

– Нашли лоха, – отозвался Корнев. – Пить на холяву.

Он смачно хлебнул из своей кружки, подумал с минуту, потом нехотя достал деньги и велел вертлявому:

– Ладно, иди купи пару пива.

Вертлявый обрадовано кинулся к павильончику. Спустя короткое время новые знакомые оживленно беседовали.

– Я тебя, точняк, не знаю, – заверял чернявый Корнева. – Я здесь всех знаю, а тебя – нет.

– Правильно, – согласился Андрей. – Я два дня как сюда прибыл, у меня брат там живет.

И он неопределенно махнул рукой в сторону «хрущоб». Затем как бы между прочим добавил:

– Только приехал в город, а тут похороны. Говорят, мента какого-то убили?

– Замочили, – кивнул головой чернявый, и обрадованный тем, что появился новый слушатель, подробно рассказал, как, когда и где убили, а затем добавил: – Я энтого Колесо, что его грохнул, хорошо знаю, мы с ним почти соседи, он от меня через дом живет.

– Фамилия у него странная – Колесо? – недоумевал Андрей.

– Энто, не фамилия, а кликуха, – усмехнулся снисходильно лысый. – Ты, видать, срок не тянул, раз спрашиваешь?

– Нет, – простодушно признался Корнев. – А вы, по всему видать, ребята ушлые.

– Не тебе чета, – пренебрежительно сказал лысый.

– Лешка сначала «колеса» глотал, – пояснил чернявый. – Потому и прозвище такое получил. А затем колоться начал.

– А за что он убил опера?

– Все враки, что из-за Наташки – марухи его… Хотя мент к ней точно ходил, – тараторил вертлявый. – Я ее спросил как-то, чегой-то к тебе он клеится, а она говорит с усмешкой: видать, я ему понравилась. Но тут же добавила: веришь, Ген, я люблю одного Лешку и дождусь его. Мне никто не нужен, окромя него. Колесо, если и убил мента, то только за то, чтобы отомстить. Ведь энтот мент три года назад отправил его баланду в зоне хлебать.

– Баки не заливай, – поморщился лысый. – Эта Наташка еще та давалка. За наркоту что хошь сделает.

– Да не, – запротестовал чернявый. – Она уж с год как завязала.

– Ну и зверь этот Колесо? – поразился Андрей.

– Не-а, он мухи не обидит. А после зоны вообще тихой стал, затюканный какой-то, слова из него не выжмешь. Я у него спросил: Леня, ты сейчас колешься, а он мне – нет, я энту гадость теперь на дух не переношу. Сам удивляюсь, что на него нашло? – вертлявый растерянно развел руками. – Может, моча в башку ударила.

– Теперь, видно, снова посадят Колесо? – поделился соображением Корнев.

– Какой там. Он из дома сбежал вместе с Наташкой. Напужался. Хотя по секрету скажу, – он наклонился к Андрею и, глядя на него доверительно-настороженным взглядом, снизил тон голоса почти до шепота, – по ночам кто-то в его доме шастает. Точняк. Я как-то со сна встал водички испить, в окно глянул – в его дворе ктой-то стоит и тень чья-то движется. Я струхнул, но гляжу. Минут через пять все исчезло. Вот я и думаю, кто ж там ходил. Может, Колесо? Али призрак какой? Я этих призраков до смерти боюсь.

– Ну ты, фуфлыжник, – презрительно сказал лысый. – Бреши, да не зарывайся. Хлебало захлопни.

– Клянусь мамой, так и было, – горячился вертлявый. – Сам видел.

– Чего-то ты мне не нравишься, мужик, – вдруг неожиданно сказал лысый Корневу, оглядывая его так, словно впервые увидел.

Белесые глаза его от выпитого «ерша» стали красными и злыми.

– Я вспомнил тебя. Ты, гад, в прошлом месяце у меня деньги брал на водку, сказал, сщас принесешь и заныкал. Что, не помнишь, сволочь? На этом самом месте я тебе бабки дал. Теперь чужаком прикидываешься. Ну, гони монету…

Вертлявый сначала оторопело глянул на товарища, но тут же завопил:

– Е-мое, я думаю, где видел энту морду. Точняк, деньги зажилил. Теперь и я тебя узнал.

Андрею стало смешно. Собутыльники, только что пившие на дармовщину его пиво, решили еще его и попотрошить. А вдруг получится взять на понт.

– Мужики, вы меня с кем-то спутали. Не был я здесь в прошлом месяце, – миролюбиво сказал он.

– Слышь, Гена, не хочет добром отдавать. Придется проучить. Ну, – грозно сказал белесый. – Пойдем в лес, поговорим.

Корнев вздохнул, пожал плечами.

– Так вы на добро отвечаете. Давайте, хоть пиво допьем.

– Точняк, – охотно согласился вертлявый. – Зачем добру пропадать?

– Может, договоримся. Будем считать, что я с вами за водку пивом рассчитался, – предложил Андрей. – И с миром разойдемся.

– Ты чо, нас за дундуков держишь? Сравнил, два нет три пузыря водяры за две склянки пива. Сдрейфил? Гони бабки.

Оба забулдыги угрожающе придвинулись к Корневу.

– Что за базар, работяги?

Возле спорщиков внезапно появился молодой парень. По аккуратной одежде и манерам видно было, что он явно не из местной шушеры. Но держал он себя так спокойно и уверенно, словно являлся здесь подлинным хозяином.

– Ты кто такой? – оба уставились на наглого парня, напрягая лица и пытаясь что-то сообразить.

– Про Коня, думаю, слыхали? – весомо сказал парень, холодно сощурив взгляд.

Лысый и вертлявый смешались, глаза у них забегали. Видно, упоминание о «Коне» явилось для них весомым аргументом. Подошедший небрежно бросил:

– Так я его кореш.

– Он, – льстиво сказал лысый, кивнув на Корнева. – Деньги у нас взял, а отдавать не хочет.

Парень смерил Корнева презрительным взглядом.

– Этот, что ли? – сказал он. – Ладно, я с ним сам разберусь. Но если заява не подтвердится и вы тюльку гоните, пеняйте на себя.