На границе Вселенной. 3 тома в 1

Я не предполагал, что у меня могут быть какие-то права, которые другие не могут нарушить. Свод законов Земли охранял благополучие людей, и это поразило меня ещё больше, чем история прошлого века планеты.

Соседи объяснили, что все дети должны ходить в школу, но сейчас лето, поэтому они отдыхают и ходят только в разные секции в приюте. К моему удивлению, у меня было право выбрать любые предметы и развивающие программы. Ребята сказали, что я могу хоть завтра посетить пробные занятия и записываться, если понравится. Они предложили столько всего, что я даже растерялся. Это были спортивные секции, научные клубы, художественные кружки.

Земля показалась мне настоящей утопией по рассказам соседей. Невероятно, что люди сразу нам помогли и ещё позволили учиться и развиваться в абсолютно любой сфере!

Я переоделся в новую одежду, и ребята отвели меня в столовую, у них уже настало время обеда. Много детей разных возрастов резво бегали с подносами и звонко смеялись. Я быстро нашёл в толпе Элиз и подсел к ней. Казалось, она одна грустила в этом царстве радости. Она наклонилась и прошептала мне на ухо на единственном хорошо знакомом ей языке: «Я совсем их не понимаю». В ответ я также тихо ответил: «Не переживай, думаю, мы за несколько месяцев выучим язык».

Трое моих новых соседей вскоре подсели к нам за стол. Я ненавязчиво поинтересовался, как долго дети живут в приюте, и они рассказали, что дети живут тут до окончания школы, а потом сами выбирают: учиться дальше, работать или стать «волонтёром планеты». Еда на Земле была невероятно вкусной, видимо, потому что люди выращивали все сельскохозяйственные культуры экологически чистым способом, не используя химикаты, и животных разводили на больших фермах, где у тех было много места для выгула.

Нам с Элиз выдали смарт-буки уже через несколько дней, и мы смогли найти массу учебников для изучения земного языка для начинающих. А ещё через неделю моя подруга пыталась коряво говорить, и её снисходительно понимали. Никто сильно не удивился её речи, все были уверены, что она больна и сильно отстает в развитии. Но это было не так, и через два месяца Элиз общалась с землянами совсем без акцента. Взрослые списали этот феномен на стресс после кораблекрушения и на мою дурость. Я выучил общеземной примерно за такое же время, поэтому надёжно спрятал коммуникатор в одной из стен приюта, где как раз шёл ремонт, и никто ничего не заметил.

Мы стали выбирать секции по своим интересам впервые в жизни. Элиз понравились танцы, рисование и театральный кружок. Я записался на борьбу, бег, плавание и в научный клуб. Первое время умные дети не понимали, что мне нужно в их объединении, но за пару месяцев плотного изучения физики и математики по учебникам я смог догнать остальных. Участники научного клуба делали свои мини-проекты изобретений, рассказывали различные теории, и это было безумно увлекательно с тех пор, как я начал понимать, о чём они говорят. Мне даже удавалось представлять свои собственные идеи, и некоторые были радушно приняты клубом.

А вот магии на Земле совсем не было, и люди утратили веру в сверхспособности. Мне бы очень хотелось развить свой талант, но я мог читать только старые легенды о магии и в шутку сочинённые учебники, в которых не было никакого смысла. Видимо, ещё в древности магия существовала на этой планете, но полностью утратилась из-за смешения крови. Последние упоминания о более реальной магии я увидел, изучая времена расцвета Древней Греции.

Когда мне исполнилось двенадцать по земным меркам, на мою руку надели мульти-сферу. Было больно в первую секунду, когда иглы-нити браслета мгновенно проникли под кожу. Мне было не по себе от того, что он сразу покажет отклонения в моем организме, – ведь я немного отличался от землян, но всё прошло гладко. Мульти-сфера отслеживала пульс, давление и состояние крови, у меня показатели были в пределах нормы. В последствии, когда меня приглашали на какое-то обследование организма, я сразу отказывался, аргументируя это тем, что у меня фобия врачей. Благо, люди не настаивали, у них любое действие с человеком и даже ребёнком было допустимо только с его согласия. Элиз тоже успешно надели мульти-сферу ещё раньше меня, потому что она была на два года старше.

Дети приюта ходили в ближайшую школу, нас возили на электробусах туда и обратно. Учёба давалась мне очень легко, не приходилось тратить много времени на основные предметы. Я читал много земной литературы и всё также восхищался человеческими эмоциями. Чувства были настолько глубокими, что иногда мне их вовсе не удавалось понять, но это только подогревало интерес.

Через какое-то время я немного увлёкся латынью и древнегреческим. В этих языках было много слов, заимствованных, похоже, из общего языка с корабля покойного доктора Гемилиона. Ответ на вопрос «почему?» должен был находиться где-то в истории древней Земли, но я не нашёл подобного в учебниках. Воспитательница Виола говорила, что латынь мне понадобится при поступлении в медицинский, если я захочу в дальнейшем оказывать людям помощь. Она возлагала на меня большие надежды именно в этой сфере, хотя я не испытывал никакого интереса к лечению людей. Как-то мне попался учебник по медицине для третьего курса колледжа из цифровой библиотеки, он показался мне невероятно скучным и примитивным. Своего призвания я так и не нашёл, поэтому изучал всё подряд.

Элиз удочерили, когда ей исполнилось тринадцать земных лет. Ей подобрали хороших опекунов, и мне позволили её навещать раз в неделю. Новая семья моей подруге понравилась, у неё теперь была своя большая комната. Она постоянно благодарила «родителей» за возможность обрести новый дом. Больше я не видел её грустной.

До семнадцати земных лет я жил и рос в этой утопии, хотя по стандартным годам мне было ещё только шестнадцать. Ростом не выделялся: был чуть выше среднего, но вот моей худобе и бледно-белой коже ребята иногда поражались. Они надо мной смеялись и колко подшучивали, будто я живой труп. Может, поэтому меня никто так и не усыновил. Но жалоб на здоровье у меня никогда не было, и я совсем не болел. Всё ещё носил волосы до плеч, хотя это уже считалось не модным. Да и как-то не очень хотелось лишний раз стричься. Как по мне, проще завязать их в хвост и идти себе дальше.

По мере взросления у меня на шее, со стороны спины, проявлялось небольшое родимое пятно в виде латинской буквы «G». Меня всегда удивляло то, как точно природа изобразила его на моем теле. Это, должно быть, обычная случайность, но такие случайности не переставали поражать. Подобных пятен я ни у кого не видел, у остальных родинки, скорее, напоминали кляксу, овал или круг, но никак не букву. Хорошо, что мою особенность скрывали волосы. Сначала я одевался по-разному, но потом понял, что мне нравятся сочетания чёрно-белых кед с синими джинсами и футболки с чёрным пиджаком, рукава которого закатаны до локтей.

Первые годы на Земле мне очень хотелось выделяться из толпы сорванцов. Я по-прежнему быстро учился и с лёгкостью запоминал прочитанное. Чтобы освоить какой-нибудь учебник полностью мне хватало нескольких часов. Всё ещё занимаясь в спортивных секциях, я смог превзойти своих друзей в навыках боевых искусств и удивлял всех своей выносливостью. В какой-то момент я заметил, что нагрузки не вызывают у тела должного напряжения, и тело больше не потеет. Поначалу побеждал в соревнованиях, но после пятнадцати лет решил не выделяться, и если обгонял соперников, то совсем немного. Моё тело удивляло, – в стрессовые моменты оно не чувствовало боли, холода и огня. И с каждым годом становилось выносливее. Первое время я спорил с ребятами на какую-нибудь вещь, что смогу продержать руку над горящей свечой пять минут, и всегда выигрывал в споре, потом так же решил не привлекать лишнее внимание. Иногда чувства обострялись до предела, и я мог слышать музыку, которая звучала в ушах у человека через беспроводные наушники для мульти-сферы.

Чем старше я становился, тем больше времени в течении дня проводил за стенами приюта. Мы с Элиз часто ходили на прогулки в большом городском парке. Природа там жила по своим естественным порядкам. Мы научились у землян чувствовать, но по их меркам все равно были очень «холодными».

На моё удивление, не все земляне были добрыми и чувственными. В новостях по мульти-сфере часто говорили о минимальном уровне преступности. Обычно происходило что-то типа: «Приверженец старых порядков из такой-то деревни пытался украсть что-то». Не понятно, почему эти люди не могли выучить язык и перебраться в большие города, если им не хватало провизии. Я как-то спросил у Виолы почему так, и она объяснила, что человеческая гордость куда сильнее.

Те дети, которых не усыновили до десяти лет, обычно оставались в приюте до совершеннолетия. Всегда находилась какая-то причина, почему именно они оказались никому не нужны. Вот и мои соседи по комнате не стали исключением, у них уже были приводы в полицию. Алекс, Себастьян и Нори были несколько раз пойманы за мелкими хулиганствами. Видимо, им не хватало художественного кружка, и они расписывали граффити стены старых зданий по ночам. Они были лучшими друзьями с малых лет и старались всё делать вместе. После того, как Элиз удочерили, я проводил всё больше времени с ними.

Алекса пытались усыновить трижды, видимо, из-за его миловидной внешности и спокойного характера, но он то и дело сбегал из приёмных семей, его находили, и он был рад вернуться в приют.

Мои друзья по комнате были задирами, хотя меня они не трогали, а вот других детей могли обидно подразнивать. Конечно, воспитательница их за это наказывала, запирая в комнате, но они с лёгкостью сбегали из окна по пожарной лестнице.

Алекс был светловолосым мальчишкой обычного телосложения, и ростом чуть ниже меня, на вид. Он хорошо учился и был весьма сообразителен. Рисовать не любил, но ему нравилось проводить время с друзьями.

Себастьян был его полной противоположностью. Высокий чернокожий мальчик был невероятно вспыльчив, и иногда агрессивен. Он мог так унизить любого, чтобы тот поверил бы в свою никчёмность. Учился Себастьян из ряда вон плохо и еле-еле переходил на следующий уровень обучения, не без помощи друзей, конечно.

А вот Нори был настоящим художником. Это был слегка полноватый мальчик с маленькими узкими глазами и смуглой кожей. Он давно перестал посещать художественный кружок, там ему было больше нечему учиться. Нори обожал граффити, они привлекали гораздо больше внимания у окружающих, чем его гениальные рисунки. Себастьян всегда помогал ему с изображениями на стенах, но большую часть работы всё равно делал Нори. Они сбегали так время от времени, в основном, во время наказаний.

Был как раз такой вечер, Себастьян и Нори обидели какого-то мальчугана лет на пять их младше, и Виола закрыла нас всех. С наступлением темноты ребята ушли через окно и звали меня развлекаться с ними. Они всё кричали мне, что будет весело, и чёрт меня дёрнул согласиться. На улице было прохладно, поэтому я накинул на себя чёрную толстовку вместо пиджака.

Мы дошли до пляжа, и Себастьян с Нори принялись разрисовывать пляжный домик. Нам было весело, мы шутили и смеялись, с моря дул сильный ветер. Алекс подсказывал пропорции рисунка. Нори дорисовал контур атомной бомбы на стене, и выбросил закончившийся баллончик чёрной краски. На нём я прочитал о сто процентном растительном составе краски. Вроде аэрозоль, а экологически чистая. Нори уже потянулся за следующим баллончиком, как нам послышались непонятные голоса, и мы сразу замолчали. Ребята оставили сумку с красками, мы и быстро спрятались за стеной пляжного домика. Голоса становились громче и отчетливее, слышалось шорканье по песку. Мы молча стояли и не двигались в надежде, что нас не заметят.

Чужаков было не видно, но отчётливо слышно, как они подходят к нам всё ближе и ближе, и что-то говорят на непонятном языке. Это были отверженные – те, кто не принял новый сложившийся строй на Земле. Мы услышали, звук бьющихся друг об друга баллончиков, что означало обнаружение нашей сумки отверженными. Себастьяна одолевал страх, и он зажмурился, сжимая руки в кулаки. Не прошло и минуты, как нас окружили пятеро странных людей со старыми автоматами, которые я видел только в учебниках истории. Чужаки были одеты в ветхую одежду, которая уже превратилась в лохмотья.

Один из них, худой седой мужчина с длиной бородой, подошёл к нам ближе, и приложив указательный палец к губам, произнёс продолжительное: «Тсс», видимо, чтобы мы молчали. Он жестом показал вытянуть руки с мульти-сферами вперёд. Мне не было страшно, в отличие от ребят, которых одолевала паника. Их изрядно потряхивало от происходящего. Мы послушно вытянули руки, и к нам подошли четверо других чужаков. Они наклеили на наши браслеты какую-то чёрную штуку, размером всего в сантиметр, и браслеты отключились, но вот только снять с рук их было невозможно. Потом ближе подошёл первый из чужаков, и связал наши руки электросетью, так, что мои были связаны вместе, и через метр продолжение синей мерцающей веревки уже держало моего друга. Так, мы четверо были связаны воедино, и чужаки, показывая и направляя на нас автоматы, велели идти с ними. Трое шли впереди нас, а двое – сзади.

Электросеть сжимала руки сильнее, если я прикладывал усилия, чтобы разорвать её. Пути спасения не было. Мы шли, наверно, часа четыре, сначала по берегу, потом свернули в лес по тропинке, пока Себастьян не набрался смелости тихо проговорить:

– Как думаете, они нас убьют?

– Хотели бы убить, давно бы это сделали, – шёпотом ответил ему Нори, привязанный рядом.

– Они обменяют нас на что-то у города. Я читал, что отверженные иногда так делают, – пробормотал Алекс с конца строя.

– И быстро город реагирует на такие заявления? – спокойно спросил я у него.

– Долго. Я слышал, что люди неделями сидели в заложниках, потому что похитители требуют слишком многого. Городу сложно с ними договориться.

Чужак с длинной бородой услышал нас и подошёл. Он резко что-то забормотал, показывая на автомат. После этой угрозы мы молчали ещё очень долго, пока не дошли до их деревни.

Когда мы увидели домики вдали поляны, уже светало. Это было поселение в старинном стиле, все дома – деревянные, и никаких машин, люди пользовались телегами. Небольшие домики располагались далеко друг от друга. Вокруг каждого – свой огород. Мы прошли несколько таких, пока не дошли до заброшенного сарая из полусгнивших досок.

Похитители сняли с двери старинный замок и жестами показали нам, что нужно зайти внутрь. Мы вошли первыми, а за нами один из мужчин с автоматом.

Внутри было много сена и пахло сыростью. Похититель что-то бормотал, нашёл раскладной стул и сел, уставившись на нас. Мы сообразили, что они будут держать нас здесь, и кое-как уселись на стог душистого сена. Позже вернулись другие похитители, сначала сфотографировали нас на старый фотоаппарат, а затем перевязали каждого отдельной электросетью, но теперь руки находились на расстоянии примерно тридцати сантиметров друг от друга. Они принесли нам много бумажных книг на их языке, видимо, чтобы мы не скучали. Но толку от них особо не было, мы не понимали этот странный язык. Отверженные сменяли друг друга каждые три часа, чтобы следить за нами. Нам уже разрешали разговаривать, и похитители не обращали внимания на это. Видимо, они нас не понимали также, как и мы их. Сейчас бы пригодился коммуникатор, чтобы понять, что они собираются с нами делать, или как-то договориться. Я впервые пожалел, что не ношу его с собой.

Спали мы на сеновале. Похитители приносили нам три раза в день каждому по порции овсяной каши и овощи с огорода в сыром виде. Так прошло несколько дней без каких-либо известий из города. Я внимательно наблюдал за всем происходящим. А вот Себастьян начинал ныть:

– Когда же нас уже заберут отсюда!

– Мы знаем не больше твоего! – возмущённо отвечал ему Нори.

– Давайте лучше придумаем план побега. Если мы вчетвером накинемся на охранника, когда он отвлечётся, сможем его вырубить и забрать автомат, – предложил я.

– Что?! Да они нас убьют, не моргнув! – возразил Нори.

– А я согласен с Маркусом. Лучше попробовать, чем сидеть тут месяцами, испражняясь в ведро, – поддержал меня Алекс, брезгливо отводя глаза в угол сарая.

– Ты не подумал, что нам самим не снять электросеть! – резко сказал Нори.

– У охранника с длинной бородой есть деактиватор сети в кармане, я за ним следил, – возразил я ему.

– Хорошо, а как мы побежим? Вокруг полно отверженных, и они нас услышат, – тихо спросил Алекс.

– Если бежать ночью, не услышат. Нужно действовать быстро и тихо.

– А если он закричит и нас, поймают? – снова засомневался Нори.

– Один из нас закроет ему рот, потом остальные вырубят, он и опомниться не успеет.

Ребята ещё подумали и согласились с моим планом. Я обещал им, что всё пройдёт гладко, хотя и сам не был в этом уверен.

Мы договорились, что ночью один из нас будет притворяться спящим, чтобы увидеть, когда на пересменку придёт нужный охранник. В первую ночь он так и не пришёл. Во вторую ночь дежурил Себастьян, и тот пришёл. Мой друг немного подождал, чтобы охранник потерял бдительность, и стал сильно ворочаться, чтобы мы проснулись. Это сработало, и мы лежали неподвижно, чуть приоткрывая глаза. Я тихо прошептал ребятам: «Начинаем по моей команде». Охранник сидел на стуле с автоматом на коленях в паре метров от нас.

Я резко вскочил с сеновала и мгновенно подбежал к мужчине сзади, закрыв его рот руками. Он только успел потянуться к автомату, как ребята выхватили оружие и стали избивать его. Отверженный стонал и пытался оттянуть мои руки от себя, но сил у него на это не хватало. Почувствовав свою силу, я убрал одну руку от его рта, чтобы обмотать его шею электросетью. Второй рукой я затягивал её со всей силы. Ребята увидели это, и перестали его избивать. Мне хватило пары минут, чтобы его глаза закрылись. Я подождал ещё несколько секунд и отпустил его. Он сразу упал со стула на грязный пол сарая. Ребята стали искать деактиватор по карманам охранника, а я подобрал автомат.

Нори нащупал нужное устройство у чужака в кармане на груди и обрадовался, но через несколько секунд побледнел и пробормотал:

– Кажется, он не дышит…

Алекс проверил пульс и объявил, что мы его убили. У всех ребят в глазах было смятение, они растерялись. Тогда я резко, но так же тихо сказал им:

– Это не важно. Нам надо скорее уходить, пока никто не заметил!

Нори с помощью небольшого устройства быстро снял с нас электросети.

У меня не осталось времени понять, что я чувствую от очередной смерти по моей вине. Не осталось времени чувствовать, нужно было бежать…

Мы приоткрыли дверь сарая, она скрипнула, из-за чего ребята напугались. Я вышел первым, а они проследовали за мной.

– Тихо идём к тропинке, – прошептал я, обернувшись к ним.

Мы пробирались вдоль домов, аккуратно проползая у заборов. Оставалось всего несколько избушек до выхода к поляне и нашей свободе. Мы нагибались у последнего невысокого забора, проползли мимо ворот к дому. Себастьян шёл последним и, видимо, наступил на сухую ветку. Раздался едва слышимый хруст, и мы замерли. Я ещё раз прошептал: «Тихо», и мы двинулись дальше. Не успели пройти и пары метров, как раздался лай собаки. Она громко облаяла нас из-за забора, и в доме включился свет.

Мы остановились в надежде, что нас не заметят. Но свет включился и в доме напротив. Не прошло и минуты, как из окна выглянула женщина с криками на своём непонятном языке, показывая на нас рукой. Она продолжала кричать до тех пор, пока свет не включился во всех окрестных домах. Мы были в растерянности, но сдаваться я был не намерен.

Потому окрикнул ребят:

– Сейчас очень быстро бежим к лесу!

И мы резко побежали. Из домов уже выходили мужчины, и направлялись в нашу строну. Я быстро добежал до края леса, который находился на небольшой возвышенности, и заметил, что мои друзья сильно отстают. Свет от домов еле-еле освещал поляну. Нори уже почти догнали отверженные. Тогда я вскинул автомат, направил его в мужчин, бежавших за другом, прицелился и убрал предохранитель. Через секунду я выстрелил и попал в одного из них. Похитители замешкались, и Нори смог оторваться. Я выстрелил ещё пять раз, и ранил троих мужчин, догонявших Алекса и Себастьяна. Отверженные остановились и в страхе посмотрели на меня. Ребята смогли добежать до леса, и погоня отступила.

– Что это было? – спросил Себастьян, пытаясь отдышаться.

– Ты даже не дрогнул! – заметил Алекс.

– Откуда ты знаешь, как стрелять? – спросил Нори.

– Я не знал, но тут легко разобраться. Иначе бы они вас схватили. Пойдёмте скорее, они могут вернуться большим числом! – холодно ответил я.

Мы двинулись в лес, но ребята ещё что-то бормотали себе под нос.

Где-то час мы бежали по тропинке, ведущей через лес, пока ребята не устали, и мы сменили бег на быстрый шаг. Была глубокая ночь, и мы старались не сходить с тропы и держаться вместе. Ребята тяжело дышали, еле перебирая ногами, когда мы вышли к пляжу. Стало чуть светлее, сияние Луны отражалось от моря. Мы ещё долго шли по пляжу. Нас радовало отсутствие погони, но мы почти не разговаривали. Ребята были обессилены долгой дорогой к городу и тем, что произошло.

Всю дорогу я мысленно пытался оправдать свои действия. Мою душу терзали волнения только по поводу того, что я могу быть самым настоящим злодеем. Я уже не испытывал ни раскаяния, ни ужаса, наполнявшего сердце, но не мог принять тот факт, как легко меня преследуют смерти.

Солнце уже выходило из-за горизонта, освещая небо красными переливами, когда мы дошли до первых пляжных домиков и свернули к зданиям. Улицы были пустынные, и мы рассуждали, куда идти. Ребята сделали вывод, что, если идти сразу в приют, нас всё равно отвезут в полицейский участок для дачи показаний, поэтому мы решили идти сразу к полицейским. Да и участок находился всего в паре домов от нас, а до приюта пришлось бы топать ещё несколько кварталов.

Алекс постучался в дверь участка и приоткрыл её. Мы вошли и увидели спящего дежурного в будке у входа. Он сопел, и его кепка съехала на лицо.

Себастьян громко крикнул:

– А вы нам не поможете?

Полицейский резко вскочил со стула, так что его кепка упала на пол. Он поспешил её поднять, а потом посмотрел на нас удивлёнными сонными глазами. После нескольких секунд ступора он всё же спросил:

– Вы же те ребята, которых похитили отверженные?

– Да, – ответил Алекс.

– В новостях только о вас и говорят. Они вас отпустили? Как такое возможно?

– Мы сбежали. Так вы нам поможете? – настойчиво спросил я.

– Да. Я позвоню капитану, он занимается вашим делом. Вы можете пока в приёмной посидеть. Там есть чай и печенье, если вы голодные, – он указал рукой на скамейки недалеко от холла.

Мы согласились и пошли наедаться печеньем в приёмной капитана полиции. Ребята были безумно рады, что всё закончилось. Они уже снова шутили и, казалось, забыли, что я сделал.

Капитан примчался через полчаса. Запыхавшись, он вбежал в кабинет и тут же начал задавать вопросы. Мы ему рассказали всё, как есть. Он сказал, что раньше никому не удавалось сбежать от отверженных, и был поражён нашим сообщением. Но ещё больше его удивил я. Капитан решил, что мне понадобится помощь психолога после этого происшествия. Я пытался отказаться, объясняя всё состоянием аффекта, но он настоял.

Полицейский успел договориться с психологом из приюта и рассказать нашей воспитательнице, что нас нашли. Она радовалась до слёз, это было слышно из мульти-сферы капитана. Закончив уточнять все нюансы нашего побега, он велел другому полицейскому сопроводить нас в больницу. Для него было важно узнать, что отверженные ничего с нами не сделали: не отравили ядами медленного действия, не вживили чипы для слежки. Мы, конечно, сказали, что такого не было, но он всё равно решил проверить.

Нас отвезли в больницу на полицейском электромобиле. Врачи вызывали нас один за другим. Ребята проводили в кабинете не больше двадцати минут, а я вызвался идти последним. Двое врачей меня полностью осмотрели и отсоединили мульти-сферу с руки. Её некогда ярко красные иглы почернели. Мне сообщили, что новый браслет можно будет надеть через неделю, когда рука заживет, поскольку старый её повредил во время отключения от сети.

Врачи обработали моё запястье и аккуратно забинтовали. Они хотели взять у меня кровь на анализ, но я не давался, аргументируя отказ фобией уколов. И снова притворился самым настоящим глупцом. Врачи битый час меня уговаривали, потом позвали полицейского. Тот сказал, что без анализа крови никого не отпустят. Ещё через полчаса им всё же удалось меня уговорить: кровь всего-навсего проверят на токсины, и больно не будет. Я закрыл глаза, делая вид, что мне страшно, и они быстро поставили катетер в вену. Врачи наполнили несколько пробирок, достали катетер. Кровь в месте прокола быстро свернулась, и они решили не забинтовывать. Наконец-то, я мог вернуться в приют.

Дети встречали нас радостными криками, а воспитательница и вовсе обняла каждого и проводила в нашу комнату. До ужина мы спали, а после я решил навестить Элиз и предупредил об этом Виолу. Она даже предложила сопроводить меня, но я вежливо отказался.

Я встретил Элиз после занятий в театральном кружке. Она лелеяла мечту стать актрисой большого театра, и меня поражала её настойчивость в обучении. Ей уже были хорошо известны самые знаменитые пьесы Земли.

Элиз выглядела, как всегда, прекрасно в этот вечер. Летнее платье длиной до колен придавало ей изящества, а жакет как элемент школьной формы – немного солидности. Её нежно-розовая кожа светилась от солнечных лучей на закате. Лёгкий весенний ветер развеивал белокурые волосы. Я мог бы, наверное, сутками смотреть в эти глубокие голубые глаза, которые хранили в себе больше тайн, чем все океаны планеты.

Мы встретили друг друга искренними улыбками и объятиями, а потом пошли по тропинке в парке, ведущей прямо к её дому. На улице пахло весной, и бабочки порхали над клумбами. Мы часто так бродили в последние месяцы.

Элиз тараторила:

– Я не ожидала, что ты придёшь сегодня, – она слегка покраснела от этих слов. – Я видела тебя в новостях и думала, что ты ещё несколько дней будешь приходить в себя. Ты не представляешь, как я рада тебя видеть! Вся наша семья переживала за тебя, пока ждали новостей.

– Я тоже рад, Элиз. Ты очень многое для меня значишь. Мне хотелось увидеть тебя…

– Знаю. И мы уже говорили об этом, – ей было неловко и она старалась смотреть в сторону деревьев. – Знаю, что ты хочешь быть со мной. Да и я хочу, ты же понимаешь! Ни к чему снова этот разговор. Я каждый раз плакала, видя тебя в новостях, настолько страшно мне было тебя потерять. А когда сказали, что вы вернулись целые и невредимые, я плакала уже от радости, – улыбка снова заиграла на её лице.

– Позволь мне проводить тебя домой? – больше ни о чём я и не смел просить.

– Конечно. Я ещё хочу, чтобы ты пришёл послезавтра. У меня будут сокращённые занятия, и мы сможем погулять подольше, – говорила она, утончённо улыбаясь мне.

– Я приду.

– Обещаешь? – она усмехнулась.

– Обещаю!

Я рассказал Элиз всё, что произошло во время похищения и побега. Казалось, она ничуть не удивилась моим действиям. Эта девочка знала меня лучше всех на этой планете.

Мне нравилось смотреть, как Элиз разглядывает порхающих бабочек, и больше не хотелось ничего говорить, только вечно любоваться ею. Подруга слегка касалась моей руки, и я улыбался, а затем она отходила на пару шагов и краснела, смеялась и прикрывала лицо ладонями, пряча пунцовые щёки. Элиз пыталась ловить бабочек, а если у неё получалось, она тут же отпускала этих прелестных существ на волю, любуясь тем, как они улетают прочь.

В нашем детстве не было ни парков, ни бабочек, поэтому Элиз могла зависать так часами. Но вот мы подошли к её дому, и я крепко обнял подругу на прощание, ещё раз пообещав вернуться послезавтра.

После расставания долго бродил по улицам города и раздумывал над произошедшим при побеге. Казалось, запах кожи Элиз ещё не выветрился с моей одежды и через час после прощания с ней. Уже стемнело, когда я вернулся в приют. У меня в голове был план подарить Элиз большой букет лилий – её любимые цветы на Земле.

Я вернулся в свою комнату по пожарной лестнице, которая вела к каждой комнате, где жили дети. Перила обвивали растения, чем-то напоминающие извилистые лианы, и не позволяли цепко держаться.

Мои друзья уже крепко спали, и мне хотелось уснуть, но я с удивлением обнаружил на подушке небольшой конверт. А ведь бумагу для передачи информации тут почти не использовали. Послание внутри конверта гласило: «Встретимся завтра в четыре часа дня в парке Ост Ривер. Буду сидеть под дубом. Узнаешь меня по серому костюму» и подпись: «Твой друг О.Т.». Ещё больше меня удивило то, что послание было написано на общем языке, который использовали на корабле Гемилиона. Я понятия не имел, кто был автором этой записки, и стоит ли ей верить. Это только больше встревожило меня.

Ещё несколько часов я пытался вспомнить был ли на «Гемиле» кто-то с инициалами «О.Т.», но ни одно имя не подходило. Аноним добавил слова «твой друг», чтобы я наверняка ему поверил. А вдруг это засада, и меня хотят закрыть для опытов? Маловероятно. Ради такого ценного инопланетного экземпляра меня бы нашли, где угодно, и я уже был бы заперт в клетке. Сотню раз пожалел, что согласился сдать свою кровь. Надо было бежать от врачей, куда подальше!

Любопытство одержало верх над сомнениями, и я прибыл в указанный парк заблаговременно. Целый час наблюдал за дубами, которых насчитал с десяток и не заметил ничего подозрительного. Было немноголюдно. Большинство людей срезали дорогу через парк.

За пять минут до времени, указанного в приглашении, я увидел, как седовласый мужчина в сером костюме, который был ему явно велик, прошёл по аллее к одному из дубов и присел на лавочку под ним. Старик безмятежно смотрел по сторонам и ничем не выделялся среди прочих отдыхающих. Я медленно подошёл к нему и подсел на противоположный край скамейки.

– Это вы оставили мне записку? – спросил я на общем языке.

– Мои опасения подтвердились, – печально пробормотал он вместо ответа.

– Что это значит, и кто вы такой? – я нахмурился и подсел поближе.

– Не важно кто я, важно кто ты, – старик с усмешкой ткнул меня в плечо указательным пальцем.

– Я – Маркус, – ехидно выдал я. – Нет во мне ничего особенного.

– Ох, как же ты заблуждаешься, – он тяжело вздохнул.

– Может, хватить говорить загадками?

Старик начинал выводить меня из себя.