Кузьмич

Самсонов не мог сам выйти на Дядю – кишка тонка – значит, их познакомили, вероятнее всего, в Москве. И скорее всего, это дядя Ильи, замминистра Минмаша, по своему статусу входящий в круг чиновников, принимающих решения. Они хотели поставить на должность руководителя нашей фирмы Самсонова, но за Шорина заступился кто-то очень влиятельный, и они на время затаились, но игру продолжили, перегруппировав силы. Учитывая, что я сошка маленькая, моя роль в этом хитросплетении не просматривалась, значит, нужно анализировать. Шорин на откровенность не идёт, может быть, сомневается или боится, но он на моей стороне. Вывод: рассчитывать на себя и свою интуицию. Вывел меня из дремоты телефонный звонок, Сноу предлагал вечером никуда не ходить, а поужинать в отеле. Договорились встретиться в ресторане. Отход от традиций всегда сулит что-то интересное. Мы решили заказать суп из говяжьих желудков и по большому салату из свежих овощей. Суп был типичен для австрийских земель Форарльберг и Тироль, очень сытный и острый, но местное пиво и зелень смягчили остроту. Мы болтали о наступающем Новом годе, о традициях, о том, что Штельце планирует нас пригласить на совместное празднование Нового года в Венский лес, где находилась большая пивная, известная своими жареными курами и, конечно, пивом.

Машину вели по очереди, разговаривали, в основном, о перспективах продвижения проекта. Вальтер предложил пригласить Ноймайера в Вену в следующем году, что было бы ему приятно и полезно для дела. Сноу, как обычно, в своей манере, менял тональность беседы, без причины упирался на ровном месте и напирал даже тогда, когда я не высказывал никаких возражений. Было ясно, во всяком случае, мне, что встретимся мы уже на празднике у Штельце. Так и оказалось.

ЗАЛЬЦБУРГ. МОЦАРТ. МАСОНЫ.

В конце марта Вена готовится к встрече с теплом. Погода ещё прохладная, но есть уже мелкие радости: под дневным солнцем распускаются тугие головки тюльпанов, люди стараются одеваться ярче и веселее. В конце марта наши дети хотят развлечений – у них каникулы. Пользуясь тем, что у нас на фирме шла налаженная планомерная работа без всплесков, мы с Шориным мечтали свозить детей и жён в Зальцбург, предполагая, что наша плодотворная деятельность и её результаты дают нам на это право. Это подтверждала и моя премия, вручённая к 23 февраля. Правда, я её сразу отложил на машину, однако об этом никто не знал, кроме Людмилы. Дети тоже заслужили познавательный отдых, так как особых нареканий на них в школе не было. Нас было семеро, поэтому пришлось ехать на двух машинах. Небольшой отель рядом с Зальцбургом мне подсказали сотрудники Торгпредства, так что время поездки можно было планировать. Две с половиной сотни километров пролетели незаметно. Мы устроились в гостинице, и, не задерживаясь на второй завтрак, отправились в старый город. Недалеко от стоянки посетили дворец Мирабель с садом. Взрослые медленно шли по убранным дорожкам сада, а дети носились между фигурами гномов, мёрзнувших рядом с аллеями, статуй, фонтанов и скульптурных групп. Вдали сквозь центральный вход был виден романтичный собор святого Андрея. Легенды парили в воздухе и заставляли напрягать обленившуюся память. А дети выбрали себе по гному и вели с ними секретные переговоры об исполнении своих желаний. В настоящее время дворец Мирабель, что с испанского переводится как чудесный вид, является резиденцией бургомистра. Внутреннее устройство типично для строений своего времени. Мне, видимо, уже настроенному на поиск секретов древности, бросались в глаза некоторые изыски декора, похожие на масонские знаки. Побывали в мраморном зале, где музицировала семья Моцарта и сам Амадей. Дойдя до дома, где родился Моцарт, музыка которого чудится в каждом уголке старого Зальцбурга, мы послушали русскоговорящего гида, ненавязчиво присоединившись к группе туристов. Гидом была женщина с хорошим русским языком, в котором угадывался лёгкий австрийский акцент. Она увлечённо рассказывала о судьбе Моцарта во время расцвета братства вольных каменщиков. Композитор принимал активное участие в работе ложи и сочинил много произведений, написанных специально для масонских обрядов и торжеств. В опере «Волшебная флейта» он выразил свои взгляды на масонство, попытался в музыке подчеркнуть общемировые идеи и символы братства. Правда, многие искусствоведы, описывающие столкновение Моцарта с жестокостью и мистическим поведением руководящих членов общины по отношению к нему, предполагают возрастающий конфликт этического плана между композитором и магистрами. Большую роль в недостаточном внимании к Моцарту австрийской знати сыграли власти и церковь. Недолюбливали его за искренность и остроумие.

Дети через 10 минут заскучали, и наша команда, подчиняясь духу коллективизма, отправилась дальше. Подниматься в замок отказались, чувствовалась усталость, да и ресторан там, по слухам, очень дорогой. Во дворец Хеллбрунн решили не заходить. Осмотрели его снаружи, гуляя по садам, где находятся каменный амфитеатр и очаровательный грот. Потешные фонтаны тоже нас заинтересовали. Осматривая их, мы попали под холодный душ. Кафедральный собор мы заметили издалека, благодаря двум восьмидесятиметровым башням. Зайдя внутрь и осмотрев мраморные статуи и роспись стен, мы убедились, что, несмотря на то, что Зальцбург милый и по европейским меркам небольшой город, но он так напичкан достопримечательностями, что на ознакомление с ними потребуется несколько дней. Поэтому, собрав вече, решили перейти реку и двигаться в сторону Мирабель, а потом, пообедав, воспользоваться другим мостом, чтобы добраться до автостоянки. Постояв на мосту и бросив несколько мелких монет в воду, мы поднялись по лестнице на холм, где в парке стояла церковь, и откуда открывался прекрасный вид на город. Пройдя по парку вдоль реки, мы упёрлись в стену монастыря, в котором находится знаменитая пивоварня «Аугустинерброй». Войдя в здание и спустившись ниже по лестнице, мы попали в шумное пространство, где сновали люди с кружками и тарелками в руках, работали лавки, в которых продавали закуски, варили и жарили свинину, сосиски, капусту, картошку, в общем, то, на что дети смотрели с нескрываемым восторгом. Немного осмотревшись и разобравшись в обстановке, мы с Борисом отвели детей в огромный зал с массивными деревянными столами и скамейками, а сами вернулись к жёнам, быстро договорились о меню, распределили обязанности и бросились к киоскам. Набрав кучу еды, отнесли всё детям, а сами отправились за пивом и колой. Сняли со стенда четыре литровые кружки, сполоснули их, оплатили стоимость пива и отдали кружки бармену, который виртуозно наполнил их и швырнул обратно по мокрой стойке. Кружки остановились ручками к жаждущим, были схвачены и отнесены в сторону, чтобы не мешать процессу. Пару секунд мы в ступоре наблюдали эту феерию, ловкость и спокойную деловитость, потом отхлебнули и, прихватив по дороге пару бутылок колы, поторопились за стол. Совесть у домочадцев присутствовала, и съедены были только крендели. Вот тут-то мы и почувствовали единение душ, которые слились в поглощении деликатесов и напитков. Что ни говори, но эта достопримечательность запомнилась молодёжи больше всего.

ДЕТСКИЕ КАНИКУЛЫ И НЕ ТОЛЬКО.

В преддверии летних каникул параллельно возникали и взрослые проблемы. Во-первых, мы с Борисом созрели для покупки автомобилей «Волга» как морально, так и денежно, поэтому в конце весны надо было их приобретать, оформить временные документы, подтянуть все гайки и с помощью шофёра Торгпредства пройти техосмотр. Во- вторых, отправить Евгения в Москву с кем-нибудь, тем более что тёща его уже заждалась. А мы втроём перегоним машину, оформим на границе штамп выезда для получения скидки. В-третьих, вернуться после отпуска обратно и заняться настоящим делом, то есть, рыбалкой. Третий пункт касается только мужчин, так как женщины и дети на всё лето остаются на родине. Деловая активность летом снижается, но если надо, то будет и в-четвёртых, то есть работа, тем более что приёмщикам отпуск не полагается.

Пункт первый был выполнен чётко и без осложнений. Мы отправили Женю с сотрудником Торгпредства. Перелёт прошёл нормально. В Москве его встретили. А вот что касается перегона машины, мне пришлось серьёзно поговорить с Борисом об обстановке, сложившейся вокруг меня. Оказалось, что Шорин серьёзно это воспринимает и готов предпринять конкретные действия, чтобы обезопасить себя и меня от возможных неожиданностей. Мы сошлись во мнении, что необходимо попытаться использовать возможности Шорина в Москве для сбора информации о дяде Самсонова, чтобы понять расстановку сил. Борису не хотелось, конечно, привлекать к себе внимание после того как его кандидатуру отсеяли в борьбе, поэтому действовать надо предельно осторожно, используя только проверенные связи. Перегонять машины вместе не удалось, поэтому мы распрощались с Борисом на целый месяц, договорившись в случае необходимости связаться в Москве по телефону. Подробно описывать наши приключения на трассе Вена-Москва нет смысла. Штамп мы поставили, преодолели придирки румынских пограничников, походили по Будапешту, переночевали в Бресте и очень уставшие в совершенно грязной «Волге» финишировали около нашего дома, где нас ждали родственники под руководством Жени. Первая неделя прошла под лозунгом: « А бояре, а мы к вам пришли». Потом ответные визиты и посиделки с родителями. Людмила утомилась и попросила пощады. Результатом переговоров с женой был наш отъезд с Женей на рыбалку в Псковскую область. Перед отъездом позвонил прибывший в Москву Шорин и сказал, что всё помнит и сразу начнёт копать. Узнав о наших рыбацких планах, предложил свою десантную лодку, так как его планы не совпадали с нашими. Заехав к нему за лодкой, я выслушал первую часть сведений, которые он к этому времени получил от друзей, которые по роду службы имели отношение к Минмашу. Дядя Самсонова был дядей по материнской линии и, естественно, носил другую фамилию. По словам коллег Бориса мало кто положительно о нём отзывался, он характеризовался как холодный властолюбивый человек, не терпящий возражений от подчинённых. Он вхож в высшие круги и одно время котировался на должность министра. Теперь Шорин планирует поговорить с начальником своего подразделения, с которым у него доверительные отношения, а также с парочкой сотрудников, которые могли бы собрать сведения через свои достаточно высокие связи, а также в архивных материалах. Ну что же! Процесс запущен, и уже известный кому надо фантазёр и авантюрист отправляется с сыном в глушь, в район Опочки на озеро, где можно жить в палатке, готовить на костре и ловить рыбу хоть целый день. А самое главное – отдохнуть, расслабиться, что, как известно, способствует мыслительной деятельности. Доехали благополучно. Даже место, где можно было застрять, мы успешно преодолели и выехали на берег относительно чистый и удобный не только для житья. Но и для ловли рыбы. Пока я ставил палатку, Женя настроил удочку и радостно кричал, поймав очередного подлещика. Начало было многообещающим, но усталые рыболовы нуждались в отдыхе, поэтому поев варёной картошки с тушёнкой, коронное блюдо, мы завалились спать на удобных раскладушках, купленных в Вене.

Утром, позавтракав, обустроили лагерь: улучшили кострище, вырыли яму для мусора, натянули верёвки в сторонке для сушки одежды и полотенец. Туалет устроили метрах в двадцати от палатки, а рукомойник повесили на берёзе недалеко от воды. Надули лодку и опробовали её на воде. Это плавсредство, кроме того, что было просторным, отличалось устойчивостью таким образом, что можно было сидеть на борту. Наловив плотвы, мы пообедали жареной рыбой с остатком варёной картошки. Провалявшись пару часов (чувствовалась всё-таки усталость), мы походили по ближнему лесу и набрали грибов, в основном, белых, в количестве, достаточном для супа, затем убрали снасти и одежду, часть в машину, часть в палатку, после этого отплыли на лодке и побросали блёсны. Не поймав хищников, вернулись в лагерь и занялись подготовкой к утренней рыбалке. Оснастив удочки и спиннинги, убрали их в машину. Туда же отправились черви и прикормка. Расправились с лёгким ужином, и – спать до утра. Подробно описывать жизнь рыбаков было бы лишним. Она в принципе похожа на все рыбалки, не важно, где они состоялись. Запомнились только выдающиеся моменты, нетипичные и интересные. Однажды, выплыв на середину озера и начав успешно ловить крупную плотву, мы заметили, что погода очень быстро меняется, и приняли решение пристать к ближайшему острову. С большим трудом мы гребли к нему, так как ветер был такой силы, а волны так раскачивали лодку, что появлялась трусливая мысль, что мы вообще не сможем ступить на землю. Слава богу, недалеко от острова ветер был несколько тише, и мы сумели пристать, перевернуть лодку и залезть под неё. Мы сидели и слушали, как по днищу лодки стучит неслабый дождь и шумит гнущаяся от ветра поросль. Отправляясь на озеро по чьей-то наводке, мы были уверены, что в уловах будет присутствовать пелядь, рыба из сиговых. Но вот уже два дня упражняемся на водных просторах: на глубине и мелководье, но ни одной пеляди не поймали. В километре от нашего лагеря была деревня, где мы надеялись получить информацию, и однажды решили до неё прогуляться. Увидев местного жителя, работавшего в огороде, мы поздоровались и посетовали на плохой клёв. Наш собеседник признался, что деревенские, кто понимают в рыбной ловле, все ловят пелядь сетями и в тех местах, где она присутствует. Правда, хитро улыбнувшись, он заявил, что здесь у каждого рыбака есть свой подход к ловле этой благородной рыбы, поэтому должно пройти время, пока приспособишься. Наше вежливое поведение достигло цели. Мужик пригласил нас в сарай, где стояла бочка с засоленной пелядью и, достав одну рыбку, похожую на селёдку, угостил нас. По вкусу она напоминала байкальского омуля, о чём мы сообщили хозяину. Он был очень доволен такой оценкой и подтвердил, что пелядь в этом районе так и называется «псковский омуль». Селянин рассказал, что места здесь дикие, народу мало, есть мелководные озерки, где ловят мелких карасей для ловли щук на живца. Дорога проезжая только летом. В другие сезоны добраться можно только на грузовике. Поблагодарив за угощение, попрощались и пошли обедать и готовиться к вечерней рыбалке. Потом были и грозы, и ветра, от которых падали деревья. Бог нас берёг, и через неделю мы, отдохнувшие, вернулись в Москву. Впечатлений набрались вдоволь, но пеляди так и не поймали.

Выспавшись, я позвонил Шорину, и мы договорились встретиться, заодно и лодку надо было вернуть. Дома Борис был один, и я не стал отказываться от предложения перекусить. Коротко рассказав о нашем с Женей путешествии, я с нетерпением стал расспрашивать о результатах «расследования» Бориса. В результате анализа информации, добытой всеми доступными средствами, Шорин пришёл к соответствующим выводам, о которых мне сообщил: «Давай и в будущем звать его Дядей в отличие от дяди Самсонова, который просто дядя с маленькой буквы. Эти дяди связаны между собой и, можно сказать, одного поля ягоды,– глубоко вздохнул Борис.– Ничего не поделаешь, мы уже ввязались в эту историю. Единственное, о чём я тебя прошу, нигде и никогда не упоминать, что ты что-то о нём знаешь. Он известен в области машиностроения, но не как специалист, а больше как организатор. Он поддерживает контакты с руководством ведущих станкостроительных фирм и со своими предложениями выходит на некоторых членов правительства. Никаких имён, всё очень серьёзно и проглядывает мировой масштаб. Так что, разговаривая с Лётчиком о масонах, ты попал в точку. Что-что, а в интуиции тебе не откажешь, она у тебя даже слишком острая. Так вот, Дядя не магистр, но близко к этому. Во всяком случае, он допущен в те ложи немецкоговорящих стран, где его знают. В каждой ложе своя специфика, своя система связи, свои знаки и символы, дисциплина и секретность». Борис мрачно помолчал и добавил: «У нас масонские ложи функционируют, связаны между собой и влияют на принятие важных решений. Подписываются договора, соглашения, как внутренние, так и международные, и поди пойми, где участвовали масоны с их навязчивой идеей установления мирового порядка! Дядя прикрыт со всех сторон, действует, и с этим надо считаться. В материалах и в беседах присутствуют предположения, что Дядя, обладая жёстким характером, может участвовать в работе по продвижению нужных масонству бизнесменов, банкиров, чиновников высокого ранга на ключевые должности, где они в состоянии принимать выгодные масонству решения. Это касается также и спецслужб. Из этого следует вывод, что Дядя, Сноу и может быть Самсонов – это не все. Должен быть ещё кто-то, кого двигает «наш масон». Писать об этом мне запретили. Более того, грубо сказали, что это дело не моего уровня и посоветовали держаться от Дяди подальше и не лезть ему на глаза. Движок попал «в струю», на некоторые узлы специалисты взглянули по новому, так что ещё раз спасибо тебе. В общем, нами довольны, и отношение вполне ничего себе. Будешь выезжать, позвони, я тебя встречу. Своих я тоже оставляю до конца лета, поэтому будем рыбачить, есть что-то надо» – повеселел Борис. Действительно, он меня встретил, проводил до дома, помог занести вещи, рассказал об общем состоянии проекта. Фирма работает в полном составе, в основном, все занимаются осмыслением новых спецификаций и вносят исправления и уточнения. Рощин рулит. Приёмок почти нет, так как и австрийцы, и немцы в отпусках, поэтому, в основном, бумажная работа. Мне необходимо все документы просмотреть и опять тройкой обсудим. Через день на рыбалку, там и поговорим, а завтра встречаемся в бюро. В общем, как и не уезжал. С удовольствием захватив бутылку водки, полбатона чёрного и аппетитную селёдку из банки, Борис распрощался. Назавтра всё также началось с черняшки и селёдки. Распределение состоялось честно, и пусть угощения было не так много, все были довольны. Сначала Рощин показал мне новый комплект документов, изменённые графики приёмок и схему отдельного цеха, где будет смонтирован универсальный обрабатывающий центр и вспомогательное оборудование. Планируется также обработка тугоплавких металлов и сплавов, несмотря на чрезвычайные трудности, сопровождающие эти процессы. В технической литературе имеется мало данных об оптимальных режимах обработки этих материалов, поэтому требуется проведение дальнейших исследований. Специалисты Минмаша разрываются между производством обычных деталей и, скажем, деталей специального назначения. Может получиться так, что для производства спецдеталей электронную программу управления инструментами составить будет проблематично, поэтому придётся принимать обрабатывающий центр и программное управление на обычных деталях сложной конфигурации из нержавеющих сталей. Пока Минмаш оставляет окончательное решение за собой. Проблема осложняется ещё и тем, что немецкие фирмы сами не знают, каким образом они смогут удовлетворить наши требования. От этих разговоров я устал и пообещал Рощину вернуться к этому вопросу позднее, после того как я обсужу его с Шориным и Самсоновым.

Тройственного союза не получилось, так как Илья, будучи явно не в настроении, сразу отмежевался от обсуждения, сославшись на то, что его дело – проектирование, а не производство. «Вот вы с Шориным и немцами договоритесь о технике, а за изменением проекта я прослежу». Тупичок, подумалось мне.

РЫБАЛКА – ЭТО СВЯТОЕ, НО НЕ ГЛАВНОЕ, ХОТЯ…

Вот и встретились два одиночества, как поёт Кикабидзе. Мы идём ранним утром вдоль протоки, поглядывая по сторонам с лёгким чувством ожидания чуда. Не важно, какого. Пусть заяц выскочит и, испугавшись, смешно засеменит лапами и бросится в кусты. Пусть стрекоза сядет на удочки в наших руках. Даже пусть дождь побрызжет, а потом, умыв листву и окропив водную гладь, унесётся через лес в город. На душе спокойно, и не хочется ни о чём думать. Но придётся.

Выбрав удобное место, снарядили удочки и, усевшись на стульчики, забросили наживку в воду и уставились на поплавки. Не клевало. Бросили в воду несколько горстей сладкой консервированной кукурузы и только хотели вернуться «к нашим баранам», один поплавок поскакал в сторону, и первая плотвица последовала в садок. В течение получаса мы регулярно вытаскивали упитанных плотвиц. Затем клёв затих, зато беседа началась и набирала обороты. Этого Шорин не выдержал и подсел ближе ко мне. Перекинув удочку, он заговорил: «Я вчера перед сном поразмышлял. Кардинально ничего не меняется, но с философской точки зрения это неправильная посылка. Что-то изменяется, конечно. Но мы об этом не знаем. Придётся предпринять какие-то действия, но как-то деликатно, и посмотреть ответную реакцию. С другой стороны, как бы всё не испортить – Франц это же наверняка новые материалы, которые разрабатывает Тиссен по заказу военных фирм. Давай ещё немного подождём, поосторожничаем, а там вдруг появится зацепка». Я взглянул на воду. Одного поплавка не было. Рыба сильно сопротивлялась, и пришлось её долго выводить. Когда она показалась на поверхности, мы увидели, что это килограммовая щука. Вероятно, она схватила плотвичку, которая польстилась на насаженную на крючок кукурузину. Борис умело подхватил щуку подсачеком. «Вот видишь, нежданчик, но справились же… Будем думать»,– вернулся он к прерванному разговору.

Извлекли удочки из воды, снова наживили, подкинули прикормки и сели ждать новых чудес. Плотва подошла покрупнее, и удовольствие, которое мы получали от её ловли, на время приглушило растущую тревогу. Садок тяжелел, и мы решили закончить ловлю, и так рыбы хватит на всех. В приподнятом настроении мы финишировали на Техникер и завалились к нашим вассалам. Жанну тоже позвали, и она даже слегка растерялась при виде «высокого» начальства, но тут же подключилась к чистке рыбы. Обед получился великолепным, а рыба всякая вкусна, когда она свежепойманная. Весело провели время. О работе говорить запретили, говорили о Москве и погоде там. О магазинах подробно рассказывать не стали, что о них говорить, тем более подробно. Ну как в старом анекдоте: «Спроса нет, вот и не завозим». Разъехались по домам чистить свою часть рыбы, а Шорин ещё планировал заскочить к Самсоновым – угостить плотвой и щукой.

Лето подходило к концу. Семья стремилась в Вену. Во всяком случае, так она говорила. Вся. Мы с Борисом как перед судным днём торопились получить максимум удовольствия от рыбной ловли. Как правило, нам удавалось отличиться, но если мы посвящали этому увлечению будний день, то рыбы рощинцам не доставалось. Она чистилась и отправлялась в морозилку. Дисциплина есть дисциплина, утверждают немцы, говоря о желаемом, но неосуществимом. Жизнь показала, что это правильно, но обидно, поэтому мы лицемерили и думали, что незаметно.

На наши вопросы и австрийцы, и немцы отвечали уклончиво, тормозили, и создавалось впечатление, что летом они не работают, а могут только давать советы. Нам сразу стало спокойнее. Мы решили приступить к активной работе с того дня, когда дети пойдут в школу. По моей просьбе Рощин подготовил проект письма в Минмаш, где были представлены результаты наших бесед с фирмой «Тиссен» в лице Франца Ноймайера, и наши предложения по испытаниям обрабатывающего центра. Несмотря на то, что переговоры ведутся в Москве, нам хотелось бы сориентироваться, чтобы вовремя подготовить необходимые документы, в том числе план испытаний оборудования и программного обеспечения. В ожидании ответа, пусть и промежуточного, я почти каждый день приезжал в офис и беседовал с Рощиным, который считал, что история с обработкой деталей из тугоплавких металлов вообще выдуманная и должна решаться металлургами. Мы горячились и по очереди ходили к кофемашине за кофе и печенюшками. Однажды я застал там Анну. Она стояла, задумавшись, и не заметила, как я подошёл. Подняв голову и неожиданно увидев меня перед собой, она вздрогнула и опустила руки. Меня как будто ударило током, и некоторое время я стоял неподвижно, оцепенев, потом молча налил кофе и пошёл, постоял в дверях пару секунд и вернулся к Рощину. Тот посмотрел на меня как на больного, но ничего не сказал.

И ОДИН В ПОЛЕ ВОИН.

Людмила с детьми приехали в субботу, а в воскресенье мы все вместе отправились на гору Каленберг, о которой давно говорили и как-то даже собирались подняться на вершину, где стоит телебашня высотой 165 метров. Сама гора высотой около 500 метров когда-то звалась «Свиной горой», так как в лесах на её склонах водились кабаны. Рядом с телебашней находится причудливая церковь Св. Иосифа. Детям хватило пяти минут для знакомства с церковью, и они унеслись на обзорную площадку, откуда видно всё то, что дорого венцам: у подножья зеленеет венский лес, блестит Дунай, просматриваются виноградники и весь город. На площади около телебашни толпятся туристы. Работает ресторан, и начинаются тропы, по которым можно двигаться мимо виноградников или через лес. Мы не пошли пешком, а поехали вниз, посматривая на указатели. Нам было не важно, где перекусить, хотелось посидеть на свежем воздухе и посмотреть на довольные лица детей. И нам это удалось. Мороженое тоже было неплохое. Портило настроение приближение школы, поэтому Женя интересовался, успеем ли мы на рыбалку. Я обещал, и в ближайшую субботу мы трое и собака утречком направились в Штопфенройт на озеро. Больше всех был доволен Кузьмич, который во время поездки корчил нам рожи через заднее стекло машины, а по приезде на стоянку никак не хотел надевать ошейник. Пришлось Борису на него прикрикнуть, но через 200 метров, когда мы уже были на тропе, он его, конечно, отпустил. Пёс оценил благородство хозяина и трусил рядом с нами, только изредка исчезал на короткое время в кустах. Было сложно наловить живцов, так как попадались крупноватые экземпляры, но через полчаса у нас уже был десяток небольших плотвиц на троих. Снарядив удочки крупными поплавками и тройниками, каждый из нас забросил две персональные снасти в определённые командой места. Женя с Кузьмичом пошли вдоль берега в поиске других удобных мест, а взрослые мужики сели на стульчики и наблюдали за поплавками. Помолчали. Я не выдержал: «Сноу буду звонить в сентябре, а с Францем увижусь в Кёльне, когда будет ясность с новым текстом контракта» – и исподлобья посмотрел на Бориса. «Конечно, куда спешить, всё равно всё будет постепенно проясняться». Вернулись Женя с Кузьмичом, довольные и разгорячённые прогулкой. Сын перекинул удочки ближе к тростнику, растущему на другом берегу протоки и запросил чаю. Откусив от бутерброда, он вдруг воскликнул: «Дядя Боря, у вас вроде клюёт, вон поплавок притопило». «Погоди, погоди, пусть заглотит»,– запричитал Шорин, ухватившись за ручку спиннинга. Притопленный поплавок поплыл в сторону зарослей. Борис резко подсёк и вытащил килограммовую щучку. Жека помогал ему подсаком. И тут же, бросив щуку вместе с подсаком на траву, бросился к своим удочкам. Постоял, высматривая исчезнувший поплавок, неторопливо подсёк и, с трудом вращая катушку, взволнованно негромко крикнул: «Подсак!» Две щуки лежали на траве. Мы на них временами посматривали и не заметили, как подошёл егерь. Доброжелательно поздоровавшись, он достал рулетку и измерил щучек. «Всё по закону, норма, – сказал он,– вот только рыбу надо прибить, чтобы не мучилась». Он достал из сумки маленькую киянку и поочерёдно стукнул наших щук по голове. «Вот так надо»– улыбнулся он и исчез.

Попив чаю и перекусив, стали собираться. Птицы пели, кузнечики стрекотали, комары поглощали свой завтрак. Было хорошо. Видимо, так хорошо, что мне пришла в голову неожиданная мысль: «Надо ломать ситуацию и действовать самому. Борис осторожничает, и это правильно. Но с другой стороны, если меня изучают и контролируют моё поведение через Сноу, значит, есть какая-то конкретная цель. Шорину она непонятна или он по каким-то причинам не признаётся. Мало ли какие могут быть обстоятельства. Надо думать самому, и я приму решение».

Дети пошли в школу. Людмила включилась в общественную работу. Мы с Рощиным каждый день трудились над отчётностью, оговаривали процесс предстоящих приёмок и переписывались со Штельце. Звонить не хотелось, так как он каждый раз начинал спрашивать, как нам понравился общий новогодний праздник, проведённый по его приглашению в Венском лесу. Ну не можем мы отвечать гостеприимством на гостеприимство. Бюджет у нас очень строгий.

Сноу я позвонил в середине сентября из телефона-автомата. Голос Вальтера выражал радость, и было очевидно, что он загораживает трубку рукой и понижает голос. У меня опять в организме возникло недовольство, соседствующее со злостью. Вальтер явно переигрывал. «Ладно, подождите,– разговаривал я сам с собой, – дальше я сам себе режиссёр». Договорились опять о встрече в греческом ресторане. Сноу рассказал, что он был в Италии, в районе Генуи. Он бывал там и ранее, и хорошо знает и город, и окрестности. «Мне уже там всё знакомо, поэтому я загорал, купался и наслаждался итальянской кухней и вином. Из чисто генуэзской кухни он назвал местные пироги, фокаччо, ризотто на рыбном бульоне и всевозможная рыба с соусом песто. Пока не попробуешь – не поймёшь. Как и везде в Италии – паста, равиоли и пицца. А вот вино надо пить лигурийское. Лигурия – это район, к которому принадлежит Генуя. Вальтер предпочитал белые вина типа пассито и коронато, как настоящий австриец, который своих красных сухих вин и не знает. По его данным в ближайшее время подпишут изменения к контракту, где поменяют спецификацию оборудования, которая осталась после отправки станков. Что касается обработки уже набивших оскомину тугоплавких металлов, австро – немецкая сторона передаёт свой опыт в производстве деталей из таких материалов, а также необходимое для этого вспомогательное оборудование. Франц планирует приехать в Вену в октябре, привезёт с собой документы и, если понадобится, мы их обсудим. «Звони в начале октября, мы согласуем дату встречи»,– уже прощаясь, серьёзно сказал Вальтер.

Шорин редко находился у себя в кабинете весь день. Он посещал Торгпредство, Посольство и какие-то другие организации, и переговорить с ним один на один было проблематично. «Вот-вот или раньше», – отшучивался он. Так как ориентировочно план действий в моей голове уже созрел, я не настаивал.

В начале октября я позвонил Сноу из дома, разрушив таким образом налаженную им систему. Встретиться решили в парке Пратер в ресторане «Швейцарский дом», где Францу нравилась демократичная обстановка и чешское пиво «Будвар». Он об этом раньше упоминал, и мы решили сделать ему приятное. В день встречи я выехал заранее, заправил машину и заехал на рынок, где купил овощей и фруктов, о чём Людмила давно говорила, да всё было недосуг. Затем я поехал в Пратер кружным путём, посматривая в зеркало заднего вида, поворачивая то направо в узкую улочку, то останавливаясь у случайно увиденного магазина. В самом Пратере машин было немного. Был будний осенний день. Я, поставив машину, прошёлся пешком, вдыхая полной грудью запах осени. На территории парка, примыкающей к ресторану, были десятки столиков, но немногие были заняты, ведь было уже прохладно. Открыв широкие двери, я был поражён атмосферой, более соответствующей немецким пивным. Выпить чешского пива, да ещё съесть жареную свиную ножку, да ещё с тушёной капустой, в Вене это великолепие найти нелегко. Посреди помещения стояли большие столы со скамьями, где располагались компании, а вдоль стен была возможность посидеть втроём-вчетвером за столами меньшего размера. Там-то меня и ждали Вальтер с Францем. Заказали ножку и большую тарелку гарниров. Пиво официант принёс, не спрашивая, и, грохнув кружками по столу, поставил на листочке три галочки и всунул его в стоящий на столе стаканчик. Мы не забыли заказать абрикосовки и, ожидая, развлекали друг друга рассказами о летнем отдыхе. Закуска не успела остыть, и мы, выпив шнапс за воссоединение близких душ, принялись за ножку и капусту, орошая всё это пивом. Официант, изучив пристрастия гостей и ничуточки не сомневаясь, аккуратно поставил на стол ещё три кружки. Ноймайер поведал, что на его фирме руководство разделилось на сторонников и противников передачи опыта производства деталей из тугоплавких сплавов советской промышленности, но расширение контактов с советскими учёными и специалистами на фоне развития демократии и двусторонних отношений склонили чашу весов в сторону сотрудничества. Сейчас готовится перечень материалов по этой тематике и спецификация на вспомогательное оборудование. Франц принёс также внутренний доклад фирмы «Тиссен» о проведении опытов с этими металлами, но подчеркнул, что это его частная инициатива. Просмотрев доклад и отметив про себя, что он достойно оформлен и имеет вид действительно рабочего документа, я попросил Сноу убрать его к себе в кейс, мол, потом заберу, а то помну или пивом залью. Посмеялись и решили, что нам хорошо. Быстро темнело, и мне показалось, что все друг от друга устали. Франц на следующий день отбывал обратно в Германию, и ему требовался отдых. Сноу вызвался отвезти его в отель. Я распрощался и через зелёный массив по тропе двинулся к машине. Не дойдя метров двадцать до неё обнаружил, что рядом с машиной мельтешат два типа в плащах. У меня это не вызвало никакого беспокойства и, открыв дверь, я стал усаживаться. Один из незнакомцев подошёл и постучал по окну. Я, приоткрыв окно, спросил, в чём дело. Стучавший заявил, что он сотрудник спецслужб и хотел бы со мной поговорить. Было сумрачно, пустынно, и ситуация складывалась не в мою пользу. Попросив предъявить удостоверение личности, я одновременно твёрдо заявил, что являюсь официальным представителем советского Торгпредства и не собираюсь ни с кем разговаривать на улице. Махнув у меня перед носом удостоверением, австриец (или немец), усмехнувшись, предложил беседовать не на улице, а где-нибудь в другом месте, например, в кафе. Я предложил встретиться в нашем офисе, если имеются вопросы для обсуждения. Одновременно я сообщил, что о нашем контакте буду вынужден доложить директору фирмы. Не смущаясь и, видимо, ожидая такую реакцию, сотрудник через окно протянул мне руку и предложил не держать зла. Не обращая внимания на предложение рукопожатия, я завёл машину и пожелал оперу удачи в его трудном деле. Быстро выдернув руку, опер отступил в сторону.