* * *
Все сильнее выпадают волосы, парик лежит в тумбочке, ждет своего часа, а я смотрю в зеркало на каждый клок, падающий в раковину. Виднее всего выпадение на проборе, как раз на макушке. Я практически не расчесываюсь, пользуюсь лаком, чтоб волосы держались вместе. Сейчас зима, но шапку я боюсь уже надеть. Я вижу, что они безвозвратно уходят, но все надеюсь еще пару дней оттянуть неизбежное.
Падают уже не просто волосы. Как бы объяснить… Это безжизненные волоски, на них уже нет корня, а они похожи на прутики, пальцем веду по коже и вижу, что волосы просто разлетаются, как парашютики на одуванчике. На коже головы не остается и следа, никаких волосяных луковиц, корней, ничего, пусто.
После работы я прошу мужа обстричь меня, сажусь в ванной на табуретку – и вот они падают… Вот честно, я не могу даже писать об этом, такой ком в горле и слезы в глазах, что даже сложно дышать. Наверное, это самый сложный момент был для меня, он как бы показал, что все, это все, это начало конца, полная безысходность. Почему-то даже машинкой больно сбривать голову налысо – может, это колются волоски, а чувствительность кожи повышена от химиотерапии. И вот они все шапкой лежат в ванной у моих ног, даже не распадаясь, потому что несколько дней я пыталась спасти прическу непомерным количеством лака. Я на секунду посмотрела в зеркало, и, увидев глаза мужа, попросила его оставить меня одну. Почему? Да потому что в его глазах столько страха и растерянности я не видела с тех пор, как не стало его мамы. Он попросил не плакать, и я с полными слез глазами, пытаясь сдерживаться, закрываю шторку, включаю душ сильнее, чтоб не было слышно.
Поток слез, истерический плач, который невозможно остановить, обнимаю себя за колени, пока вода бьет струей по моей лысой голове и стекает по телу с остатками волос. Мне больно так, что, кажется, сердце сейчас разорвется на части, плечи дрожат и даже горячая вода не согревает. С этими волосами уходит надежда на то, что ты еще нормальный, как все, это полное доказательство болезни. Чувствую себя совершенно беспомощно, как выпавший из гнезда птенец. С опаской прикасаюсь к голове и провожу по ней, еще местами чувствуются колючие волоски, ужасно неприятно само ощущение себя такой. Вытираю сопли и встаю посмотреть на себя в зеркало. О, боже, это хуже, чем я себе даже представляла! Голова выглядит не лысой, не с ежиком, а как пораженная лишаем – в пятнах и островках мелких волос. Чувствую себя героем фильма ужасов. А на фоне серого цвета кожи и темных кругов под глазами, высохших губ и уставших век это кошмарно. Ненавижу себя и свое отражение, стыдно, что муж меня видит такой, вывернутой наизнанку.
И не говорите мне про актрис, обривших голову ради роли, я далеко не такой внешности и не актриса. Лысая голова – не вопрос красоты, а вопрос того, здорова я или нет. Я хочу не бросать вызов обществу, а лишь тихо пережить свою боль. Хочу забиться в уголочек и молча страдать. Это мое право не быть сильной, мой выбор дать волю своей слабости и унынью. Я не обязана быть Жанной Д’Арк и бороться, я не такая, не герой, ведущий за собой армию, а лишь обычный человек, имеющий слабости и нерешительность, сомнения и комплексы.
Примеряю заранее купленную чалму, но без волос она просто бесполезно болтается на голове и еле прикрывает череп, да и косынка не выглядит как на восточной красавице. Настал черед парика. Он выглядит лучше, но я становлюсь похожа на старую тетку с начесом из бухгалтерии. Да ладно, это уже лучше, пусть я буду выглядеть некрасиво, но «нормальной». Сто раз перед зеркалом себя обсматриваю, прошу мужа проверить, как сел парик, видно ли лысину или проборы.
На улице все равно нужно будет надевать шапку, чтоб ветром или резким поворотом головы не открылись проборы шапочки, на которой держатся волосы. Хорошо, что сейчас зима, в шапке будет не так заметно, вот только на работе как быть, поймут ли, заметят? Выпиваю успокоительного, чтоб уснуть перед тяжелым днем.
* * *
Поправляю парик – и вот тот миг, когда нужно появиться на людях в нем. Я паникую до трясущихся рук. Вот знаете, это не то чувство, когда купил новую вещь и с нетерпением ждешь, чтоб всем показаться в ней, не новый макияж, который хочешь, чтоб все оценили. Это как встреча с бывшим в затрепанном халате спросонья, но умноженная в сто раз. Наверное, только так женщины поймут это чувство. Как встретить ненавистную «подругу» на новой машине, когда ты в растянутом спортивном костюме и следами каши на воротнике. Да, это чувство стыда, да такого, что сквозь землю легче провалиться. И больше всего боюсь, что меня пожалеют, скажут «бедненькая». Это такое унижение, когда тебя называют «бедняжка» – уж лучше пристрелите, чем так унижать.
Слышала у ребят с ограниченными возможностями, которые создали юмористическую команду, прекрасную фразу, она стала для меня показательным маячком: «Не надо нас жалеть, Бред Питт же вас не жалеет». И правда, жалость – это унижение другого и превозношение себя над ним. Не надо жалеть. Если хотите помочь, то создайте равные условия, возможности и одинаковое отношение.
Зайдя на работу, стараюсь поскорее забиться в уголок, но все замечают и удивляются моей новой «прическе». Никто не говорит ничего плохого, но я не могу этого слышать, хочу, как ежик, свернуться клубком и выпустить колючки.
Пережила этот день, как купание в ледяной воде. Только вечером жутко болит голова от резинок на парике, я их от страха затянула очень сильно, все боялась, что парик сдвинется с места. И вообще носить парик – это не совсем так, как шапку: он жутко мешает, а на лысой голове ощущение, что все давит, чешется, остаются следы от резинок.
Приезжает моя доченька, моя девочка, мое счастье. Она, конечно же, ничего не понимает, а я счастлива опять ее обнять. Прижимаю к себе и готова провести так вечность.
Малышка что-то бурно рассказывает, играет, капризничает, а я с улыбкой смотрю на нее, она так выросла за те долгие 3 недели, что я ее не видела. Стала самостоятельней, смышленей, много историй с ней произошло, а я это пропустила, я так скучала, а потом она расплачется и скажет, что тоже соскучилась, очень.
Я была строгая мама, читала книги по воспитанию, развиваю ребенка, правильно кормлю, настраиваю режим, борюсь с кризисами полутора, трех лет, сама стараюсь быть правильной – и зачем? Зачем все это? Зачем такая правильная я такому правильному ребенку? Ребенку нужна просто любящая мама.
Совру, если скажу, что не думала о смерти после оглашения диагноза «рак». Думала, сто раз, но не боялась. Не страшно просто умереть, и дело даже не в рае или аде, я не думаю, что все так буквально. Для меня после смерти пока только темнота. Я боюсь оставить в горе свою семью, боюсь причинить им боль, а особенно моей маленькой доченьке. Я не представляю себе, как ей быть без мамы, как ей страдать и плакать. Страшнее смерти слезы моего ребенка и поломанная судьба. Я даже представлять себе не хочу ее в горе, но мозг рисует красочные картинки как наяву.
И вот теперь я не хочу ее правильной, я не хочу никаких книг по воспитанию и строгости, я хочу только быть рядом. Хочу, чтоб ее жизнь сложилась радостно и безоблачно, чтоб она была счастлива, и неважно как. Хочу, чтоб она проявляла свои эмоции, любые, хорошие и плохие, хочу, чтоб она капризничала и бесила меня своими выходками, а после обижалась и, помирившись, опять обнимала. Я не изменю себя, мой перфекционизм не даст мне покоя, я буду продолжать воспитывать. Но теперь мне нравится неидеальность и неправильность в моем ребенке, теперь ее обиды и надутые губки для меня так же прекрасны, как и заливистый смех.