Осень давнего года. Книга вторая

Птица серьезно кивнула:

– Да, Светлана. Князь Черкасский, как доверенное лицо юного царя, был записан им в потешные. Как человек очень знатного и славного рода, назначен капралом. В 1695 году он станет капитаном, будет командовать ротой Преображенского полка. Не раз потом Андрей Михайлович докажет государю свою преданность. Пройдет с Петром оба Азовских похода. К сожалению, карьеру молодого военного оборвет ранняя смерть. Это случится в 1701 году.

– Жалко, – огорчилась моя подружка. – Получается, что князю будет едва за тридцать – а он уже умрет…

Сашка смущенно кашлянул, следя глазами за быстрыми перемещениями Черкасского по площади Пресбурга. Наконец юноша встал в центре двора, выпрямился, взмахнул тростью. Ух ты, как оглушительно грянули барабаны! Солдатские шеренги четко, по-парадному, зашагали по двору. Это было прекрасное зрелище! Мимо нас стройными рядами, ни разу не сбившись с ритма, проплывали войска Петра. Лица потешных были серьезны. За спинами подростков чуть покачивались разнокалиберные ружья. Реяли на ветру флажки, трещали барабаны. Дружина на ходу перестраивалась, ловко поворачивала вправо, влево и кругом. Иноземцев даже рот приоткрыл, наблюдая за происходящим. Он, задохнувшись от восторга, схватил нас с подружкой за руки и крепко стиснул их. Ковалева поморщилась от боли, но тут же забыла о ней: справа от нас, третьим в ряду от знаменосца, высоко подняв белокурую голову на сильных плечах, шагал Афанасий. Он прямо и твердо смотрел перед собой. У Светки при взгляде на будущего бомбардира запылали щеки.

– Ир, – в волнении шепнула мне подружка, – ты представляешь, что Афоня вытерпел за эти полдня, постоянно ожидая разноса за пропавшую пушку? Ох, я бы уже давно скончалась от страха! А он идет себе и ничего не боится. Спокойно принимает то, что будет. Молодец! Ой, смотри, что там происходит?

3. Поиски ускользающей истины

Светка показывала в сторону одной из избушек, стоящих посреди крепостного двора. Оттуда слышался слабый шум: будто что-то ритмично взрывалось внутри помещения. От домика резко пахло кислым. Вот распахнулась дверь, и на низкое крылечко вышел Савва Романович. Птицу плохо видно было из-за марширующих мимо избушек потешных. Но мы с Ковалевой успели заметить, как страус, обвитый клубами сизого дыма, призывно махнул кому-то крылом. Тотчас же из проема пулей, как от толчка, вылетел Щука. Удивленно оглянувшись, скатился со ступенек вниз и побежал прочь от избушки. За ним на крыльцо вышел Мухин и что-то крикнул вслед Леньке. Страус наклонил к Пашке голову, и они некоторое время посовещались. Потом птица захлопнула створку, когтем задвинула на ней щеколду. Прапорщик вместе с Мухиным спустились с крыльца и не торопясь отправились вслед за Щукой.

– О, девчонки! – Иноземцев дернул меня и Ковалеву за руки. – Вон впереди Черкасского шагает Петр. Послушайте: он здорово играет на барабане! Мне такую дробь ни за что не выбить. И почему только царю, жестокому гоблину, катит счастье? Делает что хочет. Свою сестру-гадюку ваще не празднует и ее советника тоже. Доверенного стольника в офицеры произвел, и никто перцу не помешал это сделать. Войско собрал и обучил почти как настоящее, с оружием, с артиллерией!

– Кирилл Владимирович, – перебила Сашку Ковалева, – скажите, а подальше Петра, третий в шеренге – кто шагает? Ну, светловолосый, с голубыми глазами? Который смотрит дерзко и смеется?

– Это Александр Данилович Меншиков, нынешний денщик царя, его верный телохранитель, одним из первых записанный в потешные. Будущий граф, князь, герцог Ижорский…

– Погодите, – уточнила я, – он сейчас что, одновременно и денщик, и солдат?

– Да. Все потешные исполняют свои прежние обязанности стольников, спальников, кречетников, конюхов, истопников и вместе с тем служат в войске Петра Алексеевича, получая за это жалованье.

– Да что вы про какое-то жалованье?! – Сашка, задохнувшись, рванул воротник рубашки. – Кирилл Владимирович, Вы не шутите? Это тот самый Меншиков, гениальный полководец? Который много раз выигрывал сражения, умея командовать одновременно и пехотой, и кавалерией? Тот, кто в мае 1703 года, находясь в устье Невы и имея под началом всего тридцать лодок, одержал первую морскую победу над шведами? Тот, кто разгромил шведско-польский корпус под Калишем в 1706 году? И кто сам в решающий момент ринулся в бой и увлек за собой других?

– Да, Александр. Именно его ты сейчас видишь перед собой – подростка неполных пятнадцати лет, будущего верного соратника Петра Великого.

– И еще, – Сашка нервно облизал губы, не в силах оторвать взгляд от озорного мальчишки в зеленом мундире, – Меншиков во время Полтавской битвы в июле 1709 года наголову разбил отряд генерала Шлиппенбаха, а самого его пленил. А в тот момент, когда столкнулись русская и шведская армии, он напал на корпус генерала Рооса, обратил его в бегство, рассеял по полю боя без остатка, чем во многом предопределил будущую победу. Под Александром Даниловичем за время сражения были убиты три лошади – но он не струсил и продолжал воевать, пока не настиг убегающих шведов у переправы через Днепр и не заставил их сдаться!

Мы с подружкой, оторопев, слушали Саню. Честное слово, мы даже не предполагали, что Иноземцев так хорошо знает историю – правда, военную, а не общую! И когда наш друг успел начитаться этих сведений, если еще до конца прошедшего июня он – нам было точно известно! – вообще и книг-то в руки не брал? Или это случайность? Надо будет выяснить!

– А вон тот, темненький, с умным лицом? – ткнула я пальцем в другого потешного. – Который смотрит серьезно и строго?

– Яков Вилимович Брюс, – ответил скворец, – будущий ученый, алхимик, естествоиспытатель, дипломат, инженер, военачальник.

– О, – благоговейно вздохнул Сашка, – я его знаю. Брюс уже в тридцать пять лет стал маршалом. И тоже прославил себя в Полтавской битве! Накрыл шведов таким ружейным и артиллерийским огнем, что привел их в ужас и полное замешательство. На Карла Двенадцатого вместе с его армией словно бы сыпался с неба град из больших бомб и летающих гранат. А еще Яков Вилимович изобрел пушку, которая зараз, одним ядром, снесла полстены завоеванной русскими шведской крепости Ниеншанц. И провел реформы, и улучшил конструкцию орудий, и сделал артиллерию самостоятельным видом войск. Между прочим, одним из ведущих! Даже, может быть, благодаря этому человеку мой двоюродный прадедушка героически бил потом из миномета немцев под Москвой. Ведь миномет – это потомок короткоствольной мортиры. Ну, типа той, из которой Петр только что хотел расстрелять советника репой. Так вот, именно Брюс усовершенствовал баллистические качества мортиры и заставил отливать ее по своим собственным чертежам, и…

– Саня, хватит! – замахала руками Светка. – Все это будет потом. А пока Меншиков и Брюс – просто мальчишки, играющие в войну, потешные «робятки» Петра. Чего заводиться-то?

– Ковалева, ты не понимаешь! – крикнул Иноземцев. – Эх, мне бы таких «робяток»! Да я бы с ними горы свернул. Ведь если иметь верных соратников, можно совсем другую армию организовать, чем та, что есть сейчас в России: без дедовщины, без битья, без отношения к солдату как последнему чмо! Это была бы настоящая, веселая и сильная армия – по образцу той, которую в 18 веке создал генералиссимус Суворов. Честно служа в ней, офицеры не крали бы солдатские пайки, а генералы не заставляли бы рядовых строить себе дачи! И я это сумел бы совершить, не сомневайся, Ковалева. Но дружу-то я с тобой и Костиной, а вы девчонки и в армию точно не пойдете!

Я засмеялась:

– Да уж конечно. Шагать под барабан, как эти потешные, нам неинтересно.

Мальчишка опять что-то взволнованно забубнил, но мы с подружкой отвлеклись от его речей – куда важнее было обсудить последние события, а не будущую Санину военную карьеру.

– Как ты думаешь, – прошептала Светка, – что могли делать в избушке Савва Романович, Щука и Мухин? И почему оттуда валил дым?

Я вздохнула:

– Не знаю, Свет. Тоже хочу понять, но не могу. И самое главное: почему прапорщик позволил мальчишкам хулиганить? – ведь надымили-то в домике наверняка они! Страус такой строгий! Вспомни, он же гонял своих «новобранцев» просто беспощадно, воинскую дисциплину укреплял. И вдруг – спокойно разрешает им что-то жечь в деревянном помещении! Хотя… все ясно! Я просто забыла: гиды здесь, в Потешном городке, не имеют права командовать нами.

Ковалева хихикнула:

– Да это чепуха, Ир, по сравнению с другим фактом: Пашка выпнул из домика Леньку. Ты до конца-то догоняешь? Мухин – Щукина, а не наоборот! Честно сказать, это загадка потруднее формулы квадратуры круга. У меня самой голова идет кругом… Ой!

Я тоже вздрогнула: мне показалось, что под нашими ногами вздрогнула земля. Точно, вон образовался холмик! Правда, это длилось недолго: горочка шевельнулась и осыпалась. Зато чуть дальше вспухла земляная полоска. Ну и ладно, неважно – к нам-то она не имеет отношения, иначе не переместилась бы в сторону. Да, действительно, моя подружка права: поведение Пашки и Леньки удивляет еще больше, чем непонятное благодушие Саввы Романовича. Что же все-таки происходит?!

– А где Саня? – завертела головой Ковалева. – Ох, ты смотри, Ир, куда он вылез. Да еще орет и руками машет! С ума, что ли, сошел? Ведь Иноземцева обнаружат, а вместе с ним – Кирилла Владимировича. И солдаты, по-моему, друг в друга стрелять собираются!

Да, картина военных учений изменилась, да еще как! За разговором мы с подружкой не заметили, что барабаны смолкли, маршировка прекратилась, Парни разделились на две равные части, сняли ружья с плеч и поставили их каждый у ноги дулом вверх. Теперь потешные представляли из себя как бы пару враждующих армий, которые вот-вот сойдутся в битве. Одну группу возглавлял Черкасский. Рядом с ним находился Петр – по-прежнему с барабаном на груди. Впереди другого войска стоял князь Голицын. В стороне от обеих дружин выстроились рядами знакомые бадьи – некоторые из посудин еще остались почти полными. Их ярко-желтое содержимое так и сияло на солнце! Понятно, это пареная репа. В других ведрах было наложено что-то коричневатое – наверное, горох. Подумать только, потешные уже успели зарядить «боеприпасами» свои пищали, фузеи и мушкеты, а мы с Ковалевой, проболтав, этого не заметили! О, какая жуткая неприятность! В гуще вооруженных войск, ровно посередине между ними, торчал и возмущенно вопил что-то Иноземцев! На плече его сидел, нахохлившись, скворец. Ясно! Кирилл Владимирович уже, наверное, оставил попытки привести в чувство нашего друга и предоставил событиям идти своим чередом. Но почему, почему птица отступилась от Сани? Ведь гид всегда помогал нам в трудные моменты! Кое-кто из солдат, видимо, слышал крики нашего друга: некоторые парни, особенно из передних рядов, изумленно таращились в сторону Иноземцева. Они его, разумеется, не могли видеть, но все же… Я схватила подружку за руку:

– Света, положение становится опасным. Похоже, Сашка совсем выпал из реальности. Бежим туда, иначе потешные его сейчас расстреляют – да еще вместе с Кириллом Владимировичем!

– Одно хорошо, – бормотала Ковалева, пока мы с ней неслись к глупому мальчишке с птицей на плече, – репа и горох, кажется, успели подостыть. Видишь, пар от них не валит? Значит, нас, по крайней мере, сильно не обожжет.

Солдаты – мне со страху показалось, что все до одного, потому что их лохматые головы дружно повернулись в нашу сторону – услышали шум шагов двух подбегающих девчонок. Многие зашевелили губами, шепча молитвы.

– Саня, ты что здесь делаешь? – прошептала Ковалева, тряхнув мальчишку за плечи. – Хочешь расстаться со здоровьем?

– О, девчонки! – дребезжаще рассмеялся Иноземцев. – Да тут же разворачиваются настоящие маневры. Вы понимаете, как мне повезло? Где и когда я еще увижу боевую стрельбу из положения стоя?!

– В том числе и по себе самому, – иронически заметила я.

– Да, да! – завизжал Сашка. – И пускай по мне шмоляют, пускай! Не только одному царьку – бычаре везучему – можно полководцем быть! Я тоже умею воевать, и не хуже его. Но кто мне разрешит, скажите, а? Почему жизнь так несправедлива: одному – все, другому – ничего? Только знай, ходи как примерный паинька, губки бантиком слепив, и не смей настоящим делом заниматься!

Под нашими ногами опять зашевелилась земля, в ней образовалась круглая ямка. Оттуда сверкнули два багровых огонька. «Интересно, – подумала я. – Надо взглянуть поближе». Но тут справа и слева послышались отрывистые команды. Солдаты вскинули ружья на плечи и прицелились.

– Пли!!! – рявкнули почти одновременно Голицын и Черкасский.

– П-пах! Плюх! У-ух! – послышались хлопки.

Репяной ком угодил мне в ухо. Светке гороховый заряд попал в плечо. Мы начали было отряхиваться. Но сразу поняли, насколько это бесполезное занятие при «овощном» бое – буквально за несколько секунд мы были густо заляпаны репой и горохом. В разыгравшейся баталии и не могло остаться чистеньких! Я подтолкнула Светку, показав ей пальцем на происходящее у ворот Пресбурга. Солдаты, которым было приказано сторожить Шакловитого, отошли вместе с советником подальше, к бревенчатой стене. Понятно, что, исполняя повеление Петра, участвовать в бою они не имели права – но явно очень желали повоевать! Стиснув Федьку с двух сторон плечами, чтобы советник не мог двинуться, потешные увлеченно наблюдали за сражением. И вдруг оба, вскрикнув, схватились руками за глаза! – в лицо парням угодили полновесные овощные «заряды». Было видно, как солдаты, ругаясь, отплевываются. А Шакловитый, получив свободу, ужом скользит к воротам. Две секунды! – и ушлый боярин скрывается за ними, оставив своих охранников в дураках. Они, наконец проморгавшись, в ужасе оглядываются: Федьки нет! Парни, толкаясь, с воем бегут следом за Шакловитым из крепости… Но они опоздали. Снаружи доносится залихватский свист, ржание коней и стук колес отъезжающей кареты.

Мы с подружкой радостно вздохнули: советник спасся от расстрела! Двум потешным его, конечно, точно не догнать. А Петр в пылу боя не заметил побега «преступника» из-под стражи – не до того сейчас юному полководцу! Охранников, правда, жаль – попадет им за ротозейство…

– Посмотри на Санину улыбку! – буркнула Ковалева, пытаясь вытянуть пальцами из кудрей густое пюре. – Иноземцев точно не в себе, надо уводить его отсюда. А бедный Кирилл Владимирович уже еле держится за Сашкин пиджак, сейчас упадет вниз, и бедного гида стопчут солдаты. Они ведь, постреляв, наверняка пойдут врукопашную!

– Вот, вот, вот! – орал наш друг. Ухмылка его и правда была подозрительной, глупо-блаженной, как у пьяного. – Это битва так битва! А разве у нас во дворе можно серьезно поиграть в войну?! Да ни за что! Сразу папочки с мамочками выскочат, начнут бойцов разнимать. Менты приедут, солдат перепишут, чтобы в школу сообщить и в детской комнате милиции на учет поставить. Не дадут провести сражение, хоть зарежься, а я тоже хочу-у-у…

Сашкин голос сорвался в тонкий фальцет. На испачканном овощной массой лице мальчишки были сейчас видны одни глаза – и они горели действительно сумасшедшим огнем, даже с каким-то красным отблеском… Внезапно поняв, что происходит, я перевела взгляд ниже, на живот Иноземцева. Так и есть! Я вскрикнула, толкнула Ковалеву и кивком показала ей на откинувшуюся полу пиджака нашего друга, из-под которой свисало до земли серое тело Зависти. Змея с хрустом выедала Санину печень, а он, не замечая гадину, продолжал, как одержимый, буйно завидовать Петру! Ну и дурачок! Позванивая стальными кольцами, змеюка содрогалась от наслаждения. Из огромной дыры на рубашке Иноземцева фонтанчиками брызгала кровь. Зрелище было одуряюще-страшным. Мы со Светкой сначала застыли, не в силах сообразить: что же делать?! Да еще отвлекали потешные! Они снова перезарядили ружья и выпустили из них друг в друга (и в нас, соответственно!) целый град разноцветных комочков. Иноземцев не обращал внимания на липкие шлепки репы и гороха. Мальчишка, повернувшись к царю, пристально смотрел на него, что-то шептал и потрясал кулаками. Змеища, чавкая, бодро шевелила удлинившимся хвостом. Скворец на Сашкином плече, тоже ставший желто-коричневым, приоткрыл один глаз и укоризненно взглянул на меня и Ковалеву. И тогда мы опомнились! Подскочив к Иноземцеву, вместе ухватили Зависть за стальное тело и дернули его вниз. Но гадина, представьте себе, и с места не сдвинулась! Наоборот, она еще глубже ввинтилась мальчишке под ребро, а мы со Светкой получили от рептилии по головам тяжелым хвостом. Ох, какой это был удар! У меня даже в мозгу зазвенело, а перед глазами пошли круги. Светке тоже, конечно, было не лучше. Моя подружка, вся в пятнах разваренных овощей, похожая на свернутую в рулон географическую карту, со стоном терла затылок. Но мы не собирались сдаваться! Я наступила змее на хвост, Ковалева сделала то же самое. Так, а теперь снова попробуем вырвать голову Зависти из Сашкиного тела. Опять не получилось! Наши пальцы только скользнули по гладкому железу, а жадная пасть рептилии проникла еще дальше в живот Иноземцева. Хвост змеи вырос под нашими ступнями и, чуть приподнявшись, легко выскочил из-под них. Мгновенно обвил мои и Светкины ноги, дернулся и опрокинул нас с Ковалевой вниз. Мы упали, больно стукнувшись лбами. Сашка не мог больше стоять. Хватая ртом воздух, мальчишка сполз на землю. Кирилл Владимирович с трудом удержался на его плече. Печально спрятал голову под крыло. Гадина, с комфортом расположившись на траве, продолжила свое подлое дело.

– Скоро она прогрызет Саню насквозь, – в отчаянье сказала я, – а мы с тобой только зря руками машем. Змея, получается, сильнее нас, его друзей! – и понятно почему. Вот если бы Иноземцев перестал завидовать Петру! Поверь, тварюга уже с позором катилась бы отсюда. Но нет! Ты видишь: Саня уже почти сознание потерял, а все равно продолжает губами шлепать, на царя злопыхать.

Плача, Ковалева сказала:

– Ты представь, Ир! Эта дрянь ползла за Иноземцевым почти с самого начала путешествия по Нелживии. Он не поддавался змее, да и мы его, помнится, вовремя выручали. А теперь вот Зависть Сашку настигла, вцепилась в его печень! Мстит Иноземцеву гадина. Еще и поэтому мы ее оторвать не можем. Змеюка, заметь, выглядит не лучше нас – мокрая, в жутких пятнах. Настоящий тигровый питон – такой есть у нас в Парке юннатов. А ведь ни за что не хочет от Сани отвязаться! Что делать?!

А я уже, кажется, придумала… Знаете, это просто здорово, что моя мама – историк и от нее мне многое известно о жизни Петра Великого. Иноземцеву сейчас нужна совершенно другая помощь! Я придвинулась к Сашке. Стараясь не смотреть на гадину, рвущую его тело – у меня от жалости к нашему другу перехватывало дыхание! – я обняла Иноземцева за плечи и сильно встряхнула. Мальчишка чуть приоткрыл налитые кровью глаза. Прошептал:

– Надо забрать у царя потешных и отдать мне!

– Саня, послушай! – крикнула я. – Не завидуй Петру, это глупо.

– Почему? – Иноземцев приподнял перемазанные репой брови.

– Потому что войско появилось у мальчишки не только по его желанию. Это было еще и решение Натальи Кирилловны.

– Чего-о? – недоверчиво, но – ура! – уже более осмысленно протянул Сашка. – Царица ведь женщина, ей-то зачем сдались потешные?

– А затем, что государыня хотела, во-первых, защитить своего сына от опасности, а во-вторых, воспитать его сильным и волевым человеком – настоящим Российским правителем.

Иноземцев скривил губы:

– Да какая этому мажору могла грозить опасность? Вон как мамочка над ним хлопочет, только что на ручках Петеньку не носит! А, знаю, что может случиться с Петрушенькой: вдруг он нечаянно объестся за обедом?

– Не только. Знай, Саня: три с половиной года назад, в мае 1682-го, в Москве произошло восстание стрельцов.

– И чего они хотели?

– Обычной справедливости. Дело в том, что после смерти отца Петра, царя Михаила Алексеевича, Наталья Кирилловна поставила управлять государством своих родственников – отца и братьев. А властвовали они по-разбойничьи! Крали из казны, вымогали у просителей взятки. Стрельцам и вовсе отказывались выдавать жалованье без того, чтобы те им заплатили за получение собственных денег. Стрелецкие начальники не отставали от чиновников. В жалобе, поданной войсковыми представителями в Дворцовый приказ, сказано: «Полковники государевы деньги, и кафтанные, и пушкарские, и знаменные, и прочие, берут себе. А мы полковое имущество сами покупаем и через то разоряемся без остатка».

– Так, значит, правильно они восстали!

– Может быть. Но только, когда войска подступили к Кремлю, его жители поняли: дело плохо! Стрельцы, потрясая копьями, кричали, что, мол, по их сведениям, малолетнего Ивана Алексеевича задушили Нарышкины. Наталья Кирилловна вывела обоих царевичей на крыльцо, чтобы показать: все в порядке, мальчики живы и здоровы. Вместе с царским семейством вышли патриарх и несколько бояр. Но тут раздались выстрелы в толпу из дворца: у кого-то сдали нервы. И тогда вспыхнул настоящий бунт! Стрельцы поднялись на Красное крыльцо и сбросили князя Михаила Долгорукова на подставленные внизу копья. Боярина закололи и изрубили бердышами на глазах у маленьких царевичей. Та уже участь постигла воспитателя Петра – Артамона Матвеева: он следом за Долгоруким погиб на остриях копий. Ворвавшись в покои, стрельцы бесчинствовали: грабили, бесновались, зарезали еще нескольких бояр, в том числе брата царицы Афанасия Нарышкина. И десятилетний Петр видел расправу над дядей своими глазами! На другой день стрельцы снова явились в Кремль, требуя выдачи им второго брата Натальи Кирилловны – Ивана Нарышкина. В противном случае бунтовщики угрожали погубить всех бояр. Царице пришлось отдать им брата, который был подвергнут беспощадной пытке, а потом казнен. Всего за время смуты было убито семнадцать человек! Три дня Наталья Кирилловна и Петр ждали смерти. И поверь, Саня, боялись они не напрасно! Историкам известен такой факт. Опасаясь за жизнь Ивана и Петра Алексеевичей, царица спрятала мальчиков в церкви Кремля. Скоро туда ворвались двое пьяных стрельцов. Они бросились на царскую семью с ножами. Но в этот момент кто-то крикнул, что нельзя проливать кровь у алтаря. Бунтовщики смутились, заспорили между собой. И Наталья Алексеевна успела увести сына и пасынка в задние покои дворца. То есть их всех спасла случайность! Может быть, это и есть, по-твоему, незаслуженное везение мажора?

– Э-э-э… – промычал Иноземцев. – А ты не врешь, Костина? Петр и правда чуть не погиб? И видел убийства людей?

О, какая радость! Змеища, оставив в покое Сашкину печень, корчилась в бурьяне! Зависть покачивала плоской головой. Багровые зенки гадины уставились прямо мне в глаза. Я почувствовала дурноту и отвела взгляд. Светка подняла с земли лежащий рядом с нами прутик и бесстрашно ударила им Зависть по железной морде! Змея, тренькнув кольцами, распласталась на траве. Скворец перепорхнул с Саниного плеча на мое, хрипло каркнул:

– О нет, Александр, девочка не врет. Ирина сообщила тебе подлинные воспоминания свидетелей тех событий.

– И все равно, – заупрямился Иноземцев, – этот Петруша – неженка. Пацану тринадцать лет, а мамочка с него пылинки сдувает! Заказывает ему к обеду особую кашку. Трясется, как бы деточка не переволновался, как бы ему ночью кошмары не приснились. Смехота!

Зависть приподняла из бурьяна голову, завозила хвостом и снова потянулась зубами к окровавленному боку нашего друга. Нет, гадина, ничего у тебя не выйдет! Я собралась с духом и сказала:

– Ну, во-первых, Санек, насчет каши. Она действительно очень вкусная и полезная – особенно для тех, кто хочет стать сильным и нарастить мускулы. Моя мама ее чудесно готовит. Это блюдо известно в кулинарии уже триста лет. Оно так и называется: «Каша Петра Первого». Когда вернемся домой, я тебя обязательно ей угощу. Уверяю: кашка прекрасна, просто тает во рту!

Мальчишка изумленно захлопал ресницами. Зависть дернулась от злости и попыталась обвиться вокруг моей ноги. Но была схвачена за кончик хвоста бдительной Светкой и отброшена в сторону. Кстати, змеища приятно уменьшилась в размерах! Значит, я на правильном пути. Продолжу:

– Во-вторых, насчет изнеженности царя. Это неправда, Санек. Петр, в отличие от других монархов, никогда не боялся ни трудов, ни опасностей, ни голода, ни холода. А вот здоровье у него действительно слабое – во многом из-за того самого стрелецкого бунта. Жестокие убийства знакомых и родных, а также пережитый страх за свою жизнь не прошли для мальчика бесследно. Помнишь гримасы, которые строил Петр? Это нервный тик. А один иностранец, знавший Петра, писал, что царь во время припадков еще и вертел головой, кривил рот, заводил глаза, подергивал руками и плечами. Позже, в двадцатилетнем возрасте, государь начал трясти головой. Когда юноша был сильно раздосадован или взволнован, у него переставала слушаться правая рука, она непроизвольно дергалась. И заканчивался приступ только после полной потери сознания. Царица сейчас не зря переживает за сына: он боится спать один, не переносит больших помещений, тишины и высоких потолков. Как ты теперь считаешь, Саня: есть тут чему завидовать?

Иноземцем закашлялся. Глядя в сторону, пробубнил:

– Ну, ты картину нарисовала! Просто хоть жалей его, несчастного пацана.

Ура, змеюка съежилась до величины указки! Злобно светит на меня издали глазами-угольками и не решается напасть на Иноземцева. Но и не уползает, дрянь такая! Интересно, почему? Сашка вскинул голову:

– Вот, Костина, – спросил он дрогнувшим голосом, – ты говоришь: Петр пережил много страшного. И нервнобольной он, и все такое! Но ведь пацану доверили армию! Классно вооруженную и экипированную! Царь ей командует, и ходит в военные походы, и проводит учения. Да пацан уже считай что полководец! А я, а мне…

Мальчишка всхлипнул и отвернулся. Зависть, нетерпеливо звякнув, метнулась к нему. Но Ковалева опередила рептилию, успела прикрыть рукой истерзанный живот Иноземцева. Змея, не рассчитав, впилась зубами в Светкину ладонь и удивленно замерла. Моя подружка ахнула, но руку не отняла и только умоляюще взглянула на меня. Я сказала:

– У тебя, Санек, от зависти мозги набекрень съехали. Как бы ни прекрасно было на вид войско Петра, оно все-таки потешное, для игры. А то, что Петр относится к нему всерьез, означает для солдат многие беды! Помнишь, что рассказывал недавно Кирилл Владимирович? Парни во время учений и шуточных сражений стреляют друг в друга не только овощами, но и горящими пыжами. При этом в ружья закладывается настоящий порох – хотя и небольшой заряд, но взрывается-то он как положено! Из пушек тоже не всегда, между прочим, летят горох, или репа, или деревянные ядра. Бывает, что орудия изрыгают папковые снаряды – ярко горящие. Поэтому во время военных игр многие потешные страшно калечатся! А некоторых, случается, и убивают, понятно? Через девять лет, осенью 1694 года, Петр совершит свой знаменитый Кожуховский поход, который закончится шуточным взятием крепости. Так вот, по свидетельствам современников, во время этого боя двадцать четыре человека было убито, а пятьдесят ранено.

– Ну уж ты скажешь, Ир, – недоверчиво протянул Иноземцев. – Почему же тогда эти бои не запретят?

– А потому, – жестко ответила я, – что так хочет Петр Первый Алексеевич, Царь и Великий князь, всея Великия, и Малыя, и Белыя России Самодержец. И дело происходит в 17 веке, а не в 21. Ясно?

Иноземцев опустил голову. Гадина отцепилась от Светкиной ладони и серой веревочкой упала в бурьян. Подружка перевела дух, начала стряхивать с руки выступившую кровь. Я продолжала:

– А ты, Санек, совершенно другой человек. Я знаю: ты не стал бы всерьез играть в войнушку с живыми людьми. И, соответственно, одерживать в ней победы такой ценой – за счет здоровья, а может, и жизни своих бойцов. Я права?

Иноземцев задумчиво кивнул. Дзеньк! – змея стала размером с карандаш.

– И еще, – я решила довести, наконец, спор до конца, – Петр во время военных забав подвергал опасности не только других, но и себя. Например, в июне 1690 года с ним чуть не случилось несчастье. Штурмовали якобы вражескую крепость – Семеновский двор. Солдаты с обеих сторон кидали ручные гранаты и горшки, наполненные порохом. Один горшок лопнул рядом с государем, опалив ему лицо. Обожгло и стоящих рядом офицеров. В их числе пострадал от взрыва Патрик Гордон, верный друг и соратник молодого царя. Петр был сильно контужен. Он потом долго лечился и встал на ноги только к началу сентября. Представляешь, каково приходилось его маме? Кстати, в том же бою скончался от ран князь Иван Долгорукий. Интересно, Санек, что сказали бы твои родители, если бы их сын так играл в войну?

– Ух, не знаю, – поежился Иноземцев. – Мать бы, наверное, плакала, с ума сходила от беспокойства. А отец… Да он, если бы узнал, просто не выпустил бы меня из дома!

– Тебе легче, – подвела итог Ковалева. – А вот Петру запретить потешные бои никто не смел! Его отец, царь Алексей Михайлович, умер, когда мальчику не было еще и четырех лет.

Иноземцев вздохнул. Зависть волчком завертелась на месте, роя под собой ямку. Обведя нас по очереди красными глазами-искорками, ринулась под землю и исчезла – лишь мелькнул на прощание ее бренчащий хвост.

Сашка рассмеялся. Радостно обнял меня и Светку. Кирилл Владимирович на его плече прикрыл глаза. Видно, старая птица очень устала и переволновалась за нас в последнее время – а ведь всерьез помогать теперь своим подопечным ни он, ни Савва Романович почему-то не имели права!

– Ну, Санек! – сварливо сказала Ковалева. – Я не представляла, что ты настолько глупый тип. Ты же видел змеюку. И грызла она твою печень не по-детски. А ты продолжал гадину приваживать, не хотел отказаться от упрямой Зависти. Почему?!

– Я не мог, Свет, – признался Иноземцев. – Бок болел ужасно, сама змеища была мерзопакостной до опупения, а я не мог оторвать гадину от себя, хоть тресни. Рука не поднималась дать ей как следует! – я же думал, что правильно злюсь на Петра. Был уверен: другого мажор не заслуживает! Хорошо, что вы меня, девчонки, не оставили – а то кем бы я сейчас был?

– Железной гадиной ростом примерно один метр шестьдесят сантиметров, – отрапортовала я. – Жаба-Дормидонт давно здесь, почему бы не появиться и змее-Саньку?

Мальчишка содрогнулся:

– Типун тебе на язык, Костина! А еще сама меня вместе с Ковалевой от Зависти освободила! Знаете, я вам очень благодарен, девчонки. Но лучше пока не будем говорить об этом, ладно?

Светка схватилась за голову:

– Правда, ребята! Мы совсем забыли про жабенцию! Дормидонт нарочно явился в крепость для того, чтобы нагадить своему сыну, заставить его лгать. Эх, все из-за тебя, Санек и твоей дурацкой Зависти! А если уже поздно?! Если мы прохлопали главные события и Афанасию теперь нельзя помочь?