И умерли они в один день
Tekst«Так уж и вподчистую!» – слабо возмутилась Ниночка Алексеевна, но остаток дня пробродила по квартире как чумная.
Вечером Алексей снова притащил полные сетки продуктов, сказав «не женское дело – тяжести таскать» и всерьёз обиделся на предложение отдать деньги. Через пару дней он, уходя на работу, оставил на столе несколько купюр. Закрыв за ним дверь, Ниночка Алексеевна сгребла со стола мятые бумажки, прижала их к груди и счастливо улыбнулась. И немедленно выбросила из головы слова старой сплетницы. Отец всегда говорил: ««Суди человека не по словам, а по делам»
Как-то Алексей пришёл с работы мрачный. Не доел щуку, с досадой бросил ложку на стол:
– Эх, супу нормального бы сейчас. – Ниночка Алексеевна виновато потупилась. Корейские супы у неё выходили похожими на перченый борщ с соевым соусом, как ни старалась.
Алексей откашлялся и, понизив голос, начал: – Нин, тут такое дело.
Ниночка Алексеевна замерла, а он велел: – Ты нож-то положи.
Стальное лезвие звякнуло о раковину, и Алексей продолжил:
– Отец малёхо не в себе стал. В больницу попал.
Ниночка Алексеевна всплеснула руками: – Как же так, Лёшик!
Родители Алексея переехали в Корею несколько лет назад по специальной программе для сахалинских корейцев. Тогда многие уехали. Вскоре после переезда мать Алексея умерла, и отец остался один. Но он – сила, никогда не жаловался на здоровье.
Алексей пожал плечами: – Девяносто лет, что ты хочешь! Батя пожил нормально. Да не, всё пучком. Поеду в Корею. Отцу уход нужен.
Ниночка Алексеевна спросила дрожащим голосом: – А я?
Он, не отвечая, смотрел в окно. Она шумно задышала, и Алексей тихо спросил:
– Хочешь вместе поедем? – и добавил, глядя в счастливо вспыхнувшие глаза: – Только тут такое дело…
Ниночка Алексеевна сжалась. Неужели всё же женат? Что тогда? На чужом несчастье счастья не построишь – так ей давным-давно сказала тётя Люба, увидев в дверной глазок мужичка, бесшумно прикрывшего дверь квартиры Ниночки Алексеевны и заторопившегося к лестнице. Так тогда и вышло. Стыдоба и слезы. Ой, что там Лёша говорит?
– Кинул меня, сука. Ещё другом назывался. А я под это дело кредит в банке взял. Сейчас меня судебные приставы ищут. Хоть в петлю лезь.
Она вскрикнула: – Боже, в какую ещё петлю?
Он понурил голову: – Как же, Нинок. Не выпустят меня в Корею. И тогда не исполнить мне сыновний долг. Как тогда людям в глаза смотреть?
Она спросила: – А много надо?
Он ответил и раздражённо повысил голос: – Чего разохалась? Зря только сказал. Бабы – дуры.
– Не зря, Лёшенька! – взволновалась Ниночка Алексеевна. – Что-нибудь придумаем!
Она подошла к нему, обняла. Он благодарно мотнул головой, смахнул краем ладони скупую мужскую слезу и подул за круглым женским ушком. Она блаженно прикрыла глаза.
– Я че подумал-то, – начал он медленно и ещё раз дунул. Ниночка Алексеевна хихикнула: – Щекотно, Лёшик.
– Давай квартиру продадим?
– Какую? – спросила она, морща нос в улыбке.
– Вот эту, – обвёл он рукой вокруг. – А сами в Корею поедем. И медицина там на уровне, а у тебя давление, сама говорила…
Ниночка Алексеевна убрала руки с его плеч.
– Лёшик, я так не могу…
– Чего «не могу»? – спросил он нетерпеливо.
Она молчала. Он отступил на шаг, сунул руки в карманы брюк: – Не тяни кота за хвост.
– Лёшик, – она зашептала, не поднимая глаз: – Давай поженимся. Чтоб всё по-людски.
И пошла красными пятнами, когда он захохотал: – Ну ты даёшь? Замуж хочешь?
Из глаз Ниночки Алексеевны закапали слезы, когда он согнутым пальцем, как крючком, поднял её подбородок, и не поверила ушам, услышав:
– Да я и сам хотел. Только думал, что засмеёшь меня. Я то что – без образования, гол как сокол. А ты вон – институт кончала, и отец у тебя шишка был. Нужен я тебе что ли, кореец вшивый.
Она кинулась к нему обнимать: – Дурашка ты, Лёшик, ну ты такое говоришь!
И исступлённо вскрикнула, когда он задрал халат и сделал с ней всё, что она хотела прям на кухне.
Квартиру продали на удивление быстро, благо у Алексея нашёлся и знакомый риэлтор, и нотариус. Ниночка Алексеевна аккуратной завитушкой подписывала бумаги и поглаживала обручальное колечко на пальчике. Жаль, папа не дожил. Но ведь человек жив, пока живёт память о нем. И Ниночка Алексеевна знала, что папа радуется за неё. За них. Они будут жить долго и счастливо и умрут в один день.
Корея ошеломила Ниночку Алексеевну. Заглушая многоголосый шум, в огромном зале аэропорта гремели объявления на тарабарском языке, и что-то важное сообщали вывески с большими иностранными буквами. Ниночка Алексеевна прижалась к мужу, но Алексей отстранился и скомандовал: – Бери сумки, Нинок, а я чемоданы. Давай быстрее.
В такси Ниночка Алексеевна шёпотом спросила:
– Лёшик, а чего он в белых перчатках?
Алексей засмеялся и что-то сказал по-корейски. Водитель с любопытством глянул на неё в зеркало заднего вида и широко улыбнулся. Ниночка Алексеевна забилась в угол машины и стала смотреть на проносящиеся за стеклом высокие здания из стекла и бетона, на деревья с причудливо изогнутыми черными ветками, похожими на страдальчески простёртые руки.
Лифт вознёс их на четырнадцатый этаж. Не успел Алексей нажать на звонок, как дверь распахнулась, и сухонькая старушка кинулась его обнимать. Втащили чемоданы и сумки.
Старушка затараторила, обильно вставляя русские слова в корейскую речь. Ниночка Алексеевна не понимала ни слова. Вскоре старушка ушла, похлопав Алексея по плечу, на Ниночку Алексеевну она едва взглянула.
– Ну что, Нинок, располагайся! – Алексей обвёл рукой вокруг.
Ниночка Алексеевна огляделась. Две комнатки, маленькая кухня. Пахнет затхлостью и плесневелыми тряпками. Всюду пыль, вдоль стен навалены какие-то коробки и мешки. Зато есть холодильник, и газовая плита почти новая. Ничего, глаза боятся, руки делают.