Новые условия

4

– Что со мной, Михаил?..

– Михаил Андреевич, – подсказал доктор. Да, тот самый красивый дяденька, который иногда говорит странные вещи.

– Михаил Андреевич, здравствуйте, – мне показалось, что надо быть вежливой. От того, насколько я сейчас буду воспитана, возможно, зависит моя судьба. И он не станет злиться, придираться, говорить гадости.

– Вы попали в ДТП. Помните об этом?

Я энергично кивнула и тут же поморщилась от боли.

– Ушиб головного мозга средней степени, контузионные очаги лобных долей второго типа, субарахноидальное кровоизлияние. Ушиб мягких тканей головы.

Теперь понятно, почему так сильно болела голова. Интересно, это субхна… субнах… короче, это излияние несерьезно?

– Автотравма серьезная. Вы получили тупую травму грудной клетки.

– У меня сломаны ребра? – догадалась я.

– Да, закрытые переломы шестого, седьмого, восьмого ребер с обеих сторон. Соответственно, ушиб обоих легких.

Мне показалось, что Михаил – как его там? – даже в историю болезни не особо заглядывал. Может, их там учат по памяти рассказывать? Чтобы можно было смотреть пациенту в глаза – вот как мне сейчас. Смотрит и не моргает. Удав. Точно. А я кролик, которого он съест после последнего слова. Михаил Андреевич моргнул, и меня отпустило. Итак, у меня сломаны ребра. Первый перелом в жизни! Теперь я хотя бы понимаю, что это такое. Моя лучшая подруга Танька сломала руку, когда мы пытались с ней с ветерком покататься на тарзанке. Если честно, покатались на славу. Полет, во время которого Танька сорвалась и сломала руку, был последним. Мы уже домой уходили, но я уговорила: «Давай еще разочек». Вот этот разочек стоил Танюшке двух месяцев больничного и дал возможность научиться кушать и делать домашку левой рукой. Я чувствовала себя очень виноватой, но Танюшка мне потом даже спасибо сказала. Где-то через полгода. Теперь, когда я делаю вдох и стараюсь при этом не торопиться, я понимаю подругу.

– Долго мне еще здесь лежать?

– Думаю, через пару недель смогу отпустить вас домой.

Ура! Четырнадцать дней – это не месяц. Отдохну, познакомлюсь с девчонками в палате, может, даже стихи попишу – наконец время найдется.

А красавчик все не уходил. Господи, чуть не забыла!

– А с ногами у меня что?

– Тут все серьезнее. Закрытая позвоночно-спинномозговая травма. Осложненный компрессионно-оскольчатый перелом тел Th6-Th7 позвонков с частичной компрессией, ушибом спинного мозга и стенозом позвоночного канала на данном уровне.

– У меня что, перелом позвоночника?

Офигеть! Похоже, я переплюнула Танюшку по всем статьям. Надо будет ей написать, что карма настигла меня спустя пятнадцать лет.

– И когда я смогу ходить? Мне нужно лежать? Сколько времени? Полгода?

Михаил Андреевич наконец обратил внимание на историю моей болезни в руках. Может, там что-то новое появилось. Или вообще бегущая строка. Сидит читает. Забыл, наверное. Или не успел выучить.

– Чтобы появилась возможность ходить, можно попробовать сделать операцию.

Чего?! Чтобы появилась возможность ходить? Это как? Сейчас ее нет, что ли? Надо делать операцию? Господи, какой кошмар! Операция на позвоночнике! Ну, я и вляпалась!

– Хорошо, я согласна на операцию.

– К сожалению, мы не делаем такие операции.

Михаил Андреевич больше не смотрел ни в историю болезни, ни мне в глаза.

– А кто делает?

– Нужно найти клинику.

Э-э-э, подождите! Чтобы встать на ноги, нужна какая-то хитрая операция. И никто не знает, где ее делают? Вы что, с ума сошли? А я как узнаю?!

Оказалось, что я это произнесла вслух.

– Можно будет после выписки отправить запросы в специализированные клиники. И за рубеж в том числе. Единственное, там цена вопроса.

– А я могу не найти клинику? – Кровь прилила к моим щекам, я даже привстала и не обратила внимание на боль от сломанных ребер.

Доктор пожал плечами и голосом, лишенным какого-то энтузиазма, ответил:

– Надо искать.

Бобик, след! Кто-то должен взять след и найти клинику, где мне скажут: «Детка, ноу проблем! Мы сделали сотни таких операций и вообще научились оперировать с закрытыми глазами!»

Но остались вопросы. Остались вопросы из прошлого.

– Скажите, почему меня сюда привезли? Вообще, у вас тут томограф есть? У вас тут что-то есть?

– Что-то есть, – расплывчато ответил доктор. – Но из-за ушиба головного мозга не рискнули транспортировать в областной центр. В этом случае слишком высок риск летального исхода из-за неконтролируемого отека мозга. Ваш папа поставил вашу жизнь на первое место.

– А ноги на второе?

Михаил Андреевич ничего не ответил.

– Вы хотите сказать, что если бы меня отправили в областной центр, они бы что-то сделали иначе?

Доктор смотрел в сторону.

Блин, вот и поговорили! Папа узнал о возможных последствиях и выбрал это захолустье. А меня спросили?!

– А дальше что? Дальше?

Мне кто-нибудь скажет что-нибудь хорошее?!

– Мы выпишем вас на амбулаторное лечение – под наблюдение невролога и травматолога. Через несколько месяцев сможете оформить инвалидность.

– Несколько месяцев?

– Они даются для восстановления утраченных функций организма. Сразу оформляется инвалидность только у пациентов с ампутациями конечностей.

Оба-на! А вот и хорошая новость! Наконец-то! Ножки при мне! Несколько месяцев на чудо-чудесное либо операцию ведущими хирургами страны!

Я отвернула голову к стенке. Они же неглупые и поймут, что мне больше не о чем с ними разговаривать. Ни с кем. Оставьте меня в покое!

5

Мне снилось, что я превратилась в робота, – ноги едва слушаются, но идут. Отовсюду торчат провода, и даже озорно подмигивают огоньки. Я игрушечный робот? Пытаюсь двигаться, но получается неуклюже. И все же мне нельзя останавливаться. Неожиданно на моем пути появляется корова, которая пьет воду из трещины в асфальте. Мне нужно ее обойти, но я умею шагать только прямо. Пытаюсь напугать животное (где же я ее видела?), но корове не страшен робот. Может, нас тут целый легион? Приглядевшись, я замечаю, что у коровы железная нога. Да и хвост, которым она периодически похлопывает по бокам, тоже ненастоящий. Корова-робот? Мне показалось, что где-то впереди мелькнули папины синие «жигули». Нужно обойти эту ненастоящую корову, чтобы увидеть отца. Мне надо поговорить с ним! Корова продолжает пить из трещины, и ей наплевать на мои попытки. Я замечаю, что в одной глазнице у нее мигает лампочка. Господи, я еще себя не видела! «Жигули» разворачиваются, чтобы уехать. Ненастоящий хвост отгоняет невидимых мух: туда-сюда, туда-сюда. Мне нужно поговорить с отцом, глупое животное!

Как ты мог?! Как ты мог?! Как ты мог?! Как ты мог?! Как ты мог?! Как ты мог?! Как ты мог?! Как ты мог?! Как ты мог?! Как ты мог?! Как ты мог?! Как ты мог?! Как ты мог?! Как ты мог?! Как ты мог?! Как ты мог?! Как ты мог?! Как ты мог?!

Я даже не сразу поняла, что кто-то осторожно гладит меня по плечу. Вот тогда я смогла повернуть голову и спросить уже вслух:

– Как ты мог?!

Папа вздохнул. Я знаю это выражение лица. Он сейчас начнет играть в молчанку, чтобы я успокоилась. Но я не хочу успокаиваться!

– Как ты мог?! Сделал меня калекой! Да лучше бы я сдохла, чем такой быть!

– Не говори так, – сказал папа. – Все будет хорошо.

– Да что вы все заладили: «Все будет хорошо»? С чего это вы вангуете?!

– Что делаем? – растерялся папа.

– Ставите такие замечательные выводы. Все. Будет. Хорошо. Ты это точно знаешь?

– Мы сделаем тебе операцию, и ты встанешь на ноги.

– Ты сначала клинику найди. Доктор мой что-то не очень в курсе, где бедной зайке смогут пришить ножки, чтобы она опять побежала по дорожке!

– Мы будем искать. Здесь не знают – в другом месте подскажут. В Интернете этом вашем найдем.

– В Интернете? А кто будет искать? Ты, что ли? Покажи мне свой телефон. Ну, покажи!

Я знала, что папа до сих пор пользуется кнопочным. И слово «Интернет» слышал только от меня и своих более продвинутых друзей, которые завоевали социальную сеть «Одноклассники».

– Ты меня научишь, и я буду тебе помогать. Мы обязательно найдем!

Папа не сдавался. Он бывает упрямым.

– Научишь тебя! И что? Ты в своем Мухожопинске будешь искать, а я в Москве? – как же я была зла, как же мне хотелось садануть по капельнице, чтобы она укатилась в угол палаты и перевернулась. Чтобы все умные-разумные наконец очухались и посмотрели на ситуацию не с приторной позиции, что «все будет хорошо», а с реальной. Как сказал этот доктор, через три месяца можно будет оформить инвалидность. Инвалидность! У меня не доделана презентация на работе, через год я наверняка получу повышение, а еще раньше мы с Виталиком должны пожениться. Нет тут места никакой инвалидности!

– Геша, ты будешь жить дома.

Дома? В смысле?

– В Мухожопинске, как ты говоришь. Тебе нужна будет помощь, одна ты не справишься.

– У меня есть друзья! С чего ты взял, что я буду одна?

Похоже, папа начал бредить.

– Хорошо, тебе помогут друзья. А за съемную квартиру платить тоже они будут?

Черт, точно! Я же не смогу работать. Или смогу? На инвалидной коляске заеду в лифт, там от подъезда спуск был, я помню. И поеду на работу. Разве меня в метро никто не завезет? А там везде эскалаторы. И в само здание въезд очень удобный.

– Я не вернусь домой. Мне там нечего делать. Тем более все начнут тыкать пальцем и подходить с вашим любимым: «Все будет хорошо, Женечка!»

Папа что-то хотел сказать, но передумал. Вот-вот, закончились аргументы! Не, ну молодец какой! Сначала не позволяет отвезти меня в областной центр, чтобы мне сразу сделали операцию. Страшно, видите ли, что я умру. Ну вот, я жива! Живее всех живых! Только почему-то мне совсем не радостно. Вот ни капельки! Ни капелюшечки! Ни миллиардной доли капелюшечки! А папа уже все решил – отвезет меня домой, поселит в мою чудовищную комнату с ковром на стене, и я сгнию в этом Мухожопинске. Добираться до меня девчонкам два часа – в область, через всю Москву. И вряд ли кто-то будет готов к таким подвигам на постоянной основе.

– Я в магазин схожу, – встал папа.

Чуть не сказала: «Я с тобой!» В палату робко, как будто не к себе, заглянула молодая соседка. Передвигалась она довольно быстро, я даже залюбовалась. А та, постарше, которая жаловалась на мужа, лежала. Может, у нее тоже перелом позвоночника?

Папа вышел, и я осталась одна. Не совсем одна, конечно. Потому что взрослая соседка сказала:

– Папа у тебя очень хороший. С таким папой ничего не страшно. Не обижай его…

– Вам-то откуда известно, какой он? – фыркнула я.

Похоже, все за меня решили: казнить или помиловать. Кого жалеть, а кого можно в утиль сдать. Кстати, по поводу утиля – это, наверное, про меня.

– Женя, у тебя серьезная травма. Поверь моему жизненному опыту – ни друзья, ни подружки не помощники в этом вопросе. Может, вначале только, на энтузиазме. А вот близкими лучше не разбрасываться – тем более такими, как твой отец.

Начало-о-о-ось! Сейчас меня учить будут. Папу она знает – он хороший, а с друзьями не знакома – значит, они плохие. Кстати, где мои друзья? Я ничего не стала отвечать, просто взяла в руки телефон. Пора пообщаться с друзьями, о которых все так много знают.

6

А может, я сплю? Скоро открою глаза и буду всем рассказывать про этот безумный, обросший подробностями сон. Виталик покачает головой: «Ну, мать, ты и накурилась вчера!» И это будет очень смешно. Очень! Все останется таким, каким и было неделю назад. Я же здесь неделю? Работа, друзья, моя уютная съемная квартирка в Ясенево. И Виталик, который постоянно покупает мне печеньки с предсказаниями. Верил ли он в них? Не знаю… Но всегда с таким интересом заглядывал мне через плечо, когда я разламывала печенье. И обязательно просил половинку печенюшки. Что за предсказание было перед аварией? Не помню… Хотя нет. Что-то про изменения. «Вас ждет новая жизнь»? Ерунда какая-то! Не может быть, чтобы в одночасье изменилась жизнь человека, который никому ничего не делал плохого. Правда? Я всегда прихожу вовремя на работу, не бездельничаю. Если кто-то из друзей просит в долг – никогда не отказываю. У нас классная компания, и мы всегда поддерживаем друг друга. В прошлом году Каринка заболела воспалением легких, так я даже куриный бульон пару раз варила и приносила в больницу. А когда Мишка ногу сломал, мы, хоть и ржали (не со зла, нет), но купили ему костыли и гравировку сделали: «Мишане на здоровье». Он пару месяцев плотненько так их использовал, а потом все косточки заросли, и он снова в строю.

Надо позвонить ребятам – они наверняка волнуются. Или пока не звонить? Болит голова, столько кошмарных разговоров. Надо уснуть. И может быть, я проснусь в другом месте. Ведь может такое быть? Мне раньше часто всякая ерунда снилась: и преследования, и нападения. Один раз приснилось, что я умерла и со стороны смотрю на свои похороны. Все меня провожают, пьют, слова хорошие говорят. Сначала меня это немного напрягло, потом умилило. Но, когда я решила сказать, что праздник окончен, и я не умерла, оказалось, что не могу говорить. Никто меня не слышит. Проснулась я в ужасе после того, как меня закапывать начали. В ту ночь я уже не могла уснуть – сидела на подоконнике до утра и курила сигареты одну за другой. А тут всего лишь сломанный позвоночник. Вот проснусь и…

Проснулась я все в той же палате и с теми же соседками. Голова продолжала раскалываться, но лежать и смотреть в потолок было невыносимо. Я попробовала надавить руками на живот и ничего не почувствовала. Из всех моих достоинств – это двигающиеся руки и голова, которая способна поворачиваться налево и направо. Список возможностей так себе – даже на трояк не тянет. Как жить-то? Как? Только телефон способен принести в мой сузившийся мир хоть что-то положительное. Я набрала номер Виталика – «Абонент занят, перезвоните позже». Следующая на очереди Карина.

– Женя! Боже мой! Это ты? – закричала подруга, даже не поздоровавшись.

И у меня сразу на душе стало тепло.

– Карин, привет!

– Господи, как ты там? Твой отец говорил такие страшные вещи – перелом позвоночника, инвалидная коляска. Это он так пугал, чтобы мы бухать перестали? – Карина заливисто рассмеялась.

– Ну, не совсем, – тепло куда-то улетучилось. – Все действительно очень серьезно. Чтобы снова начать ходить, мне нужна операция.

– Женька, боже мой! Это ужасно! А ты уже на инвалидной коляске?

– Нет еще. Пока лежу в больнице. Папа навещает.

– Ну да, далековато от нас, конечно. Я бы тебе бульончику принесла, но сама понимаешь.

– Похоже, мне теперь нужно подгузники приносить, а не бульон…

– Подгузники?! Фу-у! Ой, я имела в виду, все так серьезно? Ты прям в туалет не можешь сама сходить?

– Ничего не могу. Только ложку держать и телефон.

– Ой, Женя, как все плохо. Но ты там держись! Все будет хорошо! Когда вернешься домой?

– Не знаю. Может, через пару недель.

– Мы к тебе в гости приедем. Ставь пирог! – на позитиве закончила подруга, но в последний момент опомнилась. – Ну, то есть мы чего-нибудь вкусненького привезем.

Я не могу понять, почему мне тоскливо после этого разговора. Чего-то не хватает, но я не могу понять чего. Может, смущают постоянные Каринкины «это ужасно»? Я это и так понимаю и хочу услышать другое. Типа, все будет хорошо? Ой, кошмар какой! Я совсем запуталась. Папа говорит, что мы справимся, а я злюсь. Подруга ужасается моему положению – меня это задевает. Чего же я хочу? Какой справедливости? Какого отношения?

– Тебя Женя зовут? А меня Анна, – вдруг раздался голос взрослой соседки.

– А меня Света, – отозвалась молодая.

Мне показалось, что я не хочу ни с кем разговаривать, но совершенно неожиданно я зачем-то сказала:

– А папа меня Геша называет…

– Очень ласково, – поддержала Анна. – Я вообще раньше такое не слышала.

– Я тоже, – подхватила молодая.

И тут зашел папа. Как будто он все это время стоял за больничной дверью и ждал контрольного слова «Геша». Вообще-то, я была уверена, что мы с ним поругались, но при виде отца на душе стало так спокойно.

– Пап, а ты правда станешь продвинутым пользователем?

– А то, – улыбнулся отец, как будто не было между нами неприятного разговора. И положил на кровать коробочку, в которой лежал новый смартфон. Не Iphone, конечно, но прогресс налицо!

И тут у меня зазвонил телефон. На дисплее высветилось «Виталик». Я, если честно, не любитель повышенного внимания. Соседки, папа. А у меня, возможно, важный разговор. Но сделать самое простое – встать и выйти в коридор, я не могла. Может быть, сбросить, а потом перезвонить? Папа уйдет, соседки в туалет захотят выйти (по крайней мере, молодая). Или взять трубку и сказать, что перезвоню позже? Телефон замолчал. Пока я принимала решение, Виталик просто положил трубку. Не дождался. И я только сейчас поняла, что на мгновение задержала дыхание. Можно выдохнуть. Я ему обязательно перезвоню. Попозже. И услышу привычное «ежик мой». А пока надо поблагодарить папу, поступок которого принес мне… что это? Облегчение? Я как будто бы почувствовала облегчение – виртуальная ноша на моих плечах чуть уменьшилась. А еще я чувствую радость. Папа всегда отмахивался от современных гаджетов одной фразой: «Даже не уговаривайте!» Я ведь и не уговаривала, правда? Он сам купил! Мой дорогой и надежный папочка, спасибо тебе!

– Спасибо, пап… – да, я сказала это вслух.

– Да за что? Буду осваивать науку. Поможешь?

– Конечно. Ты же у меня умный – у тебя все получится.

Папа как будто бы недовольно цокнул языком. Но это он так, хорохорится. Я поняла, что еще чувствую – ощущение безопасности. Мы справимся – нас ведь так много!

Эта мысль пролетела мимо меня, слегка задев крылышками. Пролетела и улетела. Я пока не знаю даже, с чего начать: новые условия – новые правила игры. В этих новых условиях у меня нет связи с ногами – ноги есть, а связи с ними нет. Я не чувствую свое тело ниже груди. Вечером приходила медсестра и ставила мне клизму. Это так унизительно и беспомощно, когда тебя крутят, словно куклу. Мне больно дышать из-за сломанных ребер. У меня давно немытые волосы, которые раздражают еще сильнее, чем невозможность встать.

– Пап, давай подстрижем волосы и помоем голову…

– Как «подстрижем»? – подпрыгнул папа.

– Я не могу так. Я потом отращу. Попозже. Пожалуйста, дай мне ножницы или сам отрежь.

Папа вскочил, начал озираться по сторонам – как будто рассчитывал увидеть здесь скучающего парикмахера.

– Ты уверена?

– Да. У меня чешется голова. Я чувствую себя грязной и вонючей.

– Никакая ты не вонючая, – поддержал меня папа. – Я попрошу кого-нибудь.

И он попросил уже знакомую мне медсестру Лену. Стильная стрижка мне не грозила. Но после того, как длинные волосы упали на больничный пол, распластавшись, словно маленькие змейки, мне действительно стало легче. А когда Лена ухитрилась помыть мне голову, я первый раз за это время почувствовала себя счастливым человеком. На немножечко, на краюшечку! Но у меня была легкая и чистая голова, и в ней закружились такие же светлые и чистые мысли.

7

Наше первое свидание с Виталиком состоялось в парке аттракционов. Вот уж никогда не думала, что это лучшее место для первой встречи. Мы выбирали самые крутые аттракционы, я визжала и крепче прижималась к Виталику, а он был только этому рад. В любом другом месте мы бы присматривались друг к другу, болтали бы о глупостях, но здесь адреналин сделал свое коварное дело. Когда рядом с тобой в самые отчаянные минуты сильный мужчина, сжимающий твою руку или плечи, – о чем еще можно мечтать? На волне страха мы много смеялись, пока приходили в себя. Я чувствовала себя такой взвинченной, балансирующей на каком-то острие. У меня не было сил остановиться – настолько сильны были эмоции. И мороженое казалось вкуснее, и вата слаще. В эту же встречу мы первый раз поцеловались. Обычно я себе такого не позволяю, но тогда казалось, что по-другому быть не должно.

Волна воспоминаний заставила меня улыбнуться. Может быть, бабочками пролетела в животе, но эти ощущения мне были пока неподвластны. После ухода отца, получив свою порцию уколов в бесчувственную попу и немного вздремнув, я поняла, что мы можем пообщаться с Виталиком при помощи сообщений. Пускай тут лежит эта Аня, не выбегает в коридор Света. Только я и Виталик.

«Виталя, привет!»

«Женька, ну наконец-то! Теперь можно позвонить?»

«Я не одна. Давай так».

«Скучаю по твоему голосу)))»

«Я по твоему тоже)))»

«Ты как?»

«Ответ неоднозначен».

«Это как?»

«Лежу».

«Хочу полежать с тобой вместе».

«Тебе не понравится».

«Да ладно)))»

«У меня перелом позвоночника».

Я видела, что Виталик что-то печатает. Потом не печатает. Потом снова печатает. Он решил поэму написать?

«Ясно».

Когда я через пять минут прочитала этот лаконичный ответ, у меня от удивления слегка приоткрылся рот. И это все? «Ясно»? А с другой стороны, как можно отреагировать? «Ок»? «Сочувствую»? «Бывает»? «Позвони, когда выздоровеешь»? Но мне все равно захотелось уточнить:

«Что именно тебе ясно?»

«Про перелом. Тебя дико подбросило».

«Я не помню».

«Я видел. Мы не думали, что ты выживешь».

Папа тоже боялся, поэтому оставил меня в этом захолустье. И вот я в палате с Аней, Светой и приходящим папой. Я ждала, когда Виталик спросит, когда меня можно увидеть. Но он ничего не печатал, а мне ничего не приходило в голову. Так, попробуем зайти с другого конца.

«Как ты?»

«Норм».

«Что новенького на работе?»

Да, мы работаем вместе. И Виталик – это мой служебный роман, переросший в предложение руки и сердца.

«Дурдом. Как всегда. Элинка доделала твою презентацию».

«Хм. Меня не ждут?»

Виталик снова перестал печатать. И у меня непривычно заныло сердце. Эй, вы там с ума не посходили? У меня ноги парализованы, но не голова!

«Жень, шеф дал новое распоряжение – я погнал. Напишу позже».

И Виталик вышел из Сети. Черт, у меня даже легкая испарина появилась на лбу. А может, я зря себя накручиваю? Я сейчас очень уязвима, все происходящее рассматриваю под особым углом.

– Эй, кому принести булочку из столовой? – спросила я соседок по палате, но ответа не услышала. Мою шутку никто не оценил, кроме меня. Я хохотала, пока не пришла Леночка и не сделала мне очередной укол.