Благодаря тому, что золотодобывающая шахта когда-то закладывалась как новый производственный комплекс и имела несколько шлюзовых камер по пути прокладки, газовая среда из случайно открытой пещеры не попала в жилую. Но резким повышением давления, после разрушения базальтовой стены, отделявшей новую пещеру от шахты, убило двух старателей, которые выполняли функции оператора и наладчика, по существу автономного процесса добычи. Так неожиданно, случайным образом, источник энергии был найден, но как его использовать, не имея необходимого оборудования? Заказать его у «конкистадоров» было нельзя.
И снова на выручку пришел случай. При исследовании пещеры использовали робота на дистанционном управлении, собранного на основе системы управления глубоководного беспилотника и пары квадрокоптеров. Так вот, эту технику позже приводили в надлежащий вид, в том числе и мыли, а стоки попали в канализацию, как и должно быть. Но эта канализация сильно отличается от той, которую люди представляют, услышав это слово. Канализация Траумпфальца – это часть сложной системы круговорота воды во всей жилой пещере. Это один из столпов огромной экосистемы, где есть своя искусственная гроза, идёт дождь, и освещение соответствует солнечному по спектру и интенсивности на субтропической широте в середине мая. Так вот этот сток, попав в канализацию, стал причиной выхода из строя одного из тридцати аэротенков, где происходила его первичная биоочистка. Для тех, кто не знает – аэротенк это «бассейн», часто разделённый на несколько секций, в которых со дна бесконечно «сочатся» пузырьки воздуха, облегчающие и ускоряющие процесс расщепление органики, взвешенной в канализационном стоке, аэробными бактериями и другими микроорганизмами, это нехитрое сооружение. Сам аэротенк, вышедший из строя, вывели из эксплуатации, изолировали и законсервировали. Причиной тому стали странные изменения, произошедшие с микроорганизмами в нём жившими, они покрыли весь аэротенк кремниевой плёнкой, но при этом не забили аэрационную систему. Пробы воды показали наличие в ней микробов вроде как известных, но имевших странные мутации, в понимании двух имевшихся штатных микробиологов, не совместимые с жизнью. Микробиологи были озадачены тем, что были поражены все имеющиеся микроорганизмы и планктон, видимо вирусом, но они были живы и даже размножались, особенно хорошо чувствовали себя изменившиеся до неузнаваемости рачки одного вида, самые сложные из организмов в биоценозе аэротенка, а вот их конкуренты и враги явно были подавлены. И хотя этот инцидент действительно сильно напугал паладинов, он же помог убедить «Сынов Локки», что системе жизнеобеспечения Траумпфальца грозит опасность, а среди «Сынов Локки» были люди далеко не глупые и убедить их в этом могли только веские основания. А основания были на лицо, ёмкости аэротенка с аэраторами покрыла кремневая плёнка, структура которой была пористой, явно биологического происхождения. Главного из «конкистадоров», который лично оценивал степень грозящей опасности, даже попросили помочь и сдать в несколько авторитетных лабораторий пробы с этими неизвестными микробами. Для чего паладины решили вручить ему три герметичных контейнера со странными организмами внутри. Главный «конкистадор» не только не отказался от возложенной на него миссии, но даже сам проконтролировал процесс взятия проб. Не доверял он паладинам и потребовал, чтобы пробы были взяты именно из тех мест, на которые он указал. Вся церемония проверки была организована так, будто в аэротенке споры сибирской язвы. Аэротенк герметично накрыли огромной полиэтиленовой палаткой, в палатке установили вытяжку для поддержания пониженного давления внутри, чтобы воздух не проникал наружу, за вытяжкой в воздуховод поставили фильтры, а на выходе воздух после фильтров проходил через открытое пламя, что сжигало ценный кислород, но выглядело уж очень эффектно и жутко зловеще.
Так было заказано новое оборудование для очистных сооружений с множеством стальных толстостенных труб большого диаметра, запорная арматура, и ещё много чего, что имело двойное назначение и могло быть использовано для создания энергоустановки. Тем более что две пары генерирующих турбин суммарной мощностью в пятьсот мегаватт лежали на складах паладинов со времён начала освоения просторов пещеры. Они были частью одного из многих не реализованных проектов, оборудование которых лежало на складах мёртвым грузом. Конечно, этого было недостаточно для полноценного энергоснабжения, но более чем достаточно для поддержания жизнеспособности искусственной экосистемы в энергосберегающем, усечённом варианте.
Вильгельм был заказан для придания легенде о грозящей катастрофе пущей реалистичности, но и, конечно, для изучения странной микробиоты, не без этого. А тут такая удача – эти придурки притащили ещё и специалиста по робототехнике. Гостям сразу пообещали, что после победы над предателями им предоставят полную свободу действий и по три тонны золота, если они решат уйти. Пфальцграфиня дала слово паладина, и почему-то у друзей не возникло сомнений в том, что она выполнит свои обещания. Но это конечно не смогло предотвратить жуткого негодования по поводу их незаконного заточения, впрочем, они его быстро подавили, понимая, что утопающий хватается за любую возможность».
Рука зависла над листом, свет не потух, но рассказчик уснул, и спал крепко, как давно уже не спал.
Глава 4. Будьте как дети
Человек в потёртом светло-сером комбинезоне, проснувшись, лежал в своей каменной комнате, из стены которой торчала рука, зависшая над письменным столом со стопкой листов светло-серой бумаги. С одной стороны он испытывал чувство удовлетворения – смог найти способ наконец-то выспаться. Но что делать дальше он не знал. В его голове вновь неконтролируемо всплыли воспоминания, поток которых он был остановить не в силах. В этот раз его сознание захватили воспоминания о череде встреч с людьми, произошедшими сразу после Апокалипсиса. Первый раз, после того как старый мир смертных умер, а новый ещё не родился, Фридрих в океане встретил лодку с семьёй. Люди были в бедственном положении, их мучила жажда, и он кинулся им на помощь, добыть пресную воду он мог без всяких проблем. Фридрих забрался на судёнышко прямо из бушующих вод океана, что было уже достаточным для того, чтобы напугать находящихся на посудине. Но его появление на борту, помимо страха, вызвало неожиданный болезненный синдром, – люди попадали на дно своего судёнышка, скрючиваясь от боли. Они орали, а когда кто-то из них замолкал, то это значило, что он умер. Крики прекратились быстро, не прошло и минуты. Фридрих сначала не понял, что происходит, а когда начал догадываться, то в лодке в живых уже никого не осталось. Было невероятно трудно принять факт, что твоё присутствие убивает людей. В следующий раз Фридрих встретил на горной гряде трёх молодых людей. Они пробирались через горный хребет в долину горной речки. Фридрих не стал к ним приближаться и следил издали. Он понял, что они голодны и сбросил на их маршруте горного барана. Но парни не заметили его и прошли мимо туши. Тогда он ночью, прячась за скалы, притащил другого барана к их лагерю и подбросил его так, будто тот сам упал со скалы и прямо им в руки. Двое парней, сидевших у костра, увидели тушу, упавшую рядом, и сразу принялись её разделывать. Парень, лежавший в палатке, подошел к ним чуть позже. После того как «благодетель» убедился, что «посылка» доставлена, и удалился от людей на приличное расстояние. Наутро проснулся только один парень, двое других, сидевших у костра во время «визита» Фридриха, умерли. Фридрих окончательно поверил – люди изменились.
А что изменилось, он разобрался позже, ночью, наблюдая в открытом море за пассажирами большого океанского судна. Пассажиры судна имели обычные для живых смертных людей свечения – так называемые ауры, но в тонком теле, окружающем физическое тело каждого, Фридрих заметил инородные включения: одно в области головы размером с мелкую монету коричневого цвета, другое чуть больше в области гениталий и фиолетового цвета. Подмеченные изменения помогли понять, как запускается механизм уничтожения людей при его приближении к ним. Тонкое тело Фридриха было огромным и имело радиус порядка тридцати метров, а иногда и больше. И как только его аура соприкасалась с аурой смертного человека, имеющим упомянутые выше включения, запускался механизм уничтожения и человек умирал. От «глубины» и продолжительности соприкосновения тонких тел зависело насколько быстро и болезненно погибнет человек. Остановить этот процесс было уже невозможно. Фридриху очень хотелось найти способ устранить препятствие, созданное этими мелкими инородными телами, которые он назвал «чипами». Для чего смертных снабдили «чипами» догадаться было нетрудно. Конечно, чтобы лишить посторонних бессмертных допуска к смертным людям и тем самым ослабить их и заморить «голодом». Кто это сделал тоже ясно – это те древние боги, о которых Фридрих узнал из переданных мыслеформ тем молодым человеком. Тем бессмертным, порабощенным чужим вмешательством в его симбиотический союз с кремневым организмом, которого он встретил в окрестностях Берлина.
Вспомнив о нём, Фридрих вспомнил и о своём дневнике и решил, что сегодня обязательно допишет свою историю до момента встречи с этим «молодым» подонком, хоть это и был самый тяжелый момент в его жизни, воспоминания о котором вызывали животный ужас, чувство безысходности и, конечно, боль, рвущую сердце на части. Это и не мудрено, молодой человек лично организовал гибель детей и жены Фридриха. Чувства, связанные с воспоминаниями о встрече с убийцей-кровником, сгубившим самых родных, его жизнь, его продолжение, его радость, тех, кто был … – невозможно выразить вербально-символьным языком, сомнительно, что вообще возможно выразить.
С такими мыслями он лежал в постели, когда снова обратил свой взор на руку, торчащую из стены над письменным столом. Повернувшись на бок, спиной к столу со стопкой писчей бумаги, он закрыл глаза. Лист писчей бумаги из стопки скользнул под перо, удерживаемое рукой, торчащей из стены. Рука зашевелилась, на листе стали появляться строчки:
«Появление Вильгельма и Фридриха в этой грандиозной пещере, названной Traumpfalz, стало причиной невероятного воодушевления местных жителей. Хотя правильнее считать Траумпфальц полостью, в которую пробили туннель, соединив, таким образом, эту полость с внешним миром. Так вот, появившись там, Фридрих сразу включился в работу, в которой паладины видели спасение их маленького мира. А Вильгельм стал создавать видимость бурной деятельности, возясь вокруг законсервированного аэротенка. Тем самым отвлекая внимание «Сынов Локки» на себя, но внимания не было. Вообще «Сыны Локки» не делали запросов, чтобы их пустили для проведения осмотра, а по-другому попасть в пещеру они не могли. Они предоставили возможность паладинам решить проблему, которая могла негативно повлиять на добычу золота, и умыли руки. Время шло. Более близкое знакомство с людьми, живущими в подводной пещере, стало нравственным и культурным шоком для толерантных европейцев, которыми были друзья, особенно Фридрих.
Поначалу общество паладинов в восприятии Фридриха было похоже на описываемые в литературе племена первобытных полинезийцев, только образованных. Его крайне раздражало лёгкое, даже по меркам свободной Европы, отношение к сексуальным контактам по принципу: если нельзя, но очень хочется, то можно. Никто никого здесь не осуждал за мимолётные порывы чувств и страсти. Конфликты на почве ревности решались просто: люблю себя, тебя, её, его – всех люблю на свете я, это – родина моя. Одним словом, у меня большое сердце, крепкие гениталии и не кровь течёт в моих артериях, а коктейль из гормонов и стимуляторов.
В глубине скал находились несколько блоков закрытых помещений, что-то типа развлекательных центров, где бассейны и сауны занимали половину площадей. Так вот там часто можно было наблюдать оргии. Участвующие в оргиях вели себя достаточно тихо и обособленно, и даже смущались когда кто-то посторонний входил в помещение, но не настолько, чтобы визжать и хвататься за полотенца, пытаясь за ним скрыть свой срам. То, что происходило там, было дико людям извне, каковыми были Фридрих и Вильгельм. Возможно, определённую роль в обыденности для аборигенов фактов коллективных сношений сыграла закрытость их мира. Думаю, паладины Траумпфальца в каком-то смысле считали себя одной большой семьёй, а в семье, как известно, не без урода. И потому часто со стороны выглядели слегка мерзковато, особенно с непривычки.
В этих, уже упомянутых помещениях, кроме секса, было много музыки и танцев. Почти все поголовно либо неплохо пели, либо сносно играли на музыкальных инструментах, у них даже были звёзды местной эстрады. Вообще, было странно наблюдать, перемещаясь по комнатам, как рок-н-рольная вечеринка соседствует с меланхоличным блюз-бэндом и оргией, происходящей в помещении смежном с бассейном.
Кроме того в пещере можно было услышать с десяток языков мира, в основном это были европейские языки. Как позже выяснилось, паладины пытались сделать официальным языком общения немецкий. У них была мечта, что данный палатинат станет одним из многих. И это множество они назовут «Четвёртым Рейхом». Это будет империя, населённая людьми со свободной волей, которая одним своим существованием изменит траекторию развития всего планетарного общества. Но мечта разбилась о «Сынов Локки». И хотя немецкий учили все и хоть как-то могли на нём изъясняться, языком рабочего общения стал английский. Это было логично, его неплохо знали почти все. Паладины приняли это как факт – раз так проще, значит, пусть будет так. Но стало общепринятым изучение нескольких языков, потому двуязычность и даже свободное владение тремя языками стало нормой.
Вообще здесь система передачи знаний и навыков, в том числе и языковых, была выстроена почти также как в средневековых мастерских. Теорию изучали в основном сами, пользуясь огромной электронной библиотекой, а вот умения и навыки перенимали у профессионалов своего дела. В общем, с учётом их малочисленности, система образования у них была на уровне, если не сказать большего, из-за диплома здесь никто штаны не просиживал, – их никто и не выдавал. Специалистов растили себе на смену и готовили основательно. Каждый здесь был немножко учителем и немножко ученым. А число и разнообразие лабораторий поражало, и могло вызвать зависть у любого крупного университета мира.
Вообще паладины были пёстрой общиной не только по языковому, но и по расовому признаку. Часто слышались расистские шуточки взрослых людей в отношении детей с другим цветом кожи, но дети оказывались их родными чадами, – это казалось неприемлемым для нас, но нормальным для них. Коренные жители Траумпфальца утверждали, что таким образом сохраняют память о расовых предрассудках. Одна молодая блондинка мамаша пятилетнего чёрнокожего пацана, сказала так: «Нельзя забывать о том, что убивает, если запретить говорить «электричество», оно от этого не перестанет быть опасным. Я предпочитаю, чтобы мой сын знал, что люди могут быть крайне жестоки с теми, кто виноват лишь в том, что родился». В их системе общей школы даже предмет был такой: «Основы Дискриминации и Сегрегации».
Но непосредственно друзей коснулась другая нравственная особенность паладинов – это неприятие лицемерия. Поначалу привычные обрезать острые углы в общении толерантные европейцы сталкивались с тем, что им прямо в лицо говорили очень неприятные вещи. Типа: «Зачем вы мне лжёте» или «Вы говорите то, что я, по вашему мнению, хочу услышать». Таким образом, они избегали скрытых конфликтов. Видимо поэтому мужчины здесь позволяли себе такую роскошь как надуться на людях, а женщины не кокетничали попусту, ради развлечения. Управление человеком с помощью эмоциональной зависимости считалось неприличным поведением, унижающим достоинство в первую очередь самого управляющего.
Одним словом, Вильгельму очень понравилась жизнь пещерных людей. А вот Фридриху происходящее здесь продолжало казаться диким и безнравственным. Он испытывал необъяснимую неприязнь к местным нравам, даже после того как узнал, что оргии, которые он так часто наблюдал, не что иное как результат укоренившейся в обществе полиамории. У них не было принято бросать одного любимого в угоду другому, новому, потому в некоторых случаях особо влюбчивые люди обрастали значительным числом перекрёстных половых связей. Узнав про то, что эти оргии всё-таки основаны хоть на каких-то, пусть и выдуманных (по мнению Фридриха) чувствах, он всё-таки несколько смягчился. Особенно сильно на его восприятие местных нравов повлиял разговор всё с той же, уже упоминавшейся, блондинкой, которая утверждала, что у неё самой и её мужчины, других половых партнёров нет и никогда не было (её утверждение тогда Фридриху показалось сомнительным). Но как бы там ни было, он осознал, что общество паладинов устроено сложнее, чем показалось поначалу. И теперь оно в восприятии Фридриха немного напоминало средневековую японскую общину, загадочную и манящую, но всё равно чужую.
Если читателю придёт на ум другое сравнение, например: с утопией под названием «Город Солнца», то я его огорчу, частная собственность и наследственное право в Траумпфальце были неприкосновенны. Просто у них было невозможно всю жизнь приносить пользу обществу и при этом самому остаться с голым задом. Потому наличие такого законного права не бросалось в глаза. Более того, у них вообще не было ничего общего, абсолютно всё имело хозяина. Только это всё имело общественное обременение, которым владел пфальцграф или пфальцграфиня. Прощё говоря, их система вассальной зависимости строилась на принципе долевого владения и контрольной ответственности сюзерена за объект владения в целом. Можно описать эту систему достаточно полно и детально, но это не к чему. Достаточно будет сказать, что у них не возникало абсурдного парадокса, когда автоматизация производственного процесса вступала бы в «конфликт интересов» с работниками. Всё потому, что работники в Траумпфальце, не получали зарплату, они получали доли владения.
Всё это не главное и не имело бы значения. И тем более я бы не стал об этом писать, если бы Вильгельм со своими коллегами не начали эксперимент, в ходе которого выяснилось, что странный организм из законсервированного аэротенка вступает в глубокие симбиотические отношения со всеми организмами, которые в этот аэротенк помешаются: растения, животные, грибы, вообще со всеми. Всеобщий симбионт выстраивал трофические связи и другие взаимодействия в получившейся экосистеме так, что она становилась наиболее продуктивной и комфортной для существования того вида включённых в неё организмов, который имел наиболее развитую центральную нервную систему, а точнее мозг. Образованная симбионтом экосистема даже способствовала некоторому увеличению мозга этого «доминантного вида» организмов в объёме и массе, примерно на десять-пятнадцать процентов.
Эксперименты пришлось прервать на целый месяц по причине крайней нужды в рабочей силе на авральных работах, туда стянули всех, включая Вильгельма. Так выяснилось, что колония кремниевых организмов теряет способность перестраиваться под нового более мозговитого доминанта примерно через месяц после введения в экосистему последнего. Организмами-доминантами на тот момент были кролики, для которых осушили две из шести ёмкостей аэротенка. Через месяц в экосистему ввели карликовых свиней, но симбионт их проигнорировал, ввели новую партию кроликов, которые также избежали заражения. В тоже время представителей новых для экосистемы видов клевера и кузнечиков, кремниевый организм поразил стремительно.
Выявилась эта ограниченность по времени для введения нового доминанта «иннервации» экосистемы тогда, когда все силы паладинов пришлось кинуть на работы по перемещению и установке огромных генераторов в горячей пещере. Срочность и всеобщая вовлечённость в работы были обусловлены необходимостью всё сделать так, чтобы не привлекать внимание «Сынов Локки». У паладинов было девяносто дней после передачи дани «конкистадорам», за которые нужно было: добыть новую партию золота и незаметно произвести перемещение и по возможности установку генераторов в энергогенерирующую систему на горячей речке в новой пещере. Конечно, при перемещении всего этого сложного, громоздкого и тяжелого оборудования приходилось использовать множество робототехники и самим, облачившись в термозащитные скафандры с внешней подачей дыхательной смеси, перемещаться между пещерами. Короче, геморрой был ещё тот. А потому как ни старались, заразу в жилую пещеру всё-таки занесли.
Но это было полбеды, заметили это (что подхватили заразу) когда у людей начались проблемы с сознанием, они стали угадывать мысли друг друга. И вскоре какофония чужих мыслей наполнила голову каждого, постепенно люди смогли управлять этим и отстранять на второй план ненужную информацию. Курьёзов, связанных с этим была масса.
Дальше изучать этот кремневый организм пришлось уже на себе. И тут люди узнали о себе много нового. А через месяц все уже думали как единый организм. После началось невероятное. В вольере сидели две пары леопардов, теперь они гуляли по долине и никто даже не сомневался, что это безопасно, кошки, если так можно выразиться, теперь считали людей «богами», и сил бы у них теперь не хватило загрызть человека. Да и как можно загрызть то, что не дышит, или дышит всем телом. К тому же, «Это» меняет форму и не ранится. А если всё же у этого сверхчеловека ранение произошло, то у него включался режим регенерации и вообще организм начинал функционировать таким образом, чтобы пагубное влияние повреждающего фактора свести к минимуму. Под влиянием симбионта в себя пришла и Лиза, та девушка, которую Фридрих притащил на себе в Траумпфальц в бессознательном состоянии. Она телом поправилась давно, но вот разумом слегка тронулась и жила в палате, в которую её поместили сразу после прибытия. В её палату входили только женщины, при виде мужчин она обычно орала или теряла сознание. Теперь она выходила и даже разговаривала с окружающими, но почему-то её мысли и память были почти недоступны остальным и фрагментарны. Зато от неё всегда веяло каким-то теплом и добротой. Все сразу очень полюбили Лизу. И когда кто-то интересовался её прошлым, она всегда ему открывалась, и было видно, что она всегда была, как бы сказать, слегка блаженная. А на вопрос: «Почему её память недоступна без её на то одобрения?» – лишь пожимала плечами. Видимо, у неё была какая-то патология.
С каждым днём функционал возможностей жителей Траумпфальца расширялся и ему, казалось, нет предела. В итоге получилось разобраться, что этот организм позволяет людям приобретать свойства других организмов. Симбионт в человеке как бы образует каталог генофонда всего живого, с которым ему приходилось соприкасаться. К тому же симбионт преобразовывал среду обитания человека под его нужды, образуя что-то вроде оболочки, ограждающей замкнутую систему жизнеобеспечения, опутывая все элементы этой системы единой сетью тончайших нитей, позволяющих ускорять круговорот веществ, повышая производительность системы в десятки, а то и сотни раз. Короче, умный дом, возведённый в десятую степень. Важно, что свойства одних организмов объединяясь со свойствами других, давали то, что не мог ни один из них в отдельности, просто чудеса да и только! Можно было отрастить крылья или жабры за считанные минуты. Человек теперь мог сам себе отрубить голову, после чего сам же мог её вернуть на место. Позже выяснилось, что подобное возможно, только если это происходит в пределах всеобщей экосистемы, объединённой в единый надорганизм, за его пределами это было опасно и могло привести к гибели. И если не найдётся тот, кто вовремя вернёт голову такому чудаку на место, то тот, возможно (никто не проверял), через несколько дней погибнет. Ведь самостоятельно вернуть вне своего надорганизма тело своей голове он бы не смог – нечем. Таким надорганизмом для паладинов, где можно управлять своим телом без непосредственного его контакта с головой, буквально за пару месяцев стала искусственная экосистема пещеры Траумпфальц. Были и другие невероятные свойства, приобретённые людьми в симбиозе с этим микробом, но заострять внимания на них не стану. Кстати, значительно позже я научился отращивать крылья, лапы или плавники из ушей и, теперь, вполне могу обойтись без посторонней помощи при возникновении необходимости вернуть голову на место вне Траумпфальца. Жизнь научила! Тогда, в самом начале, многое казалось и так запредельным. Мы сами решали, где граница возможного, исходя из своих представлений о нём. Теперь я могу много того, что вообще сложно описать. Одиночество, потребность, желание, навык. Короче, опыт – дело наживное.
К моменту следующей передачи золотой дани «Сынам Локки» паладины стали уже совсем иными существами и, если совсем кратко, играючи разобрались со своими захватчиками. Можно сказать, что освобождение выглядело как казни египетские или как избиение младенцев царём Иродом, – с какой стороны посмотреть. Единственным погибшим в ходе освободительной операции стал руководитель «Сынов Локки» и то он погиб не от рук паладинов, а по своей собственной глупости. Этот придурок, видимо сильно испугавшись возмездия, пытался в одиночку сбежать на батискафе, бросив своих соратников. Но проходя декомпрессию, вместо понижения давления перед выходом к батискафу, он повысил его, причем настолько, что подобное, в здравом уме, было бы невозможно не заметить, после чего открыл дверь шлюзовой камеры. Вполне возможно он решил таким странным образом покончить с собой, но почему так, когда у него на поясе был «Глок», не понятно. Да и хрен с ним.
При захвате Опэнбурга паладины, участвовавшие в нём, почувствовали, что как бы вырвались за пределы области всеобщего сознания. Стало понятно, что при выходе из Траумпфальца люди теряют связь со всеобщей оболочкой, которая формирует поле из ионизированного потока частиц внутри себя, создавая, таким образом единое тонкое тело – ауру Траумпфальца. Только эта аура обращена не вовне, а внутрь, во внутренний объём пещеры. Так надорганизм объединяется и взаимодействует с тонкими телами всего живого внутри себя. Паладины в Опэнбурге, отдаляясь друг от друга, примерно на сто метров уже не слышали мыслей друг друга. Но оказалось, что они способны целенаправленно посылать и принимать информацию в виде теле– и радиосигналов.
При соприкосновении с аурами «Сынов Локки» также было сделано ещё одно открытие. Оказалось, что люди, не имеющие связи с симбионтом, являются очень удобным и мощным источником энергии для самого симбионта, доминантным организмом экосистемы которого являются такие же люди. Как ни странно, именно эмоциональные переживания: страх, угрызения совести, вообще любые переживания заставляют людей испускать пучки квантов энергии, как бы сбрасывая таким образом нервное напряжение. Как мы тогда решили, – это что-то типа аварийной системы, спасающей нейроны от «перегрева», но причина этого явления имела несколько иную природу, хотя в некотором роде и это объяснение имеет под собой основание. Этими «аварийными выбросами» паладины могли питаться, причём с удовольствием. Того же порядка по энергетическим характеристикам, столь же «калорийными», оказались пустые и несбыточные мечты, имеющие циклический характер, и сознанием заведомо признающиеся как нереализуемые, например, о том, что они («Сыны Локки») вырвутся и накажут паладинов. По мне так эти мечты стали самым вкусным блюдом из того, что я когда-либо ел. Кванты энергии «аварийных выбросов» смертных симбионтом воспринимаются почти без потерь, в отличие от энергии света или химических реакций расщепления, которые усваиваются со значительными потерями и требуют наличия специализированной системы усвоения и накопления в каждом конкретном случае. Некоторые из паладинов, успевшие «повампирить» на «Сынах Локки» даже несколько приуныли, когда доступ к этим ублюдкам запретили на общем голосовании.
Захваченных «Сынов Локки» разместили в одном из помещений Опэнбурга, и решили, что их пожизненное заточение там – это вполне адекватная мера наказания. Девушек, находившихся у них в сексуальном рабстве, перевезли в Траумпфальц. Вот собственно и всё. Об операции по освобождению Опэнбурга больше сказать-то и нечего. Хотя нет, есть: этот рукамиводитель, пытавшийся сбежать, был до того алчным человеком, что даже в момент смертельной опасности думал о наживе. Убегая, он прихватил с собой венец старика пфальцграфа, видимо, похищенный им при захвате подводного палатината. Венец был раритетным изделием из золота, инкрустирован сапфирами и рубинами, правда, одного камня в нём уже не хватало. Венец отнесли на могилу основателя, как дань уважения.
После возвращения контроля над Опэнбургом паладины узнали от «Сынов Локки», что на поверхности бушует пандемия, вызванная смертельной заразой, переносят которую комары. Потому у паладинов не возникло массового желания покидать своё надёжное убежище, за исключением Фридриха и Лизы. Фридриху было нужно, во что бы то ни стало, забрать семью. А Лиза надеялась привести в Траумпфальц Ваню, её единственного друга. К Фридриху решил присоединиться и Вильгельм. Вылетев втроём из подводной пещеры, они какое-то время двигались вместе, но на широте Гибралтара их пути разошлись. Фридрих и Вильгельм продолжили свой путь дальше на север, а Лиза направилась на восток. Ребята старались избегать на своём пути поселений, боясь подхватить заразу. Они отчётливо видели в воспоминаниях одного из членов «Сынов Локки», как быстро эта зараза убивает человека. Друзья также соблюдали режим тишины и не пользовались недавно открытой способностью передавать теле– и радиосигнал на большие расстояния. Опасались быть таким образом запеленгованными военными и раскрыть своё существование и существование Траумпфальца. Опыт, полученный благодаря «Сынам Локки», отразился на способности друзей доверять людям.
Сделав крюк и обогнув континент на приличном расстоянии над Атлантикой, потом развернувшись на восток, ребята добрались до Балтики. В Балтийском море, медленно, у самого дна, двигались строго на восток, оказавшись на долготе Берлина, повернули на юг.
Дом Фридриха был за городом на природе в небольшой деревушке, в нескольких десятках километров от Берлина.