Вальс под облаками. Приключенческая повесть

Приставалы от скуки

На лугу, у околицы села, ватага мальчишек гоняла футбольный мяч. Глеба окликнули и попросили постоять на воротах. Но он отказался.

У себя во дворе Глеб шмякнулся на ворох сена, разбросанного на просушку, и раскинул руки.

– Ох, и достанется же нам от Малямы, – простонал он, предчувствуя страшную расплату.

Я вспомнил про собачонку и направился к конуре возле крыльца. Присвистнул и позвал: «Ярик, Ярик, Ярик…». Собачонка не отзывалась.

В двери, возле замочной скважины, торчала бумажка.

– Глеб, здесь тебе записка, – крикнул я. – Мама, наверное, оставила… Она на работу ушла?

Товарищ поднялся с вороха сена, ступил на крыльцо.

– Ничего себе! – вырвалось у него, когда развернул записку. – Ну уж, – он растерянно посмотрел на меня, но тут же отвел взгляд, скомкал бумажку и сунул ее в карман брюк.

– Что-то случилось?..

– Да ничего… Ерунда! – он нагнулся и из укромного места под крыльцом достал ключ.

– Но, Глеб, я же вижу…

– Ерунда, – повторил товарищ и заторопился открыть дверь. – Я достану из погреба молока, разогрею картошку… А ты, знаешь что, сходи за водой к колонке… Это уже давно моя обязанность…

Я не стал донимать Глеба расспросами. Может быть, мама как раз и пожурила сына за то, что забыл про свою обязанность. Взял в коридоре пустые ведра и вышел через калитку на улицу.

Мимо колонки мы только что проходили, а потому никого не надо было расспрашивать, где она находится. Я разогнался, чтобы поскорее возвратиться обратно, но, завернув за угол, замедлил шаги… Какие-то мальчишки – их было пятеро, дурачились, облепив колонку: один из них навалился на нее животом, а другие раскручивали его, как пропеллер, схватив за растопыренные в разные стороны руки и ноги… Мальчишки визжали от удовольствия… Когда я подошел к ним, перестали валять дурака и уставились на меня с любопытством: откуда, мол, взялся такой?..

Со скрипом распахнулось окно в доме напротив колонки.

– А ну, марш отсюда! – с раздражением крикнула тетенька, высунувшись наружу. – Нашли место для баловства! Чтобы здесь я вас в последний раз видела! А ты, Митька, чего с хулиганами сватажился? Я вот матери скажу, что ты куришь.

– И вовсе я не курю. С чего взяли? – буркнул мальчишка с царапиной на переносице; пристыженный, угнул голову и первым отошел от колонки.

– Что ж, теперь и воды нельзя попить? – огрызнулся второй из компании, неохотно слезая с колонки. Когда стал на ноги, оказалось, что он и ростом повыше остальных, и в плечах пошире…

Верзила что-то произнес в полголоса. Дружки расхохотались, и шатия-братия, которой не находилось дела со скуки, неспешно удалилась за угол, из-за которого я недавно вышел. Правда, верзила на прощанье окинул меня недобрым взглядом… Чудак, будто это я помешал им поразвлекаться…

Наполнив водой ведра, я заторопился. Глеб явно меня уже заждался. Но, выскочив на перекресток, замедлил шаги. Вся компания в полном сборе поджидала меня возле огородной изгороди под вишнями.

– Эй, пацан! Иди сюда. Пить хочется, – приказал верзила.

– Пейте, – миролюбиво сказал я, – мне не жалко, – и поставил ведра на землю: им надо, сами и пусть подходят.

И они подошли, но нарочито вразвалочку, черепашьим шагом. Я внутренне почувствовал, что тучи над улицей сгущаются, но не подал виду.

– А мы думали, что ты жадный, – хмыкнул верзила. – А ты вежливый… И не трус вроде… А ну, Митька, проверь-ка: холодная вода или нет…

Мальчишка с царапиной на переносице опустился на корточки, чуть приподнял ведро, с жадностью и наслаждением принялся отхлебывать и причмокивать…

– Соплей напустишь, – хохотнул зачинщик и тут же бесцеремонно толкнул дружка под зад. Толкнул слегка, но и этого было достаточно, чтобы Митька, теряя равновесие, выронил ведро из рук. Оно, конечно, опрокинулось.

Я шарахнулся в сторону от хлынувшей под ноги воды и плечом к плечу столкнулся с Митькой, который проворно подхватился с земли и по чистой случайности не вымок. И в этот самый момент к другому ведру подскочил щупленький мальчишка с ехидными глазками. Мгновение, и оно, опорожнившись, задребезжало по дороге.

– Ах, так! – я сжал кулаки и двинулся на обидчиков.

– Ну-ну! – стали стеной четверо, кроме Митьки, который насуплено застыл в ожидании развязки в трех – четырех шагах от них. – Ну, попробуй!..

– Эй, Череда! – услышал я позади громкий повелительный оклик и, обернувшись, увидел взрослого парня, катившего по дороге тяжелый мотоцикл с коляской. – Помогите всей бандой. Не заводится, шельма! – достал из кармана непочатую пачку сигарет. – Лови! – бросил ее верзиле.

Вот черти! Они будто и не приставали ко мне. Череда двумя руками вцепился в багажник и принялся пихать мотоцикл из последних сил. Дружки его, в том числе и Митька, дружно бросились на подмогу. Для них я не существовал больше! Что значит, затевали драку от нечего делать!

Когда я снова наполнил ведра водой, «Урал» взревел где-то в отдалении.

Во дворе, у крыльца, столкнулся с разъяренным Глебом.

– Ты что, в райцентр бегал? – набросился он на меня, и тут же зачем-то заглянул под опрокинутую бочку. – Нет. Нигде нет. Всюду обыскал. И в сарае, и за погребом, и в огороде…

– Чего нет?

– Чего-чего… Собачонка пропала!

– А ты покричи. Может, где дремлет, – посоветовал я и позвал громко. – Ярик! Ярик! Ярик!

– Да кричал я, – простонал Глеб. – Кричал! Это Карасик щенка забрал. Точно! – он со злости ударил кулаком по пустой бочке, и та протяжно загудела. – Ярик у Карасика пропадет. Ты думаешь, где я собачонку взял? У Карасика купил! За сто рублей еле с ним сторговался. Не поверишь, Карасик нес топить щенка в реке!

– Карасик?.. А кто это?..

– Кто-кто… Пацан один… Прозвище у него такое… Когда был мальцом, стырил у рыболовов рыбешку из ведра… Рыбаки – взрослые мужики, стали понарошку ее отнимать у него, а малец в крик: «Не отдам!.. Мой карасик…» Так и стал навсегда Карасиком…

– А может, не он украл собачонку?

– Ну, как же не он?! Карасик деньги растратил, а утверждает, что обронил сотенную у меня во дворе… Пусть не врет! Я отдал ему деньги вот здесь, на этом пятачке, и проводил за калитку. Что я, беспамятный?.. Теперь требует Ярика обратно. То упрашивает обменяться на какую-либо вещь, то грозится украсть собачонку… Не слепой: видит, что из нее умница растет…

– Так давай Карасика разыщем! Если и вправду украл, вздуем! Я только что пацанов возле колонки встретил. Не с ними ли он?

– А чего ж молчишь?! Пошли.

– Но их, – спохватился я, – их уже там нет… Они чей-то мотоцикл покатили…

– Ладно, – успокоился Глеб. – Не барин, чтобы за ним бегали. Вечером домой к нему сходим. Поговорим с ним раз и навсегда.

Я не стал рассказывать Глебу о стычке с мальчишками. Зачем? Дело обычное: познакомились – пообщались – разошлись…

Мы слопали картошку с яичницей, выпили по кружке молока.

– Вернем мы Ярика. Не переживай, – утешал я расстроенного Глеба. – А про Маляму забудь. Ну его к лешему! В конце концов, мы перед ним малость виноваты. Ну, подумаешь, забросили его телогрейку… Не на дерево ведь, не в речку… Он уже, наверное, в этой телогрейке ходит, уже давно перебесился, о нас и не думает…

Глеб поднялся из-за стола, помыл и убрал в шкаф посуду.

– В одно место мне надо, – произнес он наконец и посмотрел на меня так, будто раздумывал, доверяться мне или нет. – Очень-очень надо…

– Что-то еще стряслось?..

– Да нет… Не опасайся…

– Так что?..

– Дай слово…

– Никогда и никому, – твердо пообещал я. – Я же, Глеб, никого здесь и не знаю!

Слышала б меня Маша! Знал бы о нашей с ней тайне товарищ!

– Тогда бери в сарае весла, а я в дом – фотоаппарат захвачу… По дороге все тебе расскажу…

Неудачный визит

К речке выходили напрямик, чтобы побыстрее: вначале петляли по межам меж огородов, затем прыгали с кочки на кочку через заболоченный лужок. Я едва поспевал за товарищем, и мне было не до расспросов.

– А на Маляму не нарвемся? – только и спросил я, переведя дыхание возле пристани.

– Что он нам, – буркнул Глеб.

Мы отчалили. Лодка легко понеслась по течению. Глеб нажимал на весла, стараясь держать плоскодонку посередине реки, вздыхал и хмурил брови. Я же сидел на скамье напротив Глеба, вглядывался вдаль, за его спину, предвкушая, что же такое ожидает нас, быть может, уже за очередным поворотом. Я не понимал, отчего это Глеб не хочет заранее поделиться со мной своими переживаниями.

– Кажется, нам здорово повезло, – нарушил он молчание и выпустил из рук весла. – Представляешь, мы с тобой будем работать в настоящей экспедиции… Даже не верится… С ума можно сойти!..

– Что ты! Какая экспедиция? – опешил я. – Куда мы плывем?

А лодка тем временем замедлила ход. Ее развернуло течением. Покачиваясь на волнах, она потихоньку прибилась к берегу.

– На, читай, – Глеб вытащил из кармана и протянул мне сложенный вчетверо лист бумаги.

– Что это?

– Записка. Та, что в дверях была…

Я развернул лист, пробежал взглядом по тексту.

«Мы не застали тебя дома, – значилось в записке, – но нам нужно срочно встретиться. Экспедиции, действительно, нужен человек, который детально знает все окрестности. Мы очень надеемся на твою помощь. До вечера задержимся возле реки. Знаешь вербу, рассеченную молнией? Ждем тебя на лодке. Прихвати фотоаппарат».

Под текстом стояла размашистая непонятная подпись, а сбоку текста было написано и подчеркнуто слово «Следопыт».

– Не понял, – сказал я. – Какая экспедиция? Кто этот самый Следопыт? Расскажи толком…

– А что рассказывать?! Видел, нынче вертолет над поселком пролетал?.. Не видел еще?.. Так вот, он несколько раз за день облет совершает…

– Ну и что?… Из воинской части, наверное… Когда я автобусом…

– Ты не перебивай, а слушай… Через наш поселок к райцентру тянут газ…

– Трубы закладывают?

– Да нет, пока, как отец говорит, ведут изыскательские работы. Проще, изучают местность…

– Ну, понятно… А ты-то причем?.. Считаешь, что на вертолет тебя возьмут?..

– Тупой ты, Серега! Разве карту или план только с воздуха размечают? Я видел, как люди с приборами ходили вдоль реки, а потом в лес направились…

– Давно было?

– На прошлой неделе. Дорогу у меня расспрашивали. Я на велосипеде катался, сопроводил их немного, тропу через болото показал… Меня запомнили, наверное… Как считаешь?

Я пожал плечами.

– Так вот, – продолжил Глеб. – За лесом есть возвышенное место, где вертолет часто садится. Там стоит вагончик, где люди собираются. То ли отдыхают, то ли чертят что за столом – не знаю… Однажды, когда никого не было, я оставил в вагончике свою записку. Положил ее на стол, придавил пепельницей, чтобы сквозняком не сдуло…

– И что написал?

– Да что… – смутился товарищ. – Предложил им свои услуги… Я слышал, как дяденьки между собой говорили, что не помешало б им на месяц-другой найти среди местных хорошего знатока окрестностей… А я все наши места знаю как свои пять пальцев! Не веришь?

– Почему же…

– С отцом где только ни бывал! И на мотоцикле, и на моторке, и на лошади, и пешком… Да и сам по несколько часов проводил в самых глухих местах… А с Димкой сколько времени бродили за поселком!.. Да я писал тебе об этом!

– Сразу б и сказал…

– Что сказал? Кому? – не понял разгоряченный Глеб.

– Ну, тем, кому показывал дорогу через болото… Так, мол, и так…

– Постеснялся… Но все равно, думаю, они уже тогда мною заинтересовались. Старший группы похвалил, сказал, что рад будет новой со мной встрече, а когда прощались, – Глеб смутился, – назвал меня следопытом… Потому, наверное, это слово и отмечено в записке… Вместо пароля, вроде…

– А откуда они твой адрес знают?

– Они спросили, откуда я и чей… Я сказал… Они, оказалось, моего отца хорошо знают…

– Это же здорово!..

– Конечно! Мы будем работать в настоящей экспедиции! Пусть не в тайге, не в пустыне… Какая разница! Сегодня вечером подробную карту окрестных мест набросаем…

– Думаешь, у них такой нет?..

– И нет! Я каждую тропку знаю, самой короткой дорогой могу вывести туда, куда попросят…

– А меня возьмут?

– Думаю… Ты же со мной! На все лето, быть может!..

– А нам заплатят за работу?

– Наверное… Если заплатят, то деньги поделим пополам… Как считаешь?..

Я стушевался:

– А я-то причем?

Глеб удивленно вскинул брови:

– А что ты будешь дома один делать? Скучать? Может, где-то на трассе у костра заночуем… А может и на вертолете прокатят?… Попросим пилотов приземлиться на поселковой площади, ступим на землю на глазах набежавших отовсюду пацанов… Представляешь?..

Как не представить?..

Это была моя давняя мечта. Сколько раз я мысленно разыгрывал такую сценку. Иду улицей. Люди вокруг не обращают на меня внимания. Вдруг в небе появляется вертолет. Я достаю ракетницу и выпускаю вверх ракету. Пилоты замечают меня, вертолет потихоньку опускается, выбрасывается лесенка… И вот я на глазах изумленной публики поднимаюсь по трапу в кабину… Что должно быть дальше, я никогда не домысливал…

– Лишь бы нас дождались, – заволновался я.

– Успеем… Написано же, до сумерек… Да и слышишь музыку? Наверняка, это они магнитофон врубили… Что-то там делают, а заодно и музыку слушают…

– А может, там отдыхающие, – возразил я.

– Скажешь тоже… За поворотом речки как раз то место, где молния нынешней весной расщепила дерево… Считай, что мы почти доплыли…

– Совсем рядом с селом, – заметил я. – Можно б было и пешком сюда…

– Но просили же на лодке, – пожал плечами Глеб. – Им для чего-то надо… Поплыли?

– Конечно.

Товарищ взялся за весла и умело, быстро вывел лодку опять на середину реки. Заскрипели уключины. Побежали полукругом от нас волны.

По обе стороны реки вплотную к берегам подходил орешник, но за поворотом, с левой стороны, откуда доносилась музыка, он отодвигался, уступая место лужайке.

Когда поравнялись с увечной ракитой, нависшей над водой, на берег из-за кустов выскочили две девчонки в цветастых платьицах.

– Глеба! Глеба! – в два голоса закричали они и замахали нам руками. – Плывите к нам! Плывите сюда!

Маша! Черт возьми, это действительно была Маша. Другую девочку я, конечно, не знал.

Глеб нахмурился.

– Больно нужны нам, – буркнул он недовольно и перестал грести.

Я поднялся в полный рост. Берег хорошо просматривался до самого леса. Я предполагал увидеть на лугу палатки и машины. Но всюду было пустынно и безлюдно. Лишь две подружки, забравшись в воду по колени, приветливо махали нам руками, не скрывая радости.

– Не дождались, наверное, – огорченно обронил товарищ.

– Да, жаль, – сказал я.

Лодку тем временем прибило волной к берегу. Маша схватила ее за борт, как будто боялась, что мы раздумаем и поплывем дальше.

– Глеба, Глеба, – защебетала она, хитровато косясь на меня. – Познакомь нас со своим другом. Это тот самый мальчик, о котором ты говорил, да?.. Ой, да у вас фотоаппарат!.. Давайте сфотографируемся вместе на память!..

Глеб молча спрыгнул на берег. Выбравшись следом, я помог ему вытащить нос лодки на сушу.

– Мы просим вас к нашему скромному столу, – гостеприимно сказала незнакомая мне девочка и указала рукой на разостланное покрывало под кустом, – Бутерброды, газировка, музыка…

– Ресторан под открытым небом, – хохотнула Маша. – Ну что вы, мальчики? Чем-то обеспокоены?..

– Да не, – отмахнулся Глеб, но все же спросил. – А вы давно тут?

– Не очень, – ответила Маша. – Мою подружку, – она повернулась ко мне, – зовут Таня, меня – Маша. А тебя как, мальчик?..

Я бросил на Машу устрашающий взгляд, украдкой показал ей кулак.

– Сережа, – сказал я.

– Сережа? – как бы удивилась Маша. – Ой, Сережа… Со мной когда-то учился мальчик Сережа, который так здорово танцевал!.. Никогда не забуду, как вместе с ним я участвовала в конкурсе, и мы заняли первое место, – она закружилась под музыку, смежевав веки. – Па – па – па… – остановилась и нежданно-негаданно спросила, подморгнув исподтишка. – А ты умеешь танцевать, мальчик?

Маше, видимо, нравилась игра, которую она начала с утра непонятно зачем.

Я улыбнулся. И Маша в ответ опять закружилась, запорхала пестрым мотыльком по ромашковой лужайке… Она, я понимал, приглашала меня… И чтобы не поддаться соблазну, я поспешно отвернулся… Возможно, и зря, потому что никому до нас не было дела. Таня села на покрывало доплетать венок из ромашек и васильков, Глеб же бродил поодаль от нас, то оглядываясь по сторонам, то уставившись в землю. Он, конечно, пытался отыскать следы недавней стоянки экспедиции.

– Как я рада, что опять тебя вижу, – подступила ко мне Маша. – Еще что-нибудь расскажи о наших ребятах, о школе, о городе… Пожалуйста…

Мы присели на скамью в лодке…

Глеб подошел к нам минут через десять. Не обронил ни слова. Сбросил рубашку и трико, вбежал в речку и, ухнув в воду, поплыл. Даже мне не предложил искупаться. Знать, здорово огорчился…

В чужом дворе

К пристани мы подплыли уже в сумерках, когда в поселке зажглись огни. Надоедливые комары звенели возле лица, впивались в шею, руки. Громко и дружно галдели лягушки. Девчонки, поплавав с нами на лодке, убежали с речки домой часом раньше.

– Не дождались нас, – сокрушался Глеб.

– Знать, на то была причина, – успокаивал я его. – Если ты нужен, обязательно еще раз с тобой свяжутся…

И другая мысль докучала товарища.

– Мама места себе не находит сейчас, – беспокоился он. – Вот увидишь, у околицы встречать нас будет.

– Да вряд ли Маляма придет к тебе домой разбираться…

– Не скажи… Он, когда выпьет, может и среди ночи заявиться, к столбу ни за что придерется… А дерябнувши он почти постоянно.

Но тетя Оля встретила нас вполне спокойно.

– Где ж это вас носило? Целый день! – всплеснула она руками. – Ты хоть бы Сережу голодом не морил, – пожурила сына. – Мойте руки, и – за стол.

Мы поужинали.

– Пока тихо, давай к Карасику смотаемся, – предложил Глеб. – Если Маляма припрется, мама завтра ни за что не выпустит нас на улицу.

– Накажет?

– Да нет, за нас будет переживать.

Когда мы выскочили за калитку, уже порядком стемнело. Луны не было. Фонари горели только на перекрестках. Я постоянно оступался и спотыкался, ушиб коленку, наткнувшись на бревна, сваленные у одного из палисадников. Глеб тащил меня за собой темными улочками, по узким проходам между плетнями…

– Его дом – следующий, – указал рукой. – Перемахнем через изгородь в огород, а там есть лаз во двор: две доски отходят в заборе. Им Карасик пользуется, когда родители калитку запирают.

Из окон падал в палисадник свет. Слышалась музыка, грохот, голоса: по телику шел боевик. На улице – ни души, и во дворе – ни грюка, ни шороха. Как раз то, что и надо нам.

Не раздумывая, забрались в огород, Глеб сходу нашел нужные доски в заборе. Отодвинув их, протиснулся в узкий лаз и позвал взволнованно:

– Ярик, Ярик, Ярик…

Вздрогнул я от неожиданного, радостного повизгивания собачонки. Значит, она здесь! Действительно Карасик украл ее! Ну и подлец!

Но почему Ярик не бежит к нам?

– Привязана или заперта, – простонал Глеб; и полностью забравшись во двор, велел. – Не отставай. Поглядывай за дверью в дом, а я пойду к сараю.

Мне и боязно, и не по себе вдруг стало. В чужой двор по-воровски? Не лучше ли днем встретить Карасика да честно расквитаться с ним? Но как магнитом потянуло к окнам. Осторожно подступив к крайнему от калитки, заглянул в комнату через щелочку между занавесками…

И охнул я, отшатнувшись в тень. А сердце-то как заколотилось! В комнате за столом сидел Маляма! Самодовольный, раскраснелся, что рак. Выпучив глаза, он рубил пятерней по воздуху и что-то горячо доказывал, не трудно догадаться – хозяину дома. Тот был в майке. Грудь волосатая, а голова совершенно лысая. Боже ты мой! Я узнал в нем недавнего своего попутчика! И верно говорят: мир тесен. С этим человеком я ехал поездом в одном купе! Этого человека вместе с другими пожилыми пассажирами я пропустил вперед, когда выходили на станции из вагона! Хозяин дома хохотал, широко разинув рот. На столе стоял графин со спиртным, стаканы и тарелки с закуской.

Я вновь прильнул к окну и увидел… ехидину с мышиными глазками, того самого мальчишку, который опрокинул мое ведро с водой. Он лежал на диване, подперев руками голову и уставившись в экран телевизора. Так вот кто Карасик! «Ну, погоди!.. Я еще сведу с тобой счеты!.. Один на один… А за Ярика подавно не уйдешь от расплаты!»

К столу приблизилась женщина. Явно, хозяйка. Она подложила мужикам хлеба и огурцов, засмеялась, что-то сказав им. Уходя, потрепала сына за патлы.

– Сережка, Сережка, – услышал я за спиной и очнулся.

Надо уходить! Но что такое? Глеб звал меня от забора, где дыра, а собачонка жалобно скулила на прежнем месте – за углом дома.

– Ярик в сарае, на двери – замок, – чуть не плача вымолвил товарищ, когда я подскочил к нему.

– Убираться надо. Там Маляма, – кивнул я на окна. – С отцом Карасика пьянюжит. Честное слово.

– Да ну! – изумился Глеб. – А ты не ошибся?

– Иди, погляди…

Молча потоптались у лаза.

– Давай замок сорвем, – предложил я запальчиво.

– Что ты! Там засовы крепкие. Да и что мы, воры какие? За своим пришли…

– Так, может, Карасика на улицу вызовем?

– Не выйдет, я знаю…

Над крыльцом, осветив двор, вспыхнула электрическая лампочка. Скрипнув, стала отворяться коридорная дверь.

Благо, Глеб уже стоял одной ногой в огороде. Я следом за ним, не остерегаясь, что обдеру спину о доски или гвозди, проскользнул в узкий лаз. И затихли мы, присев за кустами смородины.

– Кто там? – встревоженно спросила с крыльца женщина. – Кто?..

Следом за матерью вышел на крыльцо Карасик.

– Сколько раз говорила тебе: забей дыру?! – накинулась она на сына. – Сейчас же бери молоток! Иначе отца позову. При мне будешь заколачивать.

В щелочку было видно, что женщина держала в руке пустую кастрюлю. Возможно, она собралась спуститься в погреб…

– Ну, зачем ты к сараю пошел?! – услышали мы. – Молоток и гвозди в пристройке возьми. Отец там вчера работал. Лучше б к делу присматривался, чем с хулиганьем связался.

От шума во дворе собачонка еще громче завизжала и заскреблась в дверь сарая.

– А эту тварь выброси! – донеслось до нас. – Чтоб и духу ее не было здесь! Чем собаку кормить, так лучше поросенка лишнего держать.

Мы выбрались из огорода на улицу. Опираясь на изгородь, стояли до тех пор, пока не ушли в дом Карасик и его мать. Болью отзывался в сердце каждый удар молотка по гвоздям и доскам.

– Открыл бы Карасик сарай, Ярик к нам бы бросился. Веришь?

Я утвердительно кивнул головой. И меня вдруг будто кто подтолкнул: метнувшись к калитке, поднял руку, чтобы постучать.

– Ты зачем? – цапнул меня Глеб за рукав. – Не дразни их, не надо.

– А я и не собираюсь дразниться. Мама Карасика охотно отдаст нам щенка. Ты же слышал…

– Дубина! Она и разговаривать с тобой не станет. Еще скажет, что во дворе какую-нибудь вещь украли. Горя не оберешься. И вообще – на твой стук Козырь выйдет, отец Карасика…

– Так как же быть?

– Завтра разберемся, – сказал Глеб. – С Яриком до утра, думаю, ничего не случится…

Спешить было некуда, и потому возвращались улицей, не срезая дорогу по огородам. Луна еще не взошла, но глаза уже привыкли к темноте, да и неторопливый шаг не мог привести к тому, что я где-то оступлюсь ненароком или невзначай натолкнусь на трубу, вкопанную возле забора вместо столбика.

– А отец Карасика ехал со мной в поезде, – сказал я, – в одном купе…

– Серьезно? – удивился Глеб. – Ну и ну…

– Не вспомню, на какой станции подсел… У дочки гостил… Попутчикам долго ее расхваливал. И такая она, и этакая… Только появился в купе, бутылку и закуску – на столик… И началось… Мужики-попутчики до этого в карты резались, шумели, но особо не докучали… Как стали выпивать, разгалделись, принялись доказывать друг другу – каждый свое, хоть уши затыкай… А отец Карасика, когда сильно подвыпил, набычится, забил себя в грудь и стал всех убеждать: «Я – козырный мужик!»… Смешно так…

– Ну, то, что он – «козырный мужик», всем в поселке известно… Но чтобы он кого-то угощал… Что-то не верится… С его жадностью…

– А чего ему… Хвастался, что опять крупную сделку провернул…

– Козырь?! Не смеши…

– Серьезно. Именно так говорил. Я ж не глухой… А еще утверждал, что всех в округе в кулаке держит…

– Фу ты!.. А не придумываешь?..

– Было б ради чего… Утверждал, что у него крупные связи в Москве… То ли в Министерстве каком-то, то ли в Главке… Я не запоминал… Зачем мне?..

Глеб расхохотался.

– Да Козырь всего-навсего шабашник. То плотничает у кого-либо, то помогает кому-нибудь ремонтировать технику… А чаще всего его можно встретить у Наперстка на угольном складе… Козырь у Наперстка – мальчик на побегушках, а в поезде перед чужими людьми просто бахвалился, под «нового русского» косил!..

– У Наперстка на угольном складе?.. Но погоди… Ты же мне говорил, что Наперсток – директор предприятий…

Глеб хмыкнул.

– Он, представь, и на угольном складе начальником… Он здесь всюду командует… И никто ему не указ… Домой придем, отца расспросишь…