С работой экипажи справляются прекрасно. Но далось это им не так просто. Они прошли большой курс теоретической учебы, включающий изучение конструкции и работы всех систем подвижной лаборатории, многодневные тренировки на лунодроме…
В результате экипаж получил хороший опыт, навыки. Но волнения, как всегда, конечно, были. Хотя и привычные уже операции выполнялись, но сердце иногда щемило…".
Три первых «гарантийных» месяца помимо изучения поверхности аппарат выполнял еще и прикладную программу: отрабатывал поиск района посадки лунной кабины. Перед экипажами стояла задача: с использованием только навигационных средств (а не по старой колее) вывести луноход к посадочной ступени.
Это удалось. 20 февраля, по окончанию 4 лунного дня, ТАСС сообщил о полном выполнении первоначальной программы работ.
Однако «Луноход-1» не собирался «умирать». Пришлось разрабатывать программу работ на следующий лунный день, и еще на следующий, и еще… В итоге луноход в три раза перекрыл свой первоначально рассчитанный ресурс.
Случались и неприятности. На 6-й лунный день, 12 апреля 1971 года (в День космонавтики) луноход попал в сложный кратер с очень сыпучими, крутыми краями. Выбраться из него было очень сложно. Пробуксовка колес достигала 90 %, углы наклона – 24°. Экипаж, посовещавшись, принял рискованное решение: закрыть солнечную батарею и выбираться вслепую назад. Все закончилось благополучно.
Однако ресурс лунохода был не бесконечным. До 18 июня (конец восьмого лунного дня), по сообщениям ТАСС, состояние служебных систем аппарата бывшее „нормальным", после восьмой ночи изменилось на „удовлетворительное"… Связь с луноходом прервалась.
В месте его стоянки наступил 12 лунный день, но аппарат на связь не выходил. Все попытки войти с ним в контакт были прекращены 4 октября. За время работы «Луноход-1» проехал 10.540 метров, передал на Землю 211 лунных панорам и 25 тысяч фотографий.
В 2012 году Международный астрономический союз утвердил названия 12 кратеров по трассе «Лунохода-1», присвоив им имена членов экипажей управления: Альберт, Боря, Вася, Валера, Витя, Гена, Игорь, Коля, Костя, Леонид, Николя, Слава. Небольшое отступление: Габдулхай получил кратер с названием «Гена», а Викентий – «Вася».
Точное место нахождения “Лунохода-1” на Луне долгое время было неизвестно. В апреле 2010 года американцы смогли “нащупать” уголковый отражатель советского аппарата с помощью лазерного луча, посланного через 3,5-метровый телескоп обсерватории “Апач-пойнт” в Нью-Мексико (США) и получить около двух тысяч фотонов, отраженных “Луноходом-1”. До этого они отыскали советский аппарат на снимках, полученных американским зондом Lunar Reconnaissance Orbiter.
Но у нас в запасе оставался ещё "Луноход-2". Программа его работы была составлена в соответствии с главной комплексной научной задачей изучения изменений основных физико-механических и химических свойств грунта в зоне перехода «морского» района Луны в «материковый». Для этого на нём было установлены дополнительные приборы, внесены изменения и усовершенствования в различные его системы.
В соответствии с советско-французским соглашением о сотрудничестве в изучении и освоении космического пространства в мирных целях для продолжения экспериментов по лазерной локации Луны также был установлен уголковый отражатель, изготовленный французскими специалистами.
В доработках и доставке космической лаборатории на поверхность Луны активное участие принимал экипаж «Лунохода-1». В частности, было предложено применить специальный режим работы двигателя колёс при поворотах на ходу – первый луноход разворачивался только на месте. Сделаны были изменения и в системе управления остронаправленной антенны лунохода: наведение антенны на Землю значительно упростилось.
Реализация усовершенствований повысила требования к обработке принимаемой информации, более оперативного её анализа оператором, бортинженером и штурманом, к взаимопониманию звена «водитель – командир», предоставив большую самостоятельность водителю, а также принятия ими оптимального предложения и доклада командиру.
16 января 197З года космическим аппаратом «Луна-21» на поверхность Луны в район Моря Ясности была доставлена передвижная научная лаборатория «Луноход-2». Сход с орбиты и мягкая посадка были успешно выполнены с помощью посадочной ступени.
Место посадки находилось в непосредственной близости от материкового района, представлявшего большой научный интерес.
Долгое время поверхность Моря Ясности не исследовалась космическими средствами. В декабре 1972 года на его восточной окраине совершил посадку американский аппарат «Аполлон-17». Советский луноход «прилунился» в 180 км к северу от места его посадки.
Впервые в практике исследования Луны космическими средствами советский и американский аппараты совершили мягкие посадки в такой близости друг от друга.
Сразу после посадки «Луна-21» управление переходит на пункт управления «Луноходом-2», где свои рабочие места заняли руководитель и члены группы управления. Сюда же прибыли члены Госкомиссии во главе с Г. А. Тюлиным и Г. Н. Бабакиным.
Первый сеанс связи был поручен расчёту в составе инженеров-испытателей И. Л. Фёдорова (командир экипажа), В. Г. Довганя (водитель лунохода), Н. Я. Козлитина (оператор ОНА), В. Г. Самаля (штурман) и А. Е. Кожевникова (бортинженер).
О работе этого экипажа рассказывает Вячеслав Довгань.
"После контроля состояния бортовых систем лунохода было установлено, что во время полёта вышел из строя датчик местной вертикали, в связи с чем «Луноход-2» лишился навигационной системы. Но опыт экипажа, полученный при управлении «Луноходом-1», позволил второму лунному вездеходу успешно начать свой первый сеанс движения.
Оценив с помощью телевизионных камер местность, с пульта водителя была выдана команда «Вперёд-1” и «Луноход-2» сначала по трапам сошёл на поверхность Луны, а затем продолжил свой путь. В нескольких метрах впереди на его пути оказался довольно старый кратер диаметром около 15 м.
Если раньше, когда «учили ходить» первый луноход, эта естественная преграда вызвала бы жаркую дискуссию, то «Луноход-2» преодолел её, что называется, «с хода» и остановился уже почти в 30 м от посадочной ступени…".
Второй сеанс связи поводил расчёт в составе майора Н. М. Ерёменко (командир), старших лейтенантов Г. Г. Латыпова (водитель), В. М. Сапранова (оператор), майоров К. К. Давидовского (штурман) и Л. Я. Мосензова (бортинженер).
Экипажи в сеансах движения управляли луноходом, не имея достоверных телеметрических показаний значений углов крена и дифферента, ориентируясь только по горизонту Луны и доверяясь интуиции водителей.
К тому же, водитель не мог рассчитывать на срабатывание систем защиты и аварийную остановку лунохода при положении шасси выше расчётно-допустимых углов.
«Лунной акробатикой» назвали тогда движение «Лунохода-2» по гребню вала кратера в Море Ясности.
За четыре месяца (пять лунных дней и ночей) с 16 января по 10 мая 1973 г. с «Луноходом-2» было проведено 60 сеансов радиосвязи. Передвигаясь в условиях сложного лунного рельефа, луноход преодолел 37 км.
С помощью телевизионной аппаратуры на Землю были переданы 86 фото- телепанорам и более 80 тысяч телевизионных снимков лунной поверхности. В ходе съёмки были получены стереоскопические изображения наиболее интересных особенностей лунного рельефа, позволившие провести детальное изучение его строения.
Активная фаза советской программы изучения Луны была завершена в августе 1976 года запуском грунтозаборной станции «Луна-24». Однако Слово «Lunokhod» вошло в мировое обращение без перевода, как ранее слово «Sputnik».
17. Зачем летать в космос?
На этот, казалось бы, простой вопрос не всегда находится убедительный ответ. Иногда он просто повисает в воздухе, а теперь и в безвоздушном пространстве. Даже сейчас, когда Мир отметил 60-летие со дня первого космического полёта человека, всё ещё задаётся вопрос: а зачем вообще летать в космос?
Ответы бывают очень разные. От научного: "Для человека как для биологического вида естественно стремление к расширению ареала обитания и степени свободы". До совсем простого: "Из спортивного интереса. Это единственная, но значимая причина", – заявил Юбер Кюрьен, один из отцов-основателей европейской космической программы. И всё-таки…
Если бы спросить об этом космонавта Сергея Крикалёва, перед тем, как он 30 лет назад отправлялся на космический комплекс "Мир", то ответ, скорее всего, последовал бы простой: "Летим работать".
Подробнее об этом расскажет Андрей Тарасов из Центра управления полетом в статье Продлённая командировка, опубликованной в упомянутом ранее журнале "Человек и Космос".
"Там у них на «Мире» нудное однообразие. Полтора десятка раз за одни сутки происходит смена «дня» и «ночи», Земля большей частью закрыта облаками, нет смены запахов, шума дождя, лесной прохлады…
Так нам представляется жизнь и работа на космической орбите. И если в программе полета вдруг что-то меняется, народ относится к этому вполне спокойно. Жизнь ведь не может застыть на целое полугодие, как и состояние техники, непрерывно крутящейся в суровом своими повадками космосе.
Мы-то можем относиться спокойно, а вот каково человеку, который настроился отсидеть в "электронной бочке" над Землей целых полгода, а это сродни долгому рыбацкому рейсу или полярной зимовке. И не отсидеть, а отработать…
Сергей Крикалев – бортинженер девятой основной экспедиция на комплексе «Мир» – стартовал 18 мая 1991 года на корабле "Союз ТМ-12" в экипаже с командиром Анатолием Арцебарским и Хелен Шарман, космонавтом-исследователем из Англии.
Первый этап полета – штатная экспедиция посещения со скоротечными и быстро возвращаемыми результатами экспериментов, приём «четырехэтажного» космического сооружения у предшественников – Виктора Афанасьева и Мусы Манарова… Затем – "штатная рутина", как выражаются Центре управления полетом.
А это значит – все больше ремонтно-профилактических работ, оттесняющих науку, потому что бортовая аппаратура вырабатывает ресурс, нуждается в дополнительных проверках, замене, контрольных испытаниях.
Начали с замены головной ЭВМ, которую на коленях, привезла Хелен. Потом – загадка с антенной системы сближения «Курс», которая «таинственно» исчезла с причального узла модуля "Квант". А это означало, что к «заднему» причалу комплекса не смогут стыковаться грузовые корабли. "Прогресс М-8" чуть не врезался в борт станции, едва успев сманеврировать. Всего семь метров отделяли его от «Мира». Сработала автоматическая система страховки.
А что же произошло с антенной? Было подозрение, что во время одного из выходов наружу, при работе в той зоне ее зацепил сапогом либо краем ранца Муса Манаров. Шутили и по поводу НПО с инопланетянами. Так или иначе, а заняться ее заменой пришлось в первый же выход в открытый космос. Антенну успешно заменили. Затем – еще серия выходов, для сооружения грандиозной по нынешним меркам ферменной мачты "Софора". Этот эксперимент – прообраз будущего капитального строительства в околоземном космосе, которое рано или поздно, после всех политических, экономических, финансовых неурядиц обязательно наступит, ибо кроме космоса человечеству просто некуда деваться.
Установленная некогда предшественниками грузовая стрела перенесла из квантовского люка ("Квант-2" – модуль дооснащения) на другой астрофизический «Квант» элементы фундамента, сборочный станок – монтажную платформу, контейнеры с инструментарием и специальными стержнями на 20 клеток-секций. Перевезла стрела и самих монтажников. И дело пошло. Фундамент установили и начали: стержень к стержню, наращивать клетки-ячейки.
Самое интересное здесь – способ крепления мачтовых стержней. Не сварка, не резьба, а прессовка дюралевых ножек. Прессом становится титаново-никелевая муфта с температурной памятью формы вместо громоздкого пневматического или гидравлического оборудования. Скромный нагреватель-переноска с несколькими лампами греет муфту до 120 градусов, и она, сжимаясь по эффекту памяти, становится маленьким, но свирепым прессом, сцепляющим звенья.
Шаг каретки – и готовая «клетка» поехала вверх, освобождая монтажное место для следующей. Способ и технология, которые могут оказаться заманчивыми и на Земле: для нефтяников, геологов, энергетиков – всех, кто нуждается в вышках и трубах. Без кранов и без вертолетов, без сварки и без верхолазов, прямо от земли, как, впрочем, и от воды или от надводной поверхности, может расти необходимая ферма или опора.
Этот космический эксперимент готовили ленинградцы из НИИ математики и механики ЛГУ, рассчитав по заказу НПО «Энергия» муфты прессовки. Монтажно-нагревательное ламповое устройство «сочинили» в МАИ, пульт управления – в Киевском технологическом институте пищевой промышленности. Есть вклад и Киевского инженерно-строительного института, и Ленинградской «Можайки», и ОКБ Грузинского технического университета. Космонавтам требовалось сделать тысячу «жимов» неподатливыми ладонями за смену, чтобы нарастить этаж мачты.
Кроме испытания технологии сборки у «Софоры» может оказаться и вполне практическое назначение – держать 14-метровой «рукой» выносной двигатель ориентации для более экономных маневров комплекса. После работы в открытом космосе возвращались в отсек во взмыленном нижнем белье, усталые.
Вот тут и сообщили из Центра управления, что программа может измениться. Анатолий Арцебарский вернется на Землю, как и запланировано после советско-австрийской экспедиции, а Сергей Крикалёв, если согласен, поработает до марта.
Еще полгода, долгие полгода, долгие даже в комфортабельной комнате, с видеомагнитофоном и прочими благами, даже с верандой для свежего воздуха. А тут…
Сергей согласился. В одном из радио сеансов с бортом я спросил, легко ли он настроился на продолжение полета.
– Взял и настроился, – не особенно рассусоливал Сергей.
– Конечно, трудно, и для здоровья не очень полезно, и вообще есть тут некоторые вещи непонятные… Но перед фирмой встала проблема: уплотнить программу, сэкономить корабль… Я должен фирме помочь.
– Ну, а фирма-то… Способна оценить?
– Вернусь – посмотрим.
– Может, и Анатолий хочет остаться на второй срок?
– Я уже говорил нашим, что нехорошо разбивать экипаж, – отозвался командир.
– Тем более нам и выходы сентябрьские отложили на следующую экспедицию, а мы в этом кое-что понимаем…
Десятая экспедиция ведет счет своим рабочим дням, экспериментам и исследованиям. Закончился 1991-й, начался 1992-й, а люди в космосе продолжают трудиться. Сергею Крикалеву не пришлось привыкать к новому командиру. С Александром Волковым они доставили на орбиту Жан-Лy Кретьена. Правда пришлось перейти из «Озонов» в "Донбассы".
В том полете был у них еще и врач Валерий Поляков, следивший за годичным полетом Владимира Титова и Мусы Манарова.
Сейчас все врачи на Земле, а Крикалев сам себе врач, сам себе бортинженер. И никакого однообразия. Интереснейшая работа. Приходят и уходят «Прогрессы», радуя подарками с Земли. Дополняются программы. Уплотняется время. Его попросту не хватает. А потому «Донбасы» отказываются порой от выходных".
Они, как и все их коллеги, летают в космос работать.
Примечание автора-составителя
1. А. Арцебарский и С. Крикалёв – экипаж 9-й основной экспедиции на ОС «Мир». Полёт Хелен Шарман был спонсирован частной британской компанией. Она провела на орбите биологические и химические эксперименты, а также серию уроков для английских школ.
Сергей Крикалёв в этой экспедиции пробыл на орбите на шесть месяцев дольше запланированного срока, так как две последующие миссии на «Мир» были сокращены по финансовым причинам. Всего совершил 6 полётов и пробыл в космосе 803 дня, в том числе 8 выходов в открытое космическое пространство. Герой Советского Союза, первый Герой Российской Федерации.
18. Ценою жизни
Стремительные шаги в космическое пространство расширили кругозор человечества и стали приносить первые практические плоды. Но есть обратная сторона технического прогресса и научных прорывов – это постоянные опасность и риск.
Дорога в Космос – не обошлась без тяжёлых, порой нелепых происшествий и трагедий, в которые попадали современные Икары.
Первые трагедии на пути освоения Космоса случилась ещё на Земле при подготовке к полётам. 23 марта 1961 года при пожаре в сурдобарокамере, наполненной кислородом, погиб Валентин Бондаренко. Вспыхнула вата, намоченная спиртом, которая попала на раскаленную спираль электроплитки. В атмосфере почти чистого кислорода огонь распространился на всю камеру. Быстро открыть её было невозможно из-за большого перепада давления. Когда её открыли, Валентин был ещё жив. В Боткинской больнице Москвы врачи 8 часов боролись за его жизнь, но безрезультатно…
На земле, но уже в космическом корабле погибли американские астронавты. 7 января 1967 года во время подготовки к первому пилотируемому полёту корабля "Аполлон-1", когда члены экипажа были уже на своих местах, возник сильный пожар.
Всё случилось мгновенно: между первым возгласом одного из них: «Мы горим!» и моментом, когда из щелей лопнувшего от жара «Аполлона» повалил дым, прошло всего 14 секунд. Спасти их было невозможно. В огне погибли астронавты Вирджил Гриссом, Эдвард Уайт и Роджер Чаффи.
Первой катастрофой при выполнении полёта в космос стала гибель Владимира Комарова при посадке корабля «Союза-1». Все пошло не так с самого начала. «Союз-1» должен был произвести стыковку с «Союзом-2» для возвращения экипажа первого корабля, однако по причине неполадок старт второго был отменен. Когда корабль уже находился на орбите, обнаружились неполадки солнечной батареи. Командиру был дан приказ возвращаться на Землю. Пилот практически вручную выполнял спуск.
Посадка проходила в штатном режиме, но на последней стадии приземления основной тормозной парашют не раскрылся. Запасной же раскрылся, но запутался в стропах, и корабль врезался в землю со скоростью 50 м/c, взорвались баки с пероксидом водорода, космонавт погиб мгновенно. «Союз-1» сгорел дотла. Случилось это 24 апреля 1967 года.
В июне 1971 года произошла трагедия с экипажем космического корабля «Союз-11». На этом корабле первоначально должен был отправиться на орбитальную станцию "Салют" экипаж в составе Алексея Леонова, Валерия Кубасова и Петра Колодина. Однако за три дня до старта случилось непредвиденное – у Кубасова во время предполетного обследования врачи нашли затемнение в легких и его к полету не допустили.
Возник вопрос: что делать? Госкомиссия с участием Главного конструктора В. Мишина приняла решение: сменить экипаж на дублёров: Георгия Добровольского, Владислава Волкова и Виктора Пацаева.
Вот как рассказывает о сложившейся ситуации её свидетель Михаил Ребров – в то время редактор газеты "Красная Звезда" по отделу науки.
«Есть одно правило, справедливость которого одни отстаивают, другие отвергают. Если занемог один в экипаже, заменяют всю команду. Болезнь Валерия перечеркивала надежду остальных. Я помню застывшую тишину в зале Госкомиссии, когда объявили это решение. Потом – взрыв протеста. Леонов и Колодин отстаивали свое право на полет, доказывали, что они лучше знают станцию и провели больше тренировок, что включение в экипаж Владислава Волкова (бортинженера от дублеров) не повлечет никаких осложнений. Госкомиссия была непреклонной: начинать работу на первой орбитальной станции поручили дублерам.
Между экипажами пробежал холодок. Уж больно неожиданно все случилось. Больше других переживал Петя Колодин. Не в меру раздраженный, он понуро произнес: «Теперь я уж никогда не полечу». Другие держались чуть сдержаннее. Для Леонова и Кубасова это был бы второй полет, оба были кавалерами Золотых Звезд Героев, а Петру лишь светили эти почести.
Дублеры не скрывали своей радости от подарка судьбы. Поворот фортуны, нежданная перспектива рождали всплески, радости, игривость настроения…»
Коротко познакомимся с ними.
Георгий Тимофеевич Добровольский, подполковник. Командир космического корабля «Союз 11» и орбитальной космической станции «Салют 1». В годы войны находился в оккупированной Одессе. Пятнадцатилетним подростком в одиночку решил бороться с оккупантами. Достал оружие, но использовать его не успел, в начале 1944 года был схвачен гестапо. За хранение револьвера приговорён к 25 годам каторжных работ, бежал из тюрьмы по подложным документам. В служебной характеристике военного лётчика было написано: «Летает с упоением».
Владислав Николаевич Волков. Участвовал в создании космических кораблей «Восток» и «Восход». В 1969 году совершил свой первый полёт в качестве бортинженера корабля «Союз 7». Бортинженер космического корабля «Союз 11» и орбитальной космической станции «Салют 1». Журналисты за любовь к футболу прозвали Волкова «Футболистом». Интересовался футбольными новостями даже на орбите.
Виктор Иванович Пацаев. Инженер-исследователь «Союза 11» и орбитальной станции «Салют 1». Первый астроном планеты, который работал выше атмосферы Земли. Участвовал в разработке образцов космической техники. Этого космонавта очень любил С. П. Королёв. «Учитесь терпению у Пацаева», – говорил главный конструктор. 19 июня 1971 года Пацаев отметил на борту станции свой 38-й день рождения. В подарок от экипажа получил луковицу и лимон, контрабандой пронесённые на борт корабля.
В таком составе экипаж стартовал с 5 полигона 6 июня 1971 года. Выход на орбиту, сближение и стыковка со станцией «Салют-1» прошли в штатном режиме.
Но при первом входе на станцию экипаж обнаружил, что воздух задымлён. Дым шел из-за панелей, которые отделяли жилую зону от приборной. Космонавты не могли заглянуть в приборную зону, поэтому сообщили на землю только номер панели, из-за которой дым распространялся наиболее интенсивно. Между тем на Земле искали выход из создавшегося положения.
Вот как вспоминает об этом участник тех событий руководитель полётов Алексей Елисеев:
«Тревога с борта мгновенно мобилизует всех, кто работает в смене. Сразу после окончания сеанса руководители групп собираются в зале управления, чтобы договориться о том, как действовать на следующем витке. Народ опытный, знает, что времени на длинные дискуссии нет. Все говорят очень коротко, по-деловому…
Меня просят срочно к телефону. Звонит министр. Спрашивает, что случилось. Переговоры с экипажем транслировались в Москву и ему уже доложили. Я стараюсь быть спокойным и объясняю, что скорее всего загорелся один из научных приборов, всю научную аппаратуру пришлось выключить, но надеемся, что сейчас никакой опасности на борту нет.
На всякий случай готовим резервные варианты, вплоть до срочного спуска… Пауза… Наверное, министр пытается справиться с эмоциями. Потом сдержанным голосом: «Понял. Позвони мне, пожалуйста, после сеанса».
Не успел положить трубку, снова звонок. На этот раз – Главный конструктор. Повторил ему то же, что сказал министру. Потом звонили из ЦК, из института, который готовит информацию для ЦК. Чувствую, что начинают сдавать нервы. Мне надо готовиться к сеансу, а я не могу бросить трубку… Нет… Все… Больше нельзя, иначе можно сорвать сеанс… Что нас в нем ждет?.. Волнений больше, чем перед парашютным прыжком. Надо собраться с мыслями и успокоиться…»
Во время очередного сеанса связи с космонавтами те сообщили, что поступление дыма уже прекратилось, правда, в станции дымно. На Земле поняли, что угадали – неисправность в научной аппаратуре. Космонавтам посоветовали включить фильтр очистки атмосферы, принять лекарство и лечь отдохнуть. После ремонта вентиляционной системы космонавты провели сутки в спускаемом аппарате, ожидая регенерации воздуха. Затем приступили к расконсервации станции и выполнению заданной программы.
Вот как описывает их действия М. Ребров:
«Ребята трудились старательно, но не все складывалось, как хотелось. Ведь, по сути, им пришлось испытывать первый орбитальный комплекс, всю его „начинку“, энергетику, систему управления… Эйфория первых дней, когда все ново, все в диковинку, заставила забыть о субординации, „ранжировке“ в экипаже.
Не формальное это дело. У них общая ответственность за успех полета, общими усилиями они выполняют программу, но есть и „табель о рангах“: командир, бортинженер, космонавт-исследователь. Увы, не смогли ребята поделить власть. Побывавший уже в космосе Владислав Волков давил своим авторитетом, у него возникли трения с командиром. Жора Добровольский, человек добрый и беззлобный, но по-армейски дисциплинированный, склонный к уставному порядку, не желал уступать.
На Земле чувствовали, что обстановка на борту не во всем нормальна, пытались деликатно поправить.
Нет, я вовсе не хочу сказать, что на «Салюте» шли «звездные войны». Просто уточняю психологическую обстановку, дабы еще раз подтвердить, что «каждый полет – особый». Тем не менее пребывание экипажа на станции было продуктивным и включало ТВ-связь с Землёй.
29 июня экипаж полностью завершил выполнение программы полета и получил указание готовиться к посадке. Космонавты перенесли материалы научных исследований и бортжурналы в транспортный корабль для возвращения на Землю. После выполнения операции перехода члены экипажа заняли свои рабочие места в «Союзе-11», проверили бортовые системы и подготовил корабль к отстыковке от станции…»
О дальнейшем повествует А. Елисеев:
«Настроение у всех приподнятое. До посадки остается несколько часов. Настает время закрывать внутренний люк корабля, который отделяет спускаемый аппарат от второго жилого отсека. И тут – неожиданность. Транспарант, подтверждающий закрытие люка, не загорается. Просим снова открыть люк, проверить, не попало ли что-нибудь постороннее под крышку, протереть салфеткой прокладки и закрыть повторно.
Экипаж все выполняет, транспарант не горит. Просим проверить работу датчиков, которые посылают сигналы на транспарант. Датчики сделаны в виде кнопок, которые крышка люка при закрытии утапливает, и они посылают сигналы.
Проверяют, все датчики работают.
Правда, космонавты обращают внимание на то, что одна из кнопок едва касается крышки люка и не утопает до положения, при котором появляется сигнал.
Мы просим проверить визуально, плотно ли закрыт люк. Докладывают, что плотно. Сигнал обязательно нужен – иначе автоматика не позволит проводить дальнейшие операции и мы решаем получить его искусственно. Мы просим космонавтов закрепить кнопку в нажатом положении с помощью изоляционной ленты и после этого закрыть люк. Они это делают и подтверждают, что по визуальной оценке люк закрыт хорошо. И с этим идем на спуск…
Заканчивается последний сеанс связи. Перед самым выходом из зоны видимости Вадим успевает задорно воскликнуть: „Готовь коньяк – завтра встретимся!“
30 июня в 1 час 35 минут после ориентации „Союза-11“ была включена тормозная двигательная установка. Она отработала расчетное время. Потеряв скорость, корабль начал сходить с орбиты. В соответствии с программой после аэродинамического торможения в атмосфере была введена в действие парашютная система и непосредственно перед Землей – двигатели мягкой посадки.
Мы все переключились слушать „Пятьдесят второго“ – руководителя службы поиска. Связь с ним отличная. Точно в заданное время слышим: „Объект прошел первый рубеж“. Это означало, что средства противовоздушной обороны видят спускаемый аппарат, следят за ним и определили, что на момент доклада он находится на удалении 2500 километров от расчетной точки посадки. Потом следуют доклады о том, что удаление от расчетной точки 1000 километров, 500, 200, 100, наконец, слышим доклад о том, что в расчетном районе посадки вертолетчики наблюдают парашют. Это прекрасно!
На лицах многих появляются довольные улыбки. Слышим сигналы маяка, которые передаются через антенну, вплетенную в парашютную стренгу, – это дополнительное подтверждение того, что парашют открыт. Потом доклад «Пятьдесят второго»: «Объект произвел посадку, вертолеты приземляются рядом с объектом». Ну, кажется, все. Сейчас доложат о самочувствии экипажа, и на этом мы свою работу закончим. Осталось несколько минут…
Ждем… Проходят пять минут, десять, пятнадцать… «Пятьдесят второй» молчит… Странно, обычно всегда кто-нибудь в вертолете остается на связи и докладывает обо всем, что происходит… Проходит час… «Пятьдесят второй» молчит… Значит, что-то случилось… Вдруг по внутренней связи Каманин просит меня зайти.
Он один сидит в комнате Государственной комиссии и никогда просто так не зовет. Бегу к нему. Каманин мрачно на меня смотрит и говорит: «Мне сейчас передали код „сто одиннадцать“, это значит, что все погибли. Мы договаривались, если код „пять“ – состояние отличное; „четыре“ – хорошее; „три“ – есть травмы; „два“ – тяжелые травмы; „единица“ – человек погиб; три единицы означают, что погибли все трое. Надо вылетать на место, я самолет заказал». Мы сразу сели в машину и поехали на аэродром – Каманин, Шаталов и я. Самолет уже нас ждал. Сейчас даже не помню, на каком аэродроме мы приземлились. Перешли в вертолет и полетели на место…
Аппарат лежал на боку. Люк открыт. Ребят уже увезли. Кто-то из врачей доложил, что, очевидно, была разгерметизация, вскипела кровь. Врачи пытались вливать донорскую кровь – но все напрасно.
Когда открыли люк, космонавты были еще теплые, но постепенно… надежд не осталось… Как невыносимо больно, как нелепо! Ровное поле, прекрасная погода, аппарат в отличном состоянии, а ребята погибли. И тут меня как будто электрическим током ударило. А может, это люк? Может, это моя ошибка? Но ведь они проверяли! Может быть, они чего-то не увидели?.. Не буду пытаться описывать, что я чувствовал в тот момент…
Мы осмотрели все изнутри и снаружи, записали. Все было нормально. Потом из спускаемого аппарата был изъят магнитофон, который записывал все параметры на участке спуска. Его опечатали в специальном контейнере и повезли с охраной в Москву. Он должен был рассказать о причине трагедии. Мы летели в том же самолете…
Вскоре записи были расшифрованы. Оказалось, что при разделении корабля на отсеки по непонятным причинам открылся клапан, который должен был на больших высотах обеспечивать герметизацию кабины и открываться только перед приземлением, чтобы выравнивать давление…
Ребята после разделения отсеков корабля почувствовали, что вскрылся клапан. Видеть они этого не могли, наверное, услышали свист выходящего воздуха и увидели, что в кабине появился туман. Все трое мгновенно отстегнулись от кресел, и кто-то из них начал закрывать клапан, но, как нарочно, не тот. Они старались закрыть клапан, который и без того был закрыт. О том, что перед стартом произошло изменение, все забыли. Если бы они это вспомнили! Если бы даже не вспомнили, но, на всякий случай, начали закрывать оба клапана! Они бы спаслись. Но случилось худшее…»