Черти на том берегу

Что же здесь происходит со всеми? Что имел ввиду старик?

Тяжёлые очки сползли по носу, открыв маленькие прищуренные глаза, Эльдара Романовича и сделали его похожим на крота. Его нос был тонким, острым и весьма длинноватым. Средним пальцем правой руки он прижал их к переносице, вернув зрячий вид. А форма носа смазалась за счёт массивности громоздких окуляров. В левой руке он, таки держал ключ. То был миниатюрный предмет, который и ключом назвать было сложно. По размерам – ключик, даже ключичек. А по виду прямоугольная металлическая пластинка с выемками, похожими дырки в сыре, только здесь они не были сквозными. Висел он на цепочке, весьма тонкой, серебряной.

Чернобородый молодой человек откуда-то неожиданно достал металлический ящик и поставил на стол перед Эльдаром Романовичем. Тот глубоко вздохнув, вставил ключ в крохотную скважину расположенную сверху ящика.

Открылась крышка и ящик пошёл по кругу, начиная с подростков, они в него заглянули одновременно, затем что-то в него бросили. Раздался звон, – значит, кинули монеты. Далее женщина с лицом Эйнштейна. Она – обратил внимание Святик – уже скрутила в рулончик бумажку, и не выпуская шариковую ручку из рук, положила в ящик. Пастор просто заглянул и посмотрел сначала на Святик, потом на Эльдара Романовича. Ящик передали трубачу, грустному деду с глазами спаниеля. Святик был рад с одной стороны, ведь он и не знал, что с этим делать. А трубач потрусил ящик и отдал соседу с густыми бровями, тот скорчил рожу, заглянул вовнутрь и ящик вновь оказался в руках чернобородого молодого человека. Он, как и женщина, скрутил бумажку… Ящик закрыли и убрали под стол.

А как же художник? На него обернулся Святик, а он махнул рукой.

– И так, – произнёс Эльдар Романович, – у нас пополнение…

Река – по ту сторону, которой…

(Сиамские близнецы. Где ночевал покойник? Почём на рынке смородина?)

– …значит, нам следует познакомиться.

И первыми встали подростки.

– Эрик…

– Нелли. Мы брат…

– И сестра. Близнецы…

– Сиамские…

Точно перебивая друг друга, но в то же время, как один отчеканили подростки.

Женщина подняла глаза, а Эльдар Романович сказал:

– Это наша Любовь Герасимовна…

Сказанное, возможно, следовало продолжить.

Но пастор поднял вверх руку.

– Алексей.

– Милош. – Немного помявшись, представился трубач.

– Виктор. – Последовало от «густых бровей».

– Рафаэль. – Сказал чернобородый молодой человек.

Вне поля зрения Святика находился художник. За спиной прозвучал его голос. Всеволод представился, как показалось, довольно сухо и нехотя.

Эльдар Романович оглядел всех. Почему-то его очки опять сползли. Видимо так и происходило ранее, на это Святик не обращал внимание. Цепочка с ключом вернулась на шею хозяина, а загадочный ящик (напоминал он саркофаг), скрывшись, где-то под столом, не выходил из головы Святика.

Сиамские близнецы?..

– Я хочу вам представить нового претендента… – Начал Эльдар Романович. Внимание присутствующих было обращено на него.

Святик зная о том, что речь пошла о нём, не понял одного: претендентом на что он является? Одна мысль сбрасывала другую. И был сверх меры удивлён, когда задвинулись шторы и включился экран на стене. Взгляды сидящих прошли его насквозь, уставившись на плазму. А увиденое, заставило удивиться ещё больше.

Святик постарался вспомнить, что же происходило на крыше. Шум строительных работ не сбивал его мыслей. Но и движений посторонних он не слышал рядом.

На экране кто-то снимал его со спины.

Мальчик и девочка.

Их рождение для родителей далось далеко непросто. Мать была на пороге смерти. У мальчика не билось сердце…

Во время беременности УЗИ показывало двоих детей, но проблема, с которой столкнулись в момент родов врачи, ускользнула из внимания ультразвуков.

Для жизнедеятельности каждого ребёнка впоследствии, сращение оказалось неопасным. Когда близнецы появились на свет, их тут же разделили. На голенях брата и сестры остались лишь шрамы. С возрастом – две незначительные полоски, напоминающие о былой тесной связи.

Забравшись на крышу четырнадцатиэтажной новостройки, подростки наткнулись на человека, стоявшего на парапете.

Как обычно они снимали свои похождения, чтобы потом выложить в интернет.

Человек их нисколько не заметил и они без суеты затаились за лядой, выставив камеру для съёмки. Недолго постояв, он сел, – видимо задуманное было уже не в его планах.

Или он решил оттянуть время…

– Ты думаешь, он самоубийца? – Спросила сестра брата, не глядя в его сторону, но сделавшись вся вниманием, не отпускала потенциального преступника закона природы.

– Я думаю, да! Верно, он об этом давно думал..!

– Что делать будем?

– Надо деду звонить…

– Всё-то хорошо! Но, что толку, если этот спрыгнет сейчас?!

– Сейчас не должен..!

– Ты уверен?

Сестра скривилась, посмотрев на брата, а он точно не давая повода в себе усомниться, спокойно отрапортовал:

– Я уверен в отличие от тебя каждый раз…

– Ну, ладно, ладно тебе… – Ей не нравилось, когда брат начинал говорить таким тоном (спокойно, убедительно, будто каток по асфальту), уж лучше бы он вспылил.

– Смотри…

И сестра уставилась ему в руки.

– Да не на меня. – Усмехнулся брат. – За «актёром» следи.

– Эрик, ты меня доконаешь когда-нибудь.! – Съязвила сестра и уставилась на камеру.

– Ох, Нелли… хи-хи..!

– Вот те и хи-хи… – Не отвлекаясь от наблюдения, передёргивала сестра брата.

Эрик тем временем уже не реагировал на Нелли, а достал сотовый, и не откладывая ни минуты, приложил к уху в ожидании.

Человек на парапете сидел недвижно, сродни вкопанному. Похоже, действительно переживать нечего, – глядишь, будет дело задуманное выполнено на все сто.

– Деда, тут у нас «актёр» нарисовался. Снимаем. Ага-ага… сидит… ну, да, как-то спокойно ведёт себя… точно! Уверен! Ну, никак у тебя, а определённый опыт имеется… На крыше… на парапете… Чё-то сидит… да-да… хорошо, пришлём сейчас.

Телефон погрузился снова в карман широких штанов Эрика.

Возникла проблема, – съёмки со спины мало. Следовало умудриться снять лицо…

Пока Нелли снимала то, что есть, Эрик осматривался, ища подходящий ракурс. Но такой было трудно найти, ведь «актёр» сидел на самом краю, и нужное положение для съёмки говорило само за себя (но зависнуть в воздухе – не выйдет). В пяти метрах Эрик увидел трубу метра три длиной. На присядках подобрался к находке. Труба оказалась телескопической ручкой, на которую крепится малярный валик. Ручка капроновая, в сложенном состоянии так и есть три метра, а втягивающаяся часть удлиняла её на метр. Тем временем как Эрик возвращался на место, Нелли продолжала наблюдать за «актёром», не забывая обратить внимание на действия брата. Тот вернулся, по ходу дела отмерив визуально расстояние от ляды до парапета, – должно вполне хватить.

– Давай сюда камеру…

– Ты что задумал?

– Сейчас увидишь.

Эрик достал из рюкзака скотч. Только решил его отматывать, как сразу остановился.

– Нет, это не подойдёт. Шуму будет много… – И вернул скотч в рюкзак обратно.

– Да что происходит?

– Нелли, ну, я не понимаю, неужели трудно самой догадаться. Нам надо отснять парня в анфас… ну, или хотя бы в профиль…, дед просил.

– На фиг это ему нужно..? – Задумчиво проговорила Нелли. – Каждый раз просит.

– Сколько же у нас было тех, каждых разов? А?.. А..?

– Три. И что с того?

– А ты так говоришь, будто мы уже сто наснимали, и ты от всего этого устала.

– Опять ты за своё. Как дед старый…

– Ты меня с дедом старым сравниваешь..? Сама, как бабка ворчишь..!

– Ой-ой-ой!

Меж тем Эрик, отыскав в рюкзаке изоленту, примотал монопод к найденной трубе, вытянул её, и не рискуя сразу пускать изобретение в дело, опробовал на безопасной высоте. Монопод был увесистым, но труба была рассчитана выдерживать вес гораздо больше, чем штативчик с камерой.

Подростки обошли ляду вокруг. Теперь они смотрели на своего «актёра» не со спины, но этого мало было.

– А если он заметит, Эрик?

– Тсс..!

Эрик уже начинал злиться на сестру.

Голова человека повернулась в обратную от них сторону. Эрик это заметил и, пользуясь случаем, попытался «закинуть свою удочку».

Идея была не плохая, но жутка неудобная.

Камера что-то там снимала, – разглядеть было сложно.

Воспользовавшись ещё одним случаем, Эрик вернул камеру на место.

– Это ерунда полная…

– Блин, что ж делать? – Заныла Нелли. Эрик покосился на сестру. Но та резко приняла обнадёженный вид и быстрое решение.

– Давай сюда камеру…

– Это зачем?

– Теперь ты потерпи… ну же…, Эрик, не тяни резину… время динь-динь..!

Он размотал изоленту и подал камеру со штативом сестре.

– Пойдём! Только быстро!

– Да что же, наконец?!

Подростки скрылись в ляде.

– Ты, что, совсем не понимаешь?

– Не понимаю…

– Ну, ты и тупой..!

– Сама ты тупица… в прошлый раз чуть не навернула телефон с крыши. А мы за него, между прочим, до сих пор не отработали….

– Да знаю! Хватит тебе Эрик! Забираю свои слова обратно…

– Не так-то и просто…

– Эрик, хватит тебе! Посмотри.

– На что?

– Ну, что перед нами, что перед тобой?

– Ну, окно и… – тут брат замолчал на секунду, и тихо взорвался.

– Какой я балван! Какая ты молодец!..

Эрик посмотрел тут же на камеру.

– Но снимать буду я.

Нелли знала, – с братом спорить бесполезно.

У них всё вышло. Съёмка прошла на «ура». Окно, в которое просунули подростки камеру, находилось в двух метрах от их «актёра». И тот ничего не заметил.

– Отправь видео деду. И будем возвращаться.

– ОК!

Внизу их ждали велосипеды.

Святик сидя на парапете, видел, как соседская собака рванула поводок, в попытке погнаться за какими-то малолетними велосипедистами. Но, продолжая смотреть на то место, где до этого курил строитель, а теперь гадила собака, чем разволновала свою хозяйку, неосторожно пошатнулся второй раз, теперь стараясь достать телефон. И, отойдя на безопасное расстояние, заговорил.

Эрик и Нелли промчались мимо машины своего деда, помахав ему радостно руками.

Эльдар Романович расплылся в улыбке, назвав своих внуков про себя «сорванцами».

Год назад его внуки перенесли подряд две трагедии. Сначала жестоко был убит их пёс, славный верный барбос, умное, доброй души животное. Он прожил с ними верных пять лет. Его не стоило выводить в наморднике и с поводком. Но всякий раз, когда совершалась очередная прогулка, во дворе на лавочке сидела соседка, которой их питомец не нравился. Не сказать, что стопроцентно этот акт совершила она (само собой, не своими собственными руками, она и шагу ступить не могла рассудительно, видно инсульт подкосил её старческий и без того расстроенный организм), но и такой версии места быть имеет право. Уж сильно своим присутствием покой её нарушал их пёс. А новость о его кончине непросто порадовала, но привела, чуть ли, ни в некий маниакальный экстаз. Пса нашли изуродованным в подвале. Во время прогулки тот забежал за угол и исчез. Искали все, но нашли спустя неделю, когда из подвала повеял запах разложения. Там находили мёртвых бомжей, поэтому не исключили повтора и в этот раз. Естественно, запах отличается, но никто над этим не задумался, а про собаку и думать забыли (кроме терзающихся детей). Запах стал невыносимым. Вонь шла во двор, создавая впечатление открытого морга, как если бы расположен был в метрах ста-двухсот. Вызвали спецслужбу, те спустившись в подвал, поднялись оттуда с матами. Во-первых: сами могли проверить; во-вторых: кто мог убить столько животных. Жильцы дома шокированные случившимся, были в ужасе. Из подвала вынесли шесть собак и девять кошек. Среди них и был пёс Эрика и Нелли.

Второе событие, было пострашнее.

Ребята дружили с одним мальчишкой. Он был их одноклассником, Мишка Пронин. Спокойный ребёнок, мечтал всегда, как следует повеселиться. Всё говорил: «Вот похудею, как следует, и полезу с вами по крышам, а ещё надаю всем этим…».

Да, Мишка имел проблемы с весом. И эти проблемы отражались на его личной жизни. Какая там личная жизнь? Если даже родители ему её спокойной не делали. Вся любовь давалась младшему брату, а Мишка вечно был битый. В школу бывало, приходил в синяках. На вопросы отвечал вскользь. Тихо садился за парту, и весь день от него неслышно было ни звука. После уроков, кто-нибудь обязательно цеплялся и не отпускал его, пока не побьёт, ну, или же не побьёт кого-то Эрик. У Эрика на этой почве со школьной общественностью проблемы начались. Каждый норовил упрекнуть его в покровительстве никчёмного человека. Скоро Мишка затесался в компанию близнецов. А у них проблем поприбавилось.

Однажды Мишка не пришёл в школу.

«Наконец этого „жиртреста“ хоть один день видно не будет. Да и воняет от него, как от поросёнка вечно! Противно!» – Говорил на весь класс один из одноклассников.

«А мне от тебя тошнит..!» – сказала в его сторону Нелли. Он немедля встал, чтоб ударить её, но не успел, – Эрик опередил его метким ударом в ухо. Это был лучший из лучших в классе. Даже Нелли он когда-то нравился, а Эрик над ней смеялся. Но при всём классе, теперь лежал под партой и долго не приходил в себя.

Класс отвернулся от близнецов. Они же многого не потеряли

– Что делать будешь? – Спросила как-то Нелли у Миши. А он лишь пожав плечами, больше в школу не пришёл.

Закрывшись в своей комнате после очередной взбучки, Мишка открыл окно и вышел в вечность, если она существует. Шесть этажей остались над ним в мановение ока. Его тяжёлое тело, увы, не содрогнуло землю, как все дразнили, а было сокрушено до последней косточки, и сердце нашли возле прямой кишки.

Вся школа, точно стыдясь, опустила глаза. Но что ужасало, так это отношение родителей к погибшему сыну. Они были равнодушны до облегчения, а возможно и до радости. Всякий раз, как их видел Эрик, хотел напрыгнуть и покусать.

Но скоро Эрик и Нелли с родителями переехали к дедушке, сменили школу, начав другую жизнь. Они вспоминают своего друга, как страшный сон.

Ах, да обнаружили-то Мишку только на утро, – такая вышла страшная ночёвка.

– Так, что же это, получается… – возмутился следователь, – покойник ночевал не пойми где, а родители ничего и не знали?!

Словно слова актёра в театре абсурда…

Святику стало интересно смотреть на себя со стороны. Конечно, мыслей своих он не слышал, а выражение лица его говорило об абсолютной безучастности к тому, что он тогда собирался сделать.

Естественно этому не быть… (думал Святик).

Но Эльдар Романович имел в своей голове иное соображение.

Приоткрывая интригу чуть раньше, то есть, забегая наперёд, навязчивая идея – собирать самоубийц (называя себя таким вот необычным коллекционером), зародилась у Эльдара Романовича в молодые годы. Но, чтоб осуществить задуманное – части механизма не сходились. А точнее сказать, многих не доставало. То ли он себе это выдумал, то ли следовало получить надлежащую квалификацию. Только вот какую? Посоветоваться было не с кем. Клубов по интересу естественно не было. С этим вопросом он стал жить, сменяя годы. На вопрос: к чему всё это? Находил весьма банальный ответ: вразумить хоть тройку-другую людей, решивших покончить с проблемами именно таким способом. Такой ответ у него всегда лежал наготове в очень близком ящике…

Обрывки молодых лет Эльдара Романовича…

Можно рассматривать долго. Например, когда он снова встретил своего опекуна, того самого писателя. Перо, что он ему подарил по наитию Анны, Эльдар носил в кармане всегда, но был очень обеспокоен, когда прибывая на лечении в госпитале и придя в сознание, обнаружил себя не в своей одежде, а значит, подарок был утерян. Однако же его успокоил доктор, когда заметил, что тот что-то искал.

– Вы не это ищете? – Спросил доктор, показывая зажатую в двух пальцах ручку.

Сил было тогда очень мало, практически не было. Силы стали то появляться, то снова покидать, всего лишь как сутки. В тот момент, когда накатывала слабость, Эльдару казалась она вечной. Но доктор сказал, если силы появились, то, несмотря на периодическое их отсутствие, всё же, победа будет за ними. И она была…, а пока:

– Не пытайтесь поднять руку, вы ещё слабы. Но хорошо держитесь. Я положу перо… – доктор побегал глазами… – вот здесь, рядом с подушкой.

Глаза Эльдара медленно прикрылись и так же медленно тут же открылись, наполнившись жидкостью, точно превратились в две маленькие лужицы, сквозь которые кто-то смотрит, пытаясь вновь всё понять и стать прежней частью окружающего мира.

– Не за что! – Сказал доктор и, собравшись уходить, добавил: – Я чувствовал, что это важно для вас…

Потом появилась Анна и этой же ручкой написала адрес.

Добравшись до дома, Эльдар, а с ним маленький, но очень серьёзный и недоверчивый незнакомец, – который категорически отказывался называть своё имя, прожили в квартире писателя месяц, когда в дверь постучали.

Мальчик смотрел испуганными глазами.

Эльдар – с мыслью о том, что вернулась Анна…

Увы, это была не Анна.

– А если немцы? – Запаниковал мальчишка.

– Нет. – Убеждённо отрезал Эльдар и пояснил: – Немцы давно ушли из этого города…

В дверях стоял писатель. Худой измученный, в огромном сером пальто. Голову без остатка покрыли седые волосы, и выросла густая белая борода. Он, прищурившись, смотрел на Эльдара. Затем прокашлялся и выдавил:

– Тебя не узнать! Я думал, вовсе никого не застану.

– А я надеялся застать здесь вас…

Они обнялись. А из комнаты выглядывали детские испуганные глаза, смотрели они в упор в глаза писателя.

– Это кто? Случайно… не…

Эльдар, поначалу растерявшись, не понял мотива вопроса. И поразился ходу мысли, – его точно облили ледяным кипятком.

– Вы что, нет, конечно..! Анна мне, как сестра..!

– В том-то и дело что «как». – Сделал странное примечание без какой-либо доли заискивания отец Анны. – Ты не думай, я не стану осуждать. Напротив мне было бы даже приятно, знать, что у вас всё так сложилось…

– Нет! – Поспешил перебить Эльдар поток странных для него слов. К Анне он относился на самом деле, как брат. У него и мысли подобной не возникало. Он тосковал за Анной, словно запропастилась куда-то сестра.

– Не кипятись! Это я так сдуру ляпнул. Признаться, мне это слышать ещё приятней.

С шеи Эльдара, будто камень спал, наброшенный только что чересчур грубо.

– Кто он? Как ты…?

Детский взгляд смутился, и теперь смотрел на Эльдара.

Отец Анны снял пальто и повесил на вешалку. Сбросив с ног затасканные в хлам ботинки, поставил их в том самом углу, как несколько лет назад, перед тем, как уехать в Испанию. Привычка была настолько сильна, что сделал он это без лишней задумчивости, а по лицу пробежало лёгким ветром удовольствие. Затем он направился по квартире, словно по музею. Медленно всматриваясь в каждый уголок, находя особенность в каждой вещи, взвешивая бесценность всего… – и это было именно так, но не доставало главного.

– Что с Анной?

И Эльдар рассказал всё, что произошло за годы отсутствия отца.

– Как же так? – Проронил вопрос отец прямо на стол, за которым они теперь сидели… втроём…, как когда-то с Анной.

– Я не думал, что она уйдёт на фронт… – Всплыли на поверхность мысли Эльдара. – Мне казалось, я скоро вернусь, и меня встретит Анна, затем мы дождёмся вас, и будет всё, как прежде.

Повисла тишина.

Безликая, пустая, но настолько плотная, тяжёлая и глазастая, что становилось невыносимо пусто в раздавленной и растёртой по полу душе от её немоты и взгляда со всех сторон.

Так просидели они ровных полтора часа. Наконец, отец Анны развёл руками и сказал:

– У меня же в кармане смородина…

В одну секунду комната оживилась.

Отец Анны принёс бумажный пакет, скрученный из местной газеты, наполненный черной смородиной.

– Это почем же нынче на рынке смородина? – Вдруг заговорил мальчишка.

– А имя своё нам скажешь?

Отчего противился малец, они ещё не знали. А он старался строить из себя гордого и неприступного лишь из-за того, что имени своего он и знать не знал, да только признаться в том ему стыдно было.

– Держи. Жуй. – Отец Анны положил перед ним пакет, и ягоды выкатились из него на стол. – Как того сам пожелаешь, тогда и скажешь. Собрал я её у реки. Не за что мне покупать.

Видимо эти слова зацепили совесть мальчишки, – он посмотрел на чужого ему человека негодующим на себя взглядом, но говорить ничего не стал, лишь опустил голову, уткнувшись на почти чёрные ягоды. Ещё не совсем было время их срывать…

Годом раньше…

Анна вернулась домой. Её сердце колотилось, когда она подошла к реке, и втянула запах, точно доносившийся с того берега. Возможно, ей так хотелось, ведь там был дом, там была жизнь. Оглянувшись, понимала, что обратно она не желает возвращаться. За спиной остался запах смерти, остались тени, превратившиеся в воспоминания. От них будет сложно избавиться.

Сорвав горсть спелой смородины, Анна зашла на мост. Не умолкая, квакали лягушки, шумел родной камыш, но пуст был дом.

Отца она не видела семь лет. Последнее письмо от него она получала из Испании, точнее они получали с братом.

Брата она видела в госпитале, когда привозила раненых вместе с санбатом. Тогда она не могла на долго задерживаться и провести побольше времени с братом у неё не получалось. В памяти всё ещё держались запах и привкус его липкой небритой щеки, осевший на её губах. Она старательно втянула в себя, а губами покрепче прижалась, чтоб, как можно глубже и дольше удержать. Побежав за своим батальоном, ей казалось, что брат пошел с ней. Она разнюхивала и облизывала губы. Успела спросить санитара, – тот сказал, что дело плохо, парня привезли с кишками наружу, и он не жилец.

И пусть он не родной ей по крови, но он стал её братом. Родным и очень близким. Не получив от него ни одного письма, Анна была уверена, Эльдар не выжил.

В почтовом ящике было пусто. Сквозь почтовую щель на Анну посмотрел царствующий там паук. Значит отец тоже – перестал писать.

Под ковриком мирно таился ни кем не тронутый ключ, его Анна вставила в скважину и провернула два раза. За спиной приоткрылась дверь, и соседка-старушка выглянула испуганным взглядом.

– И кто вы?

– Марья Васильевна, здравствуйте!

– Анечка, это ты что ли?!.. – Прищурившись, старательно всматривалась соседка.

– Я!

Дверь раскрылась шире и из своей квартиры вышла старушка, обмотанная вся в изодранную засаленную шаль.

– Как там оно на войне-то, деточка?

На войне, как на войне…

Что можно сказать, когда ты явно понимаешь, что там и страшно, и на какой-то миг безразлично. Тут же ты хочешь куда-то деться и в ту же секунду понимаешь, что в некоторой степени ты важное звено, пусть малое, пусть ничего не значащее, даже если и чьё-то сознание подумает, там ты не нужен, и допустим – это так, но ты там и это уже есть так, как должно быть. А раз ты там, то будь добр не отсидеться, а в нужный момент ринуться в бой или забрать всё ещё живого раненого с поля боя, а в противном случае…

– Я сейчас принесу варенья… – Прервала мысли Анны старушка.

Дверь заскрипела, и из раскрытой неё, словно выдохнула затаённое дыхание квартира, обуяв Анну родным запахом, кое-где поросшей плесени со сладковатым послевкусием. Шагнув через порог, Анна сама удивилась своей нерешительности и страху не с того не с сего набросившемуся на неё. Что могло значить такое настроение, она не понимала или не решалась себе признаться. Ведь ей было не по себе оставаться одной. А пройдясь по квартире, ей стало ещё больше не по себе. Она не притронулась ни к чему, лишь глазами пробежала по вещам, предметам, мебели, заглянула на кухню, взглянула на окна затянутые местами паутиной, оставив всё, как есть, вышла прочь, захлопнув дверь. Ключ положила обратно под коврик. А из квартиры напротив, вышла соседка.

– Ты это чего? – Старушка, прижав банку с вареньем к груди, обошла Анну вокруг, заглянула ей в лицо. Та стояла, закрыв глаза. – Чего ты? А?

– Ничего… Абсолютно ничего…

– Ну, хочешь, у меня поживи, пока…, а там глядишь, привыкнешь и к своей квартире…

Анна чаще ходила гулять к реке. Прошла неделя.

Однажды Анна не вернулась.

Старуха стала переживать, когда девушка не явилась вечером, но подумала, что она пошла к себе домой. Долго стучала, а затем постаралась незаметно заглянуть под коврик (ключ лежал на месте). Всю следующую неделю соседка спрашивала у людей, но никто не знал, куда пропала девушка.

Её никто не видел.

Она словно призрак ходила к реке, просиживая там часы. Глядя на ту сторону, на тот берег, ожидая увидеть откуда-то издалека своих отца и брата.

Не уже ли, думала Анна, никак нельзя обойтись без войны, не уж то ли кому-то одному, а может и двум или трём надобен этот разрушительный процесс, чтоб приобрести такую непосильную ношу, как целый мир. Для кого? – Спрашивается… – Для себя! – А зачем? Чтоб позабавиться несколько лет? А задумался ли хоть кто-то из них, что конец для всех один..? Вот говорит каждый из них, что для народа своего благо ищет… Не смешно ли? Какое благо, если уже от каждого миллионы на тот свет ушли не своей смертью. Это благо ли? Один кричит, надрывая глотку, что путь к благосостоянию страны лежит через войну, другой «акцентирует» внимание «товарищей» на победе над врагом… Что за торжество идеалов прав и свободы? У кого они есть? И у кого они будут? Кто они такие те идеалы? А пройдут годы, сменятся поколения и всё как было так и останется, лишь старательно поменяется упаковка. Видела я тех немцев, которые мечтают скорее попасть домой, мечтают так же, как и русские. Немногие из них фанатики, но такое же пушечное мясо, как и наши солдаты. А среди русских, как и среди немцев, имеются свои отборные садисты. Но смотришь в глаза «избитого народа», и понимаешь, сколько там надежды на что-то светлое, граничащей с дикой ненавистью, балансирующих на полном непонимании, что происходит: кому следует верить, кого ненавидеть и ради чего следует начать жить.

Река была прохладной, но она поплыла на ту сторону, как есть…

Возможно, если бы Анна получила вразумительный ответ врача, а не собранную несуразно мозаику поддельных новостей от санитара, глядишь, не исчезла бы бесследно для всех…

Для Эльдара предложение отца пойти и разузнать о судьбе Анны в местном военном управлении была разумной, но удивило то, что сам отец идти отказался, склоняясь на нужду отлежаться дома в силу проблемы всё того же своего недуга. Взгляд же был странен и всё время куда-то сбегал.

В военном управлении на просьбу Эльдара отреагировали тут же, но ждать попросили пару часов, а просидел всё же на час дольше.

Ответ был таков:

«Кольцова Анна Николаевна по июль месяц, 1943-го года числилась на службе в санитарном батальоне фронтовой медсестрой и выполняла службу со всей отдачей, – за что и была награждена медалью за отвагу. Без вести пропала».

…Без вести пропала.

Слова, точно, били колоколом в виски.