Собрание Монаха. Стихи для всех. Золото Кубанской рады. Мистика. Приключения

Буря

 
Буря небо рвет по клочьям,
день и ночь смешались в нем.
И деревья на аллее
ею вырваны с корнем.
все летит кругом со свистом,
крыши сорваны с домов,
на заборах нет железа —
с грохотом его несет.
стекла вдребезги разбиты,
в комнате все кувырком.
свет, мигая, отключился,
на столбах нет проводов.
люди ждут в домах с тревогой,
жмутся вместе при свечах.
и желают непогоде
долгожданного конца.
 

Зимнее утро

 
Спят в теплом доме
сладким сном родные.
на лицах безмятежность
нежится в улыбке.
под Солнца ласковым лучом
Зима трещит с утра морозом,
рябиной в ветках снегири,
а ива снежной королевой
искрится надо льдом реки.
сверкает серебром округа.
свет яркий прикрывает мне глаза.
холодными крещенскими деньками
блаженствует моя душа.
 

Вьюга

 
Завьюжит вьюга с севера
на южном направлении,
метет снега колючие
в сугробы их кладя.
Скрипят деревья мерзлые,
а ветки с треском ломятся,
как выстрел из ружья.
то вьюга с воем носится
в заснеженных дворах,
то в окна она бросится,
в стекле мозаика сложится
кристаллами из льда.
везде она залезет
и натворит сполна.
 

Метель

 
Бегут огни в витринах
холодных витражей,
а снег стекло шлифует,
чтоб было их видней.
деревья стоят голые
в гирляндах голубых,
да ветер в ветках носится,
раскачивая их.
метель гуляет в городе
по улицам пустым,
в дворах безумно кружится,
взметая снег до крыш.
ей праздник очень нравится —
довольна она им.
в кварталах разгоняется,
свистит как тормоза,
и в дребезг разбивается
о спящие дома.
метель сполна куражится
в ночи сама с собой,
а светофор мигает
наезднице лихой.
 

Зимняя ночь

 
Выйду я тихо с избушки
морозною ночью зимой,
пройдусь за ворота дорожкой,
устеленной синим ковром.
задену за лапу я елку,
осыпется снег серебром.
скрипят под ногами снежинки,
ломаясь хрустальным стеклом.
вдохну с удовольствием воздух
ночной чистоты во всю грудь.
и сказочным видом округи
захватит неистово дух.
пройдусь я заснеженной рощей
прозрачной под яркой луной
и старой знакомой тропинкой
вернусь я довольный домой.
прильну я к пуховой подушке
горящим с мороза лицом,
и сон мне приснится хороший
про рощу и дом мой родной.
 

Погода

 
Радует своим теплом погода
в солнечные майские деньки,
в бабье лето бархатным сезоном
мы погоду вновь благотворим.
в белое безмолвное затишье,
когда в вальсе кружит мягкий снег,
и ложатся хлопья на ресницы,
тихо тая у красавиц на лице.
и тогда мы делимся с погодой,
отдаем ей часть своей любви,
но заплачет вдруг дождем погода —
беды с горем у нее есть и свои.
а бывает заболеет с жаром
или в сердце холод без любви,
и тогда она все разметает
бурей, злится на своем пути.
мы зовем погоду непогодой,
забывая все хорошее о ней.
 

Хозяюшка Зима

 
А за окном Зима в делах
крыши кроет на домах,
улицы метет прилежно,
пожурила воробья,
чтоб не мусорил зазря.
на колодце у двора
воду льдом в ведре накрыла,
не годится никуда.
да накрыла клумбу снегом,
чтоб цветы не мерзли в ней.
ей Весна спасибо скажет,
когда в рост пойдут у ней.
все хозяюшка заметит,
все в порядок приведет,
снегом с крыши в двери стукнет
и на улицу зовет.
 

Межсезонье

 
Покраснел закат к морозам,
до зимы рукой подать.
спит медведь уже в берлоге,
жир за Лето нагулял.
улетели птицы к югу,
гнезда голые висят,
а на речке полноводной
рыба в омуты ушла.
сбросив листья, спят деревья —
прекратил движенье сок.
но покой их нарушает
лишь в лесу грибной сезон.
ну а с туч уже сорвался
ночью реденький снежок.
 

Лето

 
В ярком легком сарафане
Лето жаркое пришло.
тучи с неба разгоняет,
не пойти уже дождю.
пробежится вдоль по пляжу,
мимоходом кожу спалит,
то застынет над водою
в море черное глядя
и под взглядом ее жарким
прогревается вода.
то работой непутевой
занимается она:
сушит реки и пруды,
а колодцы смотрят в небо
черным глазом без воды.
у нее работы много:
надо в поле рож согреть,
чтобы стала золотою,
за садами присмотреть,
чтобы яблоки налились
медом сладким на ветвях.
но бывает и проруха —
лес подпалит в попыхах.
 

Зима

 
Скачут быстрые олени,
искры звездами летят.
колокольцем зазвенели
голубые небеса.
из-под саней клубы снега,
укрывается земля
чистым белым одеялом,
утомившись от труда.
реки быстрые застыли,
засверкали хрусталем.
даже улицы покрылись
все сугробами домов.
красной ягодой упали
им на крыши снегири.
все в округе заметая
Дед Мороз санями правит,
а в санях сидит сама
наша русская зима!
 

Весна

 
Дорогу солнце проложило
лучами в тучных облаках,
цветами землю завалило
и птичий хор кричит «ура».
на землю легкою походкой
дорогой Солнца золотой
Весна спустилась осторожно,
приподнимая ситцевый подол.
красавица спустилась править
в ей отведенный годом срок.
щебечут подданные, рады
своей доброй госпоже.
и в небо в честь ее взлетает
салют из голубей цветной.
 

Осень-тётушка

 
Осень-тетушка оделась
в листья желтым янтарем,
на груди колье сверкает
из рубиновых кустов.
серебром вся отливает
в каплях мелкого дождя,
по земле она шагает,
гордо голову держа.
и заката красный шарфик
нашей тетушке к лицу,
а на шляпке золотистой
ветерок колышет тихо
перья белых облаков.
Осень тихо навевает
людям легкую тоску.
и природа напевает
колыбельную ко сну.
 

Жара

 
Дыхнули жаром небеса
на необъятные поля,
где рожь затихла мышью,
ждет золотая ветерка
поговорить о жизни.
лежат душистые луга,
все ароматами пыхтя,
под маревою дымкой.
и реки, тяжело дыша,
исходят паром в небеса,
чтобы дождем пролиться.
прогнала знойная жара
зверье лесное в норы,
да подожгла травы стога
крестьянского подворья.
и средь удушья бела дня
творит жара что хочет,
в дороге путника, застав,
сухая обнимает, морщась.
дорогу видеть не дает,
в глаза сливаясь потом.
ждет раскаленная земля
с закатом блажьим вечерка
сыночка теплой ночи.
 

Хмельная Весна

 
Весна Зиме сказала: «Хватит!»,
и застучала звонко каблучком
по льду реки спокойно спящей.
и с крыш заснеженных домов, —
«я всех сестер своих моложе,
я всех красивей и милей.
и буду жить я беззаботно
хмельная праздниками дней!»
бесстыжая с зимы сорвала
от шубы белый воротник,
и за собой его таскала
в коротком платье на пикник.
о пашне слышать не хотела,
да зарасти она травой,
в грязи натоптанной не видно
сестрою убранных полов.
Зима ж степенно удалилась,
Качая мудрой головой.
да только Лето возмутилось,
дав жару блуднице лихой —
хмельные реки осушило
и в поле выгнала Весну.
 

Пурга

 
Разгулялась, свирепея
к ночи снежная пурга.
то волчицей серой воет,
то свистит в ветвях она.
как разбойник на дороге
ждет ночного ходока,
распахнет тулуп бедняге
и обнимет, леденя.
шапку выбросит в сугробы,
по лицу иголок рой,
ей, детю зимы холодной,
все равно что за собой.
полетит дорогой мерзлой,
поднимая вихря столб,
то в трубу жилища дунет,
разозлив в печи огонь,
то с сосны большой дворовой
кинет в окна снега ком.
ей, детю зимы холодной,
бедокурить не в первой…
 

Философские

Недосягаемость в жизни

 
Родство бывает разное по жизни —
одних мы видим часто и давно,
других мы знаем лишь по слухам
и видеть нам их вовсе не дано.
как и Зима, не знает совсем Лето —
у Лета с Осенью, с Весной родство.
у них ближайшее всегда на свете
как у Весны и с Летом и с Зимой.
всегда есть разная полярность,
что в жизни создаёт круговорот,
полями разными не совпадает
и гонит жизнь всегда вперёд.
но только вот места не поменяет —
твоё стоит лишь только на твоём,
а то, о чьём всегда мечтаешь,
ты не увидишь никогда перед собой.
ты слухам с жадностью внимаешь
от тех, кто через кого-то видели его.
как хорошо на нём всегда бывает,
не то, что здесь на месте, на твоём.
но явно ты совсем не понимаешь,
что жизнь здесь только и идёт,
а те места, недосягаемые вами,
толкают вас, а вами – жизнь вперёд.
 

К вершинам

 
Мы в жизни падали и вновь взлетали,
мы знали что хотели от неё.
мы стены лбами пробивали,
лечили головы потом.
мы крепости любовью брали
и обретали в них покой.
мы на вершину жизни рвались,
срывались в пропасти потом.
но веру мы свою не теряли,
не били жизни мы отбой —
мы на ноги опять вставали
и продолжали свой поход,
до хруста кулаки сжимали
на скалах жизни, босиком.
и крылья вновь мы обретали —
взлетали снова над землёй,
от высоты сердца чтоб замирали
и на вершине жизни отдыхали.
но не ценили никогда покой.
и снова мы с неё сорвались
в пучину страсти не земной,
с азартом скорость набирали,
чтоб в небесах парить орлом.
 

Дворовый кот

 
Дворовый кот обычный, серый
подратый в шрамах от боёв,
к пушистой кошке пришёл белой —
домашней с розовым бантом.
мигает ей подбитым глазом,
зовёт гулять её с собой:
«пойдём с тобой по закоулкам
и пир закатим мы горой
на самой дорогой помойке.
я самый там из всех крутой.
зайдем ко мне потом домой
в красивую картонную коробку —
я покажу тебе любовь.
ты не забудешь этот вечер,
свободы воздуха вдохнёшь,
романтику дворов оценишь
и позабудешь путь домой».
а кошка слушала, мурлыча,
хотелось ей любви большой —
от скуки прыгнула постылой
к нему в открытое окно.
котят дворовых наплодили
и сами по себе теперь вдвоём.
 

Прохлада винного подвала

 
В объятья винного подвала
спустились мы с тобой в жару —
вина янтарного прохлада
и терпко сладкий его вкус
в подземный мир нас увлекают,
дают комфортно отдохнуть.
играет воздухом вино в бокалах,
струится пузырьками на свету.
идём с тобою в полумраке
дубовою аллеей в пустоту.
дубы здесь в бочки превратились,
дают созреть в себе вину.
надёжно молодое охраняют,
до зрелости дойти дают.
таинственный прохладный воздух
под каменными сводами стоит —
нам даже вспомнить неохота,
что на верху жара творит.
готовы мы, как привидения,
в подвалах этих побродить
пока жара там поутихнет
и свежий воздух возвратит.
 

Презренный металл

 
Блестит как Солнце золото лучами,
но холодом своим не греет никого —
лишь топит в алчности своих хозяев,
а тем ослепшим невдомёк,
что не они, а золото хозяин,
с коварным умыслом своим
оно умы и души их забрало,
оставив в теле только пустоту.
кому всегда его бывает мало —
ты посмотри за блеском в глубину.
увидишь бездну ты багрового оскала,
в которой ты навеки пропадёшь.
ещё в его отливе море крови,
и смерть стоит с косой на берегу,
но чары манят алчного металла,
а миражи рисуют мира красоту
богатой беззаботной жизни,
где ты её хозяин, как в раю.
но только в сказке так бывает —
на самом деле будет всё в аду.
 

Два гиганта

 
Удар и скрежет рваной стали
в Атлантике нарушил тишину.
машины тут же замолчали,
залило их холодною водой.
и в мертвой тишине
под звездами застыл Титаник,
громадой возвышаясь над водой.
лишь по воде огней гирлянды
плескались в штиле огненной змеей.
проснулись пассажиры всех трех классов —
еще их разделяет разный статус,
но океан не понимает кто есть кто,
ему равны все поголовно,
он правит здесь, и свой закон.
уходит в темноту убийца айсберг,
осыпав палубу холодным льдом,
как будто бы послание оставил
от Арктики далекой холод свой.
столкнулись в океане два гиганта:
стальной один и ледяной второй.
лед оказался крепче стали
и слабый вскорости пойдет на дно.
 

Купола

 
В веках России давних,
покрытых патиной времен,
Создатель пищей поделился,
дав людям репы золотой.
она всегда стояла главной
среди народного стола,
она с душою всех кормила,
отдав до капли всю себя.
и неужели те забыли,
кто боготворил ее всегда,
и, перед тем как плод вкушали,
они крестились у стола?
но нет, в России память крепка,
и вера в Бога в ней сильна —
и в благодарность сотворили
на церквях золотые купола.
под ними к Богу обратились,
от благодарности молясь,
а Репы в небо золотые
корнями тянутся в крестах.
 

Линия судьбы

 
По узлу дорог судьбы
острым топором ударил —
одним махом ты решил
все проблемы в миг исправить.
только разлетелись вдруг они
в несколько концов лохматых.
по каким теперь идти?
ноги черт и тот сломает.
ты к всевышнему с мольбой —
тот лишь головой качает.
«помогите!» – ты кричишь —
«без опоры в бездну тянет».
и хватаешь ты любой,
но в руках он быстро тает —
видно был он все же твой,
линию судьбы что прерывает.
 

Гость из прошлого

 
Ушел я в выходные в лес с ночёвкой,
костер у речки я развёл.
присел на остов ржавой каски —
ее в кустах я тут нашел.
задумчиво смотрю на пламя
и мысли философские идут:
вот так и дед мой здесь с друзьями
сидел и грелся у костров.
давно уже вокруг стемнело,
играет тень от пламя по кустам.
И мне мерещится порою,
как будто ходит кто-то там.
вдруг слышу голос тихий сзади:
«не помешал тебе, сынок?»
я повернулся, там в бушлате
передо мной мужик встаёт.
«нет-нет, присядь к костру, погрейся…»
какой то странный его вид.
я встал, пошел за своей сумкой,
чтоб путнику сто грамм налить.
а он поднял с земли ту каску
и гладит пальцем дырочки от пуль.
«что? – говорю – воспоминания?»
«да, вот в воронке он схоронен тут!
«а кто он был, его ты знаешь?»
«там, не поверишь, я лежу…»
он положил на место каску,
да в темноту ушел, как и пришел.
а я стою, понять стараюсь…
и с темноты он снова говорит:
«не думай, видно, так и надо.
я всех давно уже простил»…
 

Ночной костер

 
В костре ночном играет пламя,
рисует лики разные огнем:
то сложит крылья, то расправит,
взлетая в небо птицей золотой,
то хищным зверем бревна лижет,
как кости жертвы белым языком,
то норов жаркий свой покажет —
рванет во мрак строптивым рысаком.
и вновь застынет ровно и спокойно,
рисуя золотые купола церквей.
то лепестками языки раскроет
цветение дивных орхидей…
и смотришь ты на пламя, очарован
вдали от суеты мирских затей.
 

Миг

 
Судьбы всевидящее око
взглянуло снова на меня
холодным черным глазом
из пистолетного ствола.
и снова жизнь зависла
на металлическом курке врага.
тот миг, что между
будущим и прошлым,
я остро понимаю для себя.
и мига вырвать часть стараюсь,
чтобы опередить врага —
упал, подкошенный, он навзничь,
а пот холодный у меня.
и миг летит мой дальше,
судьбу благодаря…
 

Дуб

 
Растут две веточки зеленых,
шумят листвою на ветру.
но не рожденье это жизни новой,
а вздох последний жизни он земной.
их дуб могучий, почти мертвый, —
в прощанье к Солнцу протянул
на кончике руки иссохшей
с глотком последним жизни он уснул.
 

Вино

 
Есть море и зеленое в лазурных берегах,
а волны его стройные колышутся в рядах.
то море изобилует икрою золотой,
что медом наливается под солнечным лучом.
то море не простое, с икрою не простой —
то море виноградников, где гроздья под лозой.
там в ягоде янтарной рождается вино,
которое шампанским взорвется за столом.
 

Пшеничная

 
Ты с горькою пшеничною тягаться не берись —
она лишь с виду простенька. но лучше берегись,
у ней судьба нелегкая с пшеничного зерна —
ей градусы привила жара до сорока.
прошла дорогу трудную,
огонь и воду с трубами
и стала как слеза.
одета она скромненько, в бутылочке простой,
но если с нею свяжешься – ответишь головой.
 

Пиво

 
В чане пиво варится,
лежит, пыхтя в хмелю,
силы набирается,
чтоб выйти к пивнарю.
по кружкам разливается
счастливым мужикам —
те очень оккуратненько
несут его к столам.
оно, хмельное, пенится,
чтоб на него подуть.
приятно разольется
теплом по животу.
язык потом развяжется,
поднимет мира суть.
тут в меру надо, главное,
чтобы не перегнуть.
 

Радуга жизни

 
Кто придумал образ жизни черно-белый?
жизнь, как радуга, – в многообразии цветов,
в которой возраста распределений линий
не смешиваются краски в один тон.
но переход бывает между них размытый,
который сразу мы порой не сознаем:
младенчества цвет – ярко красный,
оранжевый – цвет детства, чуть тускней.
неопытности юности – он цветом желтый.
началом созревания является зеленый.
Бальзаковского возраста – цвет голубой,
у пожилого возраста уже он синий,
а фиолетовый – преклонных лет.
а дальше – в черный он одет.
 

Ночь и день

 
А ночь крадется черной кошкой
за серой мышью уходящим днем,
вонзая свои когти тихо в тело
с стальным отливом острых звезд.
и душит его в черных лапах
с улыбкой месяца кривой.
но это лишь игра, и съесть его не хочет —
ведь утром все пойдет наоборот:
она его на запад вновь отбросит,
чтоб вышел на востоке вновь…
 

Река жизни

 
У каждой жизненной реки свое течение,
но с чистого они все вышли родника
и начинают в мире осторожное движенье
прозрачною водою детства ручейка.
крепчает по дороге юности речушка,
в себя подмешивая мути сточных вод.
и вот заходит к ней поток воды притока,
в водоворотах бурных заключается союз,
исходят частью в небо чистым паром,
чтоб в ливнях родники родились вновь.
бывает в жизнь прильют соблазном
потоки разрушителей семьи и счастья.
и мчится река жизни в перекатах,
да бьется в миллионы брызг на водопадах,
летая в радуге своих же грез,
но в море чистое в конце впадает русло,
где очищение воды произойдет.
 

Ангел хранитель

 
Не только ангел должен вас хранить —
вы сами его бережно храните,
кормите щедрой добротой,
словами теплыми поите,
иначе ангел может улететь
и вас одних оставить.
и тут же демоны вспорхнут,
как коршуны добычу схватят.
 

Ночные именины

 
Именины справил Леший
с бочкой зелья, как всегда.
У пруда дерутся Черти,
завывая и визжа.
Вий в грязи сослепу шлепал,
все просил открыть глаза.
Тут, ломая ступой ветки,
приводнилася Яга
и обломанной метлою
еле к мели догребла.
У Горыныча со взлетом
не выходит ни черта —
лишь, сорвавшись вдруг с обрыва,
замигали три огня.
Водяной нырял дельфином
все по броду, невпопад —
поцарапал себе рыло,
да и в омуте пропал.
А Кикимора корягой
с лету Демона сняла, —
тот в кусты упал, бедняга,
пролежал там до утра.
Затянула песню Ведьма,
что про сизого орла,
 да с такой тоской сердечной
чуть сама не померла.
Тишина в лесу три дня —
дремлет нечисть с бодуна…
 

Гражданские

Поставьте свечи!

 
 Зажгите свечи на погосте —
согрейте души у могил,
что с неба снова к ним вернутся
и к вам, кто их не позабыл.
поставьте свечи на надгробья —
пусть огонёк их озарит,
и лики мёртвых улыбнутся
от вашей к ним живой любви.
 сквозь землю огонёк пробьётся,
разгонит царство темноты,
земля им пухом обернётся
от стопки, выпитой за них.
поставьте свечи на могилы —
там души умерших вас ждут,
они то жизнь не позабыли,
поговорите с ними хоть чуть-чуть!
 

Ёлочные игрушки

 
Игрушек этих много в доме,
но не играет ими вот ни кто —
игрушки эти недотроги,
их аккуратно достают раз в год
развесить их, красивые, на ёлке,
и любоваться ими в Новый год.
стеклянные сверкали они в прошлом,
сегодня в пластике сменили они род.
хоть и не бьются в плане современном,
но нет желания играть в них всё равно.
название у них не отвечает сути —
им больше бы искусство имя подошло.
хранятся по всем правилам шедевров,
имея каждая по упаковочке своей.
что б красота и блеск их не померкли,
и что б как новые сверкали каждый год,
игрушки для детей они и взрослых,
но только месяц их увидеть есть.
а дальше сложат в тёмные коробки,
что б через год по-новой посмотреть.
 

Я вас не призываю

 
Быть в этой жизни сестрою милосердия
я просто ну никак по праву не могу.
но если зло бывает милосердно —
так совести бы ближе быть к добру.
но ничего такого я не вижу —
в широких массах все идут ко дну,
но вот считают, что идут к вершине жизни,
не ведая того, что в низ они идут.
остановитесь, оглянитесь в жизни!
и посмотрите без пристрастия вокруг!
быть может, перед вами стоит честный нищий
или калека в жизни с сломанной судьбой.
не стоит видеть в каждом афериста —
есть кто не знают и не видели добро…
 

Просторы родины и души

 
В России праздники с Душой всегда встречают,
по этому в стране так много у нас их.
ведь у Души широкой мало места не бывает —
просторы в ней лесов, полей, морей…
Державы славу на века ковали
что б в памяти своей нести её, как крест —
истории великой здесь не забывают,
она одна на всех, нам с нею вечно жить!
от викингов России бравых
мы веру православную несём
в нас вера с боевою славой
в Душе и сердце за одно
гулять иль  воевать – нет в мире с нами равных.
веками научились врагов бить
и отмечать победы свои славно
всё делать для страны
с достоинством, во благо
с любовью Родину умеем мы хранить!
 

Миражи морских трагедий

 
Много море хранит тайны
но едино всё в одном —
все с трагедией попали
на морское они дно.
и на каждой киноленте
идёт фильм всё про одно —
режиссёром снят небесным
как они пошли на дно.
в миражах мелькают кадры,
лица в них различных лет
перекошены от страха,
а в других его и нет.
шторм бушует где-то в море
в неизвестные года,
паника царит на судне,
течь и крен уже до вант.
неизбежна гибель судна —
и команды всей на нём.
не случится уже чуда,
все пойдут они на дно.
вот священник корабельный
в ливне крестит небеса —
крест в руке его с распятием,
а в другой скользит канат.
кожу в кровь с руки срывает,
и летит он в бездну сам,
но молитву продолжают
губы с дрожью всё читать.
вот моряк с оскалом волчьим
рвёт рубаху на груди
и, крича проклятье небу,
в воду чёрную летит.
сквозь стекло в потоках ливня
видно, у стола стоит
капитан спокойно в думах,
трубкой старою дымит.
на полу стоит с уклоном,
за прибитый стул держась,
а вода к ногам подходит,
прибывая на глазах.
вот бурлит вода над трюмом,
воздух вышел с него весь —
пропадает, видно, судно,
дикий шторм бушует здесь.
это лишь одно виденье
над одним из кораблей —
если все их просмотреть бы,
не хватило б в жизни дней.
 

Муза – не наковальня

 
Природы жизнь в её картинах,
а мы сюжеты в них берём —
тот, кто умеет их увидеть,
кому их описать хватает слов.
непросто рассказать, что видишь,
непросто рифмой, фраз на слух,
а так сплести красиво строки,
чтобы захватывало дух.
Что б смысл был стиха понятен,
и логика бы не хромала в нём —
не две строки вначале лишь красивых,
а дальше всё, что в голову придёт.
пусть лучше будет скромное начало,
но развивается стремительно к концу,
заканчивается высокой, сильной фразой —
тогда захватит у читателя он дух.
а штамповать количество нет смысла —
не на конвейере работаешь, мой друг.
ты прикасаешься к душевной, тонкой мысли,
а не стучишь по наковальне молотком.