– Не мешай, Панкрат, вот демагог, хлебом не корми, дай только речь толкануть! —прикрикнули на него.– Тамара, не томи душу.
Бабей выдержала паузу, пока зал не притих, и продолжила. добавив бронзы в свой и без того зычный, как у рыночной торговки, голос:
–Против всех претендентов проголосовало 38 человек. За Крота – 13, Лещука – 55 и за Тяглого – 60 человека. Таким образом, президентом фирмы «Nika». избран Рэм Анисимович Тяглый.
«Всего шести голосов не хватило до победы, – с досадой подумал Лещук. – Этот старый боров Вениамин, все карты спутал, раздробил голоса. И сам не гам, и другому не дам. А ведь его симпатики могли бы проголосовать за меня. Интересно кому отдали предпочтение Ласка и Хребец? Надо бы у них об этом спросить, так ведь солгут, хотя будут уверять, что за меня. Эх, пролетел, как фанера, над Парижем».
В зале раздались бурные аплодисменты.
– Чертова дюжина тебе, Веня, на рыло, а не пост президента, – сквозь шум прорезался язвительный голос Панкрата.
– Типун тебе на язык, – не остался в долгу Крот, огорченный низким рейтингом. Он сидел с виноватым видом, часто моргал потускневшими за стеклами очков глазами.
– Прошу вас утвердить протокол счетной комиссии,– предложила Бабей. Акционеры проголосовали поднятием рук.
– Рэм Анисимович, поздравляем вас с избранием на высокую должность и надеемся, что вы оправдаете доверие коллектива, станете достойным преемником Ники Сергеевны, – торжественно с расстановкой провозгласил Крот и, действительно, тряхнув стариной, бросил клич.– Виват! Победа будет за нами! На этом повестка дня исчерпана, собрание считаю закрытым.
– Как закрыто? А где культурная часть? Банкет и фуршет, как полагается, чтобы кресло было в самый раз, не изменяла фортуна, – произнес Хребец. – К тому же, Рэм Анисимович обязан выполнить данное нам обещание, дернуть стопку, причаститься. С него причитается. Вот и проверим, хозяин ли он своего слова? А если нет, то тут же отправим в отставку, нам слюнтяи не нужны.
Все обступили кольцом новоиспеченного президента, принимающего поздравления, пожимающего протянутые руки. Вот, что значит скиперт власти. Еще давеча, вроде бы и не замечали вице-президента, пребывавшего в тени Стужиной, а тут он в одночасье воспарил над всеми, несмотря на центнер с гаком живого веса.
– Рэм Анисимович, я вас искренне поздравляю с заслуженным успехом,– поздравил его Лещук. – Дорогой коллега, я ни секунды не сомневался в вашем высоком рейтинге, авторитете и победе. И не серчайте, не держите камня за пазухой по поводу прежних недоразумений и обид, да и повода нет. Ника Сергеевна, царство ей небесное, оставила нас обоих. Поэтому в память о ней забудем о горьких днях. Как говорится, кто старое помянет, тому глаз – вон.
– Да я уж обо всем и позабыл, обиды и жажды мести в сердце не держу, – великодушно признался Тяглый. – Все, что плохое между нами было, быльем поросло.
– И насчет моего участия в выборах не обижайся,– продолжил юрисконсульт. – Охотно взял бы самоотвод, но, понимаешь, тебе ведь нужна была альтернатива, иначе это было бы пародией на демократию и выборы. Оценивалось бы нечто вроде назначения.
– Юрист, адвокат, довольно президента утомлять, кормить соловья баснями!– крикнул неутомимый Панкрат Лукич. – Соблюдай регламент. Почитай, каждый теперь считает за счастье пообщаться с Рэмом Анисимовичем. Вы им спуску не давайте, господин президент, иначе залезут на шею и еще погонять станут. Будьте строги, суровы, но справедливы и у вас все получится. А сейчас у нас по программе, как в солидных, уважающих себя конторах, праздничный фуршет.
Тяглый с роскошным букетом алых роз, врученных Лаской по поручению акционеров, под овации поднялся на сцену. Подождал, когда воцарится тишина и с улыбкой произнес:
– Дамы и господа, товарищи, дорогие друзья, коллеги! Сердечно признателен вам за оказанное доверие. Откровенно скажу, что для меня это приятная неожиданность. Я никогда не был карьеристом и не претендовал на роль руководителя, тем более на фоне достижений нашей незабвенной Ники Сергеевны. Но коль мне предназначено вами и судьбой продолжить ее светлое и славное дело, то коль взялся за гуж, то не говори, что не дюж. Я полагаю, что с вашей помощью наша «Nika», название фирмы ни при каких обстоятельствах не изменим, и впредь будет процветать. Бесспорно, позаботимся и о судьбе ее родителей и сына Феликса, о семье Рябко, его невесте, а вернее жене, а теперь вдове, которая ждет ребенка. Это наш гражданский, гуманный долг. Своим заместителем, вице-президентом назначаю Тамару Львовну Бабей, грамотного трудолюбивого и уважаемого вами специалиста и человека. Об остальных перемещениях в связи с вакансиями, я сообщу позже. Теперь по доброй традиции, приглашаю всех в банкетный зал. Отведаем, дамы, господа и товарищи, что Бог послал, тому и рады.
Расположенные, а вернее сдвинутые буквой П, столы были щедро сервированы. Спиртные напитки, минеральная вода, соки, жаркое, бутерброды, заливная и жареная рыба, салаты, желе, морс и прочие деликатесы аппетитно благоухали. Тяглый и Бабей устроились во главе стола. Профбосс, дабы пальму первенства не перехватил Панкрат, взял на себя приятную миссию тамады. Велел наполнить фужеры, призвал мужчин поухаживать за дамами и торжественно провозгласил тост:
– Во славу президента, дай Бог здоровья счастья и долголетия!
– Наш Рэм не боится проблем, у него лоб, как у Сократа, и ума – палата!– в довесок к тосту воскликнул Хребец, довольным взором обозрев коллег с наполненными фужерами.
– Без тебя, Панкрат-плутократ, здесь и конь не валялся, – упрекнул его тамада. Мужчины выпили стоя. Прозвучало еще три-четыре тоста и тогда с фужером, наполненным коньяком, поднялся Павел Иванович: – Давайте выпьем за то, чтобы в судах любой инстанции победа всегда была за нашей фирмой! Чтобы мы были на коне, а не под конем.
Его охотно поддержали. Даже при упорной сдержанности Тяглому пришлось выпить граммов двести коньяка и по заверению Панкрата, это можно считать первым боевым крещением. А очередные не за горами, ибо пообещал приобщить Рэма к искусству пития. Президент почувствовал себя раскованно и решил сразу же взять бразды правления в свои руки, проявить твердость характера, мол, никому не позволит на себе воду возить и вить веревки».
– Дамы и господа, вы не должны забывать народную мудрость о том, что копейка рубль бережет, – заявил он менторским тоном.
– Но жить ведь хорошо и красиво хочется, – напомнила Ласка.
– Хотеть не вредно, Наталья Васильевна, – осадил ее Тяглый. – Во всем должна быть разумная мера, режим учета и экономии. Чтобы поправить финансовое положение, привлечь инвестиции частных лиц следует часть акций выставить на аукцион…
– Фиг вам с маком, – Панкрат ловко свернул кукиш. – Свои выставляй, а мои не тронь. Не хочу ни с кем делиться своей долей прибыли и быть последним лохом. Я это так понимаю, что, если скажем, сейчас. мы делим яблоко на четырех, то, когда прибавятся новые рты, голодранцы, его придется резать на десятерых. Категорически против!
– Умерь свои потребности, – посоветовал Дробицкий. – А то ведь ни хрена не делаешь, а живешь, как у Бога за пазухой.
– Кто на что учился, – срезал его Хребец. – Никому не позволю на моем хребту наживаться.
– Остыньте пустой спор. Дурень думкою богатеет, – напомнил юрисконсульт и со знанием дела продолжил. – Ситуация такова, что после гибели Стужиной и Рябко, никто на акции фирмы не позарится. Вряд ли найдутся желающие рисковать своими кровными. Дохлый номер.
– Да, Павел Иванович совершенно прав, – согласился Тяглый. – Этот вариант придется отложить до лучших времен. Будем выживать за счет жесткой экономии собственных средств.
– Рэм Анисимович, я, как видный профсоюзный деятель, защитник интересов трудящихся, а не буржуазии, эксплуатирующей наемную рабсилу, не потерплю ущемления наших прав. Обязан вам напомнить, что главной мотивацией для плодотворного труда является высокая зарплата и другие стимулы, – строго, словно с трибуны, произнес Крот. – И в первую очередь материальные, так как моральными уже сыты по горло. Людей интересуют деньги, валюта, а не почетные грамоты, дипломы, жидкие сувениры или благодарности. Ника Сергеевна это отлично понимала и охотно прислушивалась к моим мудрым советам. Чтобы не доводить ситуацию до забастовок и голодовок, следуйте ее примеру и все у нас получится. Официально заявляю, что профсоюз своих активных членов не даст никому в обиду!
– Я двумя руками и ногами поддерживаю Вениамина, Рэм, ну ты и жлоб! – возмутился Хребец. – С такой политикой экономии ты скоро всех нас с гармонью или балалайкой загонишь в подземный переход или на вокзал. Пустишь по миру с сумой. Лучше бы я не драл за тебя глотку, а проголосовал за Пал Иваныча, нашего доблестного майора. Последней радости выпить и закусить лишаешь. Ника Сергеевна, царство ей небесное, не обижала, щедро платила и я приучил свой организм к коньяку и бренди, а теперь придется лакать гнусный самогон и паленую водку.
– Тоби, Панкратэ, не звыкать, – заметила Бабей.
– Вынужденная мера, надо свести дебит с кредитом, ликвидировать дисбаланс, возникший при Стужиной, потом легче будет. Подниму и зарплаты, и премии, – заверил Тяглый. – Надо немного потерпеть. Я понимаю, что денег много не бывает, но надо войти в положение…
– В положение пусть Ласка входит, она молодая, созревшая в самый раз рожать, – перебил Панкрат.
– Лучше синица в руке, чем журавль в небе, – усмехнулся Крот и на манер Бабей, упрекнул. – Бачилы очи, шо купувалы. Мягко Рэм стелил, да жестко будет спать.Поглядим, что он за гусь, если станет нас, трудящихся, как липку драть, то через месяц переизберем к чертовой маери. У нас много достойных людей, способных рулить.
–Устала моя терпелка, в горле пересохло, – вздохнул Панкрат и, имея в виду спиртное, сообщил. – Надобно для полной кондиции еще принять на «грудь», пока Рэм не объявил «сухой закон».
Бокал мускатного шампанского взбодрил Наташу и в приемную она возвратилась в веселом настроении. Была довольно и тем, что наконец то в кабинете президента появится хозяин и она почувствует себя уверенно. Не будет вздрагивать при мысли, что за плотно закрытой дверью находится призрак Ники Сергеевны. Ей, порой, даже мерещилось незримое присутствие Стужиной, ее легкие шаги и приятный певучий голос. “Закажу завхозу новую табличку с именем Тяглого и настою, чтобы Рэм Анисимович, как можно быстрее переселился в президентский кабинет и кресло “, – с удовлетворением подумала она. Раскрыла косметичку и припудрила раскрасневшиеся щеки, аккуратный носик. Услышала зуммер телефона и сняла трубку.
– Натали, где ты запропастилась? Я места себе не нахожу, от тебя никаких известий, – донесся до нее встревоженный голос Муравича.
– Это от тебя ни одного звонка за неделю, – с недовольством ответила Ласка. – Наверное, не страдал, нашел замену в своем гареме?
– Извини, родная, но я не осмелился тебя побеспокоить. Полагал, что коль ты не пришла на свидание, то, как говорится, «сожгла мосты», – пояснил он.– Сама ведь предупреждала, что не прочь сойтись с Феликсом, сыном богатенькой начальницы. Я ничего не забыл, у меня память на такие замыслы отличная.
– Не пришла потому, что случилась беда, трагедия. В тот злополучный вечер какой-то сумасшедший маньяк убил Нику Сергеевну и охранника. Об этом до их пор в городе на каждом углу, кому не лень судачат. Эдик, ты себе представить не можешь, какой ужас я испытала за несколько секунд, чуть не поседела. Пришлось бы перекрашиваться в блондинку, менять свой имидж и шарм.
– Ты в любом цвете очаровательна, обольстительна и очень желанна, – заверил студент.
– Самому лютому врагу такой пытки не пожелаешь, – продолжила она. – Ведь преступник и меня мог убить и уже готов был выстрелить, но я взмолилась и он оставил меня в живых. Я ощутила леденящее дыхание смерти. Слава тебе, Господи, что спас, что в сердце убийцы проявилась жалость и сострадание и он отвел пистолет.
– Жаль, что меня рядом с тобой не было. Я бы вас защитил, поднял шум, тревогу, – заверил он. – Наверное, я в этот момент находился в сквере летчиков. Больше часа тебя прождал и не осмелился тебя побеспокоить. А потом подвернулась выгодная шабашка. В разлуке понял, что не могу без тебя жить.
– Эдик, это ты сейчас такой смелый, а в той ситуации у тебя тоже бы душа в пятки ушла, – с грустью произнесла секретарь-референт.– Только сейчас немного пришла в себя. А ты, почему вдруг позвонил? Наверное, соскучился и плоть требует?
– И то, и другое, милая, конечно требует, я же живой человек, – с радостью признался он, почувствовал теплоту в ее голосе.– Давай вечером встретимся, приглашаю тебя в ресторан «Зюйд».
– О-о, я смотрю на тебя, мое предостережение положительно подействовало,– рассмеялась она.– Откуда у тебя, бедного студента, финансы? В казино, в рулетку выиграл, откопал клад или наследство от богатых родственников из дальнего зарубежья получил? Может, одолжил или кого-нибудь ограбил?
– Что ты, такое говоришь,– обиделся студент.– Привыкай к тому, что есть такое понятие, как коммерческая тайна.
– Все помешались на этой тайне,– заметила Ласка.
– Ты же сама мне посоветовала заняться бизнесом для улучшения финансового материального положения,– напомнил он. – Вот я и занялся, чтобы не чувствовать себя бедным ущербным родственником, не быть, подобно альфонсу, на твоем содержании. В свободное от учебы время подрабатываю. Но ты не ответила на мое предложение?
– Какая женщина в силах отказаться от подобного предложения и других соблазнов и удовольствий,– обнадежила она студента.
– Я обещаю пиршество любви, столько нежности накопилось, ты не будешь разочарована, – с жаром пообещал Муравич. – Жду тебя в девятнадцать ноль-ноль.
И, затаив дыхание, после короткой паузы неожиданно нежно пропел:
Эх, краса Наталия – изящная талия.
Милые глаза разлюбить нельзя.
– С каких это пор тебя на стихи потянуло? – удивилась Ласка, довольная тем, что он не забыл о ней.
– С того момента, когда повстречал тебя. Сам сочинил, всю ночь не сомкнул глаз в поисках удачных рифм.
– Ой, не лги, наверное, у классиков поэзии позаимствовал?
– Я плагиатом не занимаюсь.– возразил он. – Своими чарами ты из любого прозаика поэта сотворишь. Но, увы, как писал дед Сергею Есенину, «поэтам деньги не даются». А нынче в эпоху коммерции и криминала, поэзия вообще никому не нужна. Пииты бедствует и Муза их не кормит, а Пегас бьет копытом. – Ко дню ангела я себе такой подарок сделал, – интригуя, произнес Эдуард.
– Какой подарок?
– Послушай,– и после паузы продекламировал:
Поэту стих никто не сочинит,
лишь потому, что он и сам пиит.
Поэтому, голубчик, не ленись,
а за перо гусиное берись.
Любви чтоб не иссякло питие,
держи всегда в готовности копье.
– Ты в своем репертуаре. Одно неистребимое желание овладеть и насладиться, – рассмеялась Наташа. – А почему перо гусиное, а не стальное или золотое?
– Я предвидел этот вопрос и готов ответить, – вдохновился он. – Потому, голубка, что раньше гусиными перьями писали вечные мысли, а ныне вечными перьями царапают гусиные мысли.
– Очень точно и мудро. Сам придумал?
– А то как же, котелок у меня варит! – с оптимизмом заявил студент, утаив, что этот афоризм прочитал в журнале. – Я открыл в себе поэтический дар.
– Эх, Эдик, сейчас мне не до поэзии, не до стихов, я до сих пор в шоке, – вздохнула Ласка.
– Что так? – удивился он. – Кто тебя обидел? Я ему рога обломаю, шею сверну и копыта отбросит.
– Ты разве не слышал? Весь город гудит, – удивилась она.
– Что я должен слышать? Меня не было в городе, был в командировке, полчаса, как возвратился, – сообщил он.
–Нику Сергеевну и ее водителя Сеню, какой-то сумасшедший маньяк на моих глазах из пистолета застрелил.
– Какой ужас!
– Самое странное, что осталась живой и это у следователя с такой смешной фамилией Зуд вызывает подозрение. Убийце ничего не мешало произвести еще один выстрел.
– Твоей гибели я бы не пережил. Наверное, у тебя сильный ангел-хранитель, – предположил Муравич.
– Я до сих пор в шоке. Кому Ника Сергеевна могла перейти дорогу? Она ведь была воплощением порядочности, доброты, не имела явных врагов. Может, кто на почве зависти или ревности? Злодей у нее похитил мобильник, деньги, а вот кольцо с бриллиантом не взял. Дикость лишать человека жизни из-за мелочей.
– Ты права, но не бери близко к сердцу, жизнь продолжается. Я благодарю Бога, что тебе удалось избежать страшной участи. Обычно убийца свидетелей не оставляет.
– Откуда ты знаешь?
– Из книг и кинофильмов. Натали, у нас есть повод встретиться в «Голубых грезах» или в другой кафешке, чтобы помянуть твою бывшую начальницу и ее водилу. А потом ко мне в общагу и по полной программе, как прошлый раз. Лады?
– Мне кажется, что ты слишком спокойно воспринял весть о гибели Ники Сергеевны и Семена, – упрекнула Ласка.
–Нормально, без паники, – заметил он. – А как, по твоему, я должен реагировать? Она же для меня чужой человек. Конечно, жаль тетку, но я с ней не пересекался.
– Зато для меня она была, как старшая сестра, с которой можно было пооткровенничать,– с обидой призналась Наташа.
– Не обижайся, я тебе очень сочувствую. Пойми, каждый день кто-то умирает, кого-то убивают, а другие сами счеты с жизнью сводят. Это же естественно, так было, есть и будет всегда. Поэтому надо воспринимать, как должное и неотвратимое. Если обо всех скорбеть, слезы лить и голову пеплом посыпать, то можно свихнуться. Надо радоваться жизни, ценить каждый ее миг.
– Не будь циником, речь о моих коллегах, – оборвала она его философские суждения.
– Как насчет приятного свидания?
– У тебя же нет денег?
– Я раздобыл финансы.
– Интересно узнать где? – допытывалась Наташа.
– Это секрет фирмы, – вновь уклонился Эдуард от ответа.
– А говорил, что у тебя от меня, твоей невесты и жены, нет секретов,– обиделась она.
– Хорошо, при встрече доложу. Это не телефонный разговор,– пообещал студент. – А то ведь, не ровен час, нас могут подслушать менты и затаскают, начнут мурыжить. От греха подальше. Сейчас все мои мысли только о тебе, я даже стих сочинил. Послушай.
Приходи, Наташа, и не зря,
накопилось много янтаря.
Мне другие женщины не надо.
Ты одна моей души отрада.
– Эдик, ты меня смущаешь своими откровенными намеками.
– Милая, запомни, что естественно, то не безобразно, – возразил студент. – Нормальный секс с приятной девушкой полезен для здоровья, поднятия тонуса, омоложения и активного долголетия. Я тебя крепко обнимаю и целую. До встречи.
– Тебе о долголетии еще рано рассуждать.
–Потом поздно будет, ведь недаром говорят, что вторая молодость пришла к тому, кто первую сберег.
У Ласки не нашлось аргументов для возражений. Она осторожно положила трубку на аппарат и в который раз подумала: «Эти любовные утехи с Эдиком, как сладкая отрава, от которой невозможно избавиться, могут привести к зачатию и тогда придется либо рожать, либо делать аборт? Опасный риск, но трудно устоять перед сладким соблазном».
– Я подумаю, – сухо отозвалась Ласка и нажала на кнопку.
В тот вечер свидание не состоялось. Муравич несколько раз выходил на связь, уговаривал, грозил разрывом отношений, но Наташа осталась непреклонной. Какое-то смутное чувство тревоги удержало ее от соблазна снова оказаться в постели любвеобильного студента. Хотя с гибелью Рябко угроза разоблачения ее интимных отношений с Эдуардом миновала. Вместе с шантажом и по поводу того, кто «Наташке залез под рубашку» и домогательствами секса. «Бог шельму метит», – подумала она, это ее немного утешило.
16. Крот-паникер
– Пал Иваныч, пошли ко мне, выпьем, – встретив Лещука в коридоре, неожиданно предложил Крот.
– По какому случаю?– удивился юрисконсульт.
– Чувствую, придется нам паковать чемоданы, – вздохнул профвожак. – Двум медведям в одной берлоге не ужиться, а трем и подавно. Рэм не простит нам конкуренцию, изгонит из фирмы, чтобы замутив воду, не подсидели. У меня родилось мудрое предложение.
– Валяйте, партайгеноссе.
–Давайте пойдем к президенту и покаемся, мол, мы не собирались занять его кресло, – заявил Вениамин Яковлевич. – Скажем, что выставили свои кандидатуры в качестве альтернативы для соблюдения принципа демократии. Поклянемся служить ему верой и правдой.
– Унижаться и ползать в ногах не стану, – твердо ответил Лещук.
– Ты – майор, офицерская честь и гордость не позволяют, а я пенсионер, с меня взятки гладки. Надеюсь, что Рэм оценит мои большие заслуги перед профсоюзным движением?
–Надейся и жди, а лучше не паникуй, не суетись. Не следует показывать свою тревогу и озабоченность, надо выдержать паузу, – посоветовал юрисконсульт. – Вы – бесценный работник, особенно по части ритуалов, церемоний и банкетов, лучшего тамады не сыскать, да и я чего-то стою. Рэм опытными кадрами жертвовать не станет. Поэтому пить за упокой не будем, хватит нам поминальных трапез. Держу пари, через неделю выпьем за здравие.
– Оптимист. Я вам завидую.
– Иначе нельзя, а то ведь заклюют, как куры. И потом не забывайте, когда человек горюет, пребывает в подавленном состоянии, его поражает рак, заедают вши и другие паразиты.
–Фу, какая гадость.
–Гадость, а звучит красиво онко и педикулез.
– Чихал я на такую красоту, – ответил Крот, и с озабоченным видом посетовал.– Павел Иванович, пора принимать превентивные меры, объединяться, пока Рэм нас тихой сапой, поодиночке не вытурил из фирмы, Оппозицию под боком он не потерпит из опасения, что сколотим блок и подсидим, сбросим с кресла.
–У вас то, Яковлевич, опытного бойца советской, почти сталинской закалки, нет причин для тревог и паники, – заметил юрисконсульт. – Трудовое законодательство на вашей стороне.
– Преклонный возраст меня смущает, скоро ведь семьдесят пять стукнет, – посетовал ветеран.
–А-а, пустяк, нынче пенсионерам не запрещено работать до тех пор, пока ногами вперед не вынесут.
–Есть и другие веские причины для беспокойства.
–Какие именно?
–Во-первых, Рэм еще при Стужиной вынашивал мысль о ликвидации профсоюзной организации, а значит и моей должности, для сокращение затрат на содержание аппарата. Но тогда, при поддержке Ники Сергеевны и Панкрата Хребца, любителя застолий и разных праздников, удалось сохранить профсоюз – школу коммунизма и защитницу интересов рабочего класса, крестьянства от эксплуататоров. Остался на своей должности, ведь профсоюз без талантливого руководителя, вожака все равно, что автомобиль без мотора или яхта без паруса.
– Считаете себя мотором и парусом? – усмехнулся Лещук.
– А то как же, двигатель жизни, прогресса, – воодушевился Крот. – Во-вторых, причина в том, что Рэм считает себя умелым менеджером и патологически против банкетов, фуршетов, которые по его мнению вредят здоровью сотрудников и ведут к потерям рабочего времени. Он убежден, что я организатор застолий и поэтому готов повесить на меня всех собак. А я ведь, как тот замполит в армии, контролирую ситуацию, чтобы по пьяной лавочке морды не набили или брюхо не пырнул ножом. Вы ведь тоже с Рэмом из-за Ники, царство ей небесное, сцепились, как два бульдога. Если бы не мое решительное вмешательство, неизвестно, чем было дело закончилось, к каким тяжелым последствиям привело бы? Вовремя развел вас в разные стороны.
– Да, вы здорово тогда помогли. Премного вам благодарен, – с иронией произнес Лещук. – Раздули кадило. Почитай спасли меня от смерти или страшных увечий. Где мне было с таким быком колхозным, почитай шкафом, как Тяглый, справиться.
– Без всякого кадило и молитв профсоюз в любом деле полезен, – не понял юмора ветеран. – Теперь Рэм мне все припомнит. Из-за вас и пострадаю. Верно, говорят: не плюй в колодец, придется напиться.
–Твое дело – труба! Крот, рой запасной ход.
–Так может вдвоем навострим лыжи, в какую-нибудь солидную фирму устроимся. Профсоюз везде нужен, – предложил он. —У тебя старые связи в милиции, прокуратуре, СБУ, а теперь и в суде, посодействуют. Это мои приятели давно отошли от дел. Одни дали дуба, а другие ковыряются на дачах, занимаются рыбалкой, сбором грибов и ягод., то и бутылок. Только я по-прежнему на переднем фронте борьбы.
– Товарищ Веня, вы везде нужны как… корове седло, – усмехнулся юрисконсульт, а Крот, обидевшись, проворчал:
–Так то вы уважаете и почитаете профсоюз, активистов, ветеранов движения и их заслуги перед Отечеством.
– Пишите мемуары о профсоюзных делах и своей роли в жизни государства, – предложил юрисконсульт, дав понять, что разговор окончен. Интуиция ему подсказала, что старый лис не случайно полез к нему в душу, чтобы узнать планы и доложить новому президенту. Тем самым, он хочет доказать, что недаром ест хлеб с маслом и красной икрой, пьет коньяк и знает, кто, чем дышит и что замышляет.
–Пал Иваныч, все-таки пошли ко мне, выпьем с горя, – пригласил профбосс. – У меня завалялась бутылка коньяка «Гринвич». Я иногда принимаю для бодрости духа и стабилизации давления. Давай подумаем о тактике совместных действий.
–Не опережайте события и не паникуйте.
– Потом поздно будет, Рэм непредсказуем, как раненый кабан. Его отца после войны репрессировали и поэтому патологическая ненависть ко всему советскому, а меня он считает ортодоксом, носителем, олицетворением той славной эпохи. Все время мстит…
– С удовольствием дегустировал бы коньяк, но меня ждет гора неотложных дел, – посетовал Лещук. – Претензии, иски, рекламации. Это у вас работа не бей лежащего, к людям пристаете, дурака валяете..
–Я – боец невидимого фронта, —возразил Крот. —Создаю благоприятный морально-психологический климат в коллективе для плодотворной работы с большим экономическим эффектом.
У юрисконсульта не нашлось возражений, ведь профбосс, действительно, во все дела совал свой шнобель. С пользой или нет, но считал себя причастным к позитивным результатам работы фирмы. Они расстались с осадком недоверия и разобщенности, в нетерпеливом ожидании кадровых решений нового президента.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
17. Знак доверия
Под занавес рабочего дня, выйдя в место, отведенное в тамбуре туалета для курения, юрисконсульт лицом к лицу столкнулся с Тяглым.
– Все дымим, как паровоз, подрываем свое драгоценное здоровье,– иронически заметил Рэм Анисимович, только бы не пройти молча.
– Куда денешься, привычка – вторая натура,– отозвался Лещук.– Курево, табак помогают сосредоточиться, успокаивают…
– …и ослабляет организм, провоцирует разные болезни, в том числе и рак легких,– напомнил президент.
– Что ж, каждому свое. Жизнь так устроена, а судьба непредсказуема, поэтому чему быть того не миновать. Не знаешь когда и от чего опрокинешься,– философски заметил Павел Иванович.
– Другой, как зеницу ока, бережет свое здоровье, прячется от сквозняков, чесноком и луком отгоняет от себя грипп, ничем не злоупотребляет, а глядишь, неровен час, на ровном месте споткнулся и шею себе свернул, а то и под колеса авто угодил. На все, как говорится, воля Господня и, к счастью, нам не дано знать свой смертный час.
Никто ведь и подумать не мог, что такое случится с Никой Сергеевной. В нынешней ситуации с долбанными реформами, переделом сфер влияния, земли, собственности, недвижимости, одни, как скорпионы или тараканы в банке, а мы с вами, словно саперы, на минном поле. Шаг влево, вправо и взлетел в воздух, одни резиновые калоши остались. Поэтому курил и буду курить, пил – и буду пить. Конечно на досуге, женщин люблю и впредь, пока стучит сердце, этим же буду заниматься, потому, что многие из них обделены мужской лаской. Стужиной недоставало мужского тепла и опоры. Может излишняя самостоятельность и самоуверенность ее и погубили. Будь кто-то из нас ее избранником-супругом, то уберегли бы от коварных выстрелов киллера.
– Логично, – с грустью улыбнулся Тяглый.– Занятное и немного завидное у вас кредо. Однако, Павел Иванович, не обессудьте, но я решил в нашей фирме вплотную заняться пропагандой здорового образа жизни, физкультуры и спорта, культуры, искусства, литературы. Больше никаких банкетов и фуршетов. У нас не питейное заведение.
– Введите еще и производственную гимнастику?
– Неплохо бы, мы должны из прошлой эпохи брать все ценное и полезное,– ответил президент. – Ведь от крепости здоровья сотрудников, напрямую зависит их работоспособность, значит и рост экономических показателей. А для вас, Павел Иванович, у меня особое предложение. Хотя от вредных привычек вам придется постепенно избавиться и чем быстрее, тем лучше и выгоднее для вас.
– Интересно, что за предложение?
– Пошли, – велел Тяглый, слегка тронув его за рукав костюма. Они вошли в приемную, где Ласка прихорашивалась, глядя в зеркальце косметички перед завершением рабочего дня.
– Рэм Анисимович, я вам еще нужна? – спросила она.
– Да, Наталья Васильевна, побудьте еще минут двадцать, никого не пускайте, я занят, – ответил президент почти механическим, без заметных эмоций голосом, не помышляя о том, чтобы молоденькую секретарь-референта называть просто Наташей, как это делала Стужина. Но он принципиально решил держать сотрудников на дистанции, дабы не стали потом по панибратски понукать, сев на голову. Велел ей одеваться построже в темные тона и не оголять свою тонкую талию, живот и длинные стройные ноги до самых бедер.
– Наталья Васильевна, опять вы в неглиже? – укорил он.
– Рэм Анисимович, какой вы, право, несовременный, ведь чем на женщине меньше одежды, тем больше изумительной красоты, – заметила Ласка. – У нас же не монастырь, а современная фирма, офис. Мне что же прикажите во все черное одеваться, в мешковину, рубище до самых пят? Кто же тогда разглядит мои красивые ножки, тонкую талию и бедра?
– Наталья Васильевна, здесь не стриптиз-клуб. Может вам еще шест посреди приемной установить? У нас не бордель, а солидное учреждение, – сурово произнес Тяглый. – Всему свое место и время.
– Хорошо, Рэм Анисимович, буду одеваться монашкой,– сухо ответила Ласка, а он по-хозяйски потянул на себя добротную дубовую дверь с умилявшей и тешившей его честолюбие табличкой «Тяглый Рэм Анисимович, президент ЗАО «Nika».
Вошли в просторный кабинет, из которого за месяц после гибели Стужиной выветрились запахи дорогих духов. На тумбочке стоял небольшой портрет Ники Сергеевны с черной лентой на уголке. Тяглый решил убрать его из кабинета лишь после сорока дней с момента убийства, чтобы не напоминал о трагической участи, не травмировал психику.
Он успел обжить кабинет, на столе вместо сугубо женских предметов, появились его, перемещенные из прежнего кабинета, который заняла вице-президент Тамара Бабей. После избрания Тяглого президентом, многие из сотрудников не сомневались, что дни юрисконсульта в фирме сочтены. Рэм Анисимович, мол, не простит майору публичное унижение и, как и обещал, выдаст ему «волчий билет», с которым ни одно солидное учреждение не примет на работу.