Происки любви

Гордин стоял в фойе, отвечал на вопросы окруживших его зрителей. Коржавин, сказав несколько добрых слов, распрощался.

Виктор через окно следил за его маленькой, неуклюжей фигуркой, исчезающей в толпе. Именно тогда с новой силой всплыло это не дающее ему покоя название – Последний поэт.

Он стал вновь набрасывать отдельные сцены, многое ему нравилось, хотя сомнения постоянно терзали его. Нужен ли был кому-нибудь этот фильм, кроме него самого? Пойдут ли на него зрители?..

Какое им дело до истории об одиноком поэте? Это же не знаменитый гангстер, не крупный мафиози, не маньяк-убийца… Поэт.

Поди разбери, чем он там занимается. То ли труд, то ли безделие. Со стороны кажется – дуракавалянье, а присмотришься, прислушаешься – и вздрогнешь вдруг, и почувствуешь, и заплачешь…

В конце концов после долгих совещаний с Федориным решено было эту идею отложить. Как говорится, до лучших времён. На пару лет по крайней мере. А там видно будет, глядишь, и ситуация изменится.

Тем более что и студия в лице гендиректора Речевского, вдохновлённого коммерческим успехом первых двух «Поисков», всячески подталкивала его к продолжению, обещала зелёную улицу. Кто же знал, что из этих обещаний выйдет…

А ведь как всё отлично складывалось… Просто на редкость быстро и гладко всё шло. Пожалуй, даже слишком быстро и гладко. Вот когда надо было бы озаботиться, подстраховаться, а не пребывать в дурацкой эйфории от себя, любимого…

Но ведь действительно сценарий написался на одном дыхании, и деньги нашлись моментально, разве можно было заподозрить, что что-то не так?!

Резко и противно зазвонил телефон.

Гордин подозрительно вслушался в звонок, раздумывая, стоит ли вообще снимать трубку. Ничего хорошего от этого источника связи он всё равно не ждал.

Но телефон трезвонил так настойчиво, что попугай Вова в конце концов сильно заволновался. Он суетливо захлопал крылышками и стал нервно прыгать с жердочки на жердочку.

Это было уже слишком. Виктору ничего не оставалось, как только выкарабкаться из кресла и подойти к аппарату.

– Алло! – осторожно произнёс он.

– Витя, ты?! – обрадованно загудел в трубке знакомый голос, принадлежавший директору киностудии Речевскому. – Вернулся, значит. Ты там жизнью наслаждаешься, а мы здесь, между прочим, за тебя вкалываем! В общем, хорошие новости. Прыгай, старик!.. Я тебе инвестора нашёл.

– Серьёзно? – загорелся Виктор. – И кто же это?

– Аптекарев. Знакома фамилия?

Ликование, которое охватило Гордина, несколько поугасло. Аптекарев, безусловно, был личностью широко известной, однако далеко не той, с которой бы ему хотелось тесно контактировать. Один из пивных королей, сколотивший миллионы в первые годы перестройки, Аптекарев в последнее время со свойственной ему настырностью устремился в большую политику, стал депутатом Госдумы, создал и возглавил ЛНП – Либеральную народную партию. Он без конца мелькал во всевозможных телевизионных программах, не стесняясь, принимал журналистов на своей роскошной подмосковной дворцовой вилле, огорошивал интервьюеров и телезрителей резкими, зачастую достаточно голословными обвинениями в адрес правительства.

– Ну, ты чего замолк? – поинтересовалась трубка. – Онемел, что ли, от радости?

– Он что, уже согласился? – сдержанно спросил Гордин.

– Почти. Материал хочет посмотреть. Его право. Но я его дожму, я тебе обещаю. Главное сейчас, чтобы ему материал понравился. Просмотр послезавтра, в три, в моём зале. Чтоб всё у тебя было готово!

– Хорошо, Володя, не волнуйся, я всё подготовлю в лучшем виде. А как ты на него вышел?

– Это отдельная история. Случайно получилось. Он видел твои вторые «Поиски любви», ему понравилось. В общем, потом расскажу, я сейчас тороплюсь, у меня заседание правления через пять минут.

– Ладно, я всё подготовлю. Спасибо тебе.

– Да чего там, дело-то общее. И потом, ты же знаешь, я за тебя болею. Ну, до встречи!

Гордин положил трубку и подмигнул Вове. Как, однако, всё быстро меняется в этой жизни. Собственно, в этом, видимо, и состоит её прелесть, в этих бесконечных американских горках, взлётах и падениях, в этой восхитительной непредсказуемости, заставляющей не расслабляться, быть в постоянном напряжении, всегдашней готовности к новым виткам этой странной, уходящей в неизвестность спирали под названием «судьба».

Аптекарев так Аптекарев, чего ему бояться. За материал он в общем-то спокоен. Всё, конечно, показывать не стоит, надо выбрать три-четыре более-менее смонтированные сцены, и достаточно. Всё равно инвестор ничего не поймёт. Материал надо уметь смотреть. Ещё не было дилетанта, который бы что-то понимал в материале.

К тому же, если Аптекареву понравились предыдущие «Поиски», есть опасность, что в этих он может сильно разочароваться. Здесь и романтики поменьше, и юмора, всё пожёстче. Да и снимает он сейчас совсем по-другому, достаточно необычно, преимущественно длинными планами, на сложном внутрикадровом монтаже, ну, и вообще, это принципиально новое другое кино, разве что тема несколько перекликается.

Если «Поиски любви-2» были фильмом ностальгическим, где он вместе с героем первых «Поисков любви», журналистом Воликом, вернулся в его, Волика, юность, в восьмидесятые, то новый фильм, завершающий трилогию, был задуман абсолютно современно, и герои в нём были совершенно новые. Волик, правда, по-прежнему был задействован в нём, но маячил где-то на втором плане, постольку-поскольку новый главный герой картины, студент журфака Саня, работал на практике в газете и набирался ума-разума под его, Воликовым, началом.

В определённом смысле Саня, по сути дела, и был Воликом, равно как и Санина подруга Марина подозрительно смахивала на воликовскую Алину. Был, впрочем, и ещё ряд совпадений.

Так, скажем, ближайший друг Сани, Тоша, точно так же работал в цирке, как и воликовский друг Петюня из «Поисков любви-2», причём был он ассистентом у этого самого Петюни, ставшим уже в этой картине полноценным дрессировщиком Петром Брандовским. Другое дело, что Петюня в прошлом фильме был в общем-то персонажем эпизодическим, а Тоша в новом – одним из главных, и хотя он, в отличие от Петюни, был близорук, носил очки, да и вообще отличался, связь, тем не менее, прослеживалась.

К тому же в одной из сцен «Поисков любви-2» мелькала воздушная гимнастка Тамара Басина, в общем-то проходной персонаж, но настолько полюбившийся Гордину, что в новой картине возникла Регина Ночева, которая, так же как и Тамара, была не просто гимнасткой, но к тому же ещё и бывшей женой клоуна. И Саня, к слову говоря, равно как и когда-то Волик с Тамарой, тоже знакомился с Региной за кулисами цирка, навещая работавшего там друга.

Юра Федорин, с которым Виктор снова после долгого перерыва вместе писал сценарий, активно воевал против всех этих реминисценций, совершенно не понимая и не разделяя гординского стремления к подобным парафразам. Для Гордина же эти уже использованные однажды мотивы были не просто дороги, он, напротив, считал их присутствие в новом, принципиально ином фильме необходимым для, как он выражался, «связи времён».

На самом же деле суть была не только в этом. В «Нескончаемых поисках» он пытался развить то, что только частично, некоторым осторожным намёком затрагивал в предыдущей картине, создавая на экране свой собственный, только весьма поверхностно напоминающий реальный, гординский мир, и оттого так держался за некоторых своих персонажей, этот мир изначально и постоянно населявших.

Что же касается Волика, то эта тема просто стала у них камнем преткновения, из-за которого они опять чуть не разошлись.

Федорин был категорически против его участия, справедливо считая, что никакой драматургической необходимости в присутствии Волика в новом фильме нет и это только запутывает зрителя. Они долго и устало спорили, но Гордин упёрся рогом, доказывая, что именно поэтому, дабы избежать упрёков в их сходности, оба героя и должны быть задействованы одновременно, и в конце концов Юра сдался, и любимый гординский персонаж, умышленно наделённый целым рядом свойственных самому Виктору качеств, остался и в этой картине.

Волик, равно как и исполнявший его роль актёр Николай Добрынин, не только осуществлял собой некую символическую преемственную связь между двумя фильмами, он являлся для Гордина своеобразным талисманом в нынешнем его проекте.

Глава вторая
Фильм «Нескончаемые поиски любви». Баскетболистка

 
Душа смиряет в теле смуты,
Бродя подобно пастуху,
А в наши лучшие минуты
Душа находится в паху.
 

И. Губерман

Волик, пряча усмешку, с интересом внимал непринужденно усевшемуся на край его редакционного стола Сане. Он с изначальной симпатией относился к этому светловолосому практиканту, чем-то ему неуловимо напоминавшему его самого лет этак пятнадцать тому назад.

– Короче, она встряхнула этой своей роскошной рыжей шевелюрой и пошла себе, представляете? – возбужденно рассказывал юноша.

– Представляешь, – поправил его Волик, – мы же договорились.

– Ну да, – обаятельно улыбнулся Саня, – извини, забыл. Ну так вот, она встала и пошла. Вот так.

Саня тут же вскочил и наглядно продемонстрировал Волику горделивую походку неведомой рыжей красавицы.

– А я, как мудила, так и остался сидеть. Два метра роста, понимаешь? Там, где, извини, у нее пизда, у меня нос, так что как я могу рядом идти?!

Волик не выдержал, расхохотался, живо представляя себе описываемую картину.

– Ничего смешного, – обиженно заметил Саня, усаживаясь обратно. – Чего делать, не знаю. Ни о чем думать не могу.

Волик посерьезнел, сочувственно шмыгнул носом.

– Как ее зовут? – профессионально поинтересовался он. – Откуда она?

– Вика, – оживился Саня. – Филфак, первый курс. Ну и само собой, баскетболистка. Ей сам бог велел с таким-то ростом. Короче, Волик, полный облом. Я уж не знаю, как это вышло, но развела она меня на все сто. Пропал я, короче, – с подкупающей искренностью заключил он.

Волику стало неподдельно жаль парня. Ведь и вправду не на шутку переживает, ещё не дай бог какие-нибудь глупости натворит. Он откинулся в удобном кожаном кресле, закурил.

– Знаешь что, – поразмыслив, сказал он, – я вот сейчас вспомнил, я когда-то фильм смотрел, французский. Франсуа Трюффо, по-моему. Назывался «Украденные поцелуи». Там у героя была примерно такая же проблема. И его друг ему посоветовал, ты, говорит, попробуй с ней общаться с крайне деловым видом, и всё получится. Ну, он попробовал, и всё там произошло. То есть это, конечно, с юмором было сделано, но знаешь, Саня, я думаю, тот парень, советчик, был недалёк от истины. Ты не забывай одну вещь, эта твоя Вика наверняка мучается от диких комплексов…

Внимательно слушавший его Саня недоверчиво прищурился.

– Уверяю тебя, – кивнул Волик, – ты уж мне поверь, я в этом кое-что понимаю. Думаешь, много у неё ухажеров? Она из-за своего роста небось и на улицу боится высунуться. И в баскетбол пошла, потому что это единственное место, где она себя нормально чувствует, среди своих, понимаешь? Ты, когда её там увидел, в этой столовке, она с кем сидела?

– Одна! – обрадовался Саня.

– Ну вот видишь! Я уверен, что большую часть времени она одна и проводит. Так что не тушуйся. Действуй уверенно и, как французы нам подсказывают, деловито. Успех тебе обеспечен. Она из-за одной благодарности к тебе на шею бросится. Ты же ее от комплексов избавишь!..

Саня уже давно опять стоял на ногах, с широко открытыми глазами, ловя каждое его слово.

– Знаешь что, – серьезно сказал он, – я тебе верю. Правда. Ты для меня авторитет. Спасибо.

– Не за что, – улыбнулся Волик. – Всегда, пожалуйста. Обращайтесь, если что…

Он хотел сказать еще что-то, не менее остроумное, но Сани уже и след простыл.

Волик задумчиво выпустил кольцо дыма, вздохнул и вернулся было к своему рутинному репортажу, как вдруг Саня возник снова.

– Забыл тебе рассказать, – сияя, сообщил он, – мой одноклассник Тошка пошел в цирк работать, он сейчас там ассистент дрессировщика Петра Брандовского.

– Так это ж Петюня! – поразился Волик. – Мой ближайший друг!

– То-то и оно! – рассмеялся Саня. – Я же помню, ты про него рассказывал. Тошка, когда мне сказал, я даже прибалдел. Вот уж воистину причудливо тасуется колода!…

– Да, мир тесен… – глубокомысленно начал было произносить Волик, но вновь опоздал: Саня уже опять испарился, и на сей раз окончательно.

Вика сидела в открытом уличном кафе, далеко выставив из-под столика длинные стройные ноги. Она маленькими глоточками пила эспрессо, время от времени бросая взгляд на обвивавшие левое запястье часики. Маленькая стрелка стояла на шести, большая быстро подходила к двенадцати. И как только это произошло, почти мгновенно перед ней возник Саня.

Вика лениво подняла на него свои удивлённые, обрамлённые рыжими ресницами глаза. Саня выглядел совсем иначе, чем в прошлый раз. На нем были тщательно выглаженные брюки, черный кожаный пиджак, галстук, в руке он держал дипломат, и вид при этом имел крайне озабоченный.

Вика хотела спросить его об этой разительной перемене, но не успела, Саня заговорил сам, причем быстро, энергично, не давая ей вставить ни слова. Она рассеянно слушала. Из этой речи было единственно понятно, что сейчас надо было быстро допить кофе и куда-то с ним, Саней, идти.

Вика, поначалу намеревавшаяся было упираться, возражать, задавать вопросы, неожиданно для самой себя ослабла, закивала рыжей головой и, повинуясь этому потоку завораживающей энергии, внутри которого она вдруг оказалась, отодвинула чашечку, выросла из-за стола и пошла рядом с ним в неизвестном направлении. Вика быстро переступала своими длинными ногами и с недоумением ловила себя на том, что ей чуть ли не впервые за все её восемнадцать лет совершенно не мешало, что она поглядывает на этого озабоченного, что-то крайне серьезно объясняющего ей молодого мужчину сверху вниз.

Утром следующего дня они сидели за завтраком на маленькой Саниной кухне.

Вика не отрывала от него сияющих глаз. Она уже давно опаздывала в университет, но не было сил разрушить резким вставанием ту удивительную блаженную истому, в которой она пребывала со вчерашнего вечера, с того самого момента, когда всё вдруг столь неожиданно завертелось и понеслось куда-то… На мороз пошло, по Саниному выражению, почему-то насмешившему ее до невозможности.

Саня подлил молока в кофе, искоса поглядывая на рыжекудрую, сидящую визави девушку. Он и сам не мог поверить, что всё это и вправду произошло с ними, причем с такой невероятной стремительностью, от которой они оба всё ещё никак не могли опомниться. Единственное, что выручало, это верно взятый вчера деловой тон, который он всё время боялся не выдержать и потому злоупотреблял им чрезмерно.

Впрочем, Вика ничего этого не замечала. Она вообще находилась далеко отсюда, в счастливом, лениво обтекающем её покое, откуда можно было молчаливо любоваться Саней, его замечательным мужским лицом, его порывистыми мужскими движениями, звуками его чуть хрипловатого мужского голоса, сурово произносящего какие-то обращенные к ней слова.

Вика заставила себя прислушаться, осознать смысл этих грубоватых мужских фраз.

– Короче, сделаем так, – говорил Саня, – сейчас допьем кофе и по делам. То есть ты в университет, а я должен в редакцию заскочить. У меня там срочный материал, в следующий номер идет, я тебе вчера говорил, помнишь?

Вика радостно закивала, хотя на самом деле помнила она совсем другое… его руки, его губы – вот что она помнила.

– А часов в пять можем встретиться у Ломоносова, – продолжал Саня. – Я предлагаю следующее…

Неожиданно он осёкся, нахмурился, оглянулся, на лице его появилось озабоченное выражение.

Вика повернула голову вслед за ним. Теперь услышала и она – в дверном замке поворачивался ключ. Входная дверь открывалась.

– Ёшкин кот! Предки вернулись! – обреченно прошептал Саня. – Должны были только к вечеру нарисоваться…

Дверь хлопнула, раздались голоса, шаги. На кухне возникли родители – маленькая розовощёкая мама и лысоватый, такого же небольшого росточка папа.

– Привет! А у нас гостья, – слегка зафальшивил Саня. – Вот познакомьтесь, это Вика. Это мои родители. Завтракать будете?

– Кофейку, пожалуй, попьем, – вышел из неловкого положения папа.

Все несколько церемонно расселись вокруг раскладного кухонного столика.

– Вы что же, вместе учитесь? – любезно спросила мама у Вики.

– Практически, – ответил Саня прежде, чем Вика успела открыть рот. – Мы на параллельных курсах, но очень много общих предметов. Так что очень удобно вместе к экзаменам готовиться, проверять друг друга.

– Конечно, – с энтузиазмом одобрила мама, – вдвоём всегда проще. Мы тоже всегда так делали…

Саня исхитрился нажать Вике на ногу. Девушка приняла сигнал, вскинула рыжие ресницы.

– Мне к сожалению пора, я на лекцию опаздываю, – произнесла она своим мелодичным голосом. – Очень приятно было познакомиться.

– И нам тоже, – заулыбалась мама, – приходите, Викочка, будем всегда рады…

Мама не договорила, голова её запрокинулась высоко наверх.

Вика встала.

Тело её, ещё не отошедшее от этой невероятной ночи, увенчанное рыжей короной пышных волос, неожиданно распрямилось и колонно вознеслось над кухонным столом, на какое-то мгновение полностью перекрыв падающий из окна свет.

– Спасибо за приглашение! – раздался сверху звучный Викин голос. – До свидания!

И, аккуратно нагнувшись, чтобы не задеть висящую на уровне ее лица люстру, Вика на удивление легко для её роста скользнула мимо онемевших родителей и исчезла в дверном проеме.

Саня бросился её провожать, задевая за кухонные табуретки в обрушившейся тишине.

Вернувшись, он обнаружил маму с папой всё в той же, напоминающей немую гоголевскую сцену позиции. Оба сидели с отвисшими челюстями, вперив изумленные взгляды в тёмную пустоту дверного проема, словно ожидая, что там сейчас вновь материализуется так внезапно поразившее их видение.

Глава третья
Обсуждение

 
Старик, держи рассудок ясным,
Смотря житейское кино:
Дерьмо бывает первоклассным,
Но это всё-таки говно.
 

И. Губерман

В просмотровом директорском зале зажёгся свет. Всего несколько человек комфортно расположилось в новеньких, покрытых бордовым плюшем креслах. Один ряд, подальше от экрана, занимали студийные – сам директор, Гордин, постоянный гординский оператор Игорь Стрельцов, соавтор по сценарию Юра Федорин, а также исполнительный продюсер, то бишь, по-старому, директор картины, маленький кругленький Марк Рыскин.

Впереди, через ряд от них, сидел инвестор – Сергей Иванович Аптекарев, крупный мужчина лет сорока. По левую руку от него развалился здоровый детина по имени Гурам, представленный инвестором в качестве его имиджмейкера, хотя, с точки зрения Гордина, он куда больше смахивал на телохранителя. По правую – восседала Ирина, высокая крашеная блондинка несколько вульгарного вида, заявленная Аптекаревым как консультант по культуре.

– Ну, что скажете, Сергей Иванович? – начал Речевский. – Какие соображения?

Инвестор осклабился.

– Вообще-то занятно, – хохотнул он. – Где это вы такую дылду нашли?..

Поскольку вопрос не был адресован к нему лично, Гордин не счёл нужным отвечать.

Возникла небольшая пауза.

Речевский выразительно посмотрел на Рыскина, и тот тут же, как будто только и ждал этого взгляда, радостно подался вперёд всем телом.

– Она на самом деле баскетболистка, – энергично начал излагать Марк, – из нашей олимпийской команды, очень способная девушка, на лету всё хватала. Виктор Борисович с ней в принципе недолго работал, если, скажем, сравнить…

– Да, здоровая тёлка, – прервал его словоизлияния инвестор. – Но чего-то в конце, по-моему, вы малость переборщили. Чего это они так на неё вылупились?

Виктор, задетый тоном Аптекарева, снова промолчал, делая вид, что вопрос к нему не относится. На этот раз выкручиваться пришлось самому Речевскому.

– Ну, это же материал, Сергей Иванович, – благодушно забасил он. – Всё подсократится, подмонтируется, будет нормально, поверьте. Ну, а в принципе вы что скажете?

– В принципе? – озаботился инвестор. – В принципе ничего, неплохо. Ты как считаешь, Ира?

– Мне кажется, довольно любопытно, – томно начала консультант по культуре. – Я вот только не поняла…

Что именно она не поняла, так и осталось неизвестным, поскольку Аптекарев ничтоже сумняшеся тут же перебил и её.

– А чего не показали, как они трахаются? – спросил он и с коротким ржанием добавил: – Народ это любит!

Гордина внутренне передёрнуло. Ему безумно захотелось послать депутата Госдумы как можно дальше. Речевский, быстро взглянув на него, тут же всё понял и мгновенно принял огонь на себя.

– Эта сцена у нас снята, Сергей Иванович, – пояснил он. – Просто Виктор Борисович ещё далеко не весь материал смонтировал. Так что всё будет в порядке в этом плане. Гордин – режиссер опытный, коммерческий…

Инвестор, однако, уже явно потерял интерес к теме и откровенно широко зевнул.

– А Нонна Поглазова здесь будет сниматься? – поинтересовался он, покончив с зевком.

Виктор поморщился.

Вопрос был крайне болезненный. Нонна Поглазова, в то время ещё студентка ВГИКа, сыграла главную роль в его первых «Поисках любви» в девяносто первом году. Во время съёмок у них случился бурный скоропалительный роман, в результате которого Гордин в конце концов развёлся со своей тогдашней женой Людмилой. Роман этот, однако, неожиданно оборвался, так как Нонна Поглазова уехала в Америку, в Голливуд.

Появилась она в Москве столь же внезапно, сколь и уехала, спустя почти восемь лет, причём привезла с собой американского продюсера, который должен был финансировать фильм о Екатерине Великой с ней, Нонной Поглазовой, в главной роли. Гордину, пребывавшему в тот момент в отчаянной депрессии в связи с затянувшейся безработицей, она предложила снимать фильм, и он было загорелся, подхватился, начал работать, но вскоре понял, что влип во что-то совершенно непотребное, сценарий никуда не годился, ничего, кроме эротических сцен, там не было, к тому же попутно выяснилось, что Нонна Поглазова, выдававшая себя за новоявленную американскую кинозвезду, на самом деле в основном специализировалась на порно.

В общем, всё кончилось большим скандалом, он отказался от картины, вновь было возобновившиеся отношения с Нонной Поглазовой прервались на этот раз бесповоротно.

Фильм о Екатерине Великой по той или иной причине так и не состоялся, что же касается самой Нонны Поглазовой, то она снова сгинула на какое-то продолжительное время и сравнительно недавно объявилась опять, на этот раз весьма активно и массированно, вела какую-то передачу на телевидении, снялась в двух модных картинах и теперь постоянно мелькала то в одной телепрограмме, то в другой, выглядела при этом роскошно, декольте носила запредельное и, несмотря на уже далеко не юный возраст, настойчиво претендовала на звание секс-символа страны.

– Так как же? – повторил Аптекарев, на этот раз обращаясь непосредственно к Виктору. – Она ведь, кажется, у вас начинала? Я недавно её интервью слышал…

Снова выручил чудесный Речевский.

– С этим проблем нет, Сергей Иванович! – развел он руками. – Нонну Поглазову мы хорошо знаем, она нам никогда не откажет. Собственно, Виктор Борисыч её сам и открыл когда-то. Так сказать, крёстный отец. Так что если надо, значит, будет сниматься, правда, Виктор Борисович?

Гордин хмыкнул что-то неопределённое, из чего можно было сделать вывод, что в жизни бывают всякие непредсказуемые нелепости, в том числе и такие, как Нонна Поглазова.

– Ну что, хотите, продолжим просмотр? – обратился Речевский к инвестору. – У нас есть ещё несколько готовых сцен. Можем показать.

Тот посмотрел на часы с крупными бриллиантами по всему циферблату и решительно покачал головой:

– Давайте в другой разок, я уже сейчас не успеваю, должен через сорок минут быть в Думе. Давайте на следующей неделе продолжим. Давайте вы мне позвоните в понедельник, мы договоримся.

С этими словами депутат встал и, распрощавшись, вышел из зала. Вслед за ним молча продефилировали имиджмейкер и консультант по культуре.

– Ты бы, Витя, мог бы быть чуть дипломатичней, что ли? – произнёс Речевский, когда они остались одни.

– Я постараюсь, – искренно пообещал Гордин. – Честное слово, Володя.

Директор внимательно посмотрел на него, затем отчего-то глубоко вздохнул, безнадёжно махнул рукой и поспешил вслед за инвестором.

Виктор спустился в вестибюль за плащом, но тут же остановился, заинтересовавшись презанятной сценой.

Почти одновременно с ним, очевидно, задержавшись в директорском кабинете, в вестибюль вышел Аптекарев со своей свитой. Вечно толкавшиеся там фотографы и тележурналисты, караулившие возвращающихся со съёмок звёзд, тут же нацелили на него свои камеры.

Аптекарев, уверенно направлявшийся к выходу, уже одетый в шикарное, перепоясанное мягким кушаком светло-бежевое пальто, завидя папарацци, а также прочих любезных его сердцу представителей СМИ, моментально поменял направление движения, подошёл к гардеробу и лучезарно улыбнулся обретавшимся за стойкой трём стареньким гардеробщицам.

– Как живёте, девоньки? – несколько развязно вопросил он. Старушки, завидев знакомое лицо и маячившие за ним телекамеры, смущённо переглянулись.

– Да живём божьей милостью, – наконец ответила одна, побойчее.

Аптекарев осклабился ещё больше.

– Я вам, дорогие мои, малость помогу! – объявил он и извлёк из-за пазухи туго набитый бумажник.

Вынув оттуда пачку сотенных, депутат отсчитал каждой по пять купюр.

– Берите, берите, не стесняйтесь! – хохотнул он. – Помните Аптекарева, девоньки!

– Дай тебе Бог здоровья, голубчик! – хором отвечали ошарашенные старушки, быстро пряча деньги.

Щедрый даритель сделал рукой красноречивый жест, означавший, что, мол, благодарить его не надо, не за что, развернулся и гордо пронёс свой медальный профиль мимо телекамер, ухитрившись ни разу не взглянуть ни в одну из них.

– Профессионал! – ехидно заметил ему вслед подошедший Федорин.

– Показушник хренов! – пробурчал в ответ Гордин. – Пошёл он!.. Ладно, Юрок, извини, я тороплюсь, давай вечерком перезвонимся.

– А ты куда это? – как бы невзначай поинтересовался соавтор.

– Я тебе разве не говорил, – удивился Виктор, – в аэропорт, Алла прилетает. Удрала наконец от своего араба. Возвращается. Вместе с Борькой. Насовсем, представляешь?

Алла была единственной дочерью Виктора и Людмилы. Около пяти лет назад, будучи в турпоездке по Египту, она неожиданно влюбилась в гида, возившего туристов на собственном автобусе, вышла за него замуж, родила ребёнка и осталась жить где-то в окрестностях Каира, к полному ужасу Людмилы, периодически выплескивающей этот ужас на Гордина.

Два дня назад Алла неожиданно позвонила и, торопясь, сообщила, что с замужеством её навсегда покончено и она срочно вылетает домой.

– Слушай, Вить, – несколько застенчиво, что было ему совсем не свойственно, произнёс Федорин. – А давай я с тобой поеду. Можно? По дороге обо всём и поболтаем. А то всё ж таки давно не виделись…

Гордин недоумённо взглянул на друга. Юрка был далёк от сантиментов, вечно нёсся куда-то, всегда опаздывал, делал пять халтур одновременно, поэтому предложение это прозвучало весьма необычно.

Виктор пожал плечами.

– Ты на машине? – спросил он.

– Нет, – обрадовался Федорин. – Как раз вчера отдал в ремонт.

– Ну что ж, поехали! – согласился Виктор.

– Махни рукой! – посоветовал Юра.