Юлия

Глава восьмая

Семён Туземцев всегда любил рыбалку, а теперь так пристрастился, что не пропускал ни одного выходного дня отдохнуть на вольной природе и вдоволь порыбачить…

Жизнь с Валентиной у них потекла своим чередом. Семён, однако, в своих привычках не изменился: по-прежнему был скуповат, что сказано даже мягко; он считал почти каждую копейку, которую тратила жена из его денег, и даже вёл учёт её личной зарплаты, и то, как она ею распоряжалась, из-за чего супруги порой крепко ссорились. Работал он опять на том же своём «молокане». В последнее время он так тесно привязался к дочери, что даже интересовался её школьными делами, в чём значительно потеснил жену. Впрочем, Валентина с радостью уступила ему свою обязанность, и она без ревности видела, как Света тоже открыто тянулась к отцу, и между ними установились почти дружеские отношения. Семён единственно не жалел денег как на маленькие, так и большие прихоти дочери. Эту отцовскую любовь она умело использовала в своих целях, проявив тем самым раннюю расчётливость ума.

Когда жена просила у него денег, он сначала спрашивал: на что надо, и только тогда давал, а потом проверял покупку. Вот поэтому, если Валентина покупала не то, на что просила деньги, Семён неизменно поднимал скандал, а жена, не признавая свою вину, защищалась, что купила как раз то, что у людей давно есть. И очень плохо, что муж не хочет идти со временем в ногу. И только благодаря Свете, не желавшей между «предками» ссор, вступалась за мать, которая умудрялась обмануть отца какой-нибудь покупкой. И Семён, под влиянием дочери, быстро успокаивался, будто она оказывала на отца магическое действие.

Сначала Семён брал с собой на рыбалку только Свету. У Валентины это стало вызывать почти открытую зависть. Видя, что муж даже из вежливости её не приглашает, ей тоже вдруг захотелось отдохнуть на природе. И однажды как бы шутя жена обронила:

– А чего это ради ты меня не зовёшь на рыбалку, а всё Свету да Свету, а может мы с Юлей тоже хотим лещей ловить? – и её слова решили дальнейшую судьбу рыбалок.

И в следующие выходные они поехали вместе. Валентина, стремившаяся во всём не отставать от людей, однажды вполне серьёзно взяла удочку. Семён показал, как надо насаживать на крючок наживку, в каком положении должен стоять на воде поплавок, и Валентина, присмирев чуть в стороне от мужа, стала ждать поклёвки. Высидела почти час, и поплавок ушёл под воду; она лихо подсекла по примеру Семёна и вытащила окуня с ладонь. Эта удача её настолько окрылила, что с того раза почувствовала вкус к рыбалке. Удача и после её не оставляла.

В это лето Юля только всего месяц провела в лагере труда и отдыха; на второй срок она не захотела остаться, и месяц прожила у Туземцевых. Так пожелал не только Семён, но и сама Юля. Ведь до сих пор в лагерь ездила каждое лето, а теперь считала себя уже вполне взрослой, чтобы вместе с детьми проводить лето. Хотя в лагере никогда скучно не было. Часто детдомовцы помогали убирать в колхозе разные овощи и фрукты, так что скучать не приходилось…

Зато Света в то лето впервые поехала в пионерлагерь, о путёвке для дочери похлопотал Семён. Он сам посадил её на автобус и пришёл домой счастливый, принялся собираться под вечер на рыбалку. Иногда с женой он ездил на рыбалку с ночевкой; но больше предпочитал сам, вот как намеревался сейчас, ведь Валентина от такого удовольствия на этот раз отказалась из—за домашних дел… И тогда он многозначительно посматривал на Юлю, которая почему-то краснела и уходила читать книгу…

В очередные выходные Валентина не смогла поехать на рыбалку по той причине, что настала горячая пора заготовок на зиму разных солений, фруктовых компотов, варений. И Юлю тоже хотела подключить к своей работе. Вдвоём бы у них дело пошло намного быстрей, а вечером сходили бы в кино.

Семён, между прочим, уже отвык в одиночку ездить на рыбалку, и вот он ходил по комнате мимо Юли и не знал, как подступиться к ней, чтобы пригласить её на природу. В такие минуты он был неузнаваем, словно чем-то оглушённый. Но Юля по-своему истолковывала его состояние души, она видела, как он крутился возле неё, и почувствовала его внутренний зов. Она и сама хотела побыть на природе, ведь стоял жаркий июль, а искупаться так охота. И плавать она уже давно научилась. Недавно она ездила на рыбалку с Валентиной и племянницей, и без них ни за что бы с Семёном не поехала. Неожиданно на неё нашла бесшабашная смелость, чего раньше за ней не наблюдалось, и она сама вызвалась поехать с ним. Юля видела, как после этого Семён оживился, повеселел, стал энергично укладывать в рюкзак рыбацкое снаряжение и пропитание, словно собирался там провести с ней всю неделю. Но девушка была против ночёвки, о чем сразу ему сказала. Она пошла предупредить Валю, что едет на рыбалку; а ей поможет в другой раз. Валентина только развела руками: «Ну что же сама изволила поехать – пускай порыбачит».

– Но только без ночёвки! – строго сказала она, испытав даже нечто вроде ревности, что сестра оставляет её в такой ответственный момент.

– Я уже об этом сказала Семёну Ивановичу! – самолюбиво заметила Юля. – Если надо – сама приеду, дорогу знаю!

Выехали автобусом первым рейсом, солнце ещё не выглянуло из-за горизонта. До восхода оставалось больше часа. В это раннее время было тепло. В станице Заплавской сошли и пошагали до реки пешком. Юля была в спортивном трико и красной футболке; сестра дала ей от солнца тёмные очки, привезённые Семёном в подарок жене. Минут через двадцать были уже на месте.

На поросшем густой зелёной травой бережку, среди какого-то кустарника, Семён облюбовал для рыбалки местечко. Хотя раньше здесь они не бывали. В этом месте река была неширокая, что вполне можно купаться. В прошлые разы они со Светкой уходили по течению реки значительно ниже, где она распахивалась во всю свою красу. Там и моторные лодки сновали туда-сюда, что Семёну не нравилось, они создавали лишний шум. Хотя как раз это обстоятельство рыбакам было как бы на руку, так как распуганная рёвом моторок рыба, устремлялась ближе к побережью, где было значительно мельче, отчего иной раз начиналась шальная поклевка…

Пока рыбак подготавливал свои удочки, разматывал донки (всё это он проделывал молча, деловито), Юля медленно расхаживала по бережку, глядя на воду, которая, казалось, будто застыла, враз загустев, словно покрывшись серо-зелёной плёнкой. Семёну очень хотелось, чтобы она догадалась прийти ему на помощь, а сам остерегался просить её о таком одолжении. А Юля тем временем удалилась по зелёному берегу, выбирая себе место для загорания и купания. Она прихватила из библиотеки своего зятя книгу о разведчиках. Он сам посоветовал взять именно эту. Семён брал книгу и на работу, и на рыбалку.

В этот ранний утренний час кругом было так тихо, что казалось, природа прислушивалась сама к себе. И поблизости – ни одной души, только где-то в ясном голубом небе заливался звонко жаворонок, да стрекотали отрывисто, в ползвука кузнечики. Природа постепенно наполнялась своей жизнью, звуками. Ещё когда Юля шла сюда, с не очень крутого берега в тихую гладь серо-зелёной воды прыгали лягушки, иногда почти из-под ног и пугали её. Они издавали лёгкие позванивающие всплески и на воде возникали плавные круги, которые веерно множились в разные стороны, пока снова не смыкались в тусклое зеркальное полотно, скрывая таинственную глубь воды. И вот на повороте реки кое-где на воду уже легли первые солнечные блики и засверкали, как разбитые осколки зеркал.

Юля дошла до свободного от кустарников местечка: тут и камыши почти не росли. Она обернулась, мысленно прикидывая: далеко ли ушла от Семёна? Впрочем, метров за сто. Тут было уже солнце, а там, где был он, ещё хозяйничал утренний сумрак, и она решила обосноваться подальше от него. Но надо было вернуться: взять очки, книгу и предупредить Семёна о том, где она будет отдыхать. Теперь она безмерно пожалела, что этого не сделала сразу. И она пошла. Семён уже забросил в воду удочки. В метрах четырёх от берега на воде, выстроившись в ряд, стручками перчиков краснели поплавки. Бамбуковые удилища, поставленные им на воткнутые специальные рогульки, большей частью висели над водой. Потом он устанавливал донки. К этому времени солнце появилось и здесь, едва оторвавшись от земли: лучи уже скользили как бы поверху, местами золотя речную гладь. Прибрежные кусты прикрывали рыбака от горячих и ярких лучей, так что Семён стоял в тени, которая падала на воду от края берега. Возле воды свежо пахло тиной. Шелковистая густая, устилавшая пологий берег реки, трава после ночи была обильно покрыта росой, и в тех местах, где сквозь листву кустарников выбивались яркие лучи солнца, она искрила, слепя глаза. В это время Юля доставала вещи из своей полотняной сумочки. Можно было взять и её, но что тогда подумал бы Семён: она пренебрегает его компанией, уходит от него восвояси?

– Ты куда собираешься? – именно этих слов его она и боялась услышать и робко, как-то растерянно повернулась на хрипловатый голос Семёна, коротко взглянув исподлобья в его сторону:

– Там место есть хорошее, я туда пойду, мне не хочется вам мешать. Из меня хорошая рыбачка не выйдет, я не Валя, – произнесла Юля, несколько волнуясь, почти не глядя на него, а куда-то в сторону. Семён с сожалением смотрел на девушку и не знал, как заставить её быть рядом с ним. За всё время ему так и не удалось приблизить Юлю к себе и установить духовный контакт.

Своим грубоватым голосом он всегда, вероятно, отпугивал её от себя. И тогда, чтобы как-то исправить положение, он заговорил намного мягче, душевней. Но это ему давалось довольно трудно, так как свойства его души были для такого общения не подходящими…

– А что, разве ты мне мешаешь? Сиди, читай, если стесняешься быть рядом – места вон сколько, – обвёл он рукой вблизи себя, лукаво посматривая на девушку, и чуть заискивая, добавил. – Или ты хочешь купаться?

– Ещё рано – вода прохладная. Я лучше пойду читать.., – она постеснялась сказать, что хочет позагорать под тёплыми утренними лучами. В лагере они всегда загорали в ранние часы, когда солнце ещё не так сильно припекало. Неужели Семён не может догадаться о её желании?

– Что же мы будем порознь? – и метнул в неё почти свирепый ревнивый взгляд, позабыв о всякой осторожности. – Ты мне вовсе не помеха, что же мне – с рыбой разговаривать, – и заискивающе улыбнулся: – Иди ко мне ближе, садись и читай вслух! – и тотчас перевёл взгляд на ровно стоявшие поплавки. – В его голосе Юле всё отчётливее слышались тёплые нотки, и ей становилось его жалко оттого, что может ненароком обидеть.

– Я вслух не умею, а то начну запинаться и растеряюсь, – простодушно пояснила Юля.

Вдруг у крайней удочки началась поклёвка – поплавок играючи задёргался, как в лихорадке. И его неумолимо потянуло под воду. Семён осторожно снял с рогульки удилище и стал подтягивать к берегу, расширив глаза в сладком предчувствии удачи.

– Возьми сачок! – как можно тише попросил Юлю. Но она растерялась, забегала глазами вокруг себя, никак не могла отыскать его, а Семён всё шёпотом. – Да вон же лежит на траве, правей, правей, эх, слепая мать твою! – Семён подтягивал осторожными движениями, уже нервничал, боясь упустить добычу. Задрал высоко удилище над головой, начал торопливей подтягивать ближе к берегу. Но Юлина нерасторопность уже выводила его из себя, и он перешёл на окрик. Его охватил безудержный азарт рыболова, он кричал на девушку, которая совсем растерялась. – Ну чего, давай же мать твою! Чего мечешься, вон же лежит! – указывал движением головы.

Наконец Юлия заметила сак, легко подбежала, схватила обеими руками, боясь, что он, как рыба, выпрыгнет в воду.

– Сама давай! – разъярённо выкрикнул рыбак, видя как она застыла, ожидая его команду. Между тем у Юли в душе поднялось возмущение: почему он так кричит на неё, он не имеет права ей грубить! И чего ради так распалять себя, совсем помешался на рыбалке! Однако она и сама почувствовала, как азарт Семёна передался и ей. Дрожавшей рукой опустила сак в воду, где билась крупная рыбина.

– Зачёрпывай, зачёрпывай, мать твою так! – и вскоре вытащили крупного сазана. Семён отбросил удилище на траву, выхватил у Юли сачок, чуть не сбив её с ног. Пока вытаскивал улов, он весь взмок и раскраснелся, как после парной баньки.

– Вот смотри, какой красавец! А ты уйти хотела! – с охрипом выкрикнул Семён, восхищённый удачей. Он посмотрел на остальные поплавки: один, кажется, дёрнулся и застыл. Семён напрягся в ожидании, нащупывая в кармане брюк папиросы и спички. Не сводя с поплавков глаз, закуривал, пыхая дымом. Но поплавки больше не дёргались, на воде царило спокойствие. Он попыхивал папиросой, одаривая Юлю самой щедрой улыбкой, на какую был способен, при этом вытирая влажной ладонью мокрый лоб. Потом уселся на измятой сухой траве, вытащив из пачки вторую папиросу, дунул в неё, помял жёсткими пальцами и подкурил от выкуренной первой.

– Что бы я без тебя делал, какую удачу ты мне послала! – сказал он, дымя папиросой в сторону поплавков.

Юля прониклась боязливым уважением к Семёну, села неподалёку на старую корягу, надела очки и стала читать. Она ощущала на себе его колючий взгляд, отчего невольно отводила лицо в сторону. Теперь, когда радость первой удачи от улова была позади, он успокоился и не мешал ей читать, будто её тут вовсе не было. «Не хочет со мной рядышком сидеть, – думал он про себя, наблюдая за поплавками, стоявшими в одну линию в одном и том же застывшем положении, что его стало огорчать, и он косил на Юлю осторожный взгляд. – Рыбалка не интересна ей, такого сазана вытащили… Светка сейчас бы прыгала, ликовала от радости… а эта даже не моргнёт, вся серьёзная или стесняется, или брезгает мной. Ну, а тогда чего поехала? Ну, ладно, читай, читай!» Семён поставил локти на колени, выплюнул окурок, приняв задумчивый вид. Потом поглядывал на поплавки: «Проклятый… какой-то лихоман один зацепился и шабаш», – с огорчением изрёк про себя. И задрал голову к голубому небу: в его глубине заметил стоявшее неподвижно маленькое белое облачко. Над ухом резко зазвенел комар, он нервно отмахнулся от него. Но комар вновь, словно с ним играя, тонким занудным звоном приблизился к самому уху. Он резко качнул головой и ладошкой шлёпнул по щеке. Комар размазался по пальцу. Семён вытер его о траву. В камышах слышны были голоса птиц, они то отдалялись, то приближались вместе с шорохом ветерка в камышах.

– Перестала клевать, что на это скажешь? – обратился к Юле, которая недовольно посмотрела на него: «Чего отрываешь от книги?» – было в её взгляде. – Поклёва, говорю, неужели не будет, как ты считаешь, сестрёнка?

– Нашли у кого спросить, я в рыбалке не смыслю! – неохотно отозвалась она и опять уткнулась в страницу, предчувствуя, что этим разговор не закончится. Семёну стало скучно, вот и хочет с ней поболтать. А в его тоне была слышна затаённая игра слов.

– Ты чего такая невесёлая?

– С чего вы взяли, Семён Иванович?

– Да зови уж Семёном, что там, – а сам хитро прищурил глаза, изучающее разглядывал её.

– Вы мне в отцы годитесь – не могу.

– Так уж и в отцы? – удивлённо протянул он, поднимая и опуская плечи.

Солнечные лучи уже горячо касались её спины, под майкой стало липко, мокро от пота. Она видела, как Семён зачем-то не спеша встал, отвернулся от поплавков. Теперь, когда не клевало, он потерял интерес к рыбалке. Стоял спиной к реке, а лицом к ней в расслабленной позе.

– Эти очки тебе очень идут! – лестно заметил он.

– Что вы сказали, Семён Иванович? – не расслышала она.

– Я говорю, очки к лицу! – он сделал странное движение к ней. – Хочешь такие куплю, книга нравится – дарю! – а сам всё ближе, ближе.

Юля доверчиво склонила голову набок, с аккуратно зачёсанными по середине на пробор волосами. По мере его приближения она смотрела на него сквозь тёмные очки. Ей подумалось, что точно так же кот подкрадывается к воробьям, и эта мысль обидно корябнула по сердцу. Семён между тем уселся рядом с ней.

– Ну, чего молчишь? – спросил своим хриплым голосом.

– Вы думаете, я знаю, чего вы хотите? – удивлённо спросила она.

– Я в долгу перед тобой, – начал он снова. – Скажи, что желаешь, всё сделаю для тебя! – продолжал вкрадчиво он.

– Вы посмотрите, может уже клюёт? – хотела отвлечь своей заботой о его поплавках, чтобы он только отстал, но не тут-то было:

– Клёв уже отошёл – подождём следующего!

– Вы мне ничего не должны! – напомнила она.

– Должен, ещё как должен! – подхватил он, видя, что ей интересен такой разговор. – Будь умницей, подумай хорошо!

– Вы меня не уговаривайте, мне думать нечего!

– Какая у тебя коса! – он медленно, слегка провёл по волосам, заплетённым в тугую косу. Волосы цеплялись за его шершавую, как напильник, ладонь. – К такой чудесной косе подойдёт голубая заколка, как твои глаза, – закончил он, пропуская её слова мимо ушей. Юля в испуге привскочила от его оскорбительного и неприятного для неё прикосновения.

– Что вы делаете? – громко воскликнула она.

– Да что я сделал такого? – он опешил от её возмущения.

– Не прикасайтесь ко мне! – отчеканила твёрдо.

– Не буду, не буду! О, какая недотрога! – однако её неприязненный тон и её колючий, пронзительный взгляд зацепил Семёна. Он выжидательно взирал на неё и вместе с тем любовался ею. В голове у него роились старые обиды, он всегда считал, что из-за неё поломались все его планы, и потом пришлось нести тяжкий крест. Эта девчонка некогда перевернула всю его жизнь: испоганила, отравила ему всё существование. Да, это она разлучила с семьёй на долгие годы. И сейчас сидит и строит из себя недотрогу. А ведь понимает всё, что ей говорил.

Разумеется, Юля очень хотела иметь красивые вещи, но как она могла так прямо сказать об этом Семёну. Она боялась ему признаться о своём естественном желании, несмотря даже на то, что он сам готов одарить по первому её слову. Но что за всем этим стояло, она решительно не представляла. Сколько они с Машей переговорили вечеров на тему нарядов, и как только не мечтали о красивых вещах! Но для них это пока – несбывшийся сон.

Под его пристальным взглядом Юля потерялась, уйдя в глубь себя. Может, ничего нет плохого в том, что он намерен сделать ей подарки; может, он от чистого сердца хочет сделать ей приятное? Если она даже согласится, то что в этом плохого, ведь сестра ей иногда покупает вещи, пусть и он. Искушение иметь хорошие наряды – было очень велико. На мгновение она даже представила, как войдёт в детдом в доселе не виданном платье, и на неё с восхищением уставятся девчонки…

– Интересно, зачем вам тратить деньги мне на подарки? – спросила она. – Вы можете это делать успешно для своей дочери!

– А что же, разве ей не делаю? Делаю. Да и ты… чтобы ты была самая красивая! – Семён просиял в улыбке. – Я тебе это обещаю! Но ты должна… как тебе сказать, – он нервно завращал глазами, в поисках слова.

– Вы шутите? – почти выкрикнула она, вскинув голову, охваченная безотчётным страхом: брови взметнулись вверх.

– Мне совсем не до шуток! Я хочу тебя поцеловать… – Семён почувствовал, как сильно бьётся его сердце, и в глазах мутнело.

– Поцеловать? Зачем? – она видела, как он всегда целовал Светку, как она руками оплетала его крепкую загорелую шею. Иногда завидовала: был бы и у неё отец, он бы тоже так ласкал её. Сейчас он молчал, а Юля сама не знала, как у неё вырвалось: – Только сюда можно, – указывая при этом пальчиком несмело на свою щёку. Однако вместо того, чтобы ограничиться тем, что разрешила она, Семён обхватил её руками, не помня, что творит, повалил девушку на спину, впиваясь прокуренным ртом в свежие, пахнувшие детством губы. Он вконец обезумел, зажав её своими ножищами в кирзовых сапогах, не давая ей вырваться. Тогда она пустила в ход свои руки, отчаянно отбиваясь: била его по роже, царапалась, кусалась. С его плешивой головы слетела соломенная шляпа и покатилась к воде. Юля вцепилась ему в короткие полуседые волосы.

Он был разъярён её сопротивлением, как бешеный зверь; казалось, он разорвёт её на части, тяжело дыша, и задыхаясь. Юля стала отчаянно кричать тонким пронзительным голосом. Он пытался её успокоить: обзывал, приглушенно кричал на неё, хрипел, переходя на шёпот; уговаривал сдаться. Но она продолжала кричать, колотя рукой по его красной морде. Семён придавил её руку, зажал ей рот своей грязной жёсткой ладонью. Юля, однако, вырвала свои руки и так огрела его кулаком по носу, что он замер, поняв всю меру своего гнусного поступка. Резко вскочил на ноги, глядя на девушку, как на раздавленный прекрасный цветок на дороге. Потом быстро завращал головой во все стороны, боясь, как бы кто-нибудь не услышал её крика, и мог уже мчаться сюда… Юля, вся обессиленная от неравной борьбы, продолжала лежать на траве, поджав под себя ноги, обхватив лицо ладонями, содрогаясь исступлённо, горько рыдала, испытывая приступы тошноты.

Семён надел шляпу, провёл ладонью по горевшему лицу: увидев на пальцах капельки крови, обозвал её про себя самыми грязными словами. Семён как ни в чём ни бывало продолжал рыбалить, а Юля встала и начала собираться в дорогу. Увидев это, Семён повернул к ней голову:

– Ты куда? Вместе пойдём! Вот только посмей уйти, – пригрозил он.

Юля не ответила, взяла свою сумку и стала подниматься на зелёный бугорок.

– Постой! – закричал он. Но Юля и не думала останавливаться.

– Я богом прошу – останься! – почти жалобно выдохнул Семён. Такого тона она от него раньше не слышала. Юля исподлобья, диковато оглянулась на него и с отвращением отвернулась в сторону станицы, лежавшей на отлогом вытянувшемся холме вдоль бескрайнего займища.

– Нет, я пойду! – отчеканила она и зашагала.

– Останься, прошу последний раз, я не трону тебя! Прости, не хотел. Чёрт попутал!

Юля поняла – он не на шутку боится её, какой жалкий, мерзкий тип, и пошла дальше. Однако позади себя она услышала его тяжёлое ухающее дыхание зверя, гнавшегося за ней, но теперь страх прошёл. Он нагнал её. Взял за руку, Юля отдёрнула её.

– Не надо мне от вас подарков! – непреклонно ответила она.

– Ладно, ладно, там посмотрим, а пока не уходи, – огонёк надежды блеснул и погас в его серых глазах, мол, она простит его. – Туда иди, куда сама хотела, уже жарко – искупайся!

Юля подняла на него испытывающий взгляд прелестных тёмно-голубых глаз. Семён отступил: он чутьём понял – она смирилась, теперь не уйдёт без него. И правда, Юля погашала по берегу и скрылась в лучах палящего солнца за ближайшим кустарником.

Собственно, теперь ему было не до рыбалки. Он не знал: клевало или не клевало. Впрочем, поплавки плавно покачивались на воде, где уже шли мелкие волны. Он проклинал себя за проявленную минутную слабость: на что покусился с ходу, когда надо было не так, прежде купил бы подарок, она бы приняла. В общем, следовало постепенно её приручать к себе… Вдруг ему захотелось пойти да последить за ней: на месте ли она, а может сбежала, перехитрила его? И Семён осторожно пошёл по тропинке над самым берегом. А по пути пришла догадка предупредить её, чтобы дома молчала перед женой. Где же она, лихорадочно думал он, куда спряталась? Ему казалось, он шёл долго, а её всё нет. Вот бережковая полянка, тут она и должна быть. Он завертел вокруг себя головой, смотрел во все глаза. «Убежала… стерва», – грязно выругался Семён.

Тем временем Юля, пригнувшись до земли, сидела за кустом, обхватив руками ноги, и все еще не могла прийти в себя, неусыпно глядя на идущую возле берега тропинку. Она вовремя заметила приближение Семёна. У неё в страхе сжалось сердце: что он ещё такое надумал? Потом его понесло, как ветром; он помчался на своё место. Юля и не думала купаться, еле приходя в себя оттого, что могло с ней недавно произойти. Зачем она только дала ему согласие поехать на эту рыбалку. Лучше бы сама пошла на городской пляж. Юля испытывала в душе горькую обиду: «Подлец, как он унизил, растоптал мою честь!»

А Семён прибежал к удочкам, стал по одной снимать и сматывать, разбирать удилища. Вытащил донки – на одной оказался большой линёк. Пришлось повозиться. Всё это заняло на сборы какое-то время. Юля забыла, как они шли сюда. Какой дорогой? Она выбралась на какое-то зелёное поле и пошла подальше от реки. На этот крюк ушло больше времени, нежели Семёну, который шёл берегом со всем своим рыбацким снаряжением.

Когда Юля вышла, наконец, на укатанную грунтовую дорогу, впереди увидела знакомую фигуру Семёна. Она продолжала свой путь. Он шагал уверенно, не оборачиваясь, шагал довольно скоро, слегка расставив ноги с рюкзаком за плечами и со связкой удилищ в правой руке. По знойной дороге – ни одной машины, а солнце нещадно палило, хотелось ужасно пить, она вся вспотела.

Семён встретил Юлю в станице Заплавской и несказанно обрадовался, отчего у него восхищенно расширились глаза. Какой он болван, чего гнался за ней, тогда как она никуда не уходила!? Наверное, пришла к тому месту рыбалки, а его черти съели… Автобус или любую машину ждали молча. В данном случае ей было всё равно какой транспорт подойдёт первый. Возле станичного продмага было не очень людно.

– Ты это – того… смотри… Вальке не выболтай, не хотел я… так вышло, дьявол искусил! – он метнул на Юлю короткий впивающийся взгляд. В продолжение следующего времени Семён был хмурым и как будто чем-то подавлен. Юля с каким-то твёрдым упорством глядела в одну точку. Семён сидел на камне, а она стояла значительно ближе к дороге и беспрестанно смотрела на неё невидящими глазами, обращёнными в себя. Зря он её предупреждал, лучше бы молчал, потому что в ней только окреп протест после его трусливых слов. А вот она возьмёт, и всё расскажет Валентине! По правде говоря, Юля винила и ненавидела себя за то, что по неведению сама дала ему повод… Почему тогда она совершенно не догадывалась о том, к чему склонял её Семён? К сожалению, в ту минуту она действительно была далека от этой мысли, и на детском доверии к нему обожглась…