Tasuta

Сборник стихотворений 1838 г.

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Прости!

 
Прости! – Как много в этом звуке
Глубоких тайн заключено!
Святое слово! – в миг разлуки
Граничит с вечностью оно.
Разлука… Где ее начало?
В немом пространстве без конца
Едва да будет прозвучало
Из уст божественных творца,
Мгновенно бездна закипела,
Мгновенно творческий глагол
Черту великого раздела
В хаосе дремлющем провел.
Сей глас расторгнул сочетанья,
Стихии рознял, ополчил,
И в самый первый миг созданья
С землею небо разлучил,
И мраку бездны довременной
Велел от света отойти, —
И всюду в первый день вселенной
Промчалось грустное «прости».
С тех пор доныне эти звуки
Идут, летят из века в век,
И брошенный в юдоль разлуки
Повит страданьем человек.
 
 
С тех пор как часто небо ночи
Стремится в таинственной дали
Свои мерцающие очи
На лоно сумрачной земли,
И к ней объятья простирая,
В свой светлый край ее манит!
Напрасно: узница родная
В оковах тяжести скорбит.
Заря с востока кинет розы —
Росой увлажатся поля;
О, это слезы, скорби слезы,
В слезах купается земля.
Давно в века уходят годы,
И в вечность катятся века,
Все так же льется слез природы
Неистощимая река!
 
 
Прости! Прости! – Сей звук унылый
Дано нам вторить каждый час,
И наконец – в дверях могилы
Его издать в последний раз; —
И здесь, впервые полон света,
Исходит он как новый луч,
Как над челом разбитых туч
Младая радуга завета,
И смерть спешит его умчать,
И этот звук с ода кончины,
Здесь излетев до половины,
Уходит в небо дозвучать, —
И повторен эдемским клиром,
И принят в небе с торжеством,
Святой глагол разлуки с миром —
Глагол свиданья с божеством!
 

За – невский край

 
Нева, красавица – Нева!
Как прежде, ты передо мною
Блестишь свободной шириною,
Чиста, роскошна и резва;
Но тот же ль я, как в прежни годы,
Когда, в обновах бытия,
На эти зеркальные воды
Любил засматриваться я?
 
 
Тогда, предчувствий робких полный.
Следил я взорами твой бег
И подо мной, дробясь о брег,
Уныло всхлипывали волны,
И я под их волшебный шум,
Их вздохи и неясный ропот
Настроил лепет первых дум
И первых чувств любовный шопот.
 
 
Потом, тоскуя и любя,
Потом, и мысля, и страдая,
О, сколько раз, река родная,
Смотрел я в даль через тебя, —
Туда, на темный край столицы,
Туда, где чудная она
Под дланью творческой десницы
Державной мыслью рождена.
Зачем туда летели взгляды?
Зачем туда, чрез вольный ток,
Убогий нес меня челнок
В час тихой, девственной прохлады,
Или тогда, как невский вал
С возможной силой в брег плескал,
Иль в те часы заповедные,
Как меж гранитных берегов
Спирались иглы ледяные,
И зимний саван был готов?
 
 
Зачем?.. Друзья мои, не скрою:
Тот край – любви моей страна.
Там – за оградой крепостною —
Пустынно стелется она.
Там не встречают наши взоры
Красой увенчанных громад;
Нагнувшись, хилые заборы
В безлюдных улицах стоят;
В глуши разметаны без связи
Жилища смертных, как-нибудь,
И суждено им в мире грязи
Весной и осенью тонуть.
 
 
Но, избалованные други!
Ужели не случалось вам,
Деля обидные досуги
По всем Петрополя концам,
В тот мирный край, хотя случайно,
Стопой блуждающей забресть?
Туда – друзья – скажу вам тайну:
Там можно сердце перевесть!
Идиллий сладкие напевы
Там клонят юношу к мечте,
И в благородной простоте
Еще пастушествуют девы.
.
О, сколько раз, страна глухая,
По темным улицам твоим
Бродил я, трепетно вздыхая,
Сердечной жаждою томим;
Потупя взор, мрачней кладбища,
Тая души глубокий плен,
Бродил я вдоль заветных стен
Алины мирного жилища,
И видел в окнах белый свет,
И все гадал: зайти иль нет?
Что ж? чем решать недоуменье? —
Зайду. К чему в святом стремленье
Себя напрасно побеждать?
Не грех ли сладкое мгновенье
У сердца нищего отнять?
И я был там… Как цвет эдема,
Моим доступная мечтам,
Она – души моей поэма —
Меня приветствовала там,
Меня в свой рай переносила,
Меня блаженствовать учила:
Страдать – я выучился сам.
 
 
Теперь волшебница далеко;
Но и досель отрадно мне
Бродить безлюдно, одиноко
По той пустынной стороне.
Мне там приветней блещет в очи
И полдня пламенный убор
И милый свет созвездий ночи —
Небес недремлющий дозор.
Земного счастья отчужденца —
Все там живит меня досель,
И тешит сердце, как младенца,
И зыблет грудь, как колыбель!
 

Радость и горе

 
О радость! – Небесной ты гостьей слетела
И мне взволновала уснувшую грудь.
Где ж люди? Придите: я жажду раздела,
Я жажду к вам полной душою прильнуть.
Ты соком из гроздий любви набежала —
О братья! вот нектар: идите на пир!
Мне много, хоть капля в мой кубок упала:
Мне хочется каплей забрызгать весь мир!
Приди ко мне, старец – наперсник могилы!
Минувшего зеркалом став пред тобой,
Я новою жизнью зажгу твои силы,
И ты затрепещешь отрадной мечтой!
Дай руку, друг юный! Пусть милая радость
Проглянет в пылающих братством очах,
И крепко сомкнется со младостью младость
За чашей, в напевах и бурных речах!
Красавица – дева, мой змей черноокой,
Приди: тебе в очи я радость мою,
В уста твои, в перси, глубоко, глубоко,
Мятежным лобзаньем моим перелью!
 
 
Но ежели горе мне в душу запало —
Прочь, люди! оно нераздельно мое.
Вам брызги не дам я тогда из фиала,
В котором заветное бродит питье!
Как клад, я зарою тяжелое горе
Печального сердца в своих тайниках,
И миру не выдам ни в сумрачном взоре,
Ни в трепетных вздохах, ни в жалких слезах.
 
 
Нейдите с участьем: вам сердце откажет;
В нем целое море страдания ляжет, —
И скорби волна берегов не найдет!
Пред искренним другом умедлю признаньем:
Мне страшно – он станет меня утешать!
И тайн моих дева не вырвет лобзаньем,
Чтоб после с улыбкой о них лепетать.
Так, чуждые миру, до дня рокового
Я стану беречь мои скорби, – а там
Пошлю все залоги терпенья святого
На сладостный выкуп к эдемским вратам!
 

К черноокой

 
Нет, красавица, напрасно
Твой язык лепечет мне,
Что родилась ты в ненастной,
В нашей хладной стороне!
Нет, не верю: издалека
Бурный ветер тебя увлек:
Ты – жемчужина Востока,
Поля жаркого цветок!
Черный глаз и черный волос —
Все не наших русских дев,
И томительный твой голос
Сыплет речь не на распев.
Нет в лице твоем тумана,
И извив живого стана —
Азиатская змея.
Ты глядишь, очей не жмуря,
И в очах кипит смола,
И тропическая буря
Дышит пламенем с чела.
Фосфор в бешенном блистанье —
Взоры быстрые твои,
И сладчайшее дыханье
Веет мускусом любви.
 

Бездна

 
Взгляни, как высится прекрасно
Младой прельстительницы грудь!
Ее ты можешь в неге страстной
Кольцом объятий обогнуть,
Но и орла не могут взоры
Сквозь эти жаркие затворы
Пройти и в сердце заглянуть.
О, там – пучина; в чудном споре
С волной там борется волна,
И необъятно это море,
Неизмерима глубина.
Там блещут искры золотые,
 
 
Но мрак и гибель в глубине,
Там скрыты перлы дорогие,
И спят чудовища на дне.
Те искры – неба отраженье,
Алмазных звезд отображенье
На хрустале спокойных вод:
Возникнет страсти дуновенье —
Взмутится тишь, пойдет волненье,
И милый блеск их пропадет.
Те перлы – в сумраке витают,
Никем незримы, лишь порой
Из мрака вызваны грозой
Они в мир светлый выступают,
Блестят в очах и упадают
Любви чистейшею слезой;
Но сам не пробуй, дерзновенный,
Ты море темное рассечь
И этот жемчуг драгоценный
Из бездны сумрачной извлечь!
Нет, трещины своей судьбины!
Страшись порывом буйных сил
Тревожит таинство пучины,
Где тихо дремлет крокодил!
 
 
Когда ж, согрев мечту родную
И мысля сладко отдохнуть,
Ты склонишь голову младую
На эту царственную грудь,
И слыша волн ее движенье,
Закроешь очи жарким сном,
То знай, что это усыпленье
На зыбком береге морском.
Страшись: прилив быть может хлынет;
Тогда тебя, мой сонный челн,
Умчит порыв нежданных волн,
И захлестнет, и опрокинет!
 

А. Б….НУ

 
Мне были дороги мгновенья,
Когда, вдали людей, в таинственной тиши,
Ты доверял мне впечатленья
Своей взволнованной души.
Плененный девы красотою,
Ты так восторженно мне говорил о ней!
Ты, очарованный, со мною
Делился жизнию твоих кипучих дней.
Отживший сердцем, охладелый,
Я понимал любви твоей язык;
Мне в глубину души осиротелой
Он чем – то родственным проник.
И, мира гражданин опальный,
Тебе я с жадностью внимал,
Я забывал свой хлад печальный
И твой восторг благословлял!
Благое небо мне судило
Увидеть вместе наконец
Тебя и дней твоих светило,
Тебя и деву – твой венец!
Ты весь блистал перед собраньем,
В каком – то очерке святом,
Не всеми видимым сияньем,
Не всем понятным торжеством.
 
 
Твой вид тогда почиющую силу
В моей груди пустынной пробуждал
И всю прошедшего могилу
С его блаженством раскрывал.
Я мыслил: не придут минувшие волненья;
Кумир мой пал, разрушен храм;
Я не молюсь мне чуждым божествам,
Но в сердце есть еще следы благоговенья;
И я мой тяжкий рок в душе благословил,
Что он меня ценить святыню научил,
И втайне канули благоговенья слезы,
Что я еще ношу, по милости творца,
Хотя поблекнувшие розы
В священных терниях венца!
Не требуй от меня оценки хладнокровной
Достоинства владычицы твоей!
Где чувство говорит и сердца суд верховный,
Там жалок глас ума взыскательных судей.
Не спрашивай, заметен ли во взоре
Ее души твоей души ответ,
Иль нежный взор ее и сладость в разговоре
Лишь навык светскости и общий всем привет?
Мне ль разгадать? – Но верь: не тщетно предан
Ты чувству бурному; с прекрасною мечтой
Тебе от неба заповедан
Удел высокий и святой.
Награду сладкую сулит нам жар взаимный,
Но сердца песнь – любовь; не подданный судьбе,
Когда ж за сладостные гимны
Певец награды ждет себе?
Она перед тобой, как небо вдохновенья!
Молись и не скрывай божественной слезы,
Слезы восторга, умиленья;
Но помни: в небе есть алмазы освещенья
И семена крушительной грозы:
Жди светлых дней торжественной красы,
Но не страшись и молний отверженья!
Прекрасен вид, когда мечтателя слезой
Роскошно отражен луч солнца в полдень ясной,
Но и под бурею прекрасно
Его чело, обвитое грозой!