Благословенно МВИЗРУ ПВО. Книга девятая

Окурок

Берхмана за самовольные отлучки с должности повара я снял резко, а замены ему не было – хоть сам вставай к котлу варить кашу.

Вот тут-то я и вспомнил про «повера». Но поваром любого солдата не поставишь: кроме обучения надо пройти медицинское обследование сдать экзамены по знанию инструкции войскового питания, а у «повера» ничего этого не имелось.

Однако и отступать от сказанного я не собирался.

На кухне дивизиона

Ситуация была принципиально важная и я вызвал «повера» на беседу.

От радости (на улице – 40°, а на пусковых установках снежные лавины) он сначала потерял дар речи, а потом, на языке понятном только ему одному, начал уверять меня что справится.

Отлично помня анекдот:

Молодого повара из ресторана призвали в армию. Распределили в столовую. Молодой спрашивает у старшего повара:

– «Что делать если солдатам не понравится обед?»

– «Оставить его на ужин».

Я знал, что этот вариант в дивизионе не «прокатит». Солдаты съедали, всё что только можно было съесть – большие нагрузки.

Но качество ….

Сложно будет кормить солдат после ухода Берхмана. Тем не менее отступать не позволено, и я вынужден был поставить его поваром.

Медицинские анализы он вскоре сдал, а об экзамене у начальника продовольственной службы бригады не могло быть и речи – он бы его не сдал, так как толком даже говорить не мог.

Качество и вкус пищи резко изменился, если честно, то просто упал – не имелось никакого качества. Я не поддавался на уговоры офицеров вернуть Берхмана. Тогда «повера» начал воспитывать коллектив, но я предупредил прапорщика-начхоза, что если будет мордобой, то уволю его со службы.

«Повер» старался изо всех сил, спал мало: чистил, резал, жарил, парил, варил и вскоре дела у него пошли на лад. Пища стала получаться более вкусной, хотя и носила южный привкус.

Я видел: старался Махмаджан Майры во всём, держась за место повара всеми фибрами своей души.

Однажды я, проверяя дела на кухне, отругал прапорщика-начхоза за отсутствие поварской шестёрки ножей, которые должны быть в соответствии с инструкцией по войсковому питанию. На рукояти ножей должна быть нанесена маркировка:

– Мясо сырое. – Мясо варённое.

– Рыба сырая. – Рыба варённая.

– Овощи сырые. – Овощи варенные.

Закончив проверку, я установил срок на устранение недостатков.

Прошло отведённое время, и я пошёл на кухню посмотреть, что сделано. Когда увидел шестёрку ножей, то оторопел: они были сделаны на заказ, хромированные, с костяными ручками и инкрустацией на них. Тут что-то явно было не то. Начхоз не мог такие ножи достать, а если бы и достал, то утащил бы к себе домой. У него был чётко сформулированный лозунг «созидателя социализма», которым он постоянно руководствовался:

– «Ты здесь хозяин, а не гость – тащи с работы даже гвоздь!». Пришлось мне разбираться (хотя я начал предполагать): откуда взялись такие ножи. Долго выяснять не пришлось, как говорится: – «Не долго билася старушка (в данном случае начхоз) в высоковольтных проводах…». Прапорщик крутил, говоря о том, что это его личные ножи, что он принёс их из дома на время моей проверки, а потом поменяет.

– «На деньги?» – спросил я.

– «Не, на те, которые получу на складе бригады» – ответил он. Я вызвал «повера» и, сказав, что если он соврёт, то отправлю его обратно – чистить снег на пусковых установках. Спросил:

– «Откуда такие ножи?».

Махмаджан Майры залепетал:

– «Я написал дамой, что началник миня выганит из повер, если нет нажей. Папа, мам, весь аул искал хароший. Одна дядка сделал. Завтра прислали. Началникхоза сказал – плохие. Ваш ругат будэт. Обещала заменит, а не успела.

Вчера будет, заменит. Камандира я правду сказал…. Я снова буду повер?».

– «Будешь. Молодец что правду сказал» – похвалил я его, «иди, работай».

А начхоза опять пришлось стращать, обещая, что ему будет очень плохо если пропадут ножи. Уж очень они были хороши и соблазнительны к хищению. Прапорщик просто не успел их «замылить», прозевал.

И всё же красота ножей оказалось недостатком – ножи постепенно, по одному исчезли через полгода.

«Повер» вскоре подвергся серьёзному испытанию – в дивизион ехал Командующий ЗРВ Московского округа ПВО генерал Анохин. Комбриг предупредил, что будет работать у меня весь день, а, следовательно, будет и обедать.

Несмотря на мою занятость с расчётами ЗРК – приезд Командующего дело серьезное и надо было к нему готовиться всесторонне. Решая вопросы войскового хозяйства, я уделил время и успел поставить задачу повару. Спросил, может ли он приготовить генералу жаркое, гуляш, бефстроганов или просто хорошо пожарить мясо? Махмаджан Майры преданно смотрел мне в глаза и заверял:

– «Магу камандыр! Жарить магу!».

Любой мужик любит хорошо поесть, но жареным мясом, даже если его много, Командующего ЗРВ не удивишь.

Хотелось чего-то оригинального, и я спросил:

– «А что ты самое вкусное у себя дома готовил, приготовишь?».

– «Магу камандыр! Вкусна магу…. Дом гатовил мама – здэс я сам магу!».

– «Мамы здесь твоей нет. Вот и готовь сам. И мясо жарь и вкусное, то, что дома мама делала» – зарезервировал я блюда на обед генералу.

Проверка проходила успешно и на обед, Командующий и Комбриг, пришли в хорошем настроении. На первое «повер» приготовил вкусную шурпу, в офицерской столовой стоял её аромат. Дело было зимой, на улице мороз и я предложил к обеду водку. Командиры не отказались. Выпили и съели первое.

– «Хорош супчик! А что на второе?» – спросил генерал.

– «Сегодня у нас восточная национальная кухня товарищ Командующий, но в резерве есть ещё жареное мясо. Что будете?» – уйдя от конкретного ответа, поинтересовался я. Откуда мне знать, что у «повера» было на уме, когда он обещал приготовить что-то вкусное, и тем более предполагать, что окажется на столе у нас сейчас.

– «Конечно, попробуем национальную кухню, коль выпала такая возможность» – сказал генерал и спросил:

– «Повар то у тебя хороший?».

– «Готовит по-разному. Своеобразно, но солдатам нравится» уклончиво ответил я.

При этих моих словах «повер» занес в столовую второе.

– «Вот мы и попробуем, что едят у тебя солдаты» – Командующий приступил ко второму блюду.

Я же оторопело смотрел на принесённые тарелки….

Всё было красиво оформлено: и большие вкусно пахнущие куски мяса в подливе, и своеобразно приготовленный картофель, но я был удивлён не этим, а тем, что у каждого в тарелке была свежая зелень и аккуратно нарезанный свежий помидор!

В те времена! Зимой!

Этого просто не могло быть!

Только или в сказке, или во сне. Тем более странно, что это всё происходило наяву!

Повар не успел уйти, как, отведав второе, генерал произнёс:

– «Отлично! Очень вкусно! Молодец солдат!» – и уже обращаясь ко мне:

– «Рыжик, а ты зимой и солдат свежими помидорами кормишь?». Мы с Комбригом оценили его шутку смехом, а я, продолжая идею его юмора, бодро доложил:

– «Так точно товарищ Командующий! Холодно и нагрузки большие на солдат. Всю зиму усиленное питание».

При этих словах «повер» тихонько вышел.

Во время обеда (после третьего тоста) генерал похвалил меня за оборудование офицерской столовой:

– «Смотри командир, чтобы „господа“ офицеры её не зас… ли. Не берегут сделанного. Могут в шторы высморкаться, или видишь: на столе стоит прибор для набора специй? Почему я им не пользуюсь, знаешь? Нет? В данном случае небыло необходимости – повар у тебя всё сделал как надо, но в одной из частей я хотел посыпать в суп соль, а из солонки выпал окурок! Бывают и козлы среди „господ“! Пришлось снять с должности заместителя по тылу части. Заставляй беречь сделанное в дивизионе и спасибо за обед!».

Генерал и комбриг встали из-за стола и направились к выходу – он проходил через солдатскую столовую, где в это время накрывали обед солдатам.

Выйдя, и посмотрев на накрытые к обеду солдатские столы, Командующий остановился как вкопанный:

– «Рыжик! Так ты что? Не шутил? Ну, ты даёшь! Так даже генералов в Округе не кормят! Как это вообще возможно?».

Я заглянул через его плечо: на каждой солдатской тарелке красовалось по два тоненьких алых кружочка нарезанных помидор! Я был поражён не менее Командующего. Откуда помидоры я не знал, но постарался сделать «скромно заработанный» вид.

Проводив генерала и комбрига из дивизиона, я пригласил замполита в столовую «дообедать» и допить, а заодно сделать разбор прошедшей проверки.

Было хорошее настроение – проверка уехала, всё прошло не плохо. В разговоре с замполитом я со смехом вспомнил случай с Командующим, когда он посыпал себе еду пеплом от сигарет.

– «Представляешь, в одной из частей Командующий в приборе для набора специй обнаружил окурок! Был скандал и позор».

– «У нас командир такого бардака быть не может» – резонно сообщил замполит:

– «Вот смотри – перечница» – он взял прибор – «а в ней, как и положено перец!» – с этими словами он наклонил перечницу над тарелкой.

Крышка отвалилась, и замполит высыпал к себе в тарелку, на вкусное блюдо, приготовленное «повером», кучу пепла и пару окурков…

Пока замполит в бешенстве «посыпал пеплом голову» всех офицеров, стоящих на довольствии обедающих в этой столовой, я вызвал Махмаджан Майры – меня заинтересовало «чудо свежих помидор» произошедшее в солдатской столовой:

– «Что это было? Откуда помидоры?».

Повер объяснил:

– «Папа мам, пасылка с земляк прислала.

Я генэрал вкусна кушат дала. Моя слышал, генэралу камандир сказала: всэм памидор даёт.

Я пасылка всю парэзал и дала всэм».

А как служили и учились воевать солдаты дивизиона рассказывает А. Тимофеев

Дивизионная жизнь
Рассказывает А. Тимофеев

Жизнь в дивизионе была насыщенной, скучать мы точно не скучали. В 6 подъем, физо на улице, пробежка километров 3—5, умывание, уборка, завтрак, развод – и занятия. Спали на политзанятиях с открытыми глазами, по плацу маршировали часами, ну и боевая подготовка. Изучали мат часть, проводили регламентные работы, ну и отражали налеты противника. Столько отразили, что и не счесть.

Победили всех!

Тренировались очень много, особенно перед соревнованиями и полигонами. Ездили на соревнования в Ярославль. Чем мне запомнились соревнования – тем, что у меня уперли все значки. Ночью кто-то из-под подушки у меня увел. Это была существенная потеря. Хотя все восстановилось со временем, но тогда было очень жалко. Победили мы всех, заняли 1-е место, заработали грамоты и по отпуску.

В отпуск нас отпустили, мы собрались, но почему-то поехали через бригаду. Там нас пригласили к командиру бригады. Он нас похвалил и… сказал, что мы едем на полигон стрелять и наш отпуск в тот момент очень нежелателен. После полигона обещал сразу в отпуск отправить, так и было. Ну и заодно вручил новенький гвардейский значок вместо утерянного.

Зимой очень много времени уходило на уборку территории от снега. Снега выпадало очень много, постоянно плац чистили. Снег скидывали в сугробы, потом эти сугробы подравнивали – красоту наводили.

Особенная напасть для дивизиона была – это проверки. Начальство высокое приезжало, у нас перед их приездом – наведение марафета, уборки, ремонты…. Времени на это уходило много, иногда приходилось этим заниматься в ущерб боевой подготовке. Об этом я могу судить, перечитав написанные родителям письма тех времен.

Оператор ручного сопровождения целей

Почему меня назначили оператором РС – не знаю, очевидно потому что у меня было незаконченное высшее образование (если бы знали, как я учился – думаю не назначили бы).

Операторов нас было трое – я, Серега Фирсанов – его назначили нашим командиром, и Юрик Пестряков.

Офицер наведения у нас был капитан Галлиулин – небольшого роста, очень расторопный офицер, всю службу с нами возился, все тренировки, соревнования, стрельбы – все с ним.

С Юркой нас судьба свела на 2 года, все 2 года в равной степени мы делили все – наряды, все работы. Серега был сержантом, на должности, с него был и другой спрос. На этой почве иногда бывали стычки, но это все не существенно, житейское. Вообще мы были как одна семья, весь наш маленький призыв, включая Володьку Праслова – дизелиста, Саню Берхмана и Мурашова, а хлеборез был несколько отдален от нас. Койки у нас были двухъярусные, на первом ярусе спали 1 смена операторов, на верхнем – вторая, более молодая.

Не знаю почему, но нас, сначала вторую тройку, а затем первую (когда уволилась предыдущая первая) готовили как операторов больше других. На окружных соревнованиях расчетов в 1978 году, мы всех победили, и на полигоне в Сары-Шагане мы были лучшими.

В 1979 мы участвовали во всех стрельбах, дублирующие тройки были только дублирующими.

Насколько хорошо нас тренировали мне трудно судить, как было в других дивизионах я не знаю, но факт остается фактом – мы были лучшими, а это значит, что боевая подготовка в нашем дивизионе была организована лучше. Тренировались мы много, капитан Галлиулин выжимал из нас все соки. Часто нас освобождали от занятий и нарядов, и мы не вылезали из кабины управления.

Результат был. После первого полигона командир представил нас троих к наградам, которых мы не получили (в своей книге он пишет, что получили, мне он объяснил, что пусть хоть в книге восторжествует справедливость).

Героями мы себя не чувствовали, более того, другим ребятам, особенно стартовикам, доставалось гораздо больше чем нам, но психологическая нагрузка больше всего ложилась на нас. Результат стрельбы зачастую зависел от нашей слаженности, четкости и выдержки. Если у оператора рука дрогнет или нервы сдадут – работа всего дивизиона пойдет насмарку.

В 1979 году нас даже освободили от погрузочно-разгрузочных работ, чтобы мы свои пальчики не повредили…

Часть 2

На нас нисходят с высоты

От вида птичьего полёта

То счастье сбывшейся мечты,

То капли птичьего помёта.

Прикосновение к легенде

Николай Дмитриевич Гулаев – легендарная личность. Дважды Герой Советского Союза, генерал-полковник авиации. Гроза фашистских лётчиков. Совершил 250 боевых вылетов и лично сбил 57, а в составе группы 5 самолётов противника! Он совершил два воздушных тарана, причём в первом он сумел посадить свой самолёт на землю! Его обошли по числу сбитых самолётов только двое.

Первый это генерал-полковник авиации, трижды Герой Советского Союза Кожедуб Иван Никитович, который совершил 330 боевых вылетов, провёл 120 воздушных боев и лично сбил 62 фашистских самолёта.

Второй – маршал авиации, трижды Герой Советского Союза Покрышкин Александр Иванович. Он совершил свыше 600 вылетов, провёл 156 воздушных боев, сбил 59 самолётов противника. Гулаев должен был быть третьим лётчиком – трижды Героем СССР. Вот с такой воистину героической и легендарной личностью я имел пересечения по службе, в память они врезались навсегда, о них и хочу рассказать.

Но сначала немного о нём: страна должна знать своих Героев! В статье Военного обозрения «Николай Гулаев. Забытый ас» сказано:

«Несмотря на свои по-настоящему выдающиеся успехи в небе Николай Гулаев не сумел снискать той славы, которая досталась его именитым коллегам – двум советским асам – Ивану Кожедубу и Александру Покрышкину. Историки считают, что во многом причиной был непростой характер героя. Некоторые источники говорили о том, что Гулаев уже в 1944 году был присвоен к третьей звезде Героя Советского Союза, однако представление „завернули“, так как летчик, якобы, устроил дебош в московском ресторане».

В мою бытность среди низов армии ходили слухи что Николая Дмитриевича представили к третьей Звезде Героя СССР, но он её не получил.

По этому поводу было несколько версий, но основной считалась та, что он рассердил Сталина.

Я расскажу ту, которая упорно ходила в мою армейскую бытность и считалась основной. Может это и неправда….

Прибыв на вручение третьей звезды Героя в Москву, Гулаев якобы с товарищами-фронтовиками вечером пошёл в ресторан «Прага».

Ресторан был занят – румынский посол (или консул, может атташе – не в этом суть) праздновал свой юбилей. (я пересказываю не достоверный факт, а то о чём говорили в армии).

Возник конфликт, в результате которого Гулаев избил посла (или кого-то из его окружения). Утром доложили Сталину, и он его и ещё одного представленного к званию Героя, участвовавшего в потасовке, отправил обратно на фронт.

Правда это или нет?

Не знаю, но об этом ходили упорные слухи в частях войск ПВО.

О Гулаеве ходило множество противоречивых слухов, и невозможно было понять: где есть правда, а где вымысел. Даже в энциклопедиях сведения о нём сильно разнятся. Но его героизм легендарен.

«30 мая 1944 года Николай сбивает 4 самолета противника за один день, при этом бомбардировщик „Ю-87“ и истребитель „Ме-109“ он сбивает в одном бою. В этом же бою сам советский ас был тяжело ранен в правую руку. Сконцентрировав всю силу воли, он сумел довести истребитель до своего аэродрома, посадил машину, зарулил на стоянку и уже здесь потерял сознание. В себя герой пришел только в госпитале, где ему была сделана операция».

Николай Дмитриевич Гулаев

После завершения Великой Отечественной войны Николай Гулаев с 1955 года в течение пяти лет был командиром 133-й авиационной истребительной дивизии, располагавшейся в Ярославле. На набережной в доме где он жил есть мемориальная доска. Затем он стал Командующим 10-й армией ПВО со штабом в Архангельске. К этому моменту он был уже генерал-полковником.

«В 1973 году норвежские экологи обратились в Москву, сообщив, что личный состав 10-й армии занимается браконьерством и отстреливает белых медведей. На самом деле Гулаев дал распоряжение отстреливать медведей при их приближении к частям после двух случаев нападения белых медведей на солдат. В результате Гулаева вызвали для разбора в Москву на парткомиссию, где генерал снова продемонстрировал свой характер, не сдержавшись и заявив: „Прошу встать тех, кто был на фронте“. Поднялись единицы…».

Поговаривали что охота велась на… боевых вертолётах. Это был вполне осуществимый вариант охоты, и мы в него верили. Детали этого злоключения я тоже не знаю, но последующая карьера генерала Гулаева подтверждала этот факт. То, что был международный скандал подтверждено в статье. В результате этих событий Командующий 10-й армией ПВО генерал-полковник Гулаев был снят с должности назначен с понижением в Московский округ ПВО.

Впервые я увидел Гулаева, будучи командиром батареи, когда в очередной раз был выбран делегатом на партийную конференцию округа. Среди делегатов, в Колонном зале, присутствовал и генерал Гулаев. Конференция была посвящена Великой Победе Советского народа в Отечественной войне. В её работе принимали участие высокопоставленные лица правительства, а самым «высоким» из них был Первый секретарь МГК КПСС, член Политбюро ЦК КПСС Гришин В. В., который был ответственным в Политбюро ЦК КПСС за охрану неба столицы. На партийной конференции присутствовало два дважды Героя Советского Союза: Главнокомандующий войсками ПВО страны, генерал-полковник авиации Колдунов и генерал-полковник авиации Гулаев.

Естественно, после открытия конференции и ряда выступлений высокопоставленных лиц слово для выступления было предоставлено и Гулаеву. Гулаев имел высочайший авторитет, хотя не любил рассказывать о своих военных подвигах.

Его простоты и характера боялись – вдруг скажет что-то не то или не так, но дважды Героя СССР при такой теме обойти было невозможно. Ему дали выступить. Коренастый дядька с простым добрым русским лицом вышел к трибуне и монотонно, по бумажке прочитал важность исторической победы Советского народа в Великой Отечественной войне.

Весь сценарий конференции был известен заранее и не предвещал участникам ничего интересного кроме бесплатного и шикарного обеда в ресторане Колонного зала. Но вот Гулаев закончил чтение «своего выступления».

Далее я рассказываю так как осталось у меня в памяти – воображение могло что-то со временем дорисовать или исказить. Одно точно Николай Дмитриевич Гулаев будучи дважды Героем СССР был простым советским человеком без всяких ….

Как было запланировано по сценарию, в зале встал молодой летчик-лейтенант и «с трепетом в голосе» задал вопрос Гулаеву (естественно был задан вопрос, который ему заранее определили начальники):

– «Товарищ генерал-полковник авиации! Скажите, пожалуйста, какой из 250 сделанных вылетов во время войны был самым сложным для Вас? Вы его запомнили?».

Николай Дмитриевич Гулаев

Командиры перед конференцией лейтенанту вопрос указали, а ответ генералу нет. Очевидно, поэтому Гулаев оживился.

Он отложил бумагу с записями и начал рассказ:

– «Конечно, этот полёт я помню. Это было, в сентябре 1943 года, я был старшим лейтенантом заместителем командира 27-го истребительного авиационного полка и сбил очередного фашистского мессера. («Мессершмитта»).

Вернулся в часть после вылета на задание с очередным сбитым фашистом, а командир мне говорит, что меня представляет ко второй звезде Героя Советского Союза, так как я сбил для этого достаточно фрицев. Конечно, этому известию я очень обрадовался, а все ребята в полку требуют эту новость «обмыть». А как иначе? Другой мысли допускать было нельзя».

При этих словах Командующий Московским округом заёрзал на стуле и попытался перевести в нужное русло рассказ Гулаева, но тот его одёрнул:

– «Ничего страшного нет. Ведь ребята интересуются. Нормально. Расскажу, как было…

Так вот, спирту сами понимаете – море, а вот со свежатиной, с мясом было плоховато. По пайку есть всё необходимое, но это ж не то! Ударить лицом в грязь перед ребятами не хотелось, да и возможность есть: полк базировался недалеко (по лётным меркам) от колхоза со знакомым председателем. Вот я и решил слетать туда за «мясцом».

Прилетел. Директор мужик толковый. Вошёл в понимание и выделил двух молодых поросят. Я их в самолёт и взлетел.

Только вышел на высоту – мессеры! Четверо! Увидели меня, и пошли в атаку, а мне-то какой бой, когда вместо боекомплекта свиньи! Как только мог я от них давай драпать! Но нормально лететь оказалось невозможно: я беру вправо – поросята катятся влево, я беру влево, а свиньи опять куда-то по самолёту катятся!

Визг в истребителе стоит невозможный, думаю, что даже немцы слышали. Самолёт болтает как га..о в проруби! Еле-еле, но от фашистских мессеров я всё же удрал, а ведь чуть не сбили сволочи. Мог бы Героем не походить…

Вот такой был этот вылет. Он и был самым тяжёлым для меня во время войны».

Очевидно, генерал говорил что-то не то, так как закончил свой рассказ Гулаев под неодобрительные взгляды высокопоставленных лиц правительства и Командующего Московским округом ПВО.

А зал рукоплескал!

Это было самое интересное и яркое выступление в череде заранее написанных текстов.

Может что-то в моих воспоминаниях исказило время, может быть генерал Гулаев тогда пошутил. Ведь понятно, что каждый из 250 сделанных вылетов во время войны был сложным, а мог стать и последним. Всё не расскажешь. Тем не менее я не могу удержаться и приведу ещё одну выдержку из Военного обозрения о настоящем Герое:

В районе Курской дуги произошло сразу несколько сверхудачных боев с участием Гулаева. 14 мая 1943 года, отражая налет противника, Гулаев в одиночку вступил в бой с тремя пикирующими бомбардировщиками Ju-87, которых прикрывали 4 истребителя Me-109. Советский ас приблизился к ведущему бомбардировщику на малой высоте и первой же очередью сбил его, стрелок второго бомбардировщика успел открыть огонь, но Гулаев сбил и его. После этого он пытался атаковать третий «Юнкерс», но у него закончились патроны, поэтому он решился на таран врага. Левым крылом своего истребителя «Як-1» Гулаев ударил по правой плоскости Ju-87, после чего тот рассыпался на части. От удара Як-1 вошел в штопор, летчику удалось вернуть машине управляемость у самой земли и посадить самолет возле переднего края в расположении нашей стрелковой дивизии. Прибыв в полк с вылета, в котором было сбито три бомбардировщика…».

Второй раз я встретился с генералом Гулаевым, лично, будучи командиром дивизиона. В моем подразделении прошло перевооружение на новый тип спец ракет. Они были оборудованы кодоблокировочным устройством. Теперь пуск ракет, без знания кода, было невозможно сделать.

Дивизион был перевооружён первым в Московском Округе и над этим процессом вёлся очень серьёзный контроль. К нам приехала комиссия, возглавлял её генерал-полковник Гулаев.

Цель: проверить как прошло перевооружение и умение расчётов ЗРДН пользоваться дешифратором по вводу кода.

.

Я встретил комиссию для представления дивизиона на контрольно-пропускном пункте. Доложил. Генерал Гулаев поздоровался, кратко спросил всё ли нормально и сказал:

– «Слушай командир! Ракеты – мне это непонятно и неинтересно. Я лётчик и разбираюсь в самолётах, а не в том, что их сбивает.

Пусть приехавшие со мной церберы «роют» и ревизируют тебя, а мне скажи, есть ли поблизости водоём с возможностью рыбалки? Это мне по душе – люблю удить, а не заниматься ерундой. Смотри какая хорошая погода!».

Я ответил, что в дивизионе есть пруд, но в нем водятся только мелкие караси, которых мы сами разводим.

– «О-о-о! Отлично, неси удочки» – генерал воодушевился, и уже к комиссии: – «а вы ребята начинайте своё дело делать!».

Поручив заместителю по вооружению дивизиона проводить на ЗРК и пусковые установки комиссию, я сопроводил генерала к пруду. Пришли. Гулаев скинул мундир с двумя звездами Героя СССР на обваловку пусковой установки, которая примыкала к пруду, и с блаженной улыбкой расположился на берегу. Вскоре принесли указанный генералом инвентарь и снасти. Процесс рыбалки начался.

Начхоза я срочно отправил к деревенскому рыбаку за настоящей рыбой, а сам занялся с комиссией, оставив генерала одного на пруду.

Через пару часов начхоз доставил рыбу, которую я вручил Гулаеву: весомое дополнение к его улову – десятку мелких карасей. Рыбе генерал был несказанно рад, мешок был полон:

– «Жену то порадую – гостинец привезу. Скажет, что не зря съездил в командировку» – пошутил он. Комиссии тоже хватило.

Конечно не поэтому проверка прошла нормально. Было сделано одно существенное замечание – в дивизионе нет грузового макета новой ракеты, и расчёты не могут тренироваться в заряжании пусковой установки спец ракетой.

Уезжая, генерал Гулаев сказал, что чтобы не говорили приехавшие с ним офицеры, а перевооружение на новый тип ракет прошло отлично и вообще дела у меня в дивизионе идут хорошо и правильно.

Замечание, сделанное комиссией округа: «в дивизионе нет грузового макета новой ракеты, и расчёты не могут тренироваться в заряжании пусковой установки спец ракетой» – меня не касалось, а относилось к службе корпуса, которой руководил полковник по фамилии Т⁰.

После отъезда комиссии которая сообщила недостатки в штаб, он мне позвонил и дал задание: из имеющейся у меня учебной спец ракеты срочно сделать грузовой макет.

Это мы умели – очищенным и просушенным песком засыпать топливные баки ракет по весу компонентов отбалансировав её под перегрузку с полуприцепа. Но данная ракета была по документации не предназначена для перегрузок, а только для тренировок в снятии кода.

Я отлично знал – её балансировать нам не положено. И вообще: это делается по письменному приказу. Я так и сказал Т⁰.

Тот взвился:

– «Я Вам приказываю! Вы должны срочно устранить недостатки, указанные комиссией!».

Пришлось напомнить, что мне может приказывать только мой командир, а Т⁰ должен подготовить проект приказа о «засыпке ракеты» и подписать у комкора.

– «Письменный приказ я выполню. А вообще-то такие работы выполняются только по получению директивы штаба округа» – напомнил я Т⁰. Тот сказал, что я слишком умный и много на себя беру, и тут же сообщил, что приказ уже есть со сроком выполнения 8.00 утра. Т⁰ был занудой и вредным человеком – с ним нежелательно было связываться.

– «Хорошо» – сказал я: – «Приступаю к балансировке ракеты. К утру закончу и доложу».

Конечно, я не собирался пороть горячку по превращению учебной спецракеты в грузовой макет. Таких дурных команд я уже (говоря по-армейски «наглотался» досыта). От таких же начальничков каким являлся Т⁰. Всякие попадались. Песок подготовил, а засыпать не стал – надо было сначала увидеть приказ.

На следующий день, утром, в 8.00 я позвонил полковнику Т⁰ и сказал, что его «приказание» выполнено – ракета засыпана песком. Я ожидал всякое, но такое…. Мягко говоря, его ответ меня обескуражил:

– «Товарищ Рыжик! Я Вам никаких приказаний по засыпке ракеты не давал и не мог дать, потому, что это можно делать только по получению директивы округа!

Я такую запросил, а только что пришёл ответ нам это делать категорически запретили!

Засыпать ракету ни в коем случае нельзя, а если Вы решили это делать самостоятельно, без разрешения, то Вы сошли с ума!

За всё будете отвечать Вы! Лично Вы и никто другой!

И не вздумайте свои действия приписывать мне!».

Я в душе посмеялся его беспринципности, безграмотности и трусости, но настроение ему за такие дела решил испортить.

Сказал следующее:

– «Товарищ полковник! Я вчера, зная, что Вы даёте мне не правомерную команду обосновав тем, что есть приказ Командующего войсками округа, подстраховался. Наш разговор был записан на магнитофон командного пункта дивизиона и, если потребуется, я его представлю. Баки ракеты засыпаны песком именно по Вашему указанию, и Вам за это отвечать!».

Т⁰ потерял дар речи. Я блаженствовал, представляя его конвульсии на том конце телефонной линии. Затем в телефонной трубке раздалось невнятное бормотание, и просьба «вместе что-нибудь придумать». Что я всё не так понял и по этой причине виноват в большей степени».

Когда я предложил послушать запись сказав, что на ней всё не так как он говорит сейчас, что всё трактуется однозначно, Т⁰ сник окончательно.

Затем понимая, что за угробленную ракету его снимут с должности (и это было бы минимальным наказанием) стал меня просить «тихонько, никому, не докладывая» высыпать песок из ракеты обратно (а ведь он хорошо знал, что сделать это технически невозможно). До меня дошло – я перегнул палку.

Как бы чего не вышло… не стал ждать у Т⁰ появления инфаркта – сообщил о том, что ракета песком не засыпалась.

До конца моей службы командиром дивизиона полковник Т⁰ всячески избегал встреч со мной, а если они всё же случались, то не смотрел мне в глаза.