Короче! Я из Сочи. Том 1

Путешествие по Кубани

Через день он уже входил в станицу Старостеблиевскую. Широкая улица обсажена деревьями в два ряда. Жора шёл и озирался по сторонам, и вдруг его окликнули. «Ви! Ком!» – один из двух солдат на повозке пальцем показывал на него (позже он узнал, что это были румыны). Жора остановился, повозка подъехала к нему, и солдат, взяв Жорин мешок, стал рыться в нём, а затем вытащил оттуда главную ценность – осетровый балык. Мальчик пытался объяснить, что якобы идёт из Ейской тюрьмы (такую он себе придумал легенду), и изобразил пальцами решётку, но солдату это уже не надо было. «Гут! Гут!» – сказал он, отдавая опустевший мешок, и направился к повозке.

Сколько этот мальчик – небольшого роста, худой, как скелет, без документов – прошёл населённых пунктов, рискуя в любом из них быть арестованным или просто убитым, он не считал, но в конце концов прибыл в Краснодар. Здесь Жора узнал, что формируется поезд в Армавир. Отстоял очередь в кассе, купил билет и направился с группой стариков и женщин с детьми к поезду. На путях стояли пульмановские вагоны без крыш и лавок. Но как только люди устроились в вагоне, подошли немцы и выгнали всех. Люди толпой пошли к кассе, которая оказалась закрытой, и вся эта группа направилась вдоль железной дороги пешком к станции Васюринской. По пути на берегу водохранилища находилась бахча с гигантскими арбузами. Они были такие огромные, каких Жора в жизни никогда больше не видел. Стояла жара, и всем очень хотелось пить, поэтому получилась вынужденная остановка. Собрались продолжить путь лишь к обеду. Шли они довольно внушительной группой, а на дороге их обогнала немецкая бортовая, крытая брезентом машина, которая неожиданно остановилась. Из кабины вышел немец, молча открыл задний борт и подставил лестницу. Знаками он пригласил всех садиться. Бабы сначала испугались, но что делать, решились, и так набралась полная машина. Быстро, без остановок немец привёз людей до самого Усть-Лабинска. Перед въездом в город он, указывая на шлагбаум, объяснил, что дальше везти не может. Люди вышли, поблагодарили его, хотели заплатить, но денег немец не взял.

Так толпой они и вошли в город. Мост через Лабу был взорван. Кто-то стал пробираться по уцелевшим балкам и опорам, а остальные нашли человека с лодкой и за пятьдесят рублей стали переправляться по двое. Дело шло к вечеру, и на краю станицы Некрасовской они подошли к огромному стогу, метров тридцать или больше в длину, широкому и высокому. Вся группа решила заночевать в нём. Кое-как улеглись, и через пять минут весь стог храпел. Утром компания разделилась на несколько групп. Кто-то предлагал одну дорогу, кто-то другую, а Жора поднялся и молча пошел своим путём. Он побаивался такого большого количества людей. Слишком заметно для немцев, от которых всего можно ожидать. Но тут его догнал парень, спросил, куда идёт. Узнав, что в Армавир, решил идти с ним. Жора не возражал – вдвоём веселее.

Сейчас, по прошествии стольких лет, стоит подумать о том, какие резкие изменения происходили с людьми в то время. Вот дорогой идёт группа людей. Редко кто отрывисто что-то спросит или ответит так же коротко. И всё! Никто не пожалеет, не посочувствует. У всех беда! Этих людей немцы прогнали с родной, обжитой земли, они увидели смерть, и она каждую минуту летала над ними! И Жора, бездомный мальчишка, тоже всё это видел и был таким же, как они… Ни Жора у парня, ни парень у Жоры не спросили даже имени, а как хотелось бы сегодня встретиться с ним. Жив ли? Кем стал и где живёт? Но сколько таких безымянных попутчиков было на его пути – не сосчитать.

Весь следующий день они шли вдоль реки. Жора только запомнил, что на том берегу была большая белая скала, вся изрытая птичьими норами. Так они вышли на какой-то бугор. Рядом – глубокая балка, дорога, вдали едет немецкая машина, а по дороге человек скачет на лошади. Тишина. И вдруг это безмолвие нарушает грохот взрыва: там, внизу, машину подбросило, и из неё повалил чёрный дым. В который раз приходится менять маршрут, но без сожаления. Всё-таки бьют немцев наши! Так попутчики за день прошли станицы Темиргоевскую, Новомихайловку, а там уже и до Андрее-Дмитриевской было совсем недалеко. Но происшествий и здесь не удалось избежать.

Вечерело, ребята, усталые, брели по дороге. Увидели, что на самом краю леса, недалеко, стоит танк, такой маленький, с открытыми люками. На переднем крыле лежит металлическая коробка и в ней несколько снарядов. Посмотрели и пошли дальше в поисках ночлега, а уже на краю станицы пристроились под навесом с сеном. Но поспать долго им не удалось. Через два часа оттуда, где стоял танк, послышались шум и разговор. Рядом с танком остановились два немца на мотоцикле. Пришлось подняться и идти к ближайшим холмам, от беды подальше, но, пройдя совсем немного, они услышали выстрелы, обернулись и увидели около танка убитых немцев. Танк был весь объят пламенем. Быстрым шагом ребята устремились подальше от этого места и вскоре были в Андрее-Дмитриевке. Кое-как переночевали на огородах и утром двинулись вперёд.

Армавир был уже совсем рядом. Недалеко от первого переезда они увидели на дороге старика с бричкой и попросили подвезти. Дед согласился, и ребята, уставшие от долгого пути, с удовольствием уселись в бричку. Не успели они проехать совсем немного, как из посадки вышел мужик в длинной шинели. По всему было видно, что это советский солдат или партизан. На груди у него висел автомат ППШ. Жора такой автомат видел в первый раз. Солдат велел загнать бричку в посадку и всем зайти туда же. Сам он остался на дороге. Не прошло и двух минут, как через переезд проехали две машины ЗИС-5 с накрытыми брезентом какими-то странными установками.

Конец пути

Они здесь, рядом! Свои, советские! От счастья сердце готово было выскочить из груди. Значительно позже Жора увидел такие машины и узнал, что это были знаменитые «Катюши». Что они делали в тылу немцев и как туда попали, неизвестно, но, возможно, их перегоняли, чтобы спрятать в лесу. Мужик с автоматом сел в последнюю машину и уехал, а путники продолжили свой путь. Армавир был уже на горизонте.

Жора вошел в город со стороны колодочной фабрики. Со своим безымянным попутчиком он расстался ещё около въезда в город. Тот пошёл своим путём, а Жора добрался до мебельной фабрики, вышел на улицу Энгельса и понял, что заблудился, ведь ему было всего три годика, когда умерли все родные, и начались его скитания по детским домам. Пришлось расспрашивать прохожих, где находятся стадион и парашютная вышка. Он устал и присел на камень у входа в какой-то дом. Сидит, жуёт кусочек вяленой рыбы – челбуха, думает, куда же идти, а тут из калитки выходит женщина. Вдруг она вскрикивает и бросается к Жоре: «Гарик! Гарик! Откуда ты здесь!» Это была Екатерина Михайловна Майорова, подруга мамы – Жорин добрый и одновременно злой гений. Это по её настоянию мальчишку определили в детдом из-за того что родная тётя Зина – верующая. Ослеплённые революционными идеями люди совершали ошибки. Но ведь она хотела, как лучше. Екатерина Михайловна схватила Жору за руку, потащила во двор. Собрались соседи, и она всем объясняет, кто он, и что раньше он часто приходил в этот дом. А сама затопила печку, послала за тётей Зиной в детский садик, где та работала, сняла с Жоры всю одежду и бросила в печку, нарядила его в какой-то халат. Пришла тётя Зина, увидев племянника, сразу разрыдалась, а когда он рассказал, откуда шёл, она упала в обморок.

Всё это происходило в конце октября 1942 года, а вышел Жора из Гривенской в начале сентября. Выходит, он прошёл за это время более трёхсот километров. Было от чего тёте Зине потерять сознание.

Буханочки

События развивались стремительно. Немцы наводили в городе свой порядок, вывозили в Германию всё, что могли, в том числе людей. Даже кубанскую землю вывозили эшелонами. Но самым ужасным были систематические расстрелы, особенно евреев. За полгода оккупации Армавира с 8 августа 1942 года по 23 января 1943 года фашисты расстреляли 6680 жителей города, разрушили 1175 зданий. Тётя Зина в то время жила в квартире Жориных родителей, занимая три комнаты. Жоре нужна была одежда, и Екатерина Михайловна раздобыла где-то костюм, пальто, ботинки, шапку, и таким образом он оделся. Но когда мальчик в первый раз надел пальто, в боковом кармане обнаружил шестиконечную еврейскую звезду. Он понял, что все эти вещи сняты с евреев, убитых фашистами.

Однажды Жора шёл по городу, спускался с дороги по лестнице со стороны сквера. Впереди его, метрах в пяти, прогуливался молодой, щеголеватый офицер-эсэсовец. И вдруг мальчик обратил внимание, что немец передвинул кобуру пистолета на поясном ремне вперёд. Сообразив, что он готовится стрелять, Жора быстро стал переходить на другую сторону дороги, но, не дойдя и до середины её, услышал сухой щелчок. Оглянувшись, он увидел, как по откосу медленно сползает старик с бородкой-клинышком, а на лбу у него расползается струйка крови. Эсэсовец, спокойно укладывая пистолет в кобуру, обходил несчастного старика. На улице никого не было, и никто не заставлял этого недочеловека убивать старика.

А однажды Жора сам оказался в критической ситуации, и только случай помог ему избежать судьбы того несчастного. Он шёл по улице, почти в том же месте. Мимо проезжала машина с открытым задним бортом. В кузове лежали мешки, один из которых развязался, и из него вывалились несколько буханок хлеба. Маленькие такие буханочки. И дёрнуло же мальчишку взять две штуки… Водитель увидел это, остановился, вышел из машины и, схватив Жору за руку, посадил в кабину и отвёз в полицию. А полиция находилась в том доме, в котором до войны размещался детский дом имени Семнадцатого партсъезда. Жора отлично знал это здание, ведь в нём он прожил до восьми лет. Поместили его в подвал, где уже сидели человек пять или шесть арестованных. В этом подвале раньше была столярная мастерская, и два окна выходили на безлюдную улицу. Жора хорошо помнил, что через одно из окон в подвал заносили станки, длинные доски, и поэтому рама окна вместе с решеткой была съёмная и держалась на четырёх стальных штырях. Мальчишка рассказал об этом товарищам по несчастью. Окно действительно висело только на штырях, и немцы, к счастью, не проверили его. Никто из арестованных не хотел испытывать на себе немецкое правосудие, и очень скоро Жора, оглядываясь, бежал по улице, огородами и пустырями, к себе домой. Скорее всего, немцы отправили бы его в лагерь, и неизвестно, выжил бы он там…

Наши

Ясное морозное утро 23 января 1943 года. Слышна не очень далёкая канонада. В городе спокойно, ни криков петухов, ни лая собак. Петухов всех уже съели, а собак поубивали немцы. Совершенно безлюдные улицы. Даже дым поднимается далеко не из всех труб. Но напряжение и ожидание последних недель как бы повисли в воздухе. И вдруг раздаётся женский крик: «Наши!» Его подхватывают сразу с нескольких сторон. Наши! Наши! Наши! Все выскочили на улицу. На развилке улиц Володарского и Карла Маркса стоит солдат, совсем молоденький, в ладном полушубке, в кубанке с красной лентой, с автоматом в руках – наверно, разведчик. К нему устремляются с разных концов улицы люди, много людей. И откуда только взялись? Толпа шумит, ликует: «Наши пришли!» А в это время по улице Энгельса уже шли машины, подводы – это партизаны. И вскорости на улицу Карла Маркса вышла группа солдат и офицеров. Люди окружили их, повели к стадиону. Там была парашютная вышка, а около неё немецкая машина-душегубка. В ней находились последние заключенные, которых немцы задушили, но не успели убрать, так быстро убегали. Солдаты увезли душегубку, а на стадионе установили зенитную батарею из четырёх орудий. Их закопали в землю по краям стадиона. Зенитчицы, молодые девушки, так быстро развернули свои орудия, что очень скоро смогли открыть огонь по самолёту-разведчику. Не сбили, так как он был далеко, но немец не зря прилетал. Рано утром раздались рёв и грохот, это два немецких самолёта сбросили бомбы на стадион. К счастью, там никого в тот момент не было. Но фашисты, кроме того, сбросили на город несколько сотен мин. Они были очень похожи на банки со сгущенным молоком. Стоило открыть такую банку или сильно ударить по ней, как она подпрыгивала на высоту около метра и взрывалась. От этих мин несколько ребятишек пострадали, а один мальчик лет шести погиб.

Город восстанавливался очень быстро. Особенно те предприятия, которые могли работать для фронта. Одним из этих предприятий был военный завод «Армалит». Тогда же, в 1943 году, Георгий поступил в ремесленное училище № 7 при заводе. Выпускали бомбы до ста килограммов весом, а впоследствии перешли на изготовление мин для миномётов нескольких калибров от 80 до 120 мм. Мальчишкам поручали править стальные стабилизаторы, которые имели большое значение для дальности и точности стрельбы. В ремесленном училище Жора освоил профессию инструментальщика, научился работать на токарном, фрезерном, строгальном станках. Изучил кузнечное дело, сварку. После ремесленного остался работать на заводе сначала станочником, а затем электросварщиком. Там же дали место в общежитии, и он жил когда у тёти Зины, когда в общежитии.

Пришила

В заводском коллективе, в общежитии Георгий знакомился с разными людьми. Одни ему нравились, другие не очень. Встречались и такие, которых он отвергал категорически. Например, была такая группа, которая пропагандировала свободный образ жизни, – «Долой стыд». Ему это было непонятно и даже противно. Вместе с друзьями Георгий участвовал в художественной самодеятельности. Часто собирались у кого-нибудь дома. Девушки для серьёзных отношений выбирали себе парней, парни – девушек.

В один из таких дней молодёжь гуляла в доме подружки и, проиграв в какой-то игре, Георгий должен был залезть под кровать и кукарекать. Всем было весело, и он кукарекал хорошо. Но как ему стало стыдно, когда он вылез из-под кровати, весь в паутине, рубашка и брюки в пыли. Все смеялись над ним, а у хозяйки дома встречаться с ним после этого не было никаких шансов. Однажды Георгий с компанией гулял в городском саду. И надо же было случиться так, что между весёлой компанией и цветником оказался высокий забор. Перепрыгивая через этот забор с букетом, Георгий разорвал брюки. В тот день в с ними была девушка Мария, к которой Жора давно приглядывался, – нравилась она ему. Мария и предложила пойти к ней домой зашить брюки. «Пришила на всю жизнь», – шутила потом Машина подруга Рая. И верно – прожили Георгий и Мария 65 лет, четыре месяца и 18 дней. Вот такая арифметика!

Советский народ восстанавливал города, заводы, фабрики, везде нужны были рабочие руки. Георгий и Мария, решив принять участие в восстановлении города-курорта, завербовались в Сочи. Жора работал на заводе электросварщиком, а Маша – на стройке. Строили санатории, предприятия. Возводили жилые дома, целые микрорайоны. Прекрасный сочинский кинотеатр «Спутник» Жора строил со дня его закладки и до первого сеанса. Целиком из металла и стекла – он тогда поражал своими размерами, красотой, дизайном.

Условия для жизни в Сочи в то время были суровыми. Плохо с питанием, нет жилья. Семью разместили сначала в мужском общежитии, отделив часть комнаты простынями, а затем они получили комнату в бараке, бывшем до войны конюшней. Кухня общая на четырнадцать квартир, туалет на улице, но комнатка площадью всего девять метров тогда казалась роскошной.

В эту комнату в 1951 году и привезли из роддома маленького Володю, который через шестьдесят пять лет напишет эти строки.

Фамильная история

Фамилия Гакштетер – достаточно редкая. Всего сегодня в России носят эту фамилию около двадцати человек. Территориально предки этих людей жили на юге России, на Украине. Сейчас их больше в Сибири, но связано это с тем, что в период Великой Отечественной войны их родственников, как лиц немецкой национальности, переселяли в Сибирь и Среднюю Азию. Многие были осуждены и даже расстреляны. И это при том, что сто, двести и более лет поколения их рождались и жили в России, не знали немецкого языка и отличались от других только фамилией. А первое упоминание фамилии Гакштетер относится к 1535 году. Лудильщик, чех по национальности, Ратибор Гакштетер жил в селе Недвиговка (сейчас это город в Ростовской области). Другое упоминание встречается в летописях города Перемышль, где в 1745 году жил боярин Ян Гакштетер, который занимался торговлей. Вызывает интерес тот факт, что на карте Волгоградской области (в прошлом Царицынский уезд Саратовской губернии) в Николаевском районе с 1909 примерно до 1930 года существовал хутор Гакштетер. И только в период с 1930 по 1936 год это поселение переименовали.

Фамилию мне передал отец, Гакштетер Георгий Владимирович, и рассказ этот о нём, о небольшом, но героическом отрезке его жизни.

Утро в один из дней января 2016 года началось со звонка моей сестры: «Приезжай срочно! Папе очень плохо». Прошлым вечером я был у отца, он неважно себя чувствовал, пульс зашкаливал за сто десять, и болело сердце. Вызвали «Скорую», а пока ждали её, мы дали папе лекарство. Помогло, немного легче стало. Целый час скорой не было. «Сынок! Поезжай домой! Мне уже полегче», – сказал папа. Я поцеловал его, попрощался с сестрой и поехал домой. Утром, через полчаса после звонка сестры, я приехал к отцу. Он лежал на высоко взбитой подушке, надрывно дышал и смотрел в потолок. Взгляд его был спокойный, реакции на мой приход и на всё, что мы с сестрой пытались ему сказать, никакой не наблюдалось. Дальше – «Скорая», больница. Через несколько дней папы не стало. Ему было восемьдесят девять лет.

Прошли все горестные церемонии, поминки, девять, затем сорок дней. Мама моя умерла за два года до этого, сознанием своим я понимал, да и сейчас понимаю, что её нет, а сердце никак не принимает. Мама живая, и даже сейчас я не удивлюсь, если она позвонит. Она не может быть не живой. Так же и папа. Нет их, но мне кажется, что они всегда рядом. И когда я делаю что-то, пишу или работаю в саду, еду в маршрутке или хожу по городу, то у меня часто возникает такое ощущение, что вот-вот они позвонят, зайдут.

 
Это истинная правда!
Я теперь сирота. Нет моих стариков.
Лишь в альбоме лежат чёрно-белые фото,
Да мобильник, как прежде, ответить готов.
Но они не звонят, а я всё жду чего-то.
Как хочу я услышать их голос родной
И в ладонях согреть их шершавые руки.
Есть в судьбе человечьей изъян небольшой —
Навсегда провожать их земле на поруки.
Слёз давно уже нет, все поминки прошли,
Мы живём, как всегда, на планете усталой.
Где их дом, где пристанище души нашли?
Может, где-то летят они точечкой малой.
Всё ли сделали мы для своих стариков?
Где любви и заботы единая мера?
Я вернусь! Я доделаю! Я – готов!
Только поздно! В истории нет примера,
Чтоб отсрочили годы, и время – вспять,
Вперекор всем законам жестокой природы.
Так и буду всегда их во сне навещать,
Подарю виртуальное время и годы.
Я теперь сирота. Нет моих стариков.
Лишь в альбоме лежат чёрно-белые фото,
Да мобильник, как прежде, ответить готов,
Может, скажут они, может, скажут хоть что-то…
 

За год до этого дня папа дал мне большую толстую тетрадь, всю исписанную его рукой. Это были записки о его детстве, юношестве, и в день его рождения в 2015 году я подарил ему один-единственный экземпляр книги «Георгий, он же Жора, он же Гарик», изготовленный в сочинской типографии по моему макету. Лучшего подарка нельзя было и придумать. Отец читал свою книгу, по новой всё вспоминал, переживал, плакал. Я счастлив, что успел доставить эту радость отцу. А сколько ещё не сказано, и уже не будет сказано никогда. Можно написать повесть, роман, песню, что угодно, но теперь они не узнают этого.

Уходят поколения! Уходят ветераны. И как сегодня для нас важно каждое слово, сказанное ими о той жизни. Только там, на страницах нашей истории, мы можем почерпнуть Правду, только там найдём ответы на множество вопросов.

Короче! Я из Сочи

Повесть

Часть первая

Барак

Мы слышали о многих чудесах, существующих на Земле, но есть одно чудо, которое всегда рядом с нами. И это чудо – Любовь!

Предисловие

Вечереет. По темнеющим улицам куда-то торопятся прохожие. Одни возвращаются домой после работы, другие, напротив, только идут на службу. А город отдыхает после жаркого летнего дня. Включились фонари на столбах вдоль улиц и во дворах, но они не могут воспрепятствовать темноте, поглощающей город. Желтая мигалка на кабине поливалки, едущей по улице, сообщает прохожим, деревьям и кустам, что их сейчас польют. Окна в домах начинают свою вечернюю жизнь, и за каждым окном она особенная, ни на что не похожая и не сравнимая ни с чем. Где-то слышатся громкая музыка, смех, двигают стульями – торжество какое-то, наверно, юбилей. А там плачет младенец – надо уже спать, а он не хочет. Может, болит что?

Каждое окно – своя история, судьба, и ни один писатель вовек не сможет написать книгу обо всех этих историях и судьбах. Но можно написать книгу о любви, о настоящей и бесконечной любви, и эта книга расскажет о всех без исключения историях, судьбах, окнах, улицах, городах.

Ведь с любви начинается всё на этой Земле. Мы любим, и от этого рождаются наши дети, которых мы тоже безумно любим и которые больше всего на свете любят маму и папу. А ещё мы любим своих родителей, учителей, наставников. Мы любим свой дом, двор, улицу, город, Родину, в конце концов.

Любовь – это то, что дал нам Бог!

Почему мы так любим смотреть на лица маленьких детей, младенцев? Да потому, что их прекрасные глазки выражают только любовь, они любят маму и весь этот мир, в который недавно пришли. В этих глазках ещё нет хитрости, лукавства и тем более зависти или ненависти, которые нередко сжигают всё хорошее в нас, взрослых. Там, где Любовь, всегда мир, спокойствие и счастье!