Страна сплошных гуманитариев. Ироническая публицистика

Толерантность как чума

Как-то моя коллега делала репортаж из Скотленд-ярда. Несколько ночей она носилась на машине по городу и наблюдала, как здоровенные бобби задерживают преступников, в основном, воришек. Все это она живо описала в своем материале. Умолчала только об одном – 100% (сто!) пойманных мерзавцев были выходцами из Африки или откуда-то еще. Словом, не европейцами. Хоть дело происходило не в Найроби и не в Кейптауне. Но писать о национальных аспектах преступности не принято было и тогда, лет пятнадцать назад, а теперь и подавно. Потому что наступила эра толерантности.

А недавно я и сам наблюдал картинку на эту болезненную тему. Мы гуляли по респектабельному району одной столицы, когда-то там проживало множество знаменитостей, в том числе и автор гениальной фразы о том, что все животные, мол, равны, но некоторые ровнее. И тут нам навстречу попалась дама, скажем так, не вполне европейской наружности, одетая дорого, но чудовищно безвкусно, которая на всю улицу (что в тех местах не очень принято) трещала по дорогому мобильному телефону. Рядом бежали дети, трое или четверо, и тоже трещали по мобильникам. На фоне старомодных особняков смотрелась эта группа диковато.

Но это на мой взгляд, а местные привыкли. Живущий там знакомый рассказал, что рядом теперь располагается так называемый «социальный» дом, где проживает множество подобных семей, хоть и без работы, зато с гражданством и вполне безбедно.

– На что же они живут? – удивился я.

– На мои налоги, – ответил знакомый мрачно, но вполголоса. Говорить об этом громко теперь не принято, тут же обвинят в расизме, шовинизме, реваншизме и еще черт знает в чем.

В странном мире мы живем. Было время, когда непререкаемыми человеческими ценностями были талант, мужество, честь и честность, верность, добропорядочность, трудолюбие и другие качества, воспетые многими поколениями поэтов и писателей. Собственно, именно благодаря этим качествам и возникла наша цивилизация, наука, искусство, прогресс, лекарства от болезней и все такое.

Теперь все это мусор, теперь единственная абсолютно неоспоримая ценность – это толерантность. Терпимость ко всему без разбора. К лентяям, бездарям, хитрым проходимцам, дармоедам, извращенцам… Теперь мы все как бы равны. Иначе обвинят в ксенофобии, а ксенофобией теперь, как милиционером, пугают маленьких детей.

А меж тем ксенофобия – это просто боязнь чужих. Врожденная, генетическая боязнь пустить в свой огород Троянского коня или Юдифь в свою постель. Можно остаться без редиски и без головы. Когда-то я снял об этом несколько программ и мои собеседники – психологи, генетики и другие специалисты сошлись в одном: ксенофобия – это нормальное состояние раннего человечества. Дети боятся чужих – и это нормально, пусть боятся.

Так ведь и наша цивилизация молода, не всё у нас совершенно и не все мы братья. А иначе зачем замки на дверях – это же ксенофобия в чистом виде! Как и камеры наружного наблюдения, паспорта с биометрией, датчики голоса, сканирование сетчатки… Я уж не говорю про персональную охрану випов, которые так любят рассуждать о ксенофобии на международных форумах. Выходит, все кругом равны, а эти ребята равнее?! Не толерантненько.

Но ведь и эволюция – это тоже не толерантно. Потому что эволюция – это следствие разнообразия, а если нет разнообразия, естественный отбор теряет смысл. Впрочем, естественный отбор – это тоже не толерантно, естественный отбор предполагает, что в потомстве будут закрепляться лучшие признаки. Значит, чьи-то признаки закрепятся, а чьи-то – нет. Тут равноправием и не пахнет. Естественный отбор нужно отменить, эволюцию тоже.

Нужно отменить красивых женщин. Красивая женщина – это не толерантно, одному досталась, другому нет. Умных мужчин отменить тоже, иначе дураки обидятся. Интеллект политиков, генералов, высших руководителей выдерживать строго на уровне работников коммунальных служб. Тут у нас есть успехи.

Кто-то скажет, что это конец цивилизации. Наоборот, это начало новой эры. Мы станем счастливыми и одинаковыми, как муравьи. Правда, у муравьев тоже есть свои касты, даже что-то вроде начальников. Но муравьями управляет не разум, а инстинкт. А инстинкт не знает таких понятий, как свобода и справедливость, потому начальники муравьям не в тягость, они просто пашут и не парятся понапрасну.

Зато социальное устройство муравьев не меняется миллионы лет, и если ты попал в касту муравьиных начальников – это навсегда. Такого нет даже в Северной Корее. Это и есть та самая политическая стабильность, о которой так мечтают наши руководители.

С облегчением!

Сокращенную версию книги «Архипелаг Гулаг» Солженицына включат в школьную программу.

Я хорошо помню учительницу литературы старших классов. Это была милая, честная и немного восторженная женщина, которая прекрасно понимала, что оттепель закончилась и надо напоследок впихнуть в нас как можно больше Трифонова, Бакланова и Анатолия Кузнецова. А заодно Окуджаву и «Звезду» Казакевича.

У нас были две литературы – одну мы проходили, другую читали. И они не совпадали. Мы читали Стивенсона, Жюля Верна, Дюма, Свифта, Конан Дойля, приключения в «рамочках», уже выходила оранжевая «Библиотека фантастики», но достать ее было невозможно. Когда возник интерес к чувствам – перешли на Стендаля, Драйзера, И. Шоу… Это была мировая классика, и я никогда не мог понять, почему ее не проходят в школе. Потому что не наша?

А еще были Битлз, Высоцкий, снятый на 8 миллиметров фильм для КВНа, экзамены, институт, вечеринки, кино, Таня, Лена, кто-то еще… И уже написан «Вертер», и открылась «Метелица», где Адамо грустно пел, что она точно не придет «Tombe la neige…» И позарез нужны были настоящие джинсы, их тогда еще не привозили, а у нас можно было купить только позорные индийские техасы с клепками…

Это была юность, ее интересует любовь и будущее, а не кто с кем бодался в угрюмом прошлом. Политическое взросление придет позже, а если и не придет – ничего страшного, не все не прочитавшие «Один день Ивана Денисовича» стали вертухаями или охранниками автостоянок.

А те книги мы прочитали потом. И Бакланова, и Гладилина, и Войновича и еще много кого. Может именно потому, что не получилось насильно впихнуть их в нас на уроках литературы как ненавистный рыбий жир. Учить чему-то из-под палки вообще не очень здорово, это говорил Д. Миль и другие умные люди, следуя заветам которых, выйдя из школы, я как страшный сон забыл все сны Веры Павловны, унылые размышления героев Толстого и зачем Базаров резал лягушек.

Мне вообще кажется, что у нас проходят что-то не то. Есть классическая литература – древние греки и далее, когда-то ее проходили в гимназиях, а теперь только на филфаках. Этого в школе нет и близко, а есть какой-то нелепый гибрид из политики, истории и устаревшей идеологии. Зачем мне читать про бедного узника Мцыри? Он давно свободен и держит шашлычную у меня под окнами.

Вообще литература – это конструктор жизни, лаборатория характеров и судеб, этот предмет должен быть уроками творчества, пособием по искусству – кстати, никаких других творческих предметов в школе нет, если не считать рисования. Пусть дети учатся писать, думать, чувствовать, видеть пружины поступков, разве не этим во все времена занималась литература?

А теперь мы собираемся заменить Чернышевского на Солженицына? И что это даст? Нашим детям нужны не новые кумиры, им не хватает умных, свободных, честных учителей, и никакой «Архипелаг Гулаг» тут не поможет – ни в полном, ни урезанном виде. Прошлой осенью я был наблюдателем на выборах, где было огромное количество вбросов в пользу, понятно, правящей партии. В одной из школ мы просто поймали на этом зам. директора, она же – учительница литературы. А теперь она будет рассказывать про ужасы, которые творились под руководством другой правящей партии?

Хотя какие ужасы, их же облегчили и адаптировали, впрыснули исторический ботокс. Кстати, интересно, как это можно сократить убийства миллионов невинных граждан? Это что-то вроде порнографии, из которой вырезали крупные планы, отчего она превратилась в невинную «Ромео и Джульетту»? И как будет выглядеть этот «Архипелагчик Гулагчик»? Как история про добреньких дяденек из НКВД, занятых нелегким делом ликвидации… извините, модернизации недобитых контрреволюционеров? Так это уже Овалов сочинил. Может, и репрессии тоже адаптируем, сократим и забудем?

В общем, получился нескладный книксен – и историю обрести, и невинность соблюсти. Хотите признать прошлые преступления? Признавайте. А школьники при чем? Они еще дети и ни в чем не виноваты, зачем грузить их родительскими ошибками, которые и сами родители признавать не хотят?

И еще. Я сильно извиняюсь перед Нобелевским комитетом, но лично я читать бы это детям не рекомендовал. И почему-то я убежден, что большинство мам и пап думают так же. А если так уж нужны отечественные нобелевские лауреаты – так есть Бунин, по литературе лучше не придумаешь.

Что же касается тиража, если таковой уже отпечатан, то ему можно найти очень хорошее применение. Нужно обязать купить и прочитать облегченный вариант романа (полный, боюсь, они не осилят) всех государственных чиновников. Зарплаты у них хорошие, не обеднеют. Зато будут иметь представление о том, что творила партия, членами которой они еще недавно почти поголовно состояли.

Правила игры в политические игры

Раньше меня никогда не приглашали на первомайские и другие демонстрации. Наверное, опасались. Это легенды, что туда тащили всех без разбора. Бдительные парторги точно знали, кому не место среди ликующих у Мавзолея трудящихся. Еще улыбнутся недостаточно лучезарно или еще что, лучше не рисковать.

Теперь партий стало больше, а меня опять не приглашают. Догадываются, что электорат из меня никудышный. И когда в эти праздники все пошли митинговать под красными знаменами, я отправился оттянуться на выставку компьютерных игрушек на ВДНХ. И не пожалел.

Потрясающая по реализму графика и пластика, управление без всяких мышек и джойстиков – встаешь перед экраном, машешь руками и ногами, а там внутри, в волшебном виртуальном мире все само бегает, играет в теннис, боксирует и стреляет чем только можно. С убогим арсеналом моего детства и сравнивать нечего.

Не было у нас ни энергетических мечей, ни лучевых пистолетов, ни плазменных винтовок… Кроме булыжника – наиглавнейшего оружия пролетариата, у нас были рогатки двух типов – для камешков и для алюминиевых пулек. Еще для пулек были ружья с курковым механизмом, они были мощнее и прицельней, но менее скорострельные. Были луки и арбалеты с резинкой, но они не прижились. А самой крутизной считался самопал системы «поджига» – прикрученная к деревянному корпусу медная трубка с пропилом. В трубку шомполом набивалась сера от десятка спичек, боек бил по вставленному в пропил гвоздику, ба-бах… Если все было сделано грамотно, дробь из этой штуки прошибала доску метров с пяти и даже дальше, если не очень грамотно – стрелок мог остаться без глаза. За такую инновацию сразу забирали в милицию. Еще после «Великолепной семерки» все бросились метать ножи, но ножи метались плохо и мода прошла. Вот, собственно, и все, если не считать «дымовушек» из фольги и горючей тогда фотопленки. Это вам не плазменный аннигилятор.

Другие развлечения тоже не впечатляли. Самолеты из папиросной бумаги с резиновым моторчиком, грохочущие самокаты на подшипниках… Пластилин, конструктор из металлических уголочков и колесиков… Еще где-то в других мирах существовала немецкая железная дорога, но это было фата-моргана, недосягаемая как мотоцикл Цундап.

Наши игры были убоги и примитивны, но в них был один несомненный плюс – обратная связь с реальным миром. Я навсегда запомнил, что такое детектор, потому что полупроводниковый кристалл для моего первого приемника нужно было мастерить самому – что-то смешивать, поджигать, была какая-то реакция с огнем и дымом… И приемник заработал. Что за радио мы тогда слушали – не помню, а сгоревшую на кухне табуретку запомнил навсегда.

Жизнь была опасной. Можно было получить в лоб мячом или городошной битой, обжечься паяльником, порезаться лобзиком или играя в ножички… Как-то сделанная нами ракета залетела в окно к соседу, пожара не случилось, но скандал вышел большой. Но это были полезные уроки. Чтобы понять, что такое «край», ребенок должен хоть раз свалиться с дивана. Только так, болезненно и эмпирически, никакая компьютерная модель такого опыта не заменит. Ты можешь быть асом виртуальных гонок, в реальной дорожной ситуации тебя это не спасет. Потому что «Game over» в жизни – это действительно конец, а бутылочки с дополнительным здоровьем на дорогах не валяются.

Я не знаю, почему компьютерные игрушки пошли по пути леталок, стрелялок и бродилок. Даже в доисторические времена 386-х монстров было много умных развивалок вроде «The Incredible Machine», которая создавала действительно невероятные конструкции. Чтобы загорелась лампочка, нужно было выстрелить из пушки по огниву, от него загоралась свечка, пережигала веревку с гирей, та падала на рычаг, рычаг ударял по выключателю и т. п. Ничего похожего я на выставке не нашел. Потому что скучно, мало драйва да еще и думать надо или еще что?

Нет, я не собираюсь обвинять современные игрушки в пропаганде насилия. Какое там насилие, никого эти толкиенутые растительные юноши в жизни не обидят, куда им. Но – никого и не спасут, вот что плохо. У них же нет волшебного жезла и вообще борьба добра со злом – это где-то там, в туманных далях 3-d графики, а в жизни можно и по фейсу схлопотать. Все это напоминает бетризованное человечество из лемовского «Возвращения со звезд». Никакой агрессии, никакого насилия, но и отпора никакого, делай с ними что хочешь. Скажут, голосуй или проиграешь – пойдут, проголосуют и проиграют. Без вопросов. Лемминги.

Я вообще удивляюсь, почему наши программисты не придумали игру в выборы. Выбираешь виртуальную партию, виды оружия – скажем, административный ресурс, слив компромата, обращение творческой интеллигенции – и вперед. Играй сколько хочешь, в реальной жизни это ничего не изменит.

Хотя почему не придумали? Придумали. В будущем году будем играть в выборы депутатов, затем – президента, только успевай наращивать вычислительные мощности. А результат будет сами знаете какой. Ничего не поделаешь, такие правила.

Но кое-где обратная связь еще осталась. Выставка проходила в той части, где раньше стояли два самолета и ракета «Восток», администрация все пыталась их продать на металлолом, один самолет даже продала. А вот второй не успела – помешала пресса. Теперь этот абсолютно гражданский Як даже реставрировали и зачем-то раскрасили в военном духе типа «На Берлин». А «Восток» стоит в лесах, реставрируют. Надеюсь, «На Вашингтон» на нем не напишут. Но в любом случае это совсем не виртуальная победа добра над злом, что радует и вселяет.

О журналистской этике и некоторых персоналиях

Как только речь заходит о свободе слова, журналистике и других подобных предметах, на экранах ТВ возникают два дежурных персонажа – Лысенко и Попцов. Иногда сначала Лысенко, а потом Попцов, а бывает и наоборот – сначала Попцов, а потом Лысенко. Помните, как у Ильфа и Петрова – иногда ксендз Кушаковский поднимал к небу указательный палец, а Морошек в это время перебирал четки, а потом наоборот. Смысл от такой перестановки, понятно, не меняется и состоит в том, что именно эти ветераны гласности и перестройки могут давать неоспоримую оценку всему, что происходит в жанре. А наш лучший в мире зритель верит.

Я не хочу обсуждать журналистские подвиги этих и других таких же товарищей, да их и не существует. Комсомол, обком, партхозактив, потом по зову партии – в прессу на укрепление идеологических кадров. Обыкновенные советские назначенцы, которые теперь обожают рассказывать, как они чего-то там пробивали, рисковали и приближали светлое сегодня. Да чепуха это! Партия сказала, даешь продразверстку – дали продразверстку, сказала, даешь гласность – дали гласность. Отправила бы на укрепление банно-прачечного треста – руководили бы и там, это порода такая.

У нас вообще, как только заходит речь о проблемах журналистики, на экран как тараканы выползают одни начальники. Кто они, что написали? Нет ответа. Любить только начальство – это такая национальная особенность? Может, тогда пригласим Чубайса и в оперу, в остальных местах он вроде уже отметился. Кто помнит фамилии Вудворд и Бернстайн? Думаю, почти никто. А это, между прочим, уотергейтское дело и Пулитцеровская премия. А кто помнит Ваксберга, Рубинова, Моралевича, Иванова и Трифонова, который Владимир? А это ЛГ и «Крокодил». Называю еще фамилии – Столбов, Тараскин, Панков, Рихтер… Кто-то помнит? А это, между прочим, редакция «Фитиля», который все называют михалковским, хотя делал его не Михалков, он только бумаги подписывал. А вот именно эти люди сняли 350 номеров когда-то всеми любимого киножурнала. Я проработал там семь лет и знаю.

Откуда такое неуважение к простому трудящемуся пера и кинокамеры? Из крепостного права, никак раба из себя не выдавим? Кстати, в 70-80-е я знал много и других достойных журналистов – и по части владения словом, и по линии гражданской позиции. И что характерно, никто из них в новой России востребованным не оказался. А бывшие партийные назначенцы замечательно оказались. К примеру, те же Попцов – Лысенко мгновенно стали начальниками нового демократического Российского телевидения.

Правда, лично я столкнулся с ними совсем не по демократическому поводу, а когда они старательно выдавливали из эфира мою сатирическую программу «Фарс-мажор», которая сильно не нравилась наверху. Я был потрясен и шокирован. Как, 92-ой год на дворе, а не 37, вы ничего не путаете?! До этого я написал сотни фельетонов, иногда достаточно острых, по некоторым судился и добивался неприятной правды годами, но из номера мои материалы не выкидывали никогда. Ребята, за что боролись-то? Но этого я так и не узнал, большие боссы РТР спрятались за секретаршами.

С тех пор прошли годы, а они все маячат и маячат на экранах в роли совести отечественной журналистики, один даже числится президентом какой-то там академии телевидения. Если принять во внимание позорное состояние нашего ТВ, должность вполне достойная.

Всю свою историю Россия живет в лакейской системе привилегий. Жалованные с барского плеча шубы и поместья, отдельные суды для дворян и для крестьян, превратившаяся в номенклатуру табель о рангах, депутатские залы, превратившиеся в залы для ВИП и пр. Привилегия может быть только одна – равенство всех перед законом. А когда жизнь одного человека стоит дороже жизни другого – это аморально и отвратительно. Властители дум обязаны это знать и нести это знание в массы. А когда вместо этого они пытаются оценить свою жизнь подороже – это отвратительно вдвойне.

…Двадцать лет назад слов «журналюга» и «заказуха» не было, хотя все журналисты работали в партийных, комсомольских или там советских изданиях, других просто не было. Теперь такие слова есть, и меня это почему-то не удивляет.

Возьмите под охрану

6 ноября 2010 года около своего дома неизвестными был избит журналист Олег Кашин. Об инциденте сообщило телевидение и пресса, был широкий отклик в блогосфере.

Когда случилась история с Кашиным, первыми естественными чувствами, понятно, были сочувствие и возмущение. Однако по мере развития сюжета, стали накапливаться законные вопросы – за что, за какие, собственно, публикации и вскрытые общественные язвы? Но об этом говорилось смутно, намекали на какие-то записи в блоге, а в основном напирали на свободу слова и наступление на горло гласности, а с этим не поспоришь.

Особенно выразительно выступил на митинге один товарищ, фамилию не запомнил. Видите, говорит, какая цеховая солидарность, одновременно с избиением журналиста в Краснодарском крае три семьи вырезали – и никакого резонанса, а тут – целая площадь протестующих. То есть один корреспондент «Коммерсанта» стоит дороже двенадцати сельских жителей. Замечательно! Это и есть суверенная демократия?..

А под шумок прорезалась и главная тема всей этой компании – спасите, сохраните и допустите в особо охраняемые персоны. Чем мы хуже депутатов, милиционеров, прокуроров и других випов? А действительно, чем? У нас ведь чем сильней народная любовь, тем больше требуется охраны.

Однако тут возникают процедурные вопросы, типа, кого считать сильно защищаемым журналистом, а кого – не очень? У кого ксива или у кого совесть? Большой вопрос. То есть нужен официальный список – кого не бить в первую очередь, кого во вторую и т. п.

Некоторые скажут, что государство, мол, должно охранять и защищать всех. Наивные люди! Когда это нашего государства хватало на всех?! Об этом и речи нет, тут главное грамотно выстроить очередь, а это дело знакомое. Помню, еще во времена всеобщего дефицита, я с удовольствием наблюдал очередь за продуктовыми заказами в «Заветах Ильича», где были наши редакционные дачи:

– Вы, гражданочка, какого будете значения? Ах, всего лишь республиканского? Тогда будете за мной, поскольку лично я – союзного. И правильно, всем может и не хватить.

Еще очень важно, зачем журналист вообще чего-то там пишет, это он по заданию редакцию или просто муза заглянула? Тут тоже масса нюансов. Вот недавно милиционер избил учительницу младших классов – это он по долгу службы или по велению сердца в свободное от работы время? А если сильно охраняемое лицо устраивает дебош в самолете или, допустим, пристает к женщине, что тут делать? Арестовать дамочку за сопротивление?

Вопросы, вопросы… А главный, какие чувства вся эта отвратительная возня, не имеющая никакого отношения к журналистике, может вызвать в людях, которые совсем не избалованы заботой нашего государства? Ненависть и презрение к лакеям, что-то выпрашивающих у власти? И какая им после этого вера!

А может, так и было задумано?