Времена и нравы. Книга 8

Около полуночи вахтенные на мостике заметили дрейфующую мимо перевернутую лодку и рядом с ней человека. Пока спускали спасательный бот, взлетел наш вертолет и выловил неудавшегося утопленника из воды. Пришлось пожертвовать последней бутылкой спирта на приведение его в чувство, ожил бедолага.

Ночью снялись с якоря и семь часов вели судно до конца перемычки, после чего снова отдали якорь в ожидании очередного парохода и уже девять часов стоим. Вообще-то, здесь можно долго простоять, ледовая обстановка довольно благоприятная, и суда с усиленным ледовым классом, такие как «Пионеры» и лесовозы, могут легко проходить самостоятельно. Остаются танкеры, которые без нашей помощи не обойдутся. Скоро из Певека должен выйти «Память Ленина», и, наверное, поведем его очень далеко, за мыс Шмидта, поближе к Берингову проливу. С ними носятся, словно с малыми детьми: по два ледокола каждый танкер ведут. Ничего мудреного в этом нет: не дай бог, напорется на льдину и случится крупный розлив топлива в девственно чистых водах Ледовитого океана, тогда уже никому мало не покажется, весь мир будет на ушах от праведного негодования.

Но, по большому счету, все равно скукотища. Хотя несколько веселых дней все-таки организовали, когда разбирали нарушителей дисциплины во время последней стоянки. Интересно наблюдать за нашкодившими котами, которые предстают совсем в ином обличии: каются во всех грехах и обещают, обещают, обещают, от детского «я больше не буду» до полублатного типа «зуб даю» или «чтобы мне на месте провалиться». Никакому Райкину и близко не сравниться. Но все эти клятвы до первого захода в порт, а там начинай все сначала.

У меня чрезвычайное происшествие случилось: исчезли из кармана пиджака в каютном рундуке партийный и комсомольский билеты. Подозреваю диверсию, кто-то из обиженных из мести их стащил, ибо остальное, включая деньги, осталось нетронутым».

Зачем было держать столь важные документы в кармане пиджака рядом с открытой дверью, тем более что выходить было некуда? Лучше всего оставить дома для сохранности, главное – не забыть, где лежат, как случилось с дневниковыми записями. Но об этом, может быть, помнит Михаил Филиппович.

«Уже третьи сутки стоим на восточной кромке, немногим восточнее мыса Шмидта, порядка двадцати миль. Привели сюда большой танкер и ожидаем подхода с востока еще одного – «Махачкалы», которую завтра в полдень поведем на Колыму. Погода прохладная из-за густого тумана, висящего пеленой уже несколько дней, и даже на палубу выходить нет ни малейшего желания. Судов с востока в ближайшее время не предвидится, как и свежих овощей.

День следует за днем, однообразно и беспросветно. Кстати, сегодня, двенадцатого августа, исполняется ровно два месяца со дня выхода в рейс, еще и половина не прошла. Как-то в этом году обернется? Не придется ли нам торчать здесь очень долго, дольше остальных ледоколов, и, не дай бог, в западный сектор загонят, что совсем ни к чему. Что-то уже совсем мрачные мысли одолевают. Рановато начал задумываться!

Из дома известий давно нет. Почему?

Уже около двух суток болтаемся в устье Колымы. Привели танкер «Черновцы», ждем окончания выгрузки, благо наливные суда «высасывают» быстро, а затем потащим его на восточную кромку, то есть до самого Шмидта. Потом вроде бы намечается заход в Певек – очевидно, для тщательного осмотра после результатов разборки аварии, произошедшей на «Москве». В ее последний заход в Певек разбился и сгорел вертолет, тяжело ранен боцман, летевший на остров Раутан за грибами. По всей видимости, прибыла аэрофлотовская комиссия, которая занимается ледоколом «Владивосток», оказавшимся в Певеке в самое неудобное время, и его «шерстят» по полной программе. По логике, следующая очередь за нами. Полеты аэрофлотовских вертолетов запретили. На днях стыковались с «Москвой», и они поведали о случившемся трагическом происшествии.

Из дома уже давно нет никаких вестей. Как они там перебиваются? Скоро Димкины каникулы закончатся, и начнется для него «каторга». Не очень-то нравится ему школа, ограничивающая его существование.

В который раз ведем танкер с востока на запад? Уже и со счета сбились. Еле-еле плетемся с крайней осторожностью из-за густейшего тумана, который так все вокруг окутал, что в нескольких метрах уже ничего не видно.

Вчера пришел из Находки старый знакомый «Маныч», и мне Костян привез посылочку: огурцы, помидоры, лук. Немного подморозил в судовом холодильнике, но никакого сравнения с предыдущей, прошедшей через несколько пароходов: в результате всех пертурбаций ее содержимое годилось лишь в качестве удобрения на приусадебном участке. Салат хороший получился. Жаль, что никакой записочки не было. Наверное, целый месяц не имею сведений о состоянии домашних дел. Двадцатого августа шел густой пушистый (новогодний) снег. Из такой непредсказуемости и состоит Арктика. Можно считать, что лето кончилось.

А дома, говорят, весь край затопило, в магазинах овощи так и не появились, за исключением капусты. Откуда им взяться, не растут они на болотах. На базаре свежие огурцы подскочили до полутора-двух рублей за килограмм.

Четвертые сутки кого-то караулим у мыса Шмидта, вроде бы ждем подходящий с востока танкер, хотя, по сути дела, делать нам нечего – совсем чистое ото льда море, и даже отдельно плавающие ледышки не усматриваются. Танкеры тоже свободно могут до Певека ходить, но нельзя делать вид, что ледоколам делать нечего, вот и гоняют нас в одной компании с ними по чистой воде.

Недавно принимали топливо с дизель-электрохода «Капитан Бондаренко», на котором главным механиком работает Зеленцов, которого я на «Новикове-Прибое» подменял. Отработал он на сем пароходе всего два с половиной месяца, но говорит, что всеми правдами, а скорее всего, неправдами с приходом во Владивосток собирается уйти. Этот рейс – всего лишь первое в его жизни арктическое плавание, и, судя по всему, последнее. Долго ему удавалось держаться в стороне от высоких широт.

Вчера все желающие съезжали на берег – походить по пыльным дорогам и улицам поселка на мысе Шмидта. Очень уж сильную тоску и безнадегу навевает созерцание тамошней неземной обстановки, словно находишься среди какого-то марсианского пейзажа, навсегда отделившего тебя от Земли. Ни единого, даже карликового, деревца, ни травинки, и какая-то странная пылища выше щиколоток, которая, надо полагать, в сырую погоду становиться непролазной грязью. Основное население поселка – военные, но встречаются и гражданские, непонятно каким ветром их сюда занесло и что их держит в этом убогом месте.

Отправил вчера очередное письмо, не получив взамен ни одного. Надеемся, в ближайшие дни разрешат зайти в Певек.

Четвертые сутки стоим в Певеке: «Не было ни гроша – и вдруг алтын». Не ожидали такой щедрости от штаба, наверное, и впрямь делать на трассе нечего. Особо нетерпеливые бросились в город, пьют водку и успели переночевать в милиции. «Сколько козла ни брани, а он все равно в огород норовит», – так и с нашими. Вчера собирали общесудовое собрание, на котором решали, стоит ли еще постоять или будем уходить. Решили еще постоять. Но сегодня к вечеру, пожалуй, уйдем, хотя штаб нас вроде бы не гонит: делать на трассе нечего. Но довольно играть в демократию, которой не место на ледоколе. В море, кроме соленой воды, выпить нечего, и наши завзятые любители быстро протрезвеют, а то от них одни неприятности: то с милицией разбираешься, то со штабом.

Стоял здесь на своем пароходе В. Половцев, развлекались с ним пару вечеров. Вчера вечером проводил его в канадский рейс за зерном.

Наконец-то получил из дома сразу три письма. Дела там не блестящие: Галя что-то расхворалась на все лето, пасмурная и сырая погода погубила весь бахчевой урожай, и вообще они там измучились. Похоже на крик отчаяния. Димка ни мне, ни им из Манзовки не пишет, где собралось десять душ, из которых семеро мужики.

Шестого сентября ушли из Певека на мыс Шмидта за танкером, который провели по чистой воде на Колыму. Оттуда в одиночестве пошли в Певек, из которого прямым ходом к Шелагскому, где взяли бункер с наливного судна и воду с ледокола «Владивосток», и снова ведем большой танкер по чистой воде на восток, более уместным будет «сопровождаем». Два других линейных ледокола стоят: один в Певеке, второй у мыса Шелагского, рядом с Певеком. Странно, почему бы им обоим не стоять вместе в Певеке? Может быть, по той же самой причине, что и нам в свое время?

Вследствие легкой ледовой обстановки, по слухам, завтра будет решаться вопрос об отправке одного ледокола во Владивосток. Кому-то из нас сильно повезет, но спички тянуть не будем, без нас решат. Вряд ли нам достанется короткая!

Вчера на «Владивостоке» «Змей» (фамилия главного механика – Змеу) провел меня по циклу «парная – бассейн», целых три захода сделали. Очень уж приятная и расслабляющая процедура: сначала попариться от души, а потом в бассейн окунуться. Жаль, что мы лишены такого удовольствия: нет бассейна, а в парную меня не тянет.

После более чем четырехсуточной стоянки у берега между мысами Биллингса и Рыпыльгином ведем в Певек очередной танкер. Пока мы там раздумывали, мимо нас прошел еще один такой же на Колыму, мы его даже сопровождать не стали, сам пошел, море чистое, как в южных тропических широтах, с той лишь разницей, что краски не такие яркие.

В течение стоянки у берега уже вошло в привычку желающим выезжать в тундру. Стоило попробовать один раз в тишине остаться наедине с северной скудной, блеклой, нетронутой природой – пример оказался заразительным, и народ потянулся. Дважды и я там побывал. Пустынная тундра на многие сотни километров, но варварские следы, оставленные человеком, кричат о ее беззащитности. Обозримый участок вдоль и поперек расписан и исковеркан следами тракторных гусениц. По всему берегу и в отдалении валяются банки из-под консервов и бутылки, пачки из-под сигарет и много другого никому не нужного «добра». Страшные следы «цивилизации» на много десятков лет останутся в этих забытых Богом местах, притом если не добавят плодов подобной деятельности, в чем сомневаться не приходится. Люди одни и те же, да и отношение к природе у временщиков вряд ли изменится. Тундра очень ранима, и на избавление от гусеничных следов уйдет много лет. Ее верхний тонкий слой формировался на протяжении сотен и даже тысяч лет, а восстановительный процесс из-за низких температур идет гораздо медленнее, чем в теплом климате. Вспоминаются слова Владимира Высоцкого: «Проникновенье наше по планете особенно заметно вдалеке. В общественном парижском туалете есть надписи на русском языке». Все в точку, и тундра это подтверждает: гадим везде, где ступает нога. А что же получат в наследство наши потомки? Задумайтесь, люди добрые! Кричи не кричи – никто не услышит, а если услышит, то пройдет мимо, с усмешкой взглянув на «сумасшедшего». Обросли какой-то непробиваемой броней, через которую до здравого смысла, элементарной порядочности и человечности не достучишься. Атрофировались чувства сострадания и жалости. Неужели возвращаемся к знаменитому афоризму фаворитки Людовика Пятнадцатого маркизе де Помпадур: «После нас хоть потоп!» Сильно похоже на то! Впрочем, никогда от него и не уходили, разве что не кричали на весь мир столь громко.

Будучи на берегу, рискнул выкупаться в воде с температурой —1 градус. Хотел полежать на льдине, как морж, но, пока раздевался, ее отнесло в сторону. После того купания чувствую легкое недомогание, но в целом испытание обошлось без последствий, хотя костер, у которого хотел обогреться, горел слабо, а погода была ветреная и прохладная. К тому же целый час стоял на носу катера, пытаясь подстрелить из мелкашки какую-нибудь живность. Впрочем, ничего из этого не получилось, и жертв, к счастью, не было.

Наши заядлые охотники каждое утро отправлялись на охоту и привозили до пятнадцати уток, подстреливая их на воде. Они отъедались, себе на погибель, до такой степени, что взлететь не могли и являлись прекрасными целями, промахнуться в которые было невозможно. Вчера у старпома устроили пир с утятиной: приготовили большой противень с утками под соусом, вот тогда и повеселились.

Четвертые сутки стоим в Певеке вместе с «Москвой» и «Владивостоком», своего рода парад линейных ледоколов. «Москва» – безусловный лидер, ибо стоит здесь с пятого числа, а сегодня двадцать первое сентября, то есть более двух недель. Появилось много ледокольных новостей: «Москва» вместо Японии идет на ремонт в Финляндию! Обрадовали «москвичей». С японцами по каким-то причинам не удалось договориться, и вот тебе Суоми за тридевять земель. На целый год «москвичам» уходить придется, не позавидуешь! Да они и сами себе не завидуют. «Владивосток» же собирается отправиться домой, вот ему позавидовать можно. Хотя еще не все так ясно, что-то московское руководство не подтверждает это решение; казалось бы, какое им дело, находясь за многие тысячи километров от реальной ледовой обстановки, решать, что ледоколу делать. Вопрос на засыпку, и вряд ли кто найдет верный ответ на него. Скорее всего, на днях мы останемся здесь в одиночестве и будем закрывать навигацию. А ее закрытие планируется на четырнадцатое октября, и если все пойдет по плану, то через месяц с небольшим будем дома.

Вторые сутки дует сильный «южак», а мы стоим на рейде, и сообщение с берегом отсутствует. Из дома ничего не получил, но жду.

Сегодня, тридцатого сентября, в три часа ночи ушли из восточной арктической столицы и повели танкер на запад. В 20 часов проводку закончили и направляемся назад, будем дежурить у острова Айон, где образовалась семибалльная перемычка. Остальные ледоколы, в том числе «Сибирь», стоят в Певеке, и судьба их незавидная: разговоры о том, что «Владивосток» пойдет домой, не подтвердились, не пускает Москва. Экипажу, уже настроившемуся на дом, трудно переживать затянувшееся неопределенное состояние. Ему придумали какое-то новое задание – промерять глубины у Новосибирских островов, будто он какой-либо научник, а не дорогостоящий в эксплуатации ледокол, но и туда почему-то не идет. «Москва» еще в большей неопределенности из-за отпавшей Японии, но и с Финляндией что-то не складывается, и уже ходят предположения, что в итоге ремонт будет перенесен во владивостокский «Дальзавод». Пока же полная неопределенность.

Стоянка в Певеке оказалась ничем не примечательной, не считая встречи для «обмена опытом» главных механиков трех линейных ледоколов поочередно в гостях у каждого. На катере сгоняли в поселок Валькумей. К причалу не подходили, и вся стоянка на рейде: так спокойнее для наших «активистов». За всю стоянку на берег выезжал четыре раза.

Получил письмо из дома. Дела вроде бы наладились, и сейчас все в порядке. Димка понемногу вживается в городской быт после летнего «бродяжничества» в сельской местности, водит Светку в детский сад и забирает обратно. Даже в школе похвалили на родительском собрании, что с ним бывает нечасто.

По слухам, второго октября в Певек придет последний пароход, а шестого-седьмого закончит выгрузку, и навигация закроется! Вот хорошо бы было!

Нашли у западной части острова Айон перемычку и получили указание штаба дежурить у нее, протаскивая идущие суда. Правда, вчера «Амурсклес» отказался от наших услуг и прошел самостоятельно, о чем мы не сильно сожалели. Тогда же встретились с «Владивостоком» на его пути домой. Подошел к нам, отдал 400 тонн пресной воды и побежал домой с заходом в Провидения. Мы же, по привезенным им слухам, будем сниматься домой двенадцатого октября, через десять дней, и если таковое произойдет, то числа двадцать второго полагаем быть во Владивостоке. Не так уж долго осталось здесь маяться.

Опять четверо суток стоим в Певеке, из которых двое суток у причала. Затем отогнали на рейд, но здесь льдины плавают и спускать катер нельзя.

Седьмого октября проводили «Москву» на запад. Экипаж уходил при полном отсутствии энтузиазма в столь дальнее и долгое плавание, в чем людей можно понять и только посочувствовать. Все-таки частично поменяли кадры. Мы же все еще надеемся через день-два убраться отсюда и рвануть в южном направлении, за Беринговым проливом вряд ли кто завернет назад, хотя в этом мире все возможно.

Очень может быть, что завтра уйдем: экипаж как на иголках ожидает последней команды. Почему-то штаб разрешил увольнение до 22 часов, хотя обычно во внутрисудовые правила он не вмешивался. Не собираются ли ночью нас выпроводить, пока все спят? Держат нас здесь дизель-электроход и один танкерок. «Броненосец» (д/э) обещали выгрузить сегодня, а с танкером гораздо сложнее: ему выгружаться некуда, все береговые емкости заполнены. Уже двое суток ждет, когда освободят цистерны, чтобы слить привезенное топливо. Сегодня утром пришвартовали к причалу, может, завтра и закончат слив. Наши бы слова да Богу в уши! В противном случае нам придется здесь стоять неизвестно как долго, пока не сожгут 1500 тонн нефтепродуктов. Это безусловное преувеличение, но доля истины все же присутствует.

Лед уже прет сюда, забивает портовую акваторию, да и новый по ночам нарастает. Идет ледообразование, ледостав, как говорят на реках. Вчера вечером отметил температуру —7,5 градуса, дело зимой запахло. Днем тоже отрицательные, правда, пока всего лишь —3, но лиха беда начало. Дальше будет идти по нарастающей, обратного хода уже не будет. По нашим понятиям, самая настоящая зима. Скорее на юг нужно бежать без оглядки. А «Владивосток», нам на зависть, в субботу утром уже пришел домой. Быстро они добежали, раньше намеченного графика, хотя предварительно планировали приход на вечер. Но домой дорога всегда короче. На весь путь, даже с заходом в Провидения, они затратили семь с половиной суток. Рекордный забег, нужно будет последовать их примеру. Правда, капитан намеревается зайти в Петропавловск-Камчатский за картошкой, но нужно еще получить разрешение на заход, все-таки дополнительные расходы. Хоть бы не разрешили, нечего сутки терять.

Ходил на дизель-электроход «Капитан Бондаренко», где раньше Зеленцов работал. Сумел все-таки сбежать, применив неотразимо убедительные медицинские способы и доводы. Может быть, хорошо иметь слабое здоровье для таких случаев? Но вероятнее всего, здоровье здесь ни при чем, справки от медиков нередко не зависят от его состояния, нужно иметь соответствующий подход или близкие связи. На замену ему прислали парня, в первый раз идущего старшим механиком и к тому же никогда ранее не работавшего на дизель-электроходах. Стоит только удивляться столь безответственному отношению службы кадров: направить на такое тяжелое и ответственное судно совершенно неподготовленного человека! А ведь раньше вновь рожденного стармеха выше четвертой (самой малой) группы судов не направляли. Куда в этом случае смотрела механико-судовая служба? Там все-таки все понимающие механики-наставники.

Идем… в Певек! Вот это радость, а сегодня тринадцатое октября, но не пятница. Вчера в 13:00 снялись из Певека на восток, но как-то неудачно. Вслед за нами начал сниматься сосед по причалу – «Капитан Бондаренко». Мы едва двигались, но все же вынуждены были остановиться, дождаться «броненосца», который более двух часов не мог отойти от причала. Но все же отчалил, подошел к нам, и мы его повели дальше. По пути догнали ледокол «Сибирь» с танкером и всю ночь по сплошному льду следовали в восточном направлении. Но в 07:30 дали три прощальных гудка и повернули в обратном направлении, на запад. Оказалось, что где-то кувыркается портовый ледокол-«недоносок», как их называют линейщики, «Георгий Седов», который должен зайти в Певек, оставить там какой-то груз, и потом мы его потащим на восток. Вот уж не было печали! В пересчете на драгоценное время пойдем на восток не ранее завтрашнего полудня. Капитан намеревается подождать «Седова» у мыса Шелагского.

Лед по нашему маршруту десятибалльный, но молодой и нетолстый. Однако ночью иногда натыкались на солидные льдины. С ледоколом, хотя и «недоношенным», должны идти быстро, в пределах его полного хода, но в любом случае потеряем около двух суток. Под конец навигации дорог каждый час, не говоря уже о двух сутках. А я-то уже подсчитал вариант, при котором мы будем дома, если выйдем двенадцатого октября в полдень: получалось около 16 часов девятнадцатого, как в прошлом году – удивительное совпадение, которое оказалось лишь в воображении и ничего общего не имело с действительным положением дел. Стало совершенно ясно, что предварительные расчеты обернулись ничем. Очень жаль! Но сожаления по сему поводу пришли лишь после изменившихся предположений.

Наконец-то на восьми дизелях с 14 часов четырнадцатого октября идем в сторону дома, хотя из чистого суеверия опасаюсь писать слово «домой», уже сколько раз обжигался. Недоледокол, из-за которого пришлось вернуться назад, подошел к нам в четыре часа ночи. Мы его поджидали у Шелагского. Подойдя к нам, он почему-то отказался от проводки, стал вилять и не изъявлял желания следовать за старшим братом – возможно, из экономических соображений или же от чрезмерного самолюбия. Тогда мы «рванули» от него на восьми дизелях, и он уже почти скрылся из виду, на глазах все больше отставая. Но недолгое время спустя благоразумие взяло верх, и неизвестно по чьей команде он согласился идти в нашем кильватере. Пришлось остановиться и поджидать его более часа. К 14 часам лед кончился, и, бросив его, побежали вперед, на восток, преодолевая сильный встречный ветер, со скоростью около 17 узлов. По последним предварительным расчетам, если погода будет благоприятствовать и по пути не завернут еще для какого-нибудь щекотливого поручения, двадцать второго вечером полагаем подходить к Владивостоку.

Ура!!!

Два дня гонки на юг позади, продолжаем нестись полным ходом на восьми дизелях. Идем в нужном направлении, что подтверждает температура воздуха, пересекшая нулевую отметку и достигшая +3 градусов «жары». Действительно, без всякого подвоха, ничтожные +3 после десяти морозных градусов кажутся едва ли не настоящим летним пеклом. Хотя погода на переходе совсем не балует: еще в Чукотском море, на подходе к Берингову проливу, чувствовалось влияние глубокого циклона, зависшего над Камчаткой, и вот, словно в пасть дракона, идем в его центр в надежде, что к нашему подходу он уже распадется. Циклон уже начал заполняться, но его отголоски еще долго будут будоражить не одно только воображение, а и наши бренные тела. Ветер достаточно слабый, но зыбь, разогнанная атмосферным вихрем, дает о себе знать, особенно когда носовая часть судна полностью уходит в воду на встречных волнах, сотрясая ледокол, словно игрушку. Скорость значительно упала. Бортовая качка тоже изрядно досаждала: вчера и сегодня крен достигал 25 градусов на оба борта. К вечеру поджались ближе к берегу южнее мыса Наварин, и стало качать поменьше.

Заранее подготовил подходные радиограммы домой, но отправлять пока не тороплюсь, окончательно определюсь со временем после прохождения Петропавловска. По уточненным предварительным подсчетам должны подойти в ночь с двадцать первого на двадцать второе октября, вероятнее всего, утром двадцать второго, если не последует «совет» подойти к 15 часам, как в прошлом году. Торжественная встреча, конечно, мероприятие приятное, но ради нее терять целый день совершенно ни к чему, лучше уж без оркестра обойтись.

Все переменилось в мгновение ока, недаром задержался с подходными радиограммами. Идем в Петропавловск не по чьему-то произвольному указанию, а из-за трагического случая, произошедшего на судне под самый занавес. Вот такой заключительный аккорд, который всю нашу навигацию испохабил.

Произошло столь печальное событие около 15 часов. Довольно неожиданно сорвался приличный шторм, и нос ледокола, рассекая встречные крупные волны, все больше стал погружаться в воду. При этом бак постоянно и сильно заливало, так что не было даже видно его очертаний. Через разные мельчайшие неплотности вода стала просачиваться во внутренние помещения. Для уменьшения заливаемости носовой части сбавили ход, оставили в работе четыре дизеля вместо восьми.

Кто-то сверху распорядился зачехлить места пропусков воды на баке. Операцию поручили двум опытным матросам во главе с боцманом, они опоясались страховочными поясами и направились на бак. Не знаю, что там и как произошло, но результат оказался таков: старшего матроса Пашу Кривицкого настиг удар волны с такой силой, что порвался страховочный пояс, который выдерживает в динамике сотни килограммов, а его, бездыханного, сразу же доставили в лазарет, где врачи пытались привести в чувство, но безрезультатно и сделать ничего для его реанимации не смогли: около 17 часов он скончался. Сообщили в пароходство и ждем решения о дальнейших действиях: что делать с телом, везти ли во Владивосток или же из Петропавловска его отправят родным, в европейскую часть страны. Пока же впереди Петропавловск: оформление трагического случая c заключением патологоанатома и составлением соответствующего акта гражданского состояния – свидетельства о смерти. Потеряем из-за трагедии не менее двух дней. Минут через сорок, около 22 часов, будем на рейдовой стоянке.

Почти трое суток простояли в Петропавловске в ожидании проведения всех необходимых формальностей, включая изготовление цинкового гроба. Вчера к вечеру привезли на борт этот ящик и сразу же снялись домой. Настроение у всего экипажа потухшее и придавленное, все пришиблены гибелью Паши. Застучали каретки пишущих машинок, печатаются обязательные объяснения в восьми копиях по несчастному случаю. А сколько волокиты впереди ожидает! Но парня уже не вернуть.

Полагаем подойти к четырем утра двадцать пятого октября.

10 ноября 1972 года! Уже больше года я живу дома. В середине ноября прошлого года встали на ремонт, который закончился в апреле сего года. Пятого мая пошли на север, к счастью, подослали дублера начиная с марта, с тем чтобы, освоившись, он мог принять мои дела. Дошли до Провидения, выгнали из бухты весь накопившийся лед, и тринадцатого мая я улетел домой. С пятнадцатого мая по одиннадцатое ноября дали заслуженный отпуск.

Одиннадцатого июля всей семьей летали в Ленинград, где пробыли две недели, неделю провели в Москве, а затем мы с Димкой полетели в Сокиринцы, в Черниговскую область, а наши женщины – в Сибирь. Домой вернулись в конце августа, аккурат к новому учебному году. Сейчас в основном занимаюсь хозяйством. В страдную пору ездил помогать обрабатывать огород в Манзовку на 2—4 дня, но предпочитаю находиться дома. На праздники всей семьей ездили к родителям и лишь вчера вернулись.

Завтра последний день моего отпуска, а там будет что дадут или на что соглашусь.

Пока я гулял, присвоили звание «Лучший старший механик пароходства» и портрет поместили на доску почета компании. Сам бог велел слегка повыбирать «пароходы» – на что попало идти не соглашусь. Правда, в парткоме меня уже утвердили на «Олу», но это еще мало о чем говорит, тем более что работающий там товарищ еще не собирается уходить на пенсию, а «спихивать» его с насиженного места я не намерен».

С теплохода «Ола», на котором Михаил был утвержден в должности старшего механика, начинается следующий этап его жизни, отраженный в записях, озаглавленных «И это все о нем» в предыдущей книге.

На этом записи Михаила Филипповича прерываются, вернее, обрываются, продолжение – в тетрадях, обнаруженных ранее и вошедших в предыдущую книгу «Ледоколы, события, люди» под названием «И это все о нем». Так уж получилось, что настоящие записи обнаружились гораздо позже, и в итоге вышло «шиворот-навыворот», или, говоря другими словами, «вверх тормашками», то есть последние записи были опубликованы ранее впервые написанных.

Записи уникальны по своей искренней обыденности и повседневности, тем более что писал он лично, для себя, не думая, что когда-то они станут доступны широкому кругу, без призывов к подвигам и партийных лозунгов, без которых в то время не обходились ни одно предприятие и даже артель. В них отражается вся проза уклада тогдашней работы и жизни мореходов, независимо от занимаемых должностей и рангов. Записи объединяет общая составляющая, связывающая экипаж ограниченным пространством ледокола, продолжительностью рейсов и условиями работы в самых различных климатических и метеорологических условиях: штормы, ветры, туманы, льды, отрицательные даже летом температуры и безграничная тоска по дому, родным и близким.

В итоге главный механик сдержал слово, данное самому себе, что в 1979 году закончит с морем и ледоколами – перейдет на берег. И в этом его настойчивости и целеустремленности можно только позавидовать, ибо далеко не каждый сможет поступать, столь решительно изменяя сложившийся годами жизненный уклад.

Оседлую жизнь Михаил Филиппович начал с преподавательской работы, ему было что рассказать будущим судовым механикам. Все-таки он разрубил «гордиев узел», развязать который было невозможно, остановив свой выбор на семье, и далее к записям уже не возвращался – точнее, не продолжал. Береговая жизнь и домашняя суета не оставляли времени для фиксирования текущих событий, которые набегали без перерывов, сменяя друг друга в необратимой последовательности. А надобность в ведении дневниковых записей отпала сама по себе, ибо в море они-то и являлись его единственным собеседником, которому можно излить душу и скрасить тоскливое одиночество.

Сентябрь 2022