СейЧАСТЫЕсть. Записки деревенского модника

Tekst
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

А-пока-лип-сис. Апокалиптическое

 
Всё чаще жизнь входила в ключевую фазу,
Била ключом везде, по всем и сразу…
Машина – зло? И поработает за нас и дальше?
Всё рассчитает, испытав все чувства фальши?
 
 
Лав из,
пис из,
Ось зла,
но мир – держись…
 
 
А пока – липс и сис или куда ещё вам любо,
Любимых слаще, чаще мы целуем в губы.
Бродить за смыслом по протоптанной дороге,
От боли в голове, чтоб растереть в мозоли ноги?
 
 
Будь я счастливым, стал бы я таким, как все,
В несчастьях каждый сам талантлив по себе.
Всем, потерявшим рай, казалось мало надо —
Устроить адский пир на ядрах своего распада.
И плещет в душе ностальгия, как в ядрах кокоса,
Обратно! За грозди бананов забыты морозы.
Свой мир не изменишь, не сделав признания,
Смешной человек, может, в этом призвание?
 
 
Чем властней протухали вертикали всего тела,
Тем чаще откровенно тухлой рыбой бздело,
И крысы с скарбом, мрачно трюм галеры покидая,
Стремительней перебирались ближе к её краю.
 

P. S. Номенклатура, занимаясь одной пропагандой, начисто забыла о понятии «совесть» и ценности каждой человеческой жизни.

Слова, может, власть и находит правильные, но её действия и своевременность реагирования всё чаще неадекватны её словам.

Подснежник из берлоги

 
Что март, когда апрель грядёт?
Медведь, сопя, ворочает берлогу,
И лап своих он больше не сосёт,
Согрев ещё подснежников немного.
 
 
Весны капель уже надежды подаёт,
Прощаемся с зимой-старушкой,
А кто-то, веря, на дороге продаёт
Для перелётных птиц кормушки.
 

Секс или кекс

 
Почти что не плюнуть в городе этом,
Промазав в художника или поэта,
Раскрытую книгу кладёшь на треножник —
Давайте рисуйте, товарищ художник!
 
 
Взглянув в вероятность случайностей,
Построить сюжет двух реальностей.
Дружбой с поэтом художницы дни опорочены?
За зиму талантом они все обесточены,
 
 
Претит вкус изюма из пошлого кекса,
И вволю замесов от пышного секса,
Любви не хватает для радостей сердца —
Дать денег немного, по моде одеться?
 

ЗЫ. И в церкви можно высмотреть чудесную партию из тех, кто усердней всего замаливает грехи, но в социальных сетях – удобней.

А совершенствование чувства самообладания во взаимодействии с окружающими противоположностями избавляет от углублённого изучения способов самоудовлетворения.

Хроника хроника

 
В машине времени моей прошёл необъяснимый сбой,
Во времени я пробкой встал меж Химок и Москвой.
В Химках был вторник, а Москва – ещё за понедельник,
А у меня – шабат, хоть на работу еду, не бездельник.
 
 
Но не пойму по всем приборам я в этой натуре,
Какой сегодня год? Я где? В какой антитентуре?
Болтаюсь сам я черной тряпкой ветрено на воле,
Сослать пришла пора всех муз разом на море.
 
 
Корабль, бунт, а у меня пиратский флаг на рее,
Вода студёная, прохладно, музы от всего звереют.
От ям дорожных, моих ямбов муза нынче не хореет,
Собрала чемодан – пусть кабачки в саду жиреют!
 

P. S. Про видения

Даже у злостных хроников случаются райские видения со спиритуозностью нектаров и парящими белочками или от адских смесей из гидролизных ректификатов со злобными зелёными чёртиками.

Нелепый снег

 
Сегодня снег не лепится совсем,
А только дело до него есть всем.
Вновь раздаётся детский смех:
– Айда жевать нелепый снег!
 
 
Такая ночью выпала нелепица,
Жуётся, но варежкой не лепится.
Как взрослым детям показать,
Что снег – лепить, а не жевать?
 
 
И вот при этой всей нелепости,
Мы к внукам обрастаем нежностью,
Которая растёт, как снежный ком,
С взаимной радостью, размером с дом.
 

P. S. Синдром Кая (из люди – в нелюди)

Когда мы отказываемся от жизни в её хаосе созидательного кипения, то погружаемся в разрушительный порядок единого мирового оцепенения – скованную льдом вечность из живой истины. А между нежными королевами и снежными – огромная сказочная пропасть.

Новое слово о главном

 
– Дать! Не дам, – и зарыдать,
Юных дам легко понять.
Угадать, где конец её, – хотю?
А вот новое – дю-дю!
 
 
На гармошке ей – дю-дю.
В лес идём, она – дю-дю.
И дю-дю, когда проснулась.
– Дю-дю! – солнцу улыбнулась.
 
 
– Вы с прогулки возвращайтесь,
Я вас чаем надю-дю.
В нашем сказочном краю —
Все дю-дю – я всех люблю?
 
 
Шастнуть к деду в кабинет,
Пусть он работает, я – нет,
Не дю-дю лишь спать у стенки,
Лбом стучусь и жмёт в коленки.
 

Змей, дракон и мартышка

 
Спорят задорно и весело в теле одном
Хитрый примат и простодушный дракон:
– Мне яйца сберечь, научившись летать!
Росли бы дальше эти крылья у людей,
 
 
Не соблазни их жён ползучий змей.
Так чтобы прыгать, есть хвост и скакать!
А яйца прыжкам будут только мешать!
Где тут мартышкам драконов понять?
 
 
И если бы не единство тела эволюции,
Его на части бы порвала эта резолюция.
Зато теперь все скачут, как мартышки,
Им не помогут даже сказочные книжки.
 

P. S. Любопытство – чувство позволяющее примату отделить по шагу шаги, ведущие от любви до ненависти, от обычных с шишками и оплеухами

Худая рука барина – всему владыка

 
Шимейл камыш, в деревне гнулись,
А поутру они проснулись,
Короткой показалась встреча кротким,
И что-то прежнее икнулось.
 
 
Порхатый шмель
В чужую дверь,
Цапнул сереньких и в камыши,
Пошуршали камыши и притихли за шиши.
 
 
P. S. « – И откуда из вас латынь эта выскакивает? Сами-то вы вроде не из латинцев.
– Да барин у нас прежний всех мужиков заставлял латынь учить. Желаю, говорит, думать, будто я в Древнем Риме…»
 

…Менялись старые баре, которым то Греция приглянется, то – Монголия, то – Англия, то – Голландия, то – Франция, то – кабак, то – Германия, то – Китай… родня большая, есть куда погостить съездить. Зачастишь – и речь родная позабыта окончательно, а большинство и так научилось изъясняться на пальцах в обетованной кунсткамере посреди большой зелёной пустыни. Да, похоже на то, что и думать научились тем и в том месте, которое получилось от бесконечной лепки и комканья аморфной массы.

От автора

Порхатый шмель – ласковый и нежный шмель, порхающий везде с предложением отужинать или отобедать на его «Ласточке».

А хорошо упитанный человек – может запросто оказаться худым

Цифровые страсти

 
Всего минуту длилось обновление,
Уж новый браузер тренирует на терпение.
– Учить пароли нужно, явки… Я – не виноват,
Ты не хозяин здесь, товарищ и не брат.
 
 
Матрос к винчестеру приставит маузер,
Перегрузить хернЯ обратно в браузер?
Перезагрузкой, может, вас бы отпустило?
Да памяти нам, как обычно, – не хватило.
 

Навеянное весной

 
Прохладой тёплый март встречал апрель:
– Тогда я ухожу, а на прощание – метель.
Пока погодам за окошком спорить тесно,
Я предложу на час иль два вкусить сиесту.
 

Псиная примерность

 
Моя прелестная подружка,
Ты почеши меня под брюшком.
Лохмат и свиреп, бываю злой,
Случайно приручён был тобой,
 
 
Пусть кажется – я злобный пёс,
Везде сую прохладный нос.
Игривость показалась шуткой,
Узнать, что прячется под юбкой?
 
 
Тебе не понять моих целей.
Хотя я и сам в них не верю.
Уж не щенок, наглец – я, знаю,
Может, клещи от смеха отпадают?
 
 
P. S. Клещам понятно станет наконец,
Что означает «вам придёт песец!»
Мы всем паразитам такое покажем! —
Буквально поймут и собаки со стажем.
Беззубой показалась видимость угрозы?
И руки есть, как и шипы у каждой розы.
 

О потерянном советском паспорте

 
Что доставали из глубин штанин широких мило,
То раньше в них тогда – не на бумажке было.
А нынче пылится где-то одиноким бременем
В попытках ностальгировать по времени.
 
 
А время откликается с улыбкою уролога:
– Вопрос, скорее, к главному астрологу.
– Ваш срок прошёл, спать звёзды лягут без тебя.
– Как всё? – пусто в душе бубенчики звенят.
 

ЗЫ. От перемены шила и мыла местами ничего не изменится. Без устранения причины, глупо сваливать всё на последствия. А причина всему – капитализм, сросшийся намертво с властью. Они циничны и даже не пытаются этого скрыть.

Эпитафия иконе стиля

 
Сбежала наша жизнь в «Живой журнал»,
Который чаще бледный глянец излучал.
Живым – работа, умирающим – почёт,
Хоть в этом мире часто – всё наоборот.
 
 
Полно ещё живых художников, поэтов,
Но пьют, едят они, как их любить за это?
Да, совесть их пускай ещё не давит груз
За стоптанных случайно пару сотен муз.
 
 
Поэт, писатель в жажде денег, власти,
Греховней нежным музам нет напасти,
Творец, художник и преданный учитель
Иль телом дряхлым своих муз мучитель.
 
 
Когда поэт прожил немало долгих лет,
Он уже больше, чем простой поэт.
Для муз он рифм оживший полубог,
Пускай с тем слогом он навеки занемог.
 
 
Живых – конечно, бродит миллионы,
Но интересней обёртка мумий фараонов.
А белый саван всю отчизну накрывал,
Пока и ты за белой негой в очередь попал.
 
 
И щёки как с неги, с забытым румянцем,
В остывшей душе, припудренной глянцем,
Страсти с азартом, вместо забытой любви,
В осени жизни в мечтах догорают они.
 
 
Три дня – обычный в этом миру траур,
Затем и глыбу упакуют глубже в мрамор.
Весны в твоей жизни больше не будет,
Лишь рифмы из слов, застывшие в людях.
 
 
Пусть грустно образа спокойные глядят,
Зато почти не пьют и много не едят.
Здесь мёртвых чаще любят более живых,
Хоть и бегут быстрее дети прочь от них.
 
 
При жизни живые мёртвых царства ждут,
От хоти мёртвые, хоть – сраму не имут.
Дай грешным пресвятой ответ, дева Мария!
– Диагноз обществу какой? – Некрофилия…
 

P. S. Ушедшим – эпитафии, живым – эпиграммы,

 

Последних сто грамм, и те – инстаграму.

Нет профессии смешней и опасней, чем у сантехника. Скажешь, что бабкам прокладки меняешь – засмеют. Про это, как раньше, с «леркой» вертел – покрутят палец у виска, а проговоришься в компании о прогнившей системе – точно посадят. А трагичней, чем у поэта, – не успеешь дать дуба, как все уже соревнуются в том, что любил твои стихи больше всего и жить без них не может, а тебе сверху – уже всё равно.

Обезжиривая постное

 
Ребрендинг постного гуано за пределы от и до,
В надежде, что и по-другому им выжить – не дано.
Падение жирности отмечено на ценник ростом,
Утешившись расширенною вилкой ГОСТов.
 
 
Немало здесь ещё лесов, полей и рек?
Вольно дышать? Да, обманулся человек.
Процент усушки всех дышавших вольным лесом
Уйдёт поправкой к властным мракобесам.
 
 
А остальным чуть подтянуть штанишки нужно,
В работе снова пилит лесопилка «Дружба»,
Тарифы, цены, санкции и налоговые льготы,
Смех да и только, это искусство – для народа.
 

P. S. Как считать очередной рост ВВП? В попугаях?

 
Всем этикетки переклеить рьяно,
Так станет ещё сказочней гуано,
Хотя на лицах робость и смирение,
План роста ВВП в тарифов удвоении
 

Рыжий закат красного рассвета

 
На месте глобального мира и рядышком нас
Как место оценить своё, пускай немножко?
Достаточно увидеть на витрине спелый ананас,
Ценой в фасованно-умытую зелёную картошку.
 
 
Доев ананас, ты этот картофель пожуй!
Кому день последний и кто тут – буржуй?
Красный рассвет закатом обернулся рыжим,
Так это мы – фанерою парили над Парижем.
 
 
И с богом пили, и безбожно жили небогато,
Власть взяли черти, но пугают шариатом.
И коммунистам, в фиги складывая пальцы,
Всё продадут, а остальное купят у китайцев.
 

P. S. Только время помогает разобраться в том, кто на самом деле рыжий, готовый всерьёз нанести удар в спину любому красному рассвету.

Остров, тонущий в разврате

Лошади умеют плавать,

Но не хорошо, недалеко…

«Глория» по-русски значит «слава»,

Это вам запомнится легко

Владимир Захаров

 
– Готовы вы к езде везде запрячься?
Рабочий круп, к узде привычны губы,
Под упряжь торс, с хвостом играться,
Смелей, лошадки, предъявляйте зубы.
 
 
И каждый раз лошадки ржали, вспоминая,
Как царственно тонули кони в море том,
Как переплыть мечтали с краю и до рая,
Быстрей рыб гребя анальным плавником.
 
 
За похоть им секс с животной природой,
Служил игрой концов, опущенных в угоду.
Не раз им ложиться пришлось промеж жён,
За связью зада с никчемушным передком.
 
 
Без звуков мендельсоновых оркестров
В би-свинга зоне собрались братия и сестры
Совокупляться местами беспричинными
С навек прокисших душами мужчинами.
 
 
Сдаётся мне, и вас гуттаперчевый мальчик
Подсадит на свой силиконовый пальчик.
Колбасным фаршем тесто раньше начиняли?
Жених? Давно он без невесты трали-вали.
 
 
Им показали фокус – экс-брекс-фекс… —
Чертовки в воздух чепчики скорей кидали.
– Теперь нам можно секс и кекс, —
Вертелись и, снимая лифчики, визжали…
 

P. S. Человеческим обществом управляет мораль и закон. Подменять одно другим, их искусственными суррогатами или вовсе игнорировать – одинаково ведёт к краху.

СССР уже нет, зато секса в России за каждым забором – навалом.

Плетью обуха не перешибёшь, но и по коням, чтобы не чудили на переправе, пройтись не возбраняется.

Фруктовое танго

 
Пусть наши белочки с мартышками
О  фруктах всё изучат в книжках,
Там про бананы есть всё, и про шишки,
И как играют в танце кошки-в-мышки.
 
 
От свежих фруктов много проку?
Чуть витаминов и немного сока.
Размер ноги значения в танце не имеет,
Здесь каждый шаг танцуют, как умеют.
 
 
Был краткостью дерзок, дозрев ананас:
– На этот танец пригласил бы вас.
И зрелостью томились оба манго:
– Так что же, мы не дотанцуем это танго?
 
 
Я муз своих движением далее не утомляю,
Без соли ананас буржуйский доедаю,
Азарт и страсть переполняют  чувства,
Спасет или любовь, или её искусство?
 
 
P. S. На сочность фрукты проверяет жизнь не раз,
Плюнул в неё, она в ответ – плеснёт струёю в глаз,
Хоть в лоб, хоть по лбу – крепок, как кокос,
Но и в тебя протиснут острый комариный нос.
 

Ошибочная икра

Хотя мальки, казалось, – дивно головасты,

Но быстро к голове их прирастали ласты.

Дело не в лужах и не в их масштабах,

Не станут рыбками икринки серой жабы.

Всю прелесть мира, его негу, красоту

И до меня раньше прекрасно описали.

Я одного понять лишь только не могу —

Где и когда мы всё так быстро растеряли?

P. S. В расхваленном куликами болоте каждая жаба считает себя царевной. А если золотую рыбку при первом поцелуе начинает давить жаба, мешающая быстрому исполнению желаний, не расстраивайтесь, вероятно, она – принцесса из лягушачьего царства и ей нужно время успеть сменить пупырчатую кожу на гладкую.

И генетическая память нашёптывает: «Да кем только в материнской утробе мы только ни были, а лишь бы вышли в люди – людьми».

А чёрная икра – это несбывшиеся надежды большой белой рыбы на светлое будущее с лёгким привкусом детских слёз. Рыбины так долго носились со своими хордами, пластинами и хрящами в поисках чистой истины, что и не заметили, как оказались в окружении стенок плотин для мертвеющей воды, в рациональном мире – символом изысканного рациона.

О вероятной частоте покраснений

 
Взгляд женщины потасканной с тоской,
Остаток жизни провести суметь с такой?
Четыре раза женщине краснеть придётся,
Когда мужчине только два – неймётся.
 
 
И когда юные стыдливо вопрошают:
– Как можно целоваться и носы мешают? —
Те, кто постарше, только шире улыбнутся:
– Ещё не так вам предстоит нагнуться.
 
 
Миг счастья женщины короче и в деталях,
Моргают чаще – значит, чаще проморгали,
Конечно, ни при чём их длинные ресницы,
В два раза больше им приходится стыдиться.
 
 
И первый раз однажды вся лицом зардела,
Когда ей стало ясно, что она уже не дева,
Второй раз – замужем, немного покраснела,
Когда с любовником пошла вдвоём на дело.
 
 
На третий раз вся краскою пылала,
Когда за секс в оплату деньги брала,
В четвёртый раз отчасти покраснела,
Сама оплачивая все мужские ласки телу.
 
 
Мужчина дважды в жизни покраснеет,
Сперва – если второго раза не сумеет.
Зальётся яркой краской раз второй,
Когда и первый выстрел холостой.
 

P. S. Учёные подсчитали, что женщины моргают в два раза чаще мужчин, а шутники утверждают, что и покраснеть поводов по жизни у них раза в два больше.

Как дважды два – четыре, из анекдота, что мужчины краснеют в жизни пару раз. Первый – когда не смог дважды, а второй – когда и первый не попытался. А потом всем всё уже – безразлично.

Страховой случай с гормональным всплеском

 
Корова на корову, жмутся, раздвигают ноги,
Им кажется, что быковать им вечно на дороге,
Они бы дальше без рогов дорогою бодались.
Да вскоре их коровы за железами примялись.
 
 
С безрогостью им не поможет никакая справка,
Молочница, жизнь без быка, горькая травка.
Мычали до разбора, кто же из них круче,
Да подравнял всё протокол – страховой случай.
 
 
Эвакуаторы утащат, по бокам примятые коровки,
А в страховой – обратный пересчёт страховки.
С соитием обошлось без чистки светлых тел и душ,
Смена прокладок, автосервис, подбор краски, душ.
 
 
P. S. Не будь они строптивы и упрямы,
То, может, меньше верили в рекламу,
Не зря врачи твердят своим знакомым:
– В такие дни сидите на больничном дома.
 

Правила хорошего тона. Шут, огорошенный принцессами

 
Суть в принятых правилах тона хорошего
В искусе принцесс, слегка огорошенных, —
Унять свой привычный начальственный тон,
Покуда бисером чужим бываешь ослеплён.
 
 
Есть сказка про классический процесс,
Как выявлять среди людей принцесс —
Указать сперва им властно на перину,
А после на горох в большой корзине.
 
 
Всё. Осталось – вымыть руки и дождаться,
Супу поесть иль вместо – в душе раздеваться.
Пускай потом горох об стенку градом,
Хоть и принцесса после душа рядом.
 
 
А чуть за полночь – гложет душу скука,
К чему горох, раз не разварен в супе?
Ритмичен секс, плавен, изящен менуэт,
Сгодятся «Сникерс» с «Твиксом» завтра на обед?
 
 
И палочка за палочкой хрустящего печенья,
Принцессы ценны тягой – к рода продолжению?
И от твёрдости каждой горошины в постели,
В испарине вертеться до истомы в юном теле.
 
 
P. S. Ворчал король, кивая светским дамам
И доедая суп гороховый от Золушки упрямо:
– Сынок! Не доверяй подбор невесты маме!
Чтоб в королевстве всё казалось малым.
 

– Вот выйду замуж за наследного принца, заживу по-королевски! – рассуждала простушка.

– Да я со своими запасами гороха всех вас, @лядей, переживу! – тряслась от внутреннего смеха всеми морщинами пожилая королева-мать.

Достаточное осточертевшей музе

 
Внезапной красотой небесной музы восхищён,
Но разум боле страстью не был возмущён,
На две лопатки упражнением ума уложен,
Контакт телесный между нами не возможен.
 
 
Считая, если к ста прибавится верста,
Уже достаточно сказать, их больше ста.
Казалось больше ста секунд её минута,
И в часе больше ста их стало почему-то.
 
 
Привыкли мысли с расстояния читать,
Когда не вместе, научились не скучать.
При повсеместной лжи и безразличии,
Осточертели эти песнопения о приличии,
 
 
Любовь привыкла к музе отдалённой,
Что глубина, когда вокруг бездонно?
Пусть тело разучится чувствовать боль,
Всю хоть в суете суетой не неволь.
 
 
Нам сотни суток перешли уже за тысячи,
А сны девичьи – иные, чем мальчишечьи.
К чему расчёты суток и периодов вращения,
Когда есть у неё своя орбита обращения?
 
 
Шлифуя грани бесполезных плоскостей,
От пересчёта сотен перешли до тысяч дней.
Читая мысли, чтобы вместе не скучать,
С годами научились сказочно молчать.
 
 
Тебе и ей осточертели эти песнопения,
Расстаться с музою без тени сожаления,
И безразличны траектории вращения,
Раз у неё отличная орбита обращения.
 
 
Спираль любви манила сила плотская,
Да пожирала всё мораль наша уродская.
Дочка, жена, сестра и наши мамы,
Они в своих амбициях жестоки и упрямы.
 
 
В безумствах родители спорят упрямо,
Как с сумасшедшим делить свою карму,
Четыре склочных, но любимых бабы,
Сколько ещё таких для счастья надо?
 
 
Вы ссор на несколько изб накопили,
Что лучше, родные, чужими мы бы были.
И только внучка – юное и чистое дитя,
Вся радость мира – только для тебя.
 

P. S. Бывает, что опытный мужчина повстречает девушку с растрёпанными чувствами, но уже при расставании мужчина получает растрёпанные чувства, а девушка приобретает очередной опыт.

 

Со сторонней музой можно проверить настройку струн своей души, но давать играть на них постоянно явный перебор – к расстройству всего инструмента.

Таланту и поклонницам

 
В талан зарыт был весь талант,
Всем музам вечным – только номинант,
Но искренне любим по их же воле,
Меня учить, хоть не заставят в школе.
 
 
Друзьям моим же проще объяснить,
Как истину на спирте разводить,
Взглянет вельможа за очками познатней,
Так он её ещё и Сэма гонит? Эге-гей!
 
 
Модно поэту нынче стало издаваться?
За славой всуе хлопотно гоняться?
Когда моя пришлась бы многим по душе
Прогулка с музой, просто – в неглиже.
 

Проблема с любить ушами

 
В словах любви напрягся слух природный
И с ними орган нежный детородный,
Слово за словом залетали в душу —
Прок в клятвах, если случаем нарушу?
 
 
Говорят, что бяки наши стали буки,
Когда по книжкам не доходят руки.
Напрасно трепетные знаки подаёт земля,
По картам дамам – лечь под короля.
 
 
Другим, проспавшим жизни лета,
Впору шестёркой или лечь валетом.
Шутя с поэтом можно быть или не пить,
Со смехом муз своих с утра будить.
 
 
Кислые мысли о прыщах уже достали?
Давно, видать, интимно не ласкали.
Покуда о любви ни сном, ни духом?
Пора к врачу – с проверкой слуха?
 

Политкорректность в причинных местах

 
Заспорили однажды пенисня и вагинец,
Причина в ком и чей важней конец?
И в бранной речи суть – причинна,
В котором из начал – начало чина?
 
 
И как бы сильно ни кричала мама: «Мама!» —
Отец старательней напрягся и зачал упрямо.
Жизнь ради жизни, как всем в чудо верится,
Вскормить, одеть, согреть, всё – сущая безделица.
 
 
Такою оказалась обоюдная игра,
Началам всем играть в неё пора?
Что пенисня, что полный вагинец,
Есть суть начала – где прошёл конец.