Записки от старости. Ироническая проза

Великий итальянец Джакомо Пуччини чем-то близок мне. И дело не только в музыке. Это физиология. И народная этимология.

Композитор Чайковский – я его обожаю. Сметана тоже симпатичен, хотя вряд ли я слышал хоть одно его произведение. Ну а Пуччини! Так и слышится «ножом в пучину». Когда-то в восьмом классе мы жили с матерью на квартире в городе Новосибирске. На улице Чехова, кстати. Чехов – мой любимый писатель. Я увлекался фотографией. И однажды принес домой фотовспышку. Хозяйка, злоупотребив бражкой собственного производства, была сильно пьяна и мешала мне делать уроки – писать сочинение по рассказу Чехова «Черный монах». Я сфотал ее со вспышкой, очень испугал. Она открыла погреб, такой причудливый: из жилой комнаты потаенный ход, затаилась там, где мы прятали электроплитку при появлении посторонних личностей, подозреваемых на причастность к Энергонадзору. Мне показалось это забавным, и я еще раз ее сфотал. Вещественное доказательство. Что-то уже понимал в этом. Тут она и произнесла свою фразу, которая засела в моей памяти: «Ножом в пучину». Будто бы я ее зарезал. Вспышка света вызвала причудливую ассоциацию.

С той поры у меня пробудился интерес к композитору Пуччини, я с интересом слушал его оперы по радио, затем и в оперном театре в Новосибирске. Мороз по коже

Бежит мысль, окрашенная музыкой, звучит музыка, наполненная светом, а свет разложен на семь цветов. Переливается чимо-чимо, неизлечимо. Быстрее мысли наползает печаль, и быстрее печали потоки света звучали. Пуччини свой в «Тоску». Когда брал диск с фильмом о нем, надеялся пережить что-то такое.

Приемная дочь Джакомо Пуччини гнобит молоденькую горничную, доводит до самоубийства – за то, что застала хозяйку в постели с любовником. Это в аннотации говорится. А то бы я ни за что не догадался. По фильму не скажешь. Пейзажи в нем восхитительны. Ни слова не говорящий композитор. Фактурная внешность. Он или смачно курит сигару, сочиняя партитуру, или едет в экипаже или в поезде, и голос за кадром читает его подлинные письма. Музыкант ни разу рта не раскрыл. Его музыка говорит сама за себя. Только уши прочисти.

Повеяло чем-то знакомым. Когда-то подобные фильмы снимало Магаданское телевидение. Упоминание о Тоскане, отозвалось во мне: ведь тезка (различие в одной букве) Таскан – есть река и поселок в Магаданской области – старинный, национальный. Правда, он прекратил свое существование и ликвидируется. Тоска, одним словом. А у Джакомо опера есть «Тоска». Как-то все переплелось многослойно. Фильм снят в Тоскане. Думаю, местными силами.

Теперь, думаю, можно помечтать об ответном шаге – воплощении в кино нашего Таскана. Тем более, что упомянутая мной магаданская телестудия продолжает работать и здравствовать. Конечно, понадобится средства, привлечение спонсоров, но это шанс не упустить своего шанса.

А вот и фильм из Аргентины – серебряной страны. Умеренно занудный, на избитую тему о вирусах, о какой-то невиданной прежде опасности для человечества. Хотелось мне посмотреть, как они живут, какие города и парки. Как танцуют танго красивые пары. А тут несколько семей, им не до хореографии. Холодильник забит всяческой снедью, квартира – шмотками, но жизни как таковой нет. Как-то камерно и малобюджетно снято, без особых примет. Слово – серебро, золото – молчание. Аргентум – серебро, Аргентина. Серебряные люди. Был и на Руси князь Серебряный, и на Колыме имеется мирового класса месторождение серебра, с небольшой долей золота – Дукат. Бывал там, видел серебряные самородки, похожие на серебряные стружки.

Аргентина – сочная, вкуснейшая трава, самое дешевое по себестоимости в мире мясо. А тоже хотят заявить, что у них есть проблемы, крутые по части экстремухи едят тя мухи. Вирус – он и в Южном полушарии вирус. Пандемия способствует мутации сознания. Борьба с вирусом подвигает взяться за огнестрельное оружие. Причина, думается, в нас самих. Скрывают правду о стране, чтобы не понаехали. Там и так русских полно. А правит женщина. Красивая, надо сказать. Но живется ей не сладко.

В свое время я поражался, с какой легкостью лепят сценические образы сценаристы-ремесленники во времена Советов. У них один персонаж с грузинским акцентом, другой – обязательно узбек, соответствующее произношение. Ну и, разумеется, якут, украинский парубок, русский, волгарь, налегающий в разговоре на О. Таких не спутаешь. Уральский говорок я узнал, учась в университете, в городе Свердловске. Есть там небольшая киностудия, с главным режиссером мы пили в студенческие времена водку. Не раз приглашали в компанию Якова Михайловича. Ну, для прикола. Стоя на проспекте в позе центрального нападающего, Свердлов казал рукой на универ, бывший совнархоз.

Наши фильмы, полные лапши из пшеницы мягких сортов. А еще есть лапша из крахмала – китайская. А мне нравятся.

Мечта о новом прочтении фильмов не оставляет меня. Новейшая аппаратура будто бы позволяет некоторые сцены прокручивать ускоренно, с сохранением внятной речи, стоит скомандовать: «Комон! Комон!».

Приметь, половой признак служит средством идентификации артиста и персонажа. Женщина. Она тоже может быть приметной. В платье, в военных брюках. Две большие разницы. В корейском сериале одна героиня оказалась намного круче мужчин: бесстрашная, отважная, оружием владеет так, что даже привыкшие к виртуозным бойцам ниндзя зрители приходят в восхищение. Она раскрывает государственный заговор. Действие происходит в средневековой Корее, а персонажи – чиновники. Движущая сила тогдашнего общества. Есть там чиновник Бяк, чиновник И. Еще два: по имени Ча и Ок. Четырехсерийный фильм называется «Тайна блестящего камня». Что за камень, так и не понял. Какой-то символ. Может, второй раз отсмотрю под протокол?

Героиню несколько раз ранят: то в правое, то в левое плечо. Бедняжка плачет от боли, как любая женщина. Вызывает симпатию, зайка. Мужчины там тоже плачут, отнюдь не скупыми мужскими слезами. Ревмя ревут. Иногда делают это коллективно. Мужики корейские вынуждены выполнять приказы женщины, но мужское самолюбие взыгрывает, и приказ приходится отдавать несколько раз. Тут как раз внук попросил разъяснить, что такое анархия, и я воспользовался возможностью не валить все на князя Кропоткина и батьку Махно. Проблема подчинения или неподчинения приказу командира актуально и для американцев, и для англичан.

А вот корейцы в американском фильме о психологе стыдятся хоть как-то проявлять эмоции. Мне казалась странной такая сдержанность, да вот судьба меня свела с эвенскими сказками, там тоже усеченная эмоциональная палитра. Между прочим, наши северные таежники ведут размеренный образ жизни и отличаются долгожительством.

Прыжки с шестом метра на три вверх, полеты над легкими домами из соломы. Наверное, из ансамбля песни и пляски крутые корейские парни. И смешно, и трогательно. Когда пришлось выбирать стиральную машину, я взял корейскую модель, не без влияния этого сериала. Ну, и сын в старшем школьном возрасте, с нунчаками симпатизирует корейцам. А внуку не передалось.

Вот свеженькое наблюдение. В Латвии принимают закон о сквернословии. Заявляют об этом на весь белый свет. А разве есть что-то похожее на матерок в латышском языке? По-моему, самые сильные ругательства у латышей на русском, сам видел в их игровом фильме. Основной текст дублируется закадровым переводом, а эмоциональная часть понятна русскому слушателю без перевода, как говорится, один к одному. Так что русский мат остается средством межнационального общения. Уже за одно это нужно быть благодарным базовому языку. Мне думается.

Компы без помпы

В сквере голуби. Голубка приседает на мгновение. Лови момент. А он тянет и тянет резину. Эх, опять сорвалось. Жди теперь, когда она опять присядет, гуля.

16 лет я с неослабевающим восхищением смотрю на компьютеры все новых и новых моделей. Вон двухъядерные появились, трехъядерные. А когда я входил в этот призрачный мир, о таком и не мечтали. Новыми были 486-е, потом пентиумы, от которых мутился ум. А мне выделили на работе 286-й, который после неисчислимых мучений передали организации инвалидов. А ведь ребята, молодежь, кто садится нынче за комп, не подозревает, насколько неудобны были предшественники. Подумал об этом, и вот что пришло в голову: им же не надо осваивать старые модели, не надо приспосабливаться к большим, 5-дюймовым дискетам, да и 3-дюймовые отходят в прошлое. Я помню свою обалделость, когда вычитал в журнале, что в цифровом фотоаппарате изображение записывают на дискету, и на нее можно записать один снимок. В моем новом фотике таких снимков на крохотную карту памяти можно записать 40 тысяч. Столько я не потяну, все окрестности Магадана и все население.. Нет, не потянут.

Внук сразу попадает в ногу со временем, и ему не надо корпеть над зависающем аппаратом. Он и не знает слова «зависать», теперь модно говорить «глючит».

Захожу в магазин, присматриваюсь к планшетникам, хотя мне вовсе не свербит купить. И даже не деньги определяют мою осторожность, ведь сколько надо крови попортить, пока освоишь новинку, дойдешь до автоматизма!

Любуюсь выносными дисками, на которые можно записать до 3 терабайт, это же в голове не укладывается, сколько он заменяет дискет.

День ги

А почему бы не ударить лицом в грязь? Ведь грязь

лечебная и деньги грязные. Денежная подушка под брюшко, на нее водяной матрас

Тут в прессу выплеснули занимательную информацию: мол, нынешние сто рублей равняются одному рублю советских времен. Удобно стало пересчитывать, сравнивать прошлую жизнь с нынешней в рублях. Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Из песни слово не выкинешь, но инфляция подорвала изнутри всю выразительную силу фольклорной миниатюры.

ЗАПИСЬ НА ПОЛЯХ. САГА О РУБЛЕ. Монету достоинством 1 рубль, свежую, тогда их еще делали вроде бы из серебра, с символикой грядущего 20-летия Победы я звонко бросил на медную чашу – не фонтана, а вечного огня. Я был с девушкой и хотел произвести на нее впечатление. Мы купили билеты в кинотеатр на улице Римского-Корсакова и дожидались сеанса. Фильм про Ёгана Вайса – разведчика.

В сквере, посаженным студентами строительного института, как рассказывала старшая сестра, принимавшая в этом участие, отстроили мемориал сибирякам, отбросившим вражьи полчища от Москвы в декабре 1941-го года. Много-много бетонных блоков, на них тысячи и тысячи металлических фамилий погибших. Мы тоже вглядываемся в бронзовые буковки, отлитые на заводе сельскохозяйственного машиностроения. Здесь нет имен наших отцов. Мой был в великом противостоянии с японскими самураями, а ее – этнический немец, тянул лямку на Северном Урале. (Откуда дровишки? Из леса трансвестимо).

Став моим тестем, он много рассказывал на шести языках, как был в советском и немецком плену, про пароли и явки. Не то, что «явка обязательна», а гораздо круче. С Ёганом Вайсом и Абелем он лично имел пить шнапс.

(А мог бы сохранить ту юбилейную монету. Только что в газете напечатано, что коллекционеры дают за юбилейные того времени по 200 рублей за рублевую).

Когда я рассуждаю о собственной семье, безотчетно перебираю жизнь какой-то другой магаданской четы, улавливаю обескураживающую похожесть. В конце перестройки умами многих магаданцев владела одна актерская пара из театра имени Горького. Что он, что она появлялись на телевизионном экране с постоянством, заслуживающем лучшего применения. Попеременно читали в микрофон со всей силой своего недюжинного обаяния, так называемые коммерческие объявления. (Кушать подано, быть или не быть).

Я не мог не ассоциировать их обоих с самим собой. Потом он умер: горлом хлынула кровь при чтении проникновенный стихов на сцене театра, заставляя вспомнить нечто из классики о гибели актера всерьез.

Когда этого обаятельного милого артиста хоронили, в театре было незабываемое зрелище десятилетия. Все свое, интимное, домашнее, семейное. Маленький город в городе, а сцена – третья составная часть матрешки.

А вдова в непринужденной позе с высоко открытой грудью продолжала откидываться на стуле, сообщая о поступивших в магазины товарах и уже тогда придуманных скидках. Она мне нравилась неописуемо. Чистым грудным голосом, не засоренным курением и сквернословием. Неподражаемым темпом речи. Она соответствовала моему стереотипу актрисы. А голос еще несколько лет звучал в моей акустической памяти после того, как этой замечательной женщины не стало.

В панельных домах есть лишь одно место, где можно с комфортом покончить с жизнью. Повиснуть вместо люстры не удастся, никакого крюка, выдерживающего вес даже миниатюрной женщины, нет. Одно, повторяю, подходящее место – в туалете, если еще оставался на месте смывной бачок прежней конструкции, прикрепленный в выемке стены, оставленной на заводе железобетонных изделий именно для метровой трубы, в которую устремляется поток воды и смывает весь набор отходов. Бачок крепится поперечной железкой внушительной толщины, с большим запасом прочности. Эта железяка может удержать и вес человеческого тела, переходящего из мира живых в загробный мир, если, конечно, не довел живой вес до 300 килограммов. Бельевой шнур на шею – прощая, жизнь. Прощай театр, зрители, главный режиссер, аплодосы.

Стиралку, выходит, я за 200 брежневских рублей купил, монитор за сто. А «Вятка», неуклюжая, помнится, 400 советских, деревянных стоила, правда я ее за миллион покупал, в ту еще инфляцию.

Из Вятки писатель приезжал – по внешнему виду – вылитый стрелец с картины Сурикова. Страдал от суперпамяти: ничего не мог забыть: слова случайных людей, газетные заметки. Спустя тридцать лет спросил я его об этом, когда встретил в Москве. А у него уже склероз, никак не мог вспомнить ни Магадан, ни экскурсию в психушку, ни борьбу за сухой закон и его преодоление в отдельно взятом учреждении – Тальском санатории, силами начинающего писателя Стаса и его жены – медсестры Валентины. Ни саму жалобу на нестираемую память. Когда я слышу: «ему стерли память» в фильме со Шварценеггером, воображаю манипуляции со стиральной машиной «Вятка». Голову в мойку…

Не знаю, кому как, а для меня денежный интерес – самый сильный. Как прочел о стократном разжижении рубля, воспарял духом и нашел две сберегательные книжки. На одной 15 рублей. Это же 1500 рублей нынешних, – пронеслось в воображении, усиленном стойким безденежьем последних месяцев. На другую в свое время аж 50 рублей положил, хотел выиграть по вкладу. Неужто 5000 рублей по нынешнему курсу? Что-то беззвучно щелкнуло в голове. Способность критического мышления начисто отшибло. Цифры замелькали самопроизвольно. Я копил деньги 20 лет назад, чтобы отдавать долг за купленную автомашину. По 300 – 500 рублей за раз заносил на счет, имея солидный приработок. А самая большая цифра накоплений 4400 рублей. Где-то близко к теперешнему полумиллиону. А где мои теперешние полумиллионы? Вот как низко меня и всю денежную систему опустили, а!

Повышенная эмоциональность не пристала человеку старшего поколения, знаю, знаю это, но никак не совладаю с собой. Я уже начал в красках и звуках представлять себя осчастливленным новыми обстоятельствами, пошел в сберегательный банк, отстоял часа полтора в очереди. Подал девушке в зеленой косынке книжку.

Мне сказали, что нужно написать заявление, и мне пересчитают – сорок с лишним рублей компенсации, причем дважды. Так что до воображаемых сотен и тысяч далековато. Ну и что, отступать не буду, написал заявление. Теперь будут рассматривать. Зачислят на счет. Только не надо пороть горячку, подождать следующего повышения.

По второй сберкнижке надо в другое отделение обратиться – возле рыбного магазина (ах, простите, рыбного магазина, «Океана» уже нет, там еще одно отделение Сбербанка). Уж туда-то отложил поход до лучших времен: больно уж лило с неба. Да что-то до сих пор что ни день, избыточные осадки. Надо бабьего лета дождаться, что ли. Прижаться головой к женской груди магаданского климата. Но я обязательно схожу, напишу заявление на компенсацию, попытаю счастья. Иногда бывает полезно знать, чего лишился.

В 1992-м году, когда по мановению Гайдара инфляция перешла в гипер, люди по 100 тысяч лишились и обращались ко мне, вне себя. Бились в истерике. Это ж сколько получается на современные деньги? 10 лимонов, что ли?

КАК В АПТЕКЕ. Надпись поперек текста. Госпожа Энн – золотая женщина из серебряного века, опыт обращения с деньгами у нее самый большой в городе, и не только в рублевой, но и в юаневой зоне. Довелось ей за границей родиться и многое повидать. Сын, дочь, внуки, правнуки носят ее гены. Муж пострадал в сталинские времена. Три языка знает. И трудового стажа у нее лет 70. Одна правнучка спокойно слушает сказку, на другой день показывает картинки. Другая спрашивает, чем отличается царевна от принцессы.

Про нее два слова, не возражаете?

Были времена получше, а теперь зарплаты хватает, чтобы мала-мала заплатить за квартиру и отдать долги. На другие траты идет пенсия, которую женщине зачисляют на сберкнижку.

В день зарплаты возникает в учреждении, где она работает, небольшое завихрение: первым делом надо отдать долги, которые у коллег, да и у той же Энн назанимали, а получку, или, говоря по-старинному, оклад жалования выдают тысячными бумажками, разменять которые на меньшие невозможно. Магазины просто не хотят заниматься обменом. Слишком хорошо усвоили это «что я буду с этого иметь?», а простая любезность вышла из моды, как шляпы с перьями.

Но не так уж все плохо. Не надо опускать руки. Госпожа Энн не ходит в магазины, к накрашенным особам. Прямиком в аптеку направляется. Но к лекарством сдержанность, даже полное равнодушие. Там ей не отказывают в обмене тысячных купюр, а порой и пятитысячную разобьют за ее милую улыбку. Но не думайте, что, узнав этот секрет, вы обеспечите себя мелкими деньгами для торговых операций без наркоза. Ну, вы попробуйте, может, что-то и получится. А не получится, не обессудьте. Это лишь у госпожи Энн получается. Хотите узнать причину? Она проста, как порошок марганцовки. Провизоры принимают госпожу Энн за свою. Не удивляет? А присмотрись получше, эту женщину везде принимают за свою.

Ну вот, накаркал. Заходит она очередной раз, и что-то с сердцем у нее происходит. Какой-то сбой.

Дали какую-то таблеточку безобидную, а не помогло. Пришла на работу с обеда, мается. До «Скорой» дело доходит. Госпитализируют в кардиологию.

А там, на ее счастье, новое лицо. Доктор, которого руководство области лично пригласило на особые условия. Оклад жалования и оборудование – грех жаловаться. Увидел он госпожу Энн, узнал, сколько ей лет и принял экстренные меры. Грудь располосовал, мне девушки рассказывали, которые табуном за нашей героиней ходят, вставил кардиостимулятор. И стали ждать. Она как от наркоза проснулась, сазу же на работу засобиралась. А на другой день проявила в этом вопросе настойчивость.

Ну, вы же понимаете, что так скоро дела не делаются. Быстро только кошки родят.

У нее собачка. Той-терьер, как телефонная трубка.

Короче, продержали недельку, отпустили. Стимулятор отсоединили за ненадобностью. Как же так, я какие попало таблетки не пью, – говорила госпожа Энн. Ну и на старуху бывает проруха, – подумала. Неужели ж вы хотите меня назвать старухой? – тихо возмутилась. В мои 95 все только начинается.

Дочь Наташа из Москвы подъехала, с ней на кладбище съездили, постояли над могилками, где растут сосенки, выше роста человека уже вымахали. Сосны вообще-то в Магадане не растут, так, если посадят добрые человеческие руки. Муж там лежит, сын. Навестила. В Москву с дочкой уехала. С внуками и правнуками повстречалась, порадовала. Как бы теперь с внучкой Танюшей повидаться в Италии, малюток ее обласкать.

Та еще нищета

Тех, кто на морозе дрожит мелкой дрожью,

мы посыпаем крупной солью

Нищих в городе сильно поубавилось. Думаю, оттого, что нерентабельное это занятие. Если раньше тебе подадут копейку, так мог коробку спичек купить. А сейчас знаю одного колясочника, он вполголоса отчитывает своих благодетелей: «Что ты мне мелочь суешь?» Энергично так, зло. Того и гляди, съездит по физиономии. Изредка прохожу мимо, он неподалеку от «Нептуна» свирепствует. Голос зычный, наверное, командирский. Возможно, он воевал в горячей точке и наступил на растяжку. Меня он не задирает, наоборот, издалека привечает улыбкой, какими-то неразборчивыми фразами, а мне страшно неудобно с пустыми руками проходить мимо. Надо будет когда-то вручить ему что-то, чтобы не обидеть. Даю себе обещание, да тут же забываю.

Есть и другие соискатели, я их издалека замечаю: с руками, с ногами, робко переминаются, будто их не пускают в платный туалет. Начинают издалека, с подходами, чтобы выслушать их устные рассказы, надо остановиться на минуту-другую, а я напролом своей нерешительности иду, и на лице выражение глухонемого. Это срабатывает, никто пока что не принялся изъясняться жестами. Прохожу, как железнодорожный состав, и это заставляет соискателя вытянуться и салютовать.

А ведь были времена – деньги не знали, куда девать, стремились спустить побыстрее, чтобы не обесценились.

Наперегонки с инфляцией покупали все, что на глаза попадалось. Настоящий аттракцион. Помню, японопечурку в пору гиперинфляции лихорадочно купил. Сейчас таких что-то не вижу. Часа полтора манипуляций, и небольшая булка хлебушка, горячего, с хорошим вкусом, рвет ноздри, умиляет сердце. Печурка стоит уже много лет на шкафу, напоминает чью-то оплошку. Умная печечка, она вызывала во мне отцовские чувства. Может быть, вновь повезет и где-то найдется небольшая деталь – крыльчаточка, которую вынули мыть да и выплеснули с водой как ребенка, обездвижив творение японских кудесников.

В семидесятые годы за копейку можно было купить газировку, за две – газету. Что стоит теперь одна копейка, если и рубль ничего не стоит. Газета 2 коп была. Теперь коп ничего не стоит, и вместо ментов копы. Полицейские. Остались, правда, и рубы – лесорубы. Рубль равен копейке советского времени. Горстями поблескивают копеечные монеты у загса, которыми теперь осыпают головы жениха и невесты, я видел во дворе этого необычного учреждения: их сметают в мусор. Ведь для покупки коробки спичек надо накопить нынче 250 монет, на газету – тысячу металлических кружочков. Раньше хоть медные были, а теперь к магниту прилипают. Продавец газет в киоске, милая дама, пальцы забинтованные. Ей будто кислотой, монетами кожу обожгло, такой нынче металл никудышный.

Ну, ладно, если бы только собрать столько монет за газету – что-то мне эта картинка врезалась навязчиво. Можно же заплатить и одной монетой – десятирублевой. Просто пишем одно, а в уме другое. И недоговариваем, недодумываем.

Осталась привычка с давнего времени: коль купил что, да еще за 1000 монет, будь добр, прочти. Так воспитан. Всю жизнь в бережливости: газету, книгу начал читать, прочти до корки. Просто мама так приучила: налито в тарелку – выхлебай до донышка. Будь добр, а то за шиворот вылью.

Лишь недавно стал отходить от этого правила, а мамы уже 15 лет нет на свете. Я читать начинаю и ловлю себя на мысли: а я же об этом уже читал. С нынешними газетами знакомиться так же мало радости, как из грязи поднимать монетки в количестве тысяча штук.

Лес рубят, щепки летят. Щепки наши любили приобретать закордонщики. Перерабатывали в фанеру для эстрадного пения. А теперь деловой лес за кордон везут большими железнодорожными составами – копам хоть бы хны. А нам не надо, даже щепочек.

НАДПИСЬ НА ПОЛЯХ И ЛУГАХ. С НАТУРЫ

Телефонный звонок.

– Это прачечная?

– Более того. Это пра-прачечная. Типа прабабушки.

Такой юмор.

На самом деле это управление (бери выше, министерство) культуры, и там установлена мощная стиральная машина. На ней день и ночь стирают наряды артистов, статистов, выступающих на уличных мероприятиях. Флаги, лозунги стирают. Принимают заказы от населения.

Стиральная машина от корейской фирмы, есть такое ощущение, собранная на конвейере в России, в первые дни жизни в нашей семье дает радость победы над грязью. (Один политик пишет, что мощь фирмы «Самсунг» обеспечил приток русских инженеров. Спорить не буду. Есть похожий пример. В Магадане не смогли удержать спортивных тренеров, они в Корею уехали. И таких вырастили боксеров, что уже нашим ловить нечего).

У механизмов последнего поколения, так называемого хайтека ближе всего связь с умницей ноутбуком. Ух, как я это ощущаю – умом и напряженными в предощущении счастья участками тела, мозг теплеет. Я все больше и больше чувствую себя андроидом. Слышишь, как андроид роет?

Может быть, я не умру бесповоротно, а стану киборгом, переселюсь в Тошибу, постараюсь перенять самурайский дух. Я же легко в стиралку преобразился, ликовал при первых запусках от чистоты и свежести. Побыл и пылесосом, вне себя от восторга, освобождая его от жидкой грязи. Там водяной фильтр.

Нравится мне чистить унитазы, и по приколу, и по протоколу. Отмытый фаянс пахнет илом, лечебной грязью, из такой и родятся князи.

Я и холодильником бы мог стать, с моими-то холодными ногами. Но вот заминка: продукты, количество которых никогда не было проблемой в прежние годы, подорожали так, что наполнить ими чудо агрегат не представляется возможным. Думаю вообще обходиться без хайтека, с колес, из магазина поедать купленное, сдерживая аппетиты, а то до следующей пенсии не дотянешь. Экономия на электроэнергии может получиться, если холодильник не гонять, к тому же, пустой.

Каким бы я ни был компом, во мне живут фрагменты прежних жизней. Я был когда-то патефоном в красном дерматиновом чемоданчике, мне вставляли в бок никелированную рукоятку и заводили пружину, экономя электрическую энергию, тем более что в ту пору мало кто понимал, что это такое. Зато хорошо знали керосин, покупали бидонами.

Звук у патефона механический. В специальный зажим вставлялись стальные иголки, и каждой предстояло пробежать сотни метров, чтобы с черного хрупкого шеллачного диска извлеклась музыка в тональности консервной банки. Как то вместо стальной довелось ради эксперимента вставить иглу сосновую. Звук был мягкий, тягучий и негромкий.

Однажды попала в руки толстая лаковая открытка – прочная и звенящая. А что если попробовать приспособить ее в качестве звукоснимателя? Снятая с пластинки мелодия напомнила снятое молоко. Потом и электричество освоили. В радиоле – следующий этап восхождения технологии, была крупинка корунда и, казалось, вот-вот игла станет алмазной, а луч света, убедились в 90-е, оказался тверже алмаза: это лазер. Давно уже он никого не удивляет. Лучом лазерной указки неизвестные лица ослепляют на подлете пилотов, и откуда, только у нас террористы берутся? Хорошо, что уже изобретены очки против таких указок. Лазерным лучом лечу суставы и глаза.

Серпом по молоту. НАДПИСЬ НА ПОЛЯХ. Продолжаю наблюдения за последствиями летнего снегопада. 11 мая сквозь мощный слой облаков солнце видно как луна. Глянул, и в первую секунду, еще бездумно, показалось, что на дворе не день Божий, а ясная лунная ночь. И ведь порадовался, что луна не ущербная, полная. Неужто, солнышко может быть половинкой или вообще серпиком? Ну, разве что затмение. Затмение мы как-то наблюдали с коллективом, я коптил стекла, и дамы недоумевали, зачем я это делаю. Люся, – ее потом по неосторожности муж убил, Эвелина, жертва канцера, брезгливо глядели в копченые стеклышки, а потом наперебой угощали копченой колбасой. Мы и в землетрясение с ними попадали. А вот коллективного зимнего дождя не припомню.