Полное собрание сочинений. Том 20. Ноябрь 1910 ~ ноябрь 1911

4

Бер кричит о законе и в то же время решительно боролся в ЗБЦК против закона и в пользу ликвидаторов^{110}. Такое поведение заставляет меня подозревать искренность его заявлений и ожидать с его стороны новых попыток к срыву общепартийных учреждений.

Печатается впервые, по протокольной записи

5. Проект резолюции о конституировании

Собрание, констатируя, что все члены ЦК живущие за границей, приглашены на данное собрание и явились все, кроме одного, рассматривает себя как совещание цекистов, находящихся за границей, и ставит в свой порядок дня вопрос о воссоздании ЦК в связи с общим положением партии.

Написано 28 мая (10 июня) 1911 г.

Печатается по рукописи

6. Выступления при обсуждении вопроса о созыве пленума ЦК.
30 мая (12 июня)

1^{111}

Констатирую, что в течение ¹/₂ года учреждение низшее (ЗБЦК) нарушало постановления и отказывалось созвать учреждение высшее. Я вынужден констатировать это, дабы предостеречь от какого-либо доверия тому учреждению, которое уже ¹/₂ года пытается закрыть перед партией путь к возобновлению ее центрального учреждения.

2

Я указываю, что с весны еще 1910 года у нас есть письмо от Инока, что за чекистами была слежка. Мы боролись всеми средствами против русской авантюры^{112}. Макар возобновил дело в 1910 году и посылка денег сразу обнаружила безнадежность этой попытки. Сразу было видно, что созывать ЦК в России – значит посылать в тюрьму. С весны 1908 года до пленума 1910 года ни одного раза ЦК в России не собрался. История созыва в России показывает невозможность этой задачи. Нельзя было посылать ЦК в Россию, кроме как в тюрьму.

3^{113}

За 1¹/₂ года на центральной работе провалились 4 большевика. Ни один меньшевик не арестован, так как работали над созданием столыпинской партии. Писем нам не писали и прекращали переписку из-за конспирации. Меньшевики не только не работали над созданием ЦК но отказались даже явиться для кооптации (Михаил, Роман и Юрий), Петр не был и на пороге бюро, Костров жил рядом. Неопровержимый факт, что работали только беки.

4

Относительно Любича у нас есть письмо от Инока с указанием на его согласие работать. Относительно Петра у нас есть только сведения, что он не появился даже на пороге бюро. Член ЦК ясное дело, должен ехать для работы в ЦК Мартынов – эмигрант = Богданову, Никите. Если приглашать его, то нужно пригласить их и Виктора. Михаил, Юрий и Роман ни в каком отношении к ЦК не стоят. Это люди, которые строят столыпинскую рабочую партию, занимаются деятельностью, решительно осужденной Январским пленумом. Как с творцами столыпинской рабочей партии, так и с теми, которые им помогают, мы ничего общего не имеем.

Печатается впервые, по протокольной записи

7. Предложение к резолюции о созыве партийной конференции

Организационная комиссия^{114} привлекает к работе по созыву конференции представителей местных организаций в России и влиятельных, занятых деятельностью среди масс, товарищей с тем, чтобы они, по возможности немедленно, составили русскую коллегию, выполняющую всю практическую работу по созыву конференции, под общим контролем Организационной комиссии – в смысле исполнения директив, указанных в резолюциях и в письме пленума.

Написано 1 (14) июня 1911 г.

Печатается по рукописи

8. Заявление^{115}

Голосуя за резолюцию в целом^{116} ради того, чтобы сблизить по возможности все без исключения партийные элементы, мы решительно протестуем против допустимости приглашения в Организационную комиссию заграничных голосовцев и впередовцев, т. е. представителей антипартийных, сложившихся за границей в особые фракции, групп, доказавших в течение полутора года после пленума, что они способны действовать только против партии, только тормозя ее работу, только помогая независимой легалистской рабочей партии или отзовистам.

Н. Ленин

Написано 1 (14) июня 1911 г.

Печатается по рукописи

К итогам думской сессии. «Вместе делали»

В «историческом» заседании Думы 27 апреля г. Тесленко возражал г. Столыпину, между прочим, следующим образом:

«Председатель Совета министров говорил Государственной думе, – да, гг., я приду к вам на помощь в самом непродолжительном времени. Вот вы, наверное, устроите так со старообрядческим законом, что перед перерывом придется его отклонить, и тогда во время перерыва он будет проведен. Мне даже почудился в этом какой-то этакий фамильярный тон, какой-то такой тон, как будто бы здесь нам говорят: да мы с вами вместе это делали. И, гг., простите, если я невольно вспомнил ту сцену из «Ревизора», где городничий говорит: «А! вы на меня жаловаться?! А вспомните, как мы вместе с вами делали то-то и то-то». И, гг., я полагаю, что, может быть, те, кто раньше рассчитывал на эту помощь, кто, может быть, вперед на нее рассчитывает, я думаю, они должны были почувствовать себя неловко и, может быть, они подумали, и хорошо, если они подумали: избави нас бог от таких друзей, а с врагами мы справимся».

Г-н Тесленко, как отмечал стенографический отчет, снискал себе за эти тирады «рукоплескания слева» – очевидно, из рядов фракции народной свободы. Кадеты усмотрели тут удачную иронию над октябристами. Но в этом случае, как и во многих других, они хлопали, не вдумавшись в глубокий смысл слов, вырвавшихся у их оратора. Они хлопали, думая, что эти слова колют только октябристов, компрометируют только этого их особенно ненавистного конкурента. Они не поняли, что удачное словечко г-на Тесленко, если серьезно разобрать его значение, есть правда, которая колет глаза и октябристам и кадетам. На этой правде стоит остановиться, потому что она касается одного из самых важных вопросов политической истории России за последние пять-шесть лет – и каких лет.

«Мы с вами вместе это делали» – хорошо сказано, г. Тесленко. Но, может быть, вернее будет выражаться: хорошо повторено то, что много раз говорилось на «левых» «митингах», к которым обыкновенно так пренебрежительно относятся господа кадеты. «Мы с вами вместе это делали» – эти слова относятся вовсе не к одним только законопроектам третьей Думы, вовсе не к одной только пресловутой «вермишели». Они относятся ко всему тому, что «делали» с конца 1905 года «вместе» и гг. Столыпины и вся русская либеральная или либеральничавшая буржуазия. «Фамильярный тон» у г. Столыпина не только «почудился» кадетскому оратору: этот тон действительно свойственен всем речам Столыпина, всей политике Столыпиных по отношению к буржуазии (дающей, между прочим, в лице октябристских и кадетских депутатов, большинство депутатов третьей Думы).

Фамильярный тон – переходящий при всяком серьезном обороте событий в грубое третирование и даже насилие – вызывается тем, что не одни октябристы, но и кадеты только для красного словца, исключительно ради хлопка (это великолепно знают Столыпины) бросают такие фразы: «избави нас бог от таких друзей» (т. е. от Столыпиных), «а с врагами» (т. е., должно быть, и с правой реакцией и с левой… как бы это помягче сказать?., «требовательностью») «мы сами справимся».

Не будь эти фразы только фразой, Россия была бы уже вполне и бесповоротно избавлена «от таких друзей». Но соль как раз в том, что кадеты бросают подобные фразы только в разгар «оппозиционных» выступлений – оппозиционно выступать с общегосударственной трибуны нельзя без какого-нибудь, хотя бы самого легкого, налета демократизма. Вот и срываются демократические заявления, которые так полезно сопоставлять с делами тех же кадетов. Историческая роль играющей в демократизм (или грозящей врагу справа демократизмом) буржуазии в том и состоит, что кое для кого из народных низов эта словесная «игра» служит иногда серьезную службу, пробуждает искреннюю и глубокую демократическую мысль. «Когда наверху играют на скрипке, внизу является желание потанцевать». Латинская пословица говорит: littera scripta manet – написанное не пропадает. И сказанное не всегда пропадает, даже если оно только ради фразы и эффекта сказано.

Отсюда не следует, конечно, что лицемерную фразу кадетов позволительно принимать за чистую монету, позволительно объявлять или считать демократизмом. Но отсюда следует, что всякой лицемерной фразой кадетов в духе демократизма надо пользоваться, во-первых, для того, чтобы показать расхождение слова с делом у говорящего, а во-вторых, для того, чтобы показать настоящее, жизненное, непосредственное значение демократизма для тех «низов», до которых долетают эффектные фразы ораторов Таврического дворца.

Лицемерными приведенные выше рассуждения г-на Тесленко являются не потому, чтобы г. Тесленко лично лицемерил: он мог просто увлечься потоком своего оппозиционного красноречия. Лицемерие здесь в том, что слова представителя партии к.-д. расходятся с делами этой партии во все серьезные моменты новейшей русской истории.

Припомните события в августе 1905 года. Что делал в это время предшественник г. Столыпина? Налаживал булыгинскую Думу^{117} и выборы в нее. Что делал г. Тесленко и его единомышленники? Налаживали, в пределах своих сил и соответственно своей «специальности» общественной работы, те же выборы. «Мы с вами вместе это делали», вправе сказать г. Булыгин (и г. Столыпин) г-ну Тесленко. И г. Тесленко «делал вместе» именно потому, что побаивался остаться без тех из своих «друзей», о которых он теперь так величественно, так рыцарски-храбро говорит: «избави нас бог от таких друзей»…

Припомните события четверть года спустя после издания закона о булыгинской Думе. Что делал тогда предшественник г. Столыпина? Он сопротивлялся, например, почтово-телеграфному движению и многочисленным разветвлениям аналогичных движений. Г. Тесленко или, по крайней мере, его партия в лице гг. Струве, Караулова и других, сопротивлялась тому же самому движению по-своему. «Мы с вами вместе это делали», вправе сказать г. Витте (и г. Столыпин) гг. Тесленко. То же самое было 1-го мая 1906 года по отношению к рабочему празднику, немного позже по отношению к «местным земельным комитетам», в 1907 году систематически и неуклонно по отношению к рабочим и крестьянским депутатам второй Думы и т. д. и т. п.

Известный кадетский писатель г. Изгоев в «Вехах» подвел правильный итог этой многолетней политике своей партии, написав: «Надо иметь, наконец, смелость сознаться, что в наших Государственных думах огромное большинство депутатов, за исключением трех-четырех десятков кадетов и октябристов, не обнаружило знаний, с которыми можно было бы приступить к управлению и переустройству России».

«Смелое сознание» г-на Изгоева смело потому, что, отбросив все аппарансы и всякую дипломатию, автор обмолвился тут правдой. Кадеты действительно руководились «в наших Государственных думах» тем помещичьим, буржуазным, либерально-монархическим «знанием», которым нельзя было удовлетворить «огромное большинство депутатов», особенно слева. И уж, конечно, разумеется само собой, что Столыпин боролся с этими последними депутатами, опираясь именно на «знания» (на интересы и точку зрения, вернее сказать) «трех-четырех десятков кадетов и октябристов». «Мы с вами вместе это делали», боролись с неумелостью, неопытностью, невежественностью крестьян и рабочих, – вправе сказать г. Столыпин всей кадетской партии.

Главный итог думской сессии за текущий год состоит в том, что чрезмерная «фамильярность» Столыпина с большинством III Думы – и притом именно с буржуазным, октябристско-кадетским большинством ее – показалась невтерпеж даже этому долготерпеливому большинству. Старая власть фамильярно третирует буржуазию, которая чувствует очень хорошо свое значение в новых, в современных экономических условиях и вздыхает по самостоятельности, даже по власти. Эпизод с 87 статьей обнаружил эту фамильярность так резко и задел при этом кое-кого из сильных мира сего так невежливо, что самые долготерпеливые люди начали ворчать. Но дальше воркотни они не в силах идти. Они связаны по рукам и по ногам, и потому не могут идти дальше. Они связаны тем, что в течение всех последних лет, в самые важные моменты русской истории они боязливо отворачивались от широкого народного движения, враждебно сторонились от демократии – от настоящей, живой, действовавшей, массовой демократии – нападали на нее с тылу, как нападал на нее Столыпин. И, связанные этим, октябристы и кадеты терпят теперь казнь по заслугам; по сути дела им нечего возразить, когда фамильярно третирующий их Столыпин говорит им: если я враг демократии, то и вы, любезные, испугались ее, «мы с вами вместе это делали».

«Звезда» № 24, 28 мая 1911 г. Подпись: В. Ильин

Печатается по тексту газеты «Звезда»

О старых, но вечно новых истинах

Происшествия, вызвавшие отсутствие рабочих делегатов на II съезде фабричных врачей в Москве, известны читателям из газет^{118}. Мы не можем здесь останавливаться на подробном изложении этих происшествий и освещении их значения. Отметим лишь поучительные рассуждения «Речи» от 14-го апреля, т. е. в день открытия съезда – в передовой статье, писанной накануне этих происшествий.

«К сожалению, – писал орган партии к.-д., – этому участию (участию представителей рабочих) ставятся внешние препятствия. Хорошо известно, какая судьба постигает некоторых слишком пламенных ораторов. В результате представителям рабочих хочется говорить о трудности для них сосредоточиться на специальных вопросах, о невозможности организовать правильное представительство на съезде, о препятствиях, чинимых их организациям, и о многом таком, что опять-таки далеко от программы съезда и обсуждение чего отвлекает от намеченных вопросов, а иногда и ведет к нежелательным последствиям. Сгущенной атмосферой объясняется и та нетерпимость, которую представители рабочих проявляли к «буржуазным» ораторам, ко всем мероприятиям правительства и к возможности сотрудничества с представителями других общественных групп».

 

Вся эта тирада – характерный образец бессильных воздыханий, бессилие которых объясняется не случайным составом или какими-либо особенностями данной либеральной партии, данного вопроса и т. п., а гораздо более глубокими причинами: объективными условиями, в которые поставлена либеральная буржуазия вообще в России XX века. Либеральная буржуазия вздыхает по таким «порядкам», когда бы она могла иметь перед собой рабочих, несклонных «ораторствовать слишком пламенно», достаточно «терпимых» к буржуазии, к идее сотрудничества с буржуазией, «ко всем мероприятиям правительства». Она вздыхает по таким порядкам, когда бы эти скромные «сотрудничающие» с нею рабочие могли «сосредоточиться на специальных вопросах» социальной политики, скромно соглашаясь штопать тришкин кафтан буржуазного попечения о «меньшом брате». Одним словом, русские либералы вздыхают по таким, приблизительно, порядкам, которые мы видим теперь в Англии или Франции в отличие от Пруссии. В Англии и во Франции буржуазия господствует полновластно и почти (за малыми исключениями) непосредственно, тогда как в Пруссии первенство за феодалами, за юнкерами, за монархическим милитаризмом. В Англии и во Франции буржуазия особенно часто, свободно и широко пользуется методом привлечения на свою сторону выходцев из пролетариата или изменников его делу (Джон Берне, Бриан) в качестве «сотрудников», спокойно «сосредоточивающихся на специальных вопросах» и обучающих рабочий класс «терпимости» к господству капитала.

Не подлежит ни малейшему сомнению, что английские и французские порядки гораздо демократичнее прусских, гораздо благоприятнее для борьбы рабочего класса, гораздо выше стоят по степени отмирания учреждений средневековой старины, заслоняющих от него его главного и настоящего противника. Не подлежит поэтому ни малейшему сомнению, что в интересах русских рабочих поддержка всех стремлений к пересозданию нашей родины по типу более англо-французскому, чем прусскому. Но этим бесспорным выводом нельзя ограничиваться, как это слишком часто делают. Спорный вопрос или спорные (с демократами разного толка) вопросы здесь только и начинаются.

Поддержка стремлений нужна, но, чтобы поддерживать слабого и качающегося, надо опирать его на что-либо более твердое, надо рассеивать иллюзии, мешающие видеть слабость, мешающие понять причины слабости. Тот, кто укрепляет такие иллюзии, кто присоединяется к бессильным воздыханиям бессильных, непоследовательных, шатких сторонников демократии, тот не поддерживает стремлений к буржуазному демократизму, а обессиливает эти стремления. Буржуазия в Англии и во Франции в свое время, в половине XVII века или в конце XVIII, не вздыхала по случаю «нетерпимости» меньшого брата, не строила кислых гримас по поводу «слишком пламенных ораторов» из числа этого меньшого брата, а сама поставляла ораторов (и не только ораторов) самых пламенных, будивших чувство презрения к проповеди «терпимости», к бессильным воздыханиям, к колебаниям и нерешительности. И из числа этих пламенных ораторов находились люди, в течение веков и веков оставшиеся светочами, учителями, несмотря на всю историческую ограниченность, зачастую наивность их тогдашних представлений о средствах избавления от всяческих бедствий.

Немецкая буржуазия тоже вздыхала, подобно русской, по поводу того, что у «меньшого брата» ораторы «слишком пламенные», – ив истории человечества она явила образец низости, подлости, лакейства, награжденного пинками «юнкерских» сапогов. Различие той и другой буржуазии объясняется, конечно, не «свойствами» разных «рас», а высотой экономического и политического развития, заставлявшего буржуазию бояться «меньшого брата», – заставлявшего буржуазию бессильно колебаться между осуждениями насилий феодализма и осуждением «нетерпимости» рабочих.

Старые все это истины. Но они вечно новы и остаются новыми, когда приходится читать в издании людей, желающих быть марксистами, такие строки:

«Неудача движения 1905–1906 гг. была обусловлена не «крайностями» левых, ибо эти «крайности» сами, в свою очередь, обусловливались совокупностью целого ряда причин, не «предательством» буржуазии, которая повсюду на Западе «предавала» в соответственную минуту, а отсутствием оформленной буржуазной партии, которая могла бы встать у кормила правления на место пережившей себя власти бюрократии и которая была бы сильна экономически и достаточно демократична, чтобы иметь за собой поддержку народа». И несколькими строками ниже: «… слабость городской буржуазной демократии, которая должна была бы стать политическим центром притяжения для демократического крестьянства…» («Наша Заря» № 3, стр. 62, статья г. В. Левицкого).

Г-н В. Левицкий больше додумал до конца свое отрицание идеи «гегемонии» («центром притяжения должна была бы стать городская буржуазная демократия», а не иной кто!) или смелее, определеннее договаривает их до конца, чем г. Потресов, подчищавший свою статью в «Общественном движении» под влиянием ультиматумов Плеханова.

Г-н В. Левицкий рассуждает вполне как либерал. Он – непоследовательный либерал, сколько бы марксистских слов им ни употреблялось. У него нет никакого представления о том, что «центром притяжения для демократического крестьянства» должна была бы стать совсем иная социальная категория, чем городская буржуазная демократия. Он забывает, что это «долженствование» было действительностью в течение крупных исторических периодов и Англии, и Франции, и России, – причем в последней стране периоды эти были крупны по значению, но малы по времени, а в первых двух странах большей частью демократическое, ультрадемократическое, «слишком пламенное» плебейство объединяло разнородные элементы «низов».

Г-н В. Левицкий забывает, что эти «низы» даже в те короткие периоды, когда им случалось в истории играть роль «центров притяжения для демократического крестьянства», когда им удавалось вырвать эту роль из рук либеральной буржуазии, оказывали решающее влияние на то, какую степень демократизма получала страна в последующие десятилетия так называемого спокойного развития. Эти «низы» в короткие периоды своей гегемонии воспитывали свою буржуазию, переделывали ее так, что она потом старалась пятиться назад, но не могла в этом попятном движении зайти дальше, скажем, второй палаты во Франции или отступлений от демократизма выборов и т. д., и т. п.

Вот эта, историческим опытом всех европейских стран подтверждаемая, идея о том, что в эпохи буржуазных преобразований (или вернее: буржуазных революций) буржуазная демократия каждой страны оформливается так или иначе, принимает тот или иной вид, воспитывается в той или иной традиции, признает тот или другой минимум демократизма, смотря по тому, насколько гегемония переходит в решающие моменты национальной истории не к буржуазии, а к «низам», к «плебейству» XVIII века, к пролетариату XIX и XX веков, эта идея г-ну В. Левицкому чужда. Эта идея гегемонии и составляет одно из коренных положений марксизма, разрыв с которыми (или даже равнодушие к которым) у ликвидаторов является глубочайшим источником целого ряда непримиримых принципиальных разногласий с противниками ликвидаторства.

Каждая капиталистическая страна переживает эпоху буржуазных революций, когда складывается та или иная степень демократизма, тот или иной уклад конституционализма или парламентаризма, та или иная степень самостоятельности, независимости, свободолюбия и инициативности «низов» вообще, пролетариата в частности, та или иная традиция во всей государственной и общественной жизни. Какова будет эта степень демократизма и эта традиция, – зависит именно от того, будет ли гегемония в решающие моменты принадлежать буржуазии или ее антиподу, будет ли первая или последний (опять-таки в эти решающие моменты) «центром притяжения для демократического крестьянства» и для всех вообще демократических промежуточных групп и слоев.

Г-н В. Левицкий мастер на блестящие формулировки, сразу резко и ясно вскрывающие идейные основы ликвидаторства. Такова его знаменитая формула: «не гегемония, а классовая партия», означающая в переводе на русский язык: не марксизм, а брентанизм (социал-либерализм). Столь же знаменитыми станут, наверное, две отмеченные здесь формулы: «центром притяжения для демократического крестьянства должна была бы стать городская буржуазная демократия» и «неудача обусловлена отсутствием оформленной буржуазной партии».

«Звезда» № 26, 11 июня 1911 г. Подпись: В. Ильин

Печатается по тексту газеты «Звезда»