– Герман, я благодаря тебе поняла, что рок – не только героическая поза, рёв мотоцикла и перегар. Точнее, это всё – шелуха, обёртка, а суть рок-н-ролла – умение честно выразить свою боль, не бояться выглядеть ранимым и тонко чувствующим. В наше время, когда все социальные темы исчерпаны, суть бунта поменялась. Нет диктата государства, но есть гнёт попсы, равнодушия, лени. Твои стихи – порыв против всего этого болота. Наивные и несовершенные стихи, в которых есть нерв.

Саша спрыгнула с подоконника, сделала шаг к юноше и поцеловала в губы.

– Ты уверен, что хочешь любить меня? Не пожалеешь?

– Не пожалею.

– Ну тогда начинай, пока я не передумала.

Они легли на колючее верблюжье одеяло. Герман нервно гладил ножку Саши, смелел, прикоснулся к её груди через свитер. Молчание казалось парню пошлым и неуместным, ещё хуже были ласковые слова, поэтому он без остановки рассказывал дурацкие истории из своей жизни или истории, придуманные на ходу. Потом перебрались под одеяло, где стало жарко, и Герман наконец снял с Сашеньки свитер и носки, не тронув растянутую майку с портретом Шевчука и надписью «Я получил эту роль», но когда на Германе остался лишь железный пацифик на цепочке, девушка сказала:

– Я, конечно, очень уважаю Юрия Юлиановича, но меня не покидает мысль, что нас в постели трое. Думаю, сегодня твой кумир должен уступить.

После этих слов чёрная футболка была мгновенно сдёрнута с Саши и заброшена куда-то под соседнюю кровать, где Герман никогда не подметал.

Утром начался ветер. Налетал, принося с собой листья платанов, которые липли к оконному стеклу. Холод сочился сквозь старую раму. Потом в комнате потемнело, пошёл дождь. Саша всю ночь спала беспокойно, вздрагивала. Герман пытался греть её холодные руки. Лежал на спине и смотрел в окно на старый тополь, раскачивавшийся от мощных порывов. Было сладко и тревожно. Вокруг Саши всегда вертелось много поклонников – спортивных, успешных, уверенных в себе. Ухажёры недоумевали, что же делает рядом с такой восхитительной девушкой это волосатое чучело с гитарой. Юноша должен был срочно придумать что-то особенное и предложить Саше. Лучший вариант – путешествие в экзотическую страну. Или хотя бы в другой город. Но как это сделать на стипендию студента ТНУ? Рука Германа, на которой спала девушка, затекла, и под повизгивание древней кровати парень осторожно положил любимую на бок, потом поцеловал в шею, в мочку уха с изящной серебряной серёжкой. Прикоснулся к Сашиной груди, мельком подумав, что не видел следа от купальника – это означало, что девушка летом загорала топлес. Мелькнувшая мысль вызвала сразу два чувства: жгучее вожделение к Саше и ледяную ревность ко всем мужчинам на пляже, которые видели её наготу. Герман крепко прижал девушку к себе и начал нежно ласкать её, спящую. Она всё не просыпалась, вздрагивая, потом испуганно дёрнулась, повернулась к Герману, обняла его, улыбнулась.

– Герман, знаешь, что во многих странах секс со спящим человеком приравнивается к изнасилованию?

– Ты же вчера по доброй воле легла в мою постель, разве нет?

– Так я бодрствовала, а вот если ты хочешь меня спящую, нужно спросить заранее.

– Ага, и разрушить всю красоту момента.

– Вот хулиган! А с виду и не скажешь. Напоил вином, оставил ночевать без разрешения вахтёра, а потом давай ещё и спящую соблазнять.

– Ты вчера ко мне почти голая пришла, – со смехом парировал Герман, – если, конечно, пришла, а не прилетела на метле. И вообще, хватит болтать, давай делом заниматься.

Герман вдруг почувствовал себя уверенным и сильным, мысленно показал средний палец шеренге неудачливых поклонников и отдался поцелуям.

Смеркалось. За лиманом потянулись поля. Молодые люди ехали в Киев поездом на концерт «ДДТ». Саша читала, лёжа на коленях у Германа. Юноша занял денег у всех, с кем был знаком, лишь бы поехать: надеялся, что концерт всё изменит. Любимая постоянно повторяла, что не встречается, а дружит с Германом; что их близкие отношения – просто форма симпатии; что free love даёт Саше право целоваться с кем угодно. Но Герман замечал, что девушка робко берёт его за руку, когда никто из окружающих не видит; целует в шею, думая, что он спит.

– Ты заметил, как на меня этот мужик с боковой полки пялится? – сказала Саша в тамбуре, наклоняясь с сигаретой к увесистой зажигалке друга. – Он отворачивается только тогда, когда я начинаю со злобой смотреть. А потом снова пялится!

– Может, стоит хоть иногда лифчик под футболку надевать?

– Ой, кто это такой правильный нашёлся? Не тот ли студент, который меня голую в постели вином поил? Ты мне ещё предложи бабушкины гамаши надеть и лучку куснуть перед сном, для профилактики. Лучше заботливо приготовь для мужика валидол, ведь я, ты знаешь, ненавижу спать одетой.

В Киеве парочка первым делом решила снять жильё на одну ночь: концерт заканчивался ближе к полуночи, о квартире стоило подумать заранее. В скверике у вокзала подошли к бабушке с табличкой «Жильё – приезжим».

– Заводы – рабочим, землю – крестьянам, жильё – приезжим, горилку – крымским рокерам.

– Детка, что ты сказала? Вам комнату надо?

– Да, бабуля. И чтоб не очень долго добираться от Палацу Спорту, – вступил в разговор юноша.

– Сынок, я живу в отличном районе Киева – на Троещине. Едете до станции метро «Левобережная», оттуда на маршрутке чуть-чуть, потом по трамвайным путям пройдёте – и вы у меня. А завтра спите, сколько захотите после ваших гулянок. Только предоплату мне оставьте, и я адрес напишу. Вот моя прописка в паспорте, глядите.

Давать бабке залог не хотелось, но на гостиницу не хватало, пришлось рискнуть, хотя слово «Троещина» почему-то настораживало. Записав адрес, Герман взял Сашу за руку, и любовники отправились гулять по центру города. Поднялись по брусчатке Андреевского спуска к памятнику святому Владимиру и долго любовались Днепром, пили крепкий кофе в уютной кафешке, кидались листьями друг в друга – проживали этот день так, как задумали. Мешала лишь песня-прилипала у Германа в голове:

И все вокруг говорили: «Чем не муж и жена?»

И лишь одна ерунда его сводила с ума —

Он любил её, она любила летать по ночам.

Навязчивая песня забылась с первыми аккордами «Дождя» Юрия Юлиановича. Концерт начался под аплодисменты тысяч рук «танцювального майданчика», где устроились поудобнее на своих ногах Герман с Сашей. Потом вспыхнули прожекторы, вступили барабаны Доцы и грянул мощный звук «металлокерамики». Когда группа заиграла песню «Чёрно-белые танцы» и Шевчук, подбежав к железным бочкам, начал выбивать из них первобытный страшный ритм, Герман, обнимавший Сашу сзади, вдруг почувствовал, как она потяжелела и повисла на его руках.

– Чего ты ждёшь, тащи её к креслу, не тупи! – услышал он у своего уха, – брось долбаный рюкзак, чудила!

Полный татуированный мужчина схватил Сашу за ноги и вместе с Германом вынес её из танцующей толпы. В кресле девушка открыла глаза и на вопрос: «Может, уйдём?» испуганно замотала головой. Дичать больше не пошли. Парень чувствовал себя очень глупо, пока Саша не шепнула:

– Я всегда мечтала упасть в обморок на концерте любимой группы!

Тем временем музыканты «ДДТ» сыграли все хиты и ушли, поклонившись, а потом вернулись с проникновенной «Это всё»:

Две мечты да печали стакан

Мы, воскреснув, допили до дна.

Я не знаю, зачем тебе дан:

Правит мною дорога-луна.

Ты не плачь, если можешь – прости.

Жизнь не сахар, а смерть нам не чай.

Мне свою дорогу нести,

До свидания, друг, не прощай!

Це вже все,

Що залишиться після мене,

Це вже все,

Що візьму я з собою!

Из зала вышли улыбаясь и сразу побежали к метро, чтобы успеть до закрытия. Потом отстояли очередь на маршрутку и долго ехали куда-то по плохо освещённому району. Когда оказались на совершенно пустой остановке, эйфория полностью улетучилась и её место в душе Германа заняло скользкое неприятное чувство. Если бабка обманула, вся романтика поездки будет уничтожена. Но Саша так доверительно взяла парня под руку, что он решил не подавать виду. Пошли по трамвайным путям, заросшим жухлой травой, на тусклый свет какой-то кривой каморки, за которой в темноте проступали контуры пятиэтажки. Когда поравнялись с будкой, то машинально заглянули в окно и оторопели: вместо привычного сторожа, обнимающего бутылку, в комнате стояла обнажённая женщина с отсутствующим взглядом и растирала крепкие груди жирным кремом.

– Герман, это же Наташа с волшебным кремом Азазелло! Она сейчас полетит на шабаш!

Однако Наташа в этот раз никуда не улетела – натянула штаны, сапоги, потом накинула ватник и направилась к двери. Парочка разочарованно вышла из засады и побрела к дому. Тёмный подъезд был открыт нараспашку. На второй этаж поднимались, освещая путь зажигалкой. Дверь квартиры открыла хмурая бабка:

– Я уже вас не ждала. Комната – направо.

– Спасибо. Мы бы хотели сначала принять душ.

– Хотели бы они, как же. Там мой сын укладывается спать, разбирайтесь с ним сами.

Герман повернул ручку двери: в сухой железной ванне ёрзал мертвецки пьяный мужчина лет сорока в грубом синем свитере. Он пытался уложить подушку под голову, но та постоянно соскальзывала по стенке вниз.

– Выходи, нам нужно принять душ.

Мужчина что-то мычал в ответ, махал руками. Герман схватил его за воротник, вытащил из ванны и резко выволок в коридор. Усадил на табурет, вернулся за подушкой, сунул её мужику в руки.

– Что же вы творите, ироды приезжие? – закричала бабка, – я сейчас милицию вызову!

– Бабуля, дай нам лучше чистое полотенце – тогда всё будет окей.

Через минуту Герман уже торопливо раздевал Сашу на коврике ванной комнаты, которая наполнялась горячим паром. Девушка зашла в воду и поманила Германа за полиэтиленовую занавеску, переключила на душ и начала мыться.

– Саша, у тебя кровь! Не дёргайся, дай посмотреть, – Герман направил струю душа на спину девушки. – Видимо, я содрал родинку, хватая тебя, когда ты падала. Ничего, я сейчас обработаю ранку, у меня в рюкзаке есть перекись.

Из-за стенки, нарастая, понёсся богатырский храп, и юноша расслабился. Студенты легли в горячую воду – друг напротив друга, и Саша закинула ноги на плечи Герману, а потом закрыла глаза. Она выглядела одновременно совершенно бесстыжей и непорочной: искренность, прямота, нежность чувств девушки, соседствуя с её откровенными ласками, создавали образ красоты. Погасни этот внутренний свет – и всё свелось бы к разврату, после которого хочется отвернуться к стенке или выпить на кухне стопку-другую перцовой водки. Герман невольно представлял картины близости девушки с её бывшими, и при мысли, что их ласки были такими же наглыми, как его собственные, у юноши сводило скулы. Но он понимал: согласись Саша стать верной ему до гроба, она не была бы так интересна. В непостоянстве девушки крылась интрига – хотелось бороться за любовь, творить, создавать и сокрушать миры. В эту ночь Герман вырвал право на счастье у бессмысленной жизни, отстоял волнительные мгновения в ванной перед унылыми обывателями – хозяевами квартиры. Сегодня он будет самым нежным любовником.

Перед тем, как залезть под одеяло, пошли курить на балкон, заваленный ржавым хламом, – юноша оделся, а Саша сбросила полотенце и закуталась в кожаную косуху друга. Накрапывал дождь, мокрые ветви каштанов качались и почти касались балкона. Герман распахнул косуху на девушке, обхватил её за талию и начал гладить и целовать прямо на балконе, встав на колени, а Сашенька курила и смеялась.

Утреннюю негу прервал отвратительный стук в стекло двери:

– Эй вы, пошевеливайтесь, мне надо на вокзал выезжать, деньги зарабатывать. Час уже сижу, жду, когда проснётесь.

Студенты не стали ругаться с хозяйкой, оделись и вышли на улицу. Утро выдалось тёплым и солнечным, в лицо летела листва, в парке шумно играли мальчики, бегая друг за другом с деревянными мечами, и Троещина уже не казалась пустынной и опасной, как вчера. Саша шла рядом в юбочке и кружевных колготках – нежная и близкая. Купив в ларьке два стаканчика растворимого кофе и плитку шоколада «Світоч», парочка присела на скамейку в сквере, Саша сразу же закинула обе ноги в сапожках на колени Германа.

– Мой друг, я очень благодарна тебе за эту поездку. Мне было интересно, легко и комфортно. Но я чувствую, что ты ждёшь от меня ответа. Хочешь, чтоб я дала тебе руку и пошла рядом. И когда я представляю будущее таким, впереди гаснет свет, остаётся только темнота и страх. Хочу попросить тебя: не торопи меня. Давай не станем ничего обещать друг другу, будем только любить и дышать. А там посмотрим.

Герман молчал. Он был счастлив эти дни – таким деятельным, бурлящим счастьем. Думал, что близость с Сашенькой хоть немного утолит его жажду, но киевская ночь лишь раззадорила юношу, обострила желание.

Саша гладила его руки.

– Совсем забыла. Я дочитала в поезде «Романтиков» Паустовского, но забыла отдать тебе книгу. Она прекрасна. Удивительно, что про неё никто не знает. Мне больше всего понравился эпизод, когда ночью на Чатыр-Даг поднимаются юноша и девушка, и парень целует обнаженную грудь подруги под звёздами. Это так по-крымски. Паустовский точно знал толк в том, как надо жить! Кстати, ты возьмёшь меня на Чатыр-Даг?