Муза. Мы только общее руководство выполняем.
Ким. Но вы ж могли бы какую-нибудь директиву спустить насчет местных авторов. Ведь в Европе, куда мы так стремимся, есть квота на постановку пьес местных авторов.
Муза. Я вам сказала, что мы выполняем общее руководство.
Ким. Но у меня есть конкретное предложение.
Муза. Уморили вы меня. У меня столько работы, столько работы, что некогда и в гору глянуть.
Ким. Но моя пьеса это тоже большой вклад в развитие культуры нашего города.
Муза. Я б не полагала, что она внесет большой вклад в культуру нашего города.
Ким. Почему?
Муза. Что ж перейдем к некоторым деталям. Вот в вашей пьесе есть такие места, которые просто невозможно поставить на сцене.
Ким. Какие это места!?
Муза. Вот влюбленные слушают в парке на лавочке соловья.
Ким. Да, это лирическая сцена, а соловей создает фон хороший для нежных чувств. Вы ведь слушали когда-нибудь соловья, и знаете, как трепетно начинает биться сердце под такую мелодию.
Муза. Но, где вам в театре возьмут соловья. Да, и как можно заставить соловья петь на сцене, тогда как говорят, что соловьи в неволе не поют. Или вы предлагаете вместо соловья канарейку в клетке поместить на сцене?
Ким. Зачем канарейку на сцену тащить, если соловья можно записать на магнитофон, и затем крутить эту запись в театре.
Муза. То есть вы предлагаете играть под фонограмму.
Ким. Нет, артисты будут играть в натуре, а голос соловья под фонограмму.
Муза. Нет, мы не можем этого сделать. Позволим соловью петь под фонограмму, то затем захочется и артистам выступать под фонограмму, а они на сцене будут только рот раскрывать или вообще не будут приходить на спектакль.
Ким. Но ведь другие применяют такой метод. Вот даже именитые режиссеры используют такой способ. Вспомните хотя б вот спектакль «Калиновая роща», или спектакль «Дикарь» по пьесе Колона.
Муза. Другие пускай делают, как хотят, но мы не будем. К тому же у вас там и коровы на сцене появляются.
Ким. Коровы не появляются, а только подают звуки «Му-Му» за сценой.
Муза. Все равно за сценой надо держать корову, чтобы она издавала там свои протяжные звуки.
Ким. Не обязательно держать корову за сценой. Достаточно тоже записать ее мычание на магнитофон или посадить артиста за сценой, который бы мог изображать звуки коровы – это не так сложно. Да, также он может изобразить лай собаки.
(Ким начинает лаят «Гав, гав, гав» Это он делает так страстно, что Муза отмахивается).
Муза. Не надо, а то вы мне еще порвете платье.
Ким. Я ж пытался войти в роль, чтобы вы мне поверили.
Муза. Хотя я вам поверила, но денег у нас нет свободных, так как репертуар уже заложена на несколько лет вперед.
Ким. Муза Аполлоновна, давайте будем откровенны – репертуар закладывается у вас, так как деньгами вы распоряжаетесь.
Муза. Кто вам это сказал? Я его сейчас же уволю.
Ким. Никто мне этого не говорил, и никого не надо увольнять. Просто у меня аналитический ум мне достаточно было прочитать в городской газете бюджете доходы и расходы театра, чтобы понять какими средствами питается этот очаг культуры.
Муза. Да, они, нахлебники, театр живет на дотации из бюджета, но я ничего не могу здесь изменить.
Ким. А менять надо. Вот сейчас снова Шекспира ставят, а это же какие материальные расходы будут на костюмы, на реквизиты, на оборудование рыцарских замков на сцене. В моем спектакле такие расходы минимальны, потому как деньги на костюмы не надо и на сцену нужны будут минимальные расходы.
Муза. Такие вопросы решайте с руководством театра.
Ким. Муза Аполлоновна, но все, же знают настолько, вы являетесь двигателем культуры в нашем городе. Благодаря вам, у нас открыто много очагов культуры, в которых гармонично развиваются граждане нашего города. Знаете, Муза Аполлоновна, я очень сожалею, что я не художник.
Муза. Почему это вдруг вам захотелось иметь лавры художника?
Ким. Я б тогда рисовал портреты знаменитых людей и в первую б очередь нарисовал бы ваш портрет. Причем бы нарисовал бы в виде императрицы.
Муза. Ну, это вы уж совсем мне льстите.
Ким. Нисколько. Это самая настоящая, правда. Потом этот портрет надо тиражировать во всех средствах массовой информации.
Муза. У меня нефотогенично лицо.
Ким. Наоборот. Ваше лицо – это вершина фотогеничности, ибо в нем совмещены черты настоящей женщины и государственного деятеля.
Муза. Приятно говорить с культурным обходительным человеком.
Ким. Поэтому нам следует расширять границы нашего общения.
Муза. При лунном сиянии я лучше смотрюсь.
Ким. Конечно, при лунном сиянии вы будете великолепны. (Про себя). Намек понял. Надо действовать решительно и беспринципно. Должен заметить, что это не я говорю, а это говорит тот дьявол, который засел во мне. Я готов делать все для того, чтобы исполнить свои мечты. Даже, если мне придется переступать через нормы морали. ( В голос). Муза Аполлоновна, конечно, при лунном свете вы будете смотреть значительно лучше, поэтому мы с вами пойдем в ресторан. Сегодня полнолуние и на террасе ресторана я буду любоваться вашей несравненной красотой.
Муза. Вы хотите посмеяться надо мной.
Ким. Нисколько.
Муза. Вам намного приятней будет проводить свое время с какой-то молодой красавицей.
Ким. О, какое может быть удовольствие говорить с какой-то пустышкой, у которой в голове сплошной туман. Другое дело иметь дело с вами, с женщиной, которая знает, что ей надо от мужчины, и потому отдает ему все на свете – любовь, нежность, тело, душу.
Муза. Вы опасный человек, я боюсь вас.
Ким. Напрасно вы так думаете. В этой груди бьется самое горячее сердце, которое не может без волнения смотреть на вас. Меня прямо охватывает безумное желание видеть вас, быть с вами, держать вашу руку в своей руке. И, если вы откажите мне в этом, то моя жизнь закончится, солнце зайдет на моем горизонте.
Муза. Ну, если для вас это так важно.
Ким. Архи важно. Я побежал заказывать столик в ресторане и встречу вас после работы.
Сцена 7
(Ким под ручку идет с Музой Аполлоновной в парке).
Ким. У меня сегодня был самый замечательный день. Нет, самый замечательный вечер в моей жизни, благодаря вам, Муза Аполлоновна.
Муза. Вы сильно преувеличиваете.
Ким. Я всегда говорю только то, что есть, ведь я драматург.
Муза. Вот потому, что вы драматург, я и подозреваю, что вы приукрашаете нашу действительность.
Ким. Муза Аполлоновна, да провалится мне на этом месте, если я вру.
Муза. Да, суши умеют готовить в этом ресторане. А вот салаты были несвежие.
Ким. Может быть, салат был не свежий, но музыка хорошая была.
Муза. Правда, музыканты так часто отдыхали. Мы всего два танца протанцевали.
Ким. В следующий раз я попрошу их больше играть и меньше перекуров делать.
Муза. Вы серьезно говорите?
Ким. Что вы имеете в виду?
Муза. Что мы еще раз посетим этот ресторан?
Ким. Конечно, мы пойдем в этот ресторан, думаю, что у них тогда будет коронное блюдо.
Муза. Какое блюдо?
Ким. Шашлык из молодого барана.
Муза. Я обажаю шашлык из молодого барана.
Ким. Я тогда позвоню в ресторан и поинтересуюсь, когда у них будет такое блюдо и приглашу вас туда.
Муза. Ловлю вас на слове.
(Тут к ним подходит агрессивно настроенная Надя).
Надя. Ах, вот с кем ты гуляешь! Теперь понятно, почему ты не хочешь, на мне женится.
Ким. Женщина, уйдите.
Муза. Кто эта девушка?
Ким. Да, это просто знакомая. Соседка.
Муза. А почему она к тебе пристает?
Ким. Сам не знаю. Надя, иди домой, я тебе потом все расскажу.
Надя. Нет. Никуда я не уйду, пока ты мне сейчас всё не объяснишь.
Ким. Надя, если ты сейчас не уйдешь, то я очень рассержусь на тебя.
Муза. Ты можешь мне объяснить, что связывает тебя с этой девицей.
Ким. Ничего меня с ней не связывает.
Надя. (Возмущенно). Как это ничего не связывает!? А почему же ты тогда со мной гулял. Про звезды рассказывал. Книжки свои непонятные показывал. И говорил, что скоро в театре будут идти твои спектакли. За что ты получишь большие деньги, и тогда мы сможем пожениться.
Муза. Что я слышу?
Ким. Да, не слушайте её! Это всё она выдумала. Неужели вы не видите, что это вздорная девчонка.
Надя. Ничего я не выдумала. А еще ты говорил, что тебе надо обкрутить одну старушку, чтобы она дала денег на спектакль.
Муза. Это правда!?
Ким. Муза Аполлоновна, кого вы слушаете. У неё же совсем крыша поехала.
Муза. Может у неё и поехала, но я еще при полном здравии и все прекрасно поняла. Ты ухаживал за мной, только для того, чтобы деньги получить на спектакль.
Ким. Нет, Муза Аполлоновна, у меня были к вам настоящие чувства!
Муза. Не верю твоим словам. Ты красиво говорил мне о своих чувствах, только ради денег. Как это низко и пошло. Видеть тебя не хочу я.
(Муза уходит, а Ким опускается на землю в отчаянии, сидит, охватив голову. Надя стоит в стороне, затем подходит к Киму, пытается его успокоить).
Надя. Ким, встань с земли, а то простудишься.
Ким. Уйди от меня! Я не хочу тебя видеть!
Надя. Ну, зачем ты так расстраиваешься? Ну, не дадут тебе денег на спектакль, то ничего страшного не произойдет. Земля будет крутиться, солнце взойдет на востоке. Нет, никакой трагедии.
Ким. Что ты понимаешь в этом! Ведь это конец всем моим планам.
Надя. Но ведь в жизни есть и другие вещи, кроме твоих пьес.
Ким. Для меня нет жизни без моего творчества, а ты сейчас всё разрушила. Вся моя жизнь потеряла смысл. Я не знаю. Чем могу я заниматься?
Надя. Мы будем садить, и продавать арбузы.
Ким. Дура, ты набитая. Пошла ты подальше от меня, а то я за себя не ручаюсь.
Надя. Пошли. Это все пройдет. Завтра ты проснешься, и все будет по-другому.
Ким. Ничего не будет. Меня не будет и тебя не будет. Ты виновата в этом и ты будешь наказана за это.
(Он поднимается и хватает Надю за горло, бросает на землю, душит её).
Надя. Что ты делаещь?
Ким. Я тебя задушу. Ты меня уничтожила.
Надя. Спасите! Спа-си-те!
(Появляются санитары в белых халатах, которые скручивают руки назад Киму и уводят со сцены).
Действие 2
Сцена 1
Кабинет врача-психиатра Полины Сергеевны Нептуненко. (В первом действии она играла Музу Аполлоновну). Это строгая дама, ей за пятьдесят, но она стремится остановить время и сохранить фигуру. У неё на столе гора папок слева, а справа старенький компьютер. Стук в двери, а затем входит Ким Сидоренко.
Ким. Можно?
Полина. Можно.
Ким. Здравствуйте.
Полина. Здравствуйте. Садитесь.
Ким. Спасибо, я постою.
Полина. Не надо стоять, а надо садиться, а то стоите, как телеграфный столб.
Ким. Что за сравнение? Я вам не столб.
Полина. Вы не волнуйтесь.
Ким. Я не волнуюсь. Мне просто не нравится ваше сравнение. Я не столб.
Полина. Конечно, вы не столб, вы пациент нашей больницы, только ведете себя неадекватно.
Ким. Не забудьте подчеркнуть, что я необыкновенный пациент.
Полина. Хорошо, я это помню. Но вы сядьте, в конце-то концов.
Ким. А вот так нельзя говорить.
Полина. Почему?
Ким. Потому что сажают в тюрьму уголовников, преступников. А людям честным говорят, присаживайтесь.
Полина. Смотри, какие мы чувствительные. Присаживайтесь.
Ким. Вот это другое дело. Спасибо. Хотя откровенно сказать, что это заведение мало чем отличается от тюрьмы те же запоры на дверях, решетки на окнах, и везде охранники, готовые каждую минуты кинуться на тебя, чтобы набросить смирительную рубашку. Правда, имеются и различия. В тюрьме человек знает, когда выйдет он на свободу, а пациенты психической больницы не знают, когда они вернутся к нормальной жизни.
Полина. Но это вы уж слишком перебрали в своем сравнении. Фантазии вам не занимать. Ваша фамилия?
Ким. Сидоренко.
Полина. Имя?
Ким. Ким.
Полина. Странное имя.
Ким. Ничего странного. Расшифровывается, как Коммунистический Интернационал Молодежи. Я родился 29 октября в день рождения комсомола. Не я себе имя выбирал.
Полина. А кто же?
Ким. Какая-то патриотическая бабушка в роддоме.
Полина. А что же родители себе думали, что вас так записали.
Ким. Мама не могла долго прийти в себя после родов, а папа постоянно был пьян, потому что праздновал с друзьями мой день рождения, пока я и в школу пошел.
Полина. Видно, не повезло вам с родителями.
Ким. Вы как в воду смотрели. Одним словом, психолог, который видит человека насквозь.
Полина. Не психолог, а психиатр.
Ким. По мне так одинаково. С психами ведь имеете дело. Но я должен сказать, что я не такой, как вы думаете.
Полина. Это мне не интересно. На что жалуетесь?
Ким. В столовой чай не сладкий и холодный подают, понятно, что никакого удовольствие от такого чаепития не получаешь.
Полина. Вы здесь на лечении находитесь, а не удовольствие должны получать.
Ким. А еще хлеб такой, что с них лошадок можно лепить.
Полина. Я не это имела в виду, обращайтесь с такими вопросами на кухню. А меня интересует ваше состояние.
Ким. Какое может быть состояние при нынешнем правительстве, оно окончательно запуталось в своих реформах, а нас сделало голыми и босыми.
Полина. Я вас прошу, не надо здесь политику примешивать. Здесь лечебное заведение, в котором не должно быть никаких высказываний о действиях нашего правительства.
Ким. Я это уже понял, что руки правительства сюда не доходят, ибо они свои руки запустили в наши карманы.
Полина. Если вы не будете вести себя достойно, то я вызову санитаров.
Ким. Все я буду вести себя очень хорошо.
Полина. Я вас спрашиваю, что у вас болит?
Ким. Сердце у меня болит, когда я смотрю, что не любят у нас талантов.
Полина. (Сердито). Я б не рекомендовала вам все в шутку превращать. У вас итак довольно сложное положение. По вас тюрьма плачет.
Ким. Я это понял уже, но я не желаю туда попасть. Правда, ваше учреждение тоже не санаторий, очевидно, что такая обстановка не способствует скорому выздоровлению пациентов.
Полина. Хорошо будете вести себя, исполнять все предписания врачей и мы вас здесь держать не будем. На ваше место у нас по два претендента. Народ сейчас слишком нервным стал.
Ким. Я могу хоть сейчас освободить место.
Полина. Не будем торопиться, есть сигнал от правоохранительных органов – его надо тщательно проверить. И хватит дискуссий. Протяните перед собой руки. (Ким выполнил команду). Теперь правой рукой достаньте носа. Теперь проделайте это же самое левой рукой. Хорошо. Снова руки перед собой держите (она бросает лист бумаги на его руки). У вас руки трясутся. Это рассеянный невроз, общее расстройство нервной системы. Это надо лечить.
Ким. Это нервы у меня от того, что вы закрыли меня здесь, и я не могу писать.
Полина. Что вы пишите?
Ким. О нашей жизни.
Полина. В мире уже столько написано книг, что за всю жизнь нельзя перечитать.
Ким. Так-то ж было написано в другое время, там другие люди жили, а надо о современности написать хорошо. Особенно, про ваших тараканов.
Полина. У нас нет тараканов. Что вы придумали?
Ким. Это днем их не видно, когда вы здесь находитесь, а, когда наступает ночь, то они выползают изо всех щелей. Они такие забавные и вносят некоторое разнообразие в больничную жизнь.
Полина. Эту главу вам следует вычеркнуть из вашего романа. Да и вообще рекомендовала бы вам прекратить вам заниматься литературой.
Ким. Почему.
Полина. Потому что это вас до добра не доведет.
Ким. Странная у вас рекомендация.
Полина. Не вижу ничего странного. Каждый человек, прежде чем начинать какое-то дело ставит вопрос, зачем это делает.
Ким. У меня есть своя задача, даже могу сказать мечта, но зачем рассказывать, вы все равно не поймете.
Полина. Славы хотите. Чтобы девушки вас любили. Хотите, чтобы о вас газеты писали, по телевизору показывали, рейтинг высокий в Интернете иметь.
Ким. Я просто хочу писать и излагать свои мысли, передавать их будущему поколению, а также то, как мы жили. Ведь, если мы не оставим хороших произведений, то мы уподобимся тем же муравьям, которые бессознательно, инстинктивно выполняют определенные функции для сохранения вида. То есть мы живем только инстинктами самосохранения и размножения. Проще говоря, что мы живем для того, чтобы есть и пить, то есть ведем свое существования, которое присуще самым низким формам материи.
Полина. Любишь философствовать?
Ким. Нет. Я не хочу уподобиться тем муравьям.
Полина. Вы математику, хорошо учили в школе?
Ким. Как сказать.
Полина. Можете дальше не говорить. В математике есть такое понятие "мнимая" единица.
Ким. Что-то припоминается. У нас такая древняя старушка вела математику, что я ничего не понял.
Полина. Так вот в области действительных чисел уравнение имеет только одно верное решение, а все остальные находятся в области комплексных чисел, то есть мнимых чисел, которых бесконечно много.
Ким. Не понимаю, к чему такое определение?
Полина. К тому, что пишущих людей много, бесконечное множество, но единицы из них достигают успеха.
Ким. Я добьюсь своего. Мои книги будут издаваться и у них будет читатель.
Полина. Для того, чтобы издавать книги надо иметь деньги или хороших спонсоров.
Ким. Я найду спонсоров.
Полина. Почему вы думаете, что тебе дадут деньги?
Ким. Потому что. Потому что я пишу интересно, талантливо, так никто не пишет. Другие авторы пытаются фантазировать в своих произведениях, пытаются создать какой-то новый загадочный мир, тогда как надо просто отображать верно, нашу действительность, в ней столько прекрасных историй, удивительных сюжетов, что никакая фантазия не может сравниться с реальной жизнью.
Полина. У вас навязчивая идея. Фрустрация личности. Если вас не остановить вовремя, то со временем это превратится в трагедию, потому, как здание ваше построено на песке. Фата моргана. Так что выполняйте тщательно мои предписания, которые вернуть вас к реальности.
Ким. Какая еще фрустрация?! Я вам не фрукт какой-то, а здоровый человек.
Полина. Здоровых людей нет, есть не тщательно исследованные лица. Возьмем анализы у вас и сделаем выводы, если будете больны, то будем лечить, а, если будете здоровы, то выпишем. И тогда направьте свою энергию на реальную какую-то профессию, ибо писателей, поэтов много, а вот инженеров, слесарей хороших не хватает.
Ким. Но для меня потеряется смысл жизни, если не буду писать.
Полина. От вашего увлечения не остается материальных следов пребывания вас на этой земле, что необходимо каждому человеку, чтобы убедить его, что он не напроасно пришел на эту землю. Вот инженеры строят мосты и заводы, дома и ракеты. Представьте, как это хорошо, когда вы идете улицей и видите дом, построенный за вашим проектом, или едете машиной и проезжаете мимо завода, в строительстве, которого принимали прямое участие, то вас будет распирать от гордости. Эти сооружения будут стоять десятилетия, столетия и вы будете довольны собой, ибо жизнь ваша прожита не зря, а потом еще своим детям и внукам будете рассказывать и показывать эти объекты.
Ким. Вы знаете, когда была написана пьеса "Недоросль"?
Полина. Какое это имеет отношение к нашему разговору?
Ким. Самое прямое. Она написана в конце восемнадцатого столетия, больше двести пятьдесят лет прошло, но эта пьеса звучит вполне современно в наше время, ибо в стране полным-полно таких "Митрофановичей", не знающих ни истории страны, ни традиций. Так вот эта пьеса живет до сих пор, а дома, заводы, фабрики и прочие сооружения тех времен уже давно развалились, ушли в небытие.
Полина. А где уверенность у вас в том, что ваша книга обретет долгую жизнь? Книг у нас написано немало, даже можно сказать много, но очень мало этих произведений переживает своего автора, и превращаются в макулатуру.
Ким. Я в своих силах уверен и считаю, что этого достаточно, ибо я имею достаточно опыта и знаний по этой теме.
Полина. Этого мало, надо чтобы по этому поводу высказались специалисты, критики, драматурги.
Ким. Увы, я не вижу у нас таких специалистов, драматургов, писателей, которые объективно могут оценивать мои произведения.
Полина. А может вы ошибаться на свой счет? И ваш дар – это фикция.
Ким. Джорджано Бруно тоже был один, когда утверждал, что земля крутится, ему не верили и сожгли на костре, но оказалось, что он был прав – земля крутится.
Полина. Тем не менее, я хочу вас удержать от опрометчивого шага – пойти по тернистому пути сочинителей, которые заканчивают обычно свою жизнь очень печально – топят свою горечь в алкоголе, наркотиках, некоторые авторы даже кончают жизнь самоубийством. Хемингуэй, Фадеев, Есенин, Маяковский. Неужели вы желаете пополнить этот звездный список?
Ким. Конечно, нет.
Полина. Значит, будем лечиться.
Ким. От чего?
Полина. От "Звездной болезни".
Ким. Я вполне здоров и осознаю все свои поступки.
Полина. Чем больше вы стараетесь доказать свою вменяемость, тем больше я вижу необходимость вашего лечения.
Ким. Однако, меня лечить не надо, ибо я здоров.
Полина. У вас были мысли о самоубийстве?
Ким. Нет. Никогда не думал, наоборот, я очень люблю жизнь и настроен даже оптимистически, несмотря на то, что мир наш несовершенен. Мне на память приходит анекдот. Один бизнесмен заказал себе новый костюм к очередному кооперативу, но портной очень долго шил его, делал несколько примерок, чем вывел заказчика из себя:
–Что вы так долго шьете костюм, Господь Бог создал этот мир за неделю, а вы месяц шили этот костюм".
–Дорогой мой клиент, но посмотрите вы на этот костюм. Это же совершенство, а посмотрите на этот мир, как он несовершенен,– ответил портной.
Полина. А родители ваши и родственники не хотели покончить жизнь самоубийством?
Ким. У меня не было родителей, а потому и не знаю своих родственников. Я инкубаторский.
Полина. Не надо шутить. Я же серьезный с вами веду разговор, и вы у меня не единственный больной.
Ким. Я тоже отвечаю вам серьезно. Я не знал своих родителей, ибо воспитывался в интернате, поэтому не знаю, кончили ли они свою жизнь самоубийством или доживают еще свою никчемную жизнь.
Полина. Вы были недовольны своими родителями, тем, что они выбросили вас в этот несовершенный, по-вашему, мнению мир и потому хотели покончить жизнь самоубийством.
Ким. Я ж говорю, что я не пытался покончить жизнь самоубийством.
Полина. Но вам же не нравится этот мир, вы же сами его признали несовершенным, в котором жить не комфортно и потому лучше уйти из него. Даже, рассказанный вами анекдот, подтверждает мое мнение, что вы хотели бы уйти с этого мира.
Ким. Уйти из него я пока не собираюсь.
Полина. А, когда решитесь это делать?
Ким. Я хочу досмотреть эту сериал, которая называется – личность в психушке.
Полина. А почему вы хотели лишить жизни девушку?
Ким. Что вы еще придумали? Это вы специально придумали, чтобы меня сделать шизофреником.
Полина. Здоровые люди не хотят задушить женщину.
Ким. Мы с ней, таким образом, развлекались, вы ведь знаете, что, если немного придушить человека, то чувства у него обостряются. Это называется "собачий кайф", детишки так сейчас в интернете развлекаются. Так вот сначала она перекрыла мне доступ кислорода в мозг, что у меня галлюцинации начались, а потом она меня попросила, чтобы я перекрыл ей доступ кислорода в голову. Когда я отпустил её, то она в эйфории начала кричать.
Полина. Но она говорит обратное. Она утверждает, что вы хотели задушить её.
Ким. Это она со злости, что я не хочу, на ней женится.
Полина. Почему же вы не женитесь, если у вас такие бурные страсти?
Ким. Как я могу жениться на ней? Ведь это означает поставить крест на моей писательской карьере. Понимаете, я не хочу связывать себя никакими обязательствами. А вдруг дети еще родятся, это большая ответственность, тогда они будут рыться в моих бумагах, в компьютере постирают мои произведения или заблокируют мои контакты с издательствами.
Полина. У вас к тому же и мания преследования. Психоз с параноидальным синдромом.
Ким. Какой еще синдром.
Полина. Параноидальным синдромом.
Ким. Так это выходит, что я еще и параноик.
Полина. Есть вероятность такого заболевания, у вас тут целый букет психических заболеваний, вам надо лечиться.
Ким. Чем больше я с вами общаюсь, тем больше понимаю, что, если так будет продолжаться, то я действительно сойду с ума.
Полина. Этого мы не допустим. Сейчас в нашем арсенале находятся такие средства, что лечатся любые заморочки.
Ким. Я не понимаю, почему вам так хочется лечить меня?
Полина. Это мой долг.
Ким. А может это нечто иное?
Полина. О чем вы намекаете?
Ким. Может это мои недруги дали вам задание закрыть меня в психушке?
Полина. Что за бред вы несете.
Ким. Совсем не бред. Скажите, у вас какой автомобиль?
Полина. Зачем вам это знать?
Ким. Чтобы определить берете вы взятки или нет?
Полина. Не надо только наглеть.
Ким. Можете не говорить. Запах ваших духов говорит, что вы берете взятки.
Полина. Что вы позволяете говорить.
Ким. Что бы купить духи Диор-Шерри вам надо полгода собирать деньги.
Полина. Откуда вы знаете, что у меня Диор-Шерри.?
Ким. Моя девушка любила такие духи, и я купил ей духи на Восьмое марта. Изумительный запах. Вам тоже подарили эти духи?
Полина. Может быть.
Ким. Это сделали те же недруги, которые закрыли меня здесь? Отвечайте.
Полина. Почему я должна отвечать?
Ким. Потому что это очень важно. Я подам заявление в прокуратуру, чтобы они там разобрались – откуда у вас деньги, кто делал вам подарки? Кроме того, я дам показания, что вы закрыли талантливого писателя, который должен создавать новые произведения в духовную сокровищницу нашей страны, которая нынче очень оскудела, из-за продажных чиновников и бездарных авторов, но имеющих мохнатые руки в городе, губернии, столице.
Полина. Это полная чушь.
Ким. Я понял. Это они заплатили вам, чтобы вы держали меня тут, а они беспрепятственно распространяли свою чушь. Станиславский говорил, что надо любить искусство в себе, а не себя в искусстве. Так вот такие люди любят только себя в искусстве, распространяют только свой эгоизм в высокую сферу, а всем остальным, они хотят закрыть рот, ибо иначе люди увидят их пустоту и отвернутся от них. Чиновники поддерживают мнение этих бездарей, потому что своего мнения у них быть не может, так как полные профаны в этом деле.
Полина. Почему вы так думаете?
Ким. Они не могут отличить Гегеля от Гоголя, Бабеля от Бебеля, путают Ахметова с Ахметовой. Стыдно с такими наработками идти в Европу и Америку. Надо создавать пространственные образы, независимые от автора.
Полина. Вы сделаете это, напишите объемное реалистическое произведения, но надо потерпеть, подлечится, а потом.
Ким. А когда будет это потом?
Полина. Тут я не могу вам сказать, сколько уйдет время, наберитесь терпения.
Ким. Вот так все мне говорят, наберитесь терпения, дождитесь лучших времен, пока наступит лучшие времена, тогда можно будет и говорить о печатании ваших книг, о постановке ваших спектаклей. Но никто не говорит, когда придут эти блаженные времена. А я не могу ждать. Вы слышите…
Полина. Что мне слышать?
Ким. Как летят секунды, проходят минуты и часы, которые приближают некоторое время икс и мне надо вложиться в это отведенное время, создать что-то стоящее в литературе, вместо той горы макулатуры, которые заполняют наши магазины, киоски, библиотеки. А вы поддерживаете этих неучей, тем самым, лишая нашу страну духовного наследства.
Полина. Хорошо, подадите на меня в суд. Только не знаю, есть ли такая статья в криминальном кодексе за то, что я лечу людей от навязчивых идей.
Полина. Это не так просто.
Ким. Вот вы слышали, почувствовали ситуацию момента?
Полина. Что я должна почувствовать?
Ким. Как сейчас бездарно улетели в бесконечность мои десять минут, шестьсот секунд, которые я использовал бы для создания нового произведения. Я не могу быть таким транжирой своего времени и таланта. Кому много дано, с того много и спросится. Вы знаете, что мне снится один и тот же сон.
Полина. Причем здесь сон.
Ким. Не знаю, при чем здесь сон. Это вы специалисты должны разъяснить по Фрейду.
Полина. Но я же не вижу ваших снов.
Ким. Мне снится всегда один и тот же сон.
Полина. Расскажите, а мы сделаем выводы. Посоветуем, как вам быть дальше.
Ким. Ко мне ночью приходит Гоголь.
Полина. Какой еще Гоголь?
Ким. Тот самый. Николай Васильевич, который "Ревизора" написал.
Полина. Почему вы уверены, что это тот самый Гоголь?
Ким. Потому что у него длинный нос и волосы, длинные прямо на плечи ему ложатся.
Полина. И что он делает?
Ким. Ничего не делает. Вот сядет напротив меня и смотрит на меня, как на икону, а я сижу за столом.
Полина. Ну, и пусть смотрит.
Ким. Я не могу терпеть, когда он смотрит. Меня какие-то угрызения грызут, которые не дают мне спокойно спать.
Полина. Перевернулись на другую сторону и спите дальше себе спокойно.
Ким. Да, я кручусь, как юла, но он не исчезает, словно, упреки мне делает.
Полина. Какие еще упреки.
Ким. Почему плохо пишите? – спрашивал он таким трескучим голосом, – Почему не создаете новых шедевров, которым бы мир аплодировал? Почему дрянь разную на сцене театра показываете? Но я-то причем, если меня на сцену не допускают чиновники.
Полина. Действительно. Я здесь причем?
Ким. Но вы являетесь оружием в руках чиновников, которым не выгодно поддерживать таланты.
Полина. Хватит, нести всякую чушь!
Ким. Неизвестно только кто несет чушь. У меня есть небольшой стих о вас. Есть врачи, которые все знают, но ничего не умеют – это терапевты. Есть врачи, которые ничего не знают, но все умеют – это хирурги. Есть врачи, которые ничего не знают, и ничего не умеют – это психиатры.
Полина. Напрасно вы так говорите. Я могу, и рассердится, тогда вам будет плохо.
Ким. Зачем вы так говорите? Я ведь вижу, что вы хороший человек и внутренне желаете мне добра, а вы нехорошие мне слова такие говорите, что я параноик, псих, шизофреник, что у меня внутренний разлад с собой происходит, который приведет меня к самоубийству. Когда я впервые встретил вас, то подумал, что вы мой ангел-спаситель, насколько сладчайший был голос у вас и доброжелательно вы ко мне относились.
Полина. Я действительно желаю вам добра.
Ким. Если вы желаете мне добра, то выпишите меня с больницы.
Полина. При всем желании я не могу так сделать.
Ким. Тогда я сам ухожу.
Полина. Вы выйдете, тогда, когда пройдете курс лечения. Только не волнуйтесь. Сейчас вам сделают укол сульфозина, для того, чтобы стабилизировать ваше психическое состояние.
Ким. Я не хочу принимать ниаких уколов.
Полина. Придется.
Ким. До свиданья.
Полина. Не спешите.
(Он идет на выход, но Полина нажимает кнопку звонка и в дверях появляются два санитара, которые пытаются остановить Кима, но он сопротивляются долгое время, в конце концов, они надевают смирительную рубаху). Санитаров играют режиссер и депутат из первого действия.
Сцена 2
(В больничной палата в кровати лежит Ким, распятый, как Христос, рядом с ним сидит медсестра Зоя). Зою играет Надя из первого действия.
Зоя. Так давайте будем умницей. Покушайте, нельзя отказываться от пищи.
Ким. Не буду, я есть, пока вы меня не развяжете.