– Нас в разведке учили всяким премудростям, чтобы находить выход из самых необычных ситуаций, – заметил Кривошеев, чтобы ответить на немой вопрос, который стоял в глазах Пети.
Сначала "Москвич" немного покрутился по московским улицам, Кривошеев хотел убедиться, что за ним нет хвоста. Петр не бывал в этом районе, и он с любопытством рассматривал пробегающие мимо дома и строения, отмечал, что в столице настоящий бум строительства то там, то здесь стояли башенные краны, возводились новые здания многоэтажек. Мимо проезжали грузовые автомобили, рабочие автобусы, автомобильные краны, специальные машины.
Выехали из Москвы, успешно проехали пост ГАИ и выехали на Калининскую трассу.
– Ну, теперь все позади, – уверенно заметил Павел Семенович – через полчаса мы будем на месте.
– Хорошо. А куда же мы "Москвич" денем? – озабоченно спросил Петр.
– Оставим на дороге там. Хозяин найдется.
– А мы ему машину немного испортили.
– Ничего страшного. Отремонтирует.
– Ведь на ремонт надо будет немало денег.
– Ничего, найдет. Нашел деньги на машину, то найдет и на ремонт.
– Я тоже хотел купить машину, когда на целине работал, тогда я хорошо зарабатывал, а тратить не на что было. В Москве, наоборот, меньше получаю и больше трачу, да еще семье своей посылаю деньги. Так что о машине пока не думаю.
– Посмотри назад, – тревожно сказал Кривошеев.
Власенко повернул голову назад и стал рассматривать сзади идущий транспорт.
– Видишь, ту серую "Победу".
– Да.
– Она за нами из самой Москвы едет. Да, рано я радовался.
– Может ты, ошибаешься? Они просто едут в ту сторону.
– Может и ошибаюсь. Но вот скоро доедем мы до города Химки, и там я попробую свернуть в какую-нибудь улицу. Тогда проверим, за нами они едут или нет.
Кривошеев посмотрел на уровень бензина в баке и остался доволен – хорошо, что накануне хозяин залил полный бак, и теперь ему хватит доехать до Солнечногорска, даже, если придется петлять, чтобы уйти от погони.
Как и намечал Семенович в Химках, он сделал левый поворот, проехав несколько городских кварталов, и серая "Победа" повернула за ними.
– Так, поздравляю тебя, за нами хвост. «Держись покрепче, сейчас мы попробуем оторваться от преследователей», – сказал Кривошеев и нажал на газ. Ему приходилось бывать в этом городе, во время учебы на офицерских курсах Выстрел, поэтому хорошо ориентировался на местности и знал некоторые узкие места на улицах города, где можно будет оторваться. "Москвич" набрал хода, помчался по узким улочкам частного сектора, поднимая столп пыли, так что "Победе" приходилось ехать, словно в тумане, поэтому она убавила свою скорость. Расстояние между двумя машинами увеличивалась, Кривошеев выбирал дорожки, где пыли больше, а затем сделал резкий разворот на сто восемьдесят градусов и направил свою машину, на "Победу". Водитель "Победы" увидел "Москвича", который ехал прямо в лоб преследователю, когда между ними было метров десять, от такой неожиданности он растерялся и сделал крутой поворот влево, угодив в канаву, вырытую для спуска воды. "Победа" заглохла, а "Москвич" промчался триумфально мимо преследователей.
– Салаги, не знали они с кем связались, – с иронией сказал Кривошеев, и добавил газу. Вслед им послышались выстрелы из пистолета, но пули пролетали мимо, видно, что служаки не были хорошими стрелками.
– Теперь я, думаю, путь на полигон нам открыт.
– Лихо ты водишь машину, – только заметил Петя, придя в себя после опасной гонки.
Остальной участок пути они проехали без происшествий, но при въезде в Солнечногорск Семенович съехал на обочину и заглушил мотор.
– Хватит дальше ехать. Пойдем дальше пешком.
– Почему, – удивился Власенко, вылезая из машины.
– Нас могут там уже ждать, я думаю, что те преследователи уже позвонили своему начальству, что упустили нас, а те попытаются снова перехватить нас. Знаю я их систему.
Кривошеев закрыл дверцы "Москвича" осмотрелся вокруг.
– Пойдем сюда, на центральный пост нам лучше не появляться, нас могут там ожидать. Я места здешние места хорошо знаю, так что проведу тебя оленьими тропами.
– Не понимаю я, – удивился Петр, – почему это мы должны прятаться в нашей стране? От кого мы должны убегать?
– Я тоже не все до конца понимаю, но на тебя ведь реально напали и стреляли в нас по-настоящему. Конечно, некоторые предположения имеются.
– Какие предположения у тебя есть расскажи, а то у меня голова трещит от мыслей?
– Кому-то не нравится, как Хрущев руководит страной, поэтому и хотят сместить его с трона.
– Но почему не нравится. Ведь он проводит в жизнь политику партии, в стране строятся новые заводы и фабрики, вон какие новые микрорайоны в Москве растут. Да, и людям стало жить лучше. Вот мать мне пишет, что отменили в селе налоги на приусадебные участки, способствуют развитию животноводства. В стране уже хлеба достаточно и нет карточной системы.
– Понимаешь, Петя, дело тут не только в карточной системе. Многие очень недовольны, что Хрущев разоблачил "культ личности" Сталина, ибо тут не только Сталин виноват, а еще и его приближенные виноваты в тех безобразиях, которые творились в стране. А эти соратники еще остаются при власти, и им не хочется отвечать за совершенные преступления, отвечать за то, что тысячи людей загубили. Ты ведь молодой не знаешь того времени, а мне пришлось тогда жить и моего дядю полковника Красной Армии забрали и больше мы ничего о нем не слышали.
– Семенович, ты такое говоришь. Неужели это Молотов, Ворошилов, Маленков замешаны в этом преступлении.
– Да. Вот они и не хотят, чтобы народу вся правда была открыта. Кроме того, они еще хотят вернуть те времена, когда простой народ держали в страхе, а я не хочу возвращения тех ужасных лет, когда человек ложился спать и не был уверен, что не придут за ним люди в форме. Хотя мне и Хрущев не очень нравится.
– Почему?
– Потому что не понравилось мне, что он вдруг начал армию сокращать. Стольких заслуженных офицеров в отставку отравил, в том числе и меня. Но я еще полбеды, я еще сравнительно молодой, нашел для себя работу, а были ведь офицеры, которым оставалось по несколько месяцев до ухода на пенсию, но их уволили без выходного пособия. Как людям жить без специальности, без гражданской профессии жить на гражданке?
Они шли по лугам, пересекали овраги, заросшие калиной, березой и мелким кустарником, пока не дошли до поля, огражденного колючей проволокой, на которой были развешены плакаты, предупреждающие о том, что дальше находится территория полигона и посторонним вход воспрещен. Крадучись, прикрываясь низким кустарником, они подобрались к заграждению.
– Кажется, никого нет, будем здесь пробираться.
– А вдруг поймают или …
– Не бойся, мне раньше не раз приходилось здесь перелазить. Я лезу первый, а ты за мной, только попу пониже к земле прижимай, чтобы за колючую проволоку не задеть.
Власенко следовал наставлениям своего опытного товарища и благополучно пролез под ограждением, поднялся, струсил с себя пыль и траву.
– Не думал я, что придется мне по-пластунски ползать по земле.
– В жизни все надо испытать, – заметил Кривошеев, – пошли быстрее отсюда, пока нас здесь не застукали.
– Стой, стрелять буду! – вдруг раздался за их спинами возглас часового.
Министр обороны Маршал Георгий Жуков разбирал с группой офицеров курсов "Выстрел" последние тактические штабные учения. В связи с появлением атомного оружия изменялись взаимодействие сухопутных войск на карте военных действий. Кроме всего прочего возникал психологический фактор в поведении солдат на поле боя.
– Конечно, атомное оружие – опасный вид оружия, но не надо его очень бояться, – твердым командирским голосом говорил Маршал, – надо быть готовым к его применению нашим противником. Если хорошо оборудовать землянки, блиндажи, хорошо углубить окопы, то поражающие факторы атомного оружия уменьшаться в десятки, сотни раз и военные действия можно вести успешно на местности, где была сброшена атомная бомба.
В это время открылась двери комнаты, и зашел дежурный офицер.
– Товарищ маршал, разрешите доложить?
– Что там у вас? – маршал был недоволен, что занятие с офицером было прервано.
– Караульный задержал двоих неизвестных.
– Так разве начальник караула не может разобраться с этими бродягами?
– Понимаете, они утверждают, что проникли на территорию полигона, чтобы совершить покушение на вас.
– Что еще за чушь? – еще больше возмутился маршал. – Где они?
– Они здесь находятся.
– Сопроводите их в кабинет начальника курсов. Я сейчас туда подойду.
Дежурный офицер вышел из комнаты тактики, маршал тоже начал собирать свои бумаги в папку и направился к выходу.
– Перерыв двадцать минут, – сказал маршал и вышел из комнаты.
В кабинете начальника курсов перед Жуковым предстали двое мужчин, он посмотрел на них пронзительным взглядом. Совсем они не были похожи на диверсантов, у маршала был наметан глаз на эту публику.
– Кто такие и что вы здесь делаете? – задал вопрос министр обороны.
– Товарищ Маршал Советского Союза, я майор в отставке Кривошеев, воевал на Юго-Западном и Втором Украинском фронте. Вместе с моим коллегою по работе мы пришли сюда, чтобы сообщить очень важное сообщение.
– Какое именно?
– Мы б хотели сообщить только вам.
Жуков показал взглядом, чтобы все присутствующие покинули помещение.
– Но, товарищ маршал, – попытался возразить дежурный офицер, но маршал показал взглядом, чтобы они покинули кабинет.
– Что вы хотели мне сказать? – спросил маршал после того, как все покинули кабинет
– Сейчас в Президиуме ЦК КПСС идет заседание, на котором хотят Никиту Сергеевича Хрущева снять с поста Первого секретаря ЦК КПСС.
– Что за ерунда. Сегодня на заседании должны обсуждаться мероприятия к празднованию 250-летию города Ленинграда.
– Значит, они изменили повестку дня. С вами не могли связаться из здания ЦК. Вот ему, Кривошеев указал на Петра, вручил секретарь Брежнева письмо к Председателю КГБ Серову, чтобы он отнес его на Лубянку, но на его напали, побили, забрали письмо. Он прибежал ко мне на работу, ибо у меня были связи в министерстве обороны, но мой знакомый сейчас в командировке, а дежурный офицер не пропустил меня к вам. Хорошо, что проходящий мимо офицер подсказал нам, что вы находитесь на полигоне. Мы поехали в Солнечногорск на украденном "Москвиче", нас преследовали, стреляли по нас, но мы доехали сюда и проникли через ограждение на полигон. Только нас задержал часовой, и пришлось выдумать такую историю, чтобы встретится с вами.
Маршал задумался – странная история, но доля правды в этом была, ибо к нему обращались заговорщики Молотов, Маленков, пытаясь выяснить его отношение к Никите Хрущева. Да, ему тоже не все нравится в правлении Никиты Сергеевича, но еще больше ему не хотелось, чтобы возвращались времена террора и "культа личности". Потом он поднял трубку телефона и набрал номер секретариата Президиума, но вызов не проходил, значит, он остался отрезанным от всего остального мира.
– Дежурный, – позвал он офицера, тот тотчас зашел в кабинет. – Звоните, в гараж, чтобы готовили мою машину на выезд.
– Есть. – Козырнул дежурный и покинул помещение.
– Вы поедете со мной в машине сопровождения.
Дал распоряжение маршал гражданским лицам, и они вместе покинули кабинет.
– Никита Сергеевич перестал считаться с мнением членов Президиума. Такая политика может привести к печальным последствиям. Еще он прослушивает членов Правительства, на моей даче по его приказу был проложен кабель для прослушивания моих разговоров по телефону.
– Николай, это все твои фантазии, – попытался возразить бледный Хрущев.
– Это не только мои фантазии, но и Фурцева может подтвердить.
– Ничего я тебе не говорила, – испугано возразила женщина.
– Катя, зачем ты отрицаешь этот факт. Помнишь, мы с тобой заговорили в моем кабинете о Хрущеве, и ты отвела меня в сторону и показала вверх, давая знак, что нас прослушивают.
– Ты меня не так понял, Николай.
– У меня в кабинете тоже установлена аппаратура по прослушиванию. Это мне сказал один из служащих телефонной компании. – Ворошилов недовольно посмотрел в сторону Первого секретаря ЦК.
– И вот, Никита Сергеевич, пытается учить нас всех, что и как надо делать, – встрял в перепалку Шепилов, – а позвольте вас спросить какое у вас образование?
– Образование у меня очень простое – одну зиму меня обучал грамоте местный дьячок за мешок картошки, но у меня хватит ума, чтобы и вас научить уму-разуму.
– Вот видите, какой вы упрямый, не хотите прислушаться к мнению образованных людей и не хотите учиться.
– Меня жизнь научила всему.
– И, тем не менее, вы в одном слове "визирую" вы делаете три ошибки, заметил Шепилов.
– В будущем я буду устно визировать все документы.
Двери кабинета приоткрылись, и там показался курьер с письмом в руках. Каганович, который сидел ближе всего в двери, подошел к двери и взял письмо. Открыл его, прочитал, и лицо его наполнилось неудовольствием. Быстрыми шагами он подошел к секретарю ЦК Брежневу.
– Объясните, Леонид Ильич, – зло произнес Лазарь Моисеевич.
Брежнев сразу весь побледнел, он, конечно, узнал свое письмо, которое он отослал Председателю КГБ Ивану Серову, прозванному в народе "Иваном Грозным", в котором сообщал о заговоре членов Президиума против Хрущева.
– Это-о-о-о, – начал заикаться Лелнид Ильич, ибо понимал, что это может быть концом его политической деятельности.
– Вы хотите сидеть на двух стульях одновременно, так это не получится. Сегодня же вы лишитесь всех своих регалий.
– Что там такое, – поинтересовался Молотов, который уже чувствовал себя в кресле Первого секретаря ЦК, и Каганович передал ему письмо. В это время Брежневу стало плохо, все поплыло у него перед глазами, и, если бы стоящий рядом Микоян не поддержал бы Брежнев, то тот бы упал на пол.
Кто-то из сидящих товарищей закричал: "Врача сюда. Врача". Тут вбежал дежурящий врач с медицинской сумкой, сначала поднес Брежневу нашатырь, когда Леонид Ильич открыл глаза, то врач сделал укол.
– Что с ним? – спросил председательствующий на заседании Булганин.
– Кажется, обморок. Но его надо отправить в больницу, чтобы точно установить диагноз.
– Везите его в больницу, – дал распоряжение Молотов, и позвал курьера, чтобы он помог врачу довести Брежнева до машины.
На несколько минут в зале заседания произошло некоторое смятение, все были поражены прошедшим, каждый в этот момент подумал о бренности жизни, о суете сует.
– Продолжайте заседание, дал распоряжение Молотов, но Булганин не успел открыть рот, как в кабинет вошел Маршал Советского Союза кандидат в члены Президиума Георгий Жуков. Хотя он не имел решающего голоса, как кандидат, но за ним была армия и популярность в народе, как маршала Победы. Хрущев бросился к нему и только вымолвил: "Спасай, меня Георгий Константинович". Жуков ничего не ответил на эту просьбу, а прошел и занял свое место возле Шепилова, но, тем не менее, заседание пошло уже в несколько другом русле. Сначала выступил Микоян в защиту Хрущева, затем его поддержал секретарь ЦК Аристов, который настаивал на том, чтобы подождать всех членов Президиума, ибо отсутствовали члены Президиума Кириченко и Сабуров и несколько кандидатов в члены Президиума. Только оппозиция настаивала на своем, что достаточно иметь мнение три четверти членов Президиума и такое решение будет правомочным, а такой кворум имеется. Тогда слово взял маршал Жуков.
– Если заседание Президиума не перенесется на завтра, и не соберутся все члены Президиума, и кандидаты в члены Президиума, то я обращусь через партийные организации к армии и народу. Думаю, что они поддержат меня.
Дебаты на том закончились, ибо понимали, что имел в виду Министр обороны, за которым стоит армия. Решили перенести заседание на следующий день.
На следующий день заседание Президиума ЦК КПСС не началось, как положено в девять часов, так как к кабинету подошло двадцать два членов ЦК КПСС, которые потребовали, чтобы их пропустили в зал заседания.
– Что это за самовольство! – возмутился Молотов, – Они, что не знают устава Коммунистической партии Советского Союза? Так надо их исключить из членов нашей партии, как злостных нарушителей.
– Да, в нашей партии с вашим приходом к власти, Никита Сергеевич, дисциплина начала хромать на обе ноги, – заметил Председатель Верховного Совета СССР Ворошилов.
– Но они члены ЦК КПСС и хотят знать, какие процессы происходят в наших рядах, – возразил Хрущев.
– Мы соберем Пленум ЦК КПСС и тогда донесем информацию о решении Президиума ЦК КПСС тогда до членов ЦК.
– Какую информацию? – спросил Министр внешней торговли Анастас Микоян.
– Мы доложим на Пленуме, что Никиту Хрущева Президиум ЦК КПСС сместил с поста Первого секретаря ЦК за допущенные в его работе ошибки, за нарушение принципов демократического централизма. – Вставил свое слово секретарь ЦК Маленков.
– Но Никиту Сергеевича на пост Первого секретаря избирал Пленум ЦК, и уволить с этого поста может тоже только Пленум ЦК, – с твердостью военного заметил министр обороны маршал Жуков.
– Георгий Константинович, мы очень уважаем вас, как военного полководца, но как партийный работник вы еще слабо ориентируетесь в сложной партийной иерархии, поэтому прислушивайтесь к слову ветеранам партии, которые вместе с Лениным создавали эту партию. – Вступил в дебаты Вячеслав Молотов, который уже примеривал на себя пост Первого секретаря ЦК.
– Тем не менее, членов ЦК следовало бы выслушать там пришли наши славные полководцы Маршалы Советского Союза: Конев, Рокоссовский, Москаленко. – возразил Жуков.
Дебаты вокруг этого вопроса развернулись с новой силой, что грозило сорвать вообще заседание Президиума ЦК и на далекую перспективу отдалялось голосование за смещение с поста Хрущева. В конце концов, решили послать к членам ЦК КПСС Премьер-министра Булганина и Председателя Верховного Совета Ворошилова, но этому воспротивился Хрущев, который тоже хотел выйти к членам ЦК, поэтому решили удовлетворить просьбу Первого секретаря.
Только парламентеры Президиума вышли из зала заседания, как их тесным кругом окружили члены ЦК КПСС. Сначала Ворошилов напал на делегатов за то, что они нарушают устав Коммунистической партии, что вмешиваются в работу Президиума, который выбран последним Пленумом ЦК, если они будут продолжать в таком духе, то все нарушители положат партийный билет на стол. Но делегаты от ЦК тоже были не робкого десятка и потому потребовали, чтобы Президиум собрал Пленум ЦК КПСС и поставил на нем вопрос о соответствии должности Никиты Сергеевича.
– Мы не имеем право просто так созывать Пленум ЦК для этого надо иметь особые условия в стране или заявление личное трети состава Пленума ЦК, а у вас нет кворума, надо не менее пятидесяти членов ЦК и сорок пять кандидатов в члены ЦК. – Заявил Николай Булганин.
Конечно, такое заявление вызвало шок у членов ЦК, ибо собрать такое количество членов ЦК и кандидатов в члены ЦК по огромной стране практически невозможно. Все были возмущены, особенно, остро воспринял эту весть Председатель КГБ Иван Серов или как его звали "Иван Грозный". Сначала он разошелся бульварной бранью, а затем, когда слова его не восприняли парламентарии, то он схватил Ворошилова за барки и сказал, что, если Президиум не созовет Пленум, то он отправит их всех в тюрьму на Лубянку. Хрущеву и Микояну пришлось растаскивать противников, но все-таки действия и слова Серова подействовали на членов Президиума, и они сказали, что, если до понедельника соберется необходимый кворум, то они созовут внеочередной Пленум ЦК КПСС.
Двадцать первого и двадцать второго июня 1957 года военно-транспортные самолеты Вооруженных Сил СССР по приказу министра обороны Георгия Жукова летели по все территории огромной страны, собирая членов ЦК КПСС и кандидатов в члены ЦК, чтобы открыть внеочередной Пленум ЦК КПСС. Такое грандиозное мероприятие происходило впервые в Советском Союзе, подчеркивая важность Пленума, который должен был ответить на вопрос – каким путем пойдет дальше стране, или она возвратится к временам "культа личности" и полного бесправия советских людей, или в стране должны происходить демократические преобразования, призванные покончить с прошлым тоталитарного режима.
В понедельник, двадцать второго июня, дата очень трагическая для страны, начало войны, кворум членов ЦК КПСС и кандидатов в члены ЦК был собран, и был открыт Пленум ЦК КПСС.
С информацией о возникшем противостоянии между Первым секретарем Никитой Хрущевым и ветеранами членами Президиума ЦК, выступил секретарь ЦК КПСС Михаил Суслов. В своей краткой речи Суслов отмечал, что "старая гвардия партии" выступили против политики партии по осуждению "культа личности" и хотят возвратить прежний курс на полное игнорирование демократических ценностей, поэтому и собрался Пленум, на котором каждый член ЦК должен выказать свое отношение по данному вопросу. После вступительной речи начались прения, выступающему члену ЦК отводилось пятнадцать минут.
Первым с обвинительной речью по предложению Никиты Хрущева выступил Министр обороны Маршал Советского Союза Георгий Жуков, авторитет которого был бесспорным, как у военных, так и у гражданских лиц. Маршал в своей речи обвинил ближайших соратников Сталина – Молотова, Маленкова и Кагановича в осуществлении необъяснимого террора по отношению к гражданам Советского Союза, ибо еще в начале двадцатых годов Ленин сделал заключение, что с врагами революции покончено и с "красным террором" покончено. Откуда ж тогда взялись "враги народа" в стране спустя пятнадцать лет и людей сотнями, тысячами отправляли в лагеря и расстреливали. Жуков приводил примеры, когда за один день расстреляли три тысячи людей, а в расстрелянном списке рядом с подписью Сталина, стояли подписи Молотова, Маленкова, Кагановича. Это трудно представить, что людей гнали на эшафот, как стадо баранов, а между этих людей были люди искренне преданных Советской власти. Взять хотя бы маршалов Тухачевского, Блюхера, Якира и многих других военачальников, а как не хватало этих заслуженных командиров в войне с фашисткой Германией. Я уверен, что, если б не такой террор по отношению к военным (при этом маршал перечислил, сколько командиров высшего командного состава было уничтожено, более пятидесяти процентов), то и война с немцами не была такой кровопролитной. Ибо в начальный период войны войска часто оставались без ответственных, умелых командиров и пачками сдавались в плен. Окружение и пленение в общей сложности почти два миллиона солдат Красной армии под Киевом, Харьковым, Вязьмей случилось по вине вот этих руководителей. Жуков указал в сторону Молотова и Маленкова.
– А вы ведь тоже расстреливали наших офицеров без суда и следствия, – прозвучал чей-то голос из зала.
Нервно дрогнуло лицо маршала, но оно через мгновение снова стало уверенным и твердым, непоколебимым в своей вере.
– Да, были такие эпизоды в моей жизни, я не отрицаю это. Но я стрелял в изменников и трусов, которые не выполняли присягу, данную народу, ибо трус, паникер на фронте хуже врага, ибо он деморализует войска, разлагает дисциплину среди рядового состава, а, особенно, если это офицер, который срывает с себя погоны и бросает оружие на поле боя. А как говорится в Присяге, если я нарушу эту клятву, то пусть меня постигнет карающая рука нашего народа.
– Правильно, ты делал маршал, – поддержал Жукова другой голос с зала.
Призвав всех членов ЦК КПСС сделать правильный выбор и осудив оппозиционеров, маршал ушел со сцены. Зал проводил его бурными аплодисментами, что очень радовало Хрущева, но огорчало его противников.
В течение целой недели в здании на Старой площади шли бурные дебаты по поводу конфронтации, которая возникла на заседании Президиума ЦК, в связи со снятием с поста Первого секретаря ЦК КПСС Никиту Сергеевича Хрущева. Соратники Хрущева в своих выступлениях открывали все новые факты организованного террора против советских людей, подчеркивая при этом зловещую роль людей ближайшего окружения Сталина, которые ставили свои подписи под списками с вердиктом "расстрелять", добавляя при этом уничижительные слова: "собаке собачья смерть", "смерть наемникам капитализма", "эти шакалы заслуживают смерть". Простым людям было трудно понять, как так могло случиться, что вчерашние соратники по партии вдруг стали смертными врагами. Почему люди, которые совсем недавно сидели за одним праздничным столом, которые провозглашали тосты в честь друг друга, вдруг оказывались по разные стороны баррикад.
Но оппозиционеры говорили, что нельзя осуждать этих людей, которые делали революцию. Они потом сражались на фронтах гражданской войны за правое дело. Они стали "символами революции", если с ними расправится, то мы уничтожим саму революцию. Кто как не Молотов, говорили они, может верно, вести страну по ленинскому курсу, так как он единственный член Президиума, который работал с Владимиром Ильичом в секретариате ЦК. За Вячеслава Михайлович стояли старые большевики, у которых не спокойная была совесть, ибо они боялись, что, если и дальше будут расследоваться дела времен "культа личности", то и них шкафу могут найти "скелеты" невинно осужденных деятелей партии.
Помимо заседаний Пленума ЦК за его кулисами тоже происходили чрезвычайно интересные события – на членов ЦК происходило тайное давление, которое производили сотрудники КГБ, направляемые ярым сподвижником Хрущева Председателем секретной службы генералом армии Иваном Серовым (Иваном Грозным). Они подходили к оппозиционеру между заседаниями или просто на улице и напоминали им об их "маленьких грехах" в недалеком прошлом, ибо на каждого из них имелся компромат в сейфах КГБ. После этого делегаты задумывались, о своем будущем и со временем позиция Хрущева укреплялась, а позиция Молотова и Маленкова слабела. Поэтому на пятый день Пленума у одного из оппозиционеров Председатель Совета Министров Николая Булганина сдали нервы, и он стал плаксиво говорить, что он сделал неверный шаг, когда выступил против Никиты Сергеевича, но в этом виноват Маленков, который бегал за ним с просьбой примкнуть к их коалиции. Следом за Булганином сдали нервы и у Председателя Верховного Совета СССР Клемента Ворошилова, который тоже начал говорить, что пошел на поводу у Молотова, которому раньше верил, как верному ленинцу, но теперь у него открылись глаза на этого перерожденца.
После этого на Пленуме ЦК КПСС возникла новая ситуация, что в Президиуме ЦК КПСС в поддержку Хрущева отдавали шесть голосов, против пяти голосов за Молотова и его компанию. Понятное дело, что Пленум ЦК единогласно оставил Никиту Хрущева на посту Первого секретаря ЦК КПСС, а оппозиционеров вывела из своих лав и отправила в своего рода ссылку: Молотова отправили послом в Монголию, Маленкова назначили директором ГЭС на Иртише, Кагановича отправили на Урал директором химического комбината, а примкнувшего к ним Шепилова назначили работать архивным специалистом в Среднюю Азию.
Конец второй книги.