Из теории и практики классовой борьбы: Происхождение командующих классов. Основы их идеологии. Вопрос об интеллигенции.

VI

Этого мало. Вообще «знание» составляет привилегию командующих групп.

Судре, члену низшей из индийских каст, запрещено раскрывать священные книги вед; нарушающий подобное запрещение совершает великий грех^[32]. Суть, конечно, не в религиозном характере запрещения. Веды – сокровищница мудрости, накопленной господствующими кастами, плод их организаторского опыта. Правда, это мудрость сравнительно позднейшей редакции, плоды опыта, суммированного весьма односторонне: многого из тех знаний, которые усвоены были организаторами при выполнении ими их прежних полномочий и которые в свое время оправдывали их существование, являлись необходимым элементом экономической системы первобытного общества, ведийские гимны не сохранили. Тем не менее, открыть судрам доступ к сокровищнице ведийской мудрости, «благородные» не могли: это значило отдать побежденным и покоренным часть выкованного против них оружия.

Первобытные организаторы – первые представители умственного труда, с их выступлением начинается история интеллигенции. Распорядитель производства должен был обладать значительной суммой различных знаний: он совмещал в своем лице одновременно функции и военачальника, и судьи, и жреца, и инженера, и медика, и поэта… Постепенно совместительство столь разнообразных профессий становилось затруднительным, обязанности начали распределять между отдельными лицами. Совершается процесс демократизации знания, но процесс этот далеко не заходит. Образуется иерархическая лестница организаторских постов. Старейшина (патриарх) поручает нести часть лежащих на нем обязанностей главам родственных семейств; те, в свою очередь, уполномачивают своих родственников и т. д. Наклонная плоскость, по которой звание интеллигента катилось с вершины социальной пирамиды, не опускалась до рядовой массы. Завладевшие средствами производства не выпускают из своих рук организующей силы, – знания, – которой они обязаны своим первоначальным выступлением.

Эта сила грозит ускользнуть от них. Технический прогресс, хотя и задерживаемый в своем развитии, создает новое знание, требует большей дифференцировки интеллектуального производства, более широких кадров интеллигентных работников, ставит перед последним усложненные задачи. Организаторские верхи не в состоянии удовлетворить подобным требованиям, ответить подобным задачам: они как нами отмечалось выше, слишком для этого консервативны, их психика слишком трудно поддается ломке. И им приходится защищать старое знание и вести упорную борьбу с «новыми словами» в области интеллектуального труда. Таковы предпосылки их обскурантизма.

Но, обскуранты, они энергично отстаивают свои права на знание и идею его всемогущества. «3нающий веды является властителем всей земли^[33]. Действительно, в продолжение весьма продолжительного периода, обладать знанием значит принадлежать к господствующим группам, понятие интеллектуального труда, покрывается понятием социально-политической власти. И впоследствии, когда произошло разграничение этих понятий, когда собственники средств производства признали соответствующей своим интересам переуступку некоторой части прав на знание выходцам из рядовой массы, когда на исторической сцене появились интеллигенты, собственностью на «материальные» средства производства не располагающие и отдающие свой труд за плату, – призрак былого величия все-таки продолжал витать долго перед различными слоями интеллигенции. То и дело воскрешалось учение о благородном умственном труде, об избранниках интеллигентах, аристократах духа, перед авторитетом которых должны преклоняться и трепетать представители низших каст, люди физического труда, «тупой, бессмысленный, непросвещенный народ» – учение, переданное в наследство от первобытных времен. Мы сталкиваемся с ним и в античной древности, и в средневековье, и в эпоху Ренессанса, и в новой истории.

Приведем несколько примеров, назовем несколько систем, содержащих апофеоз власти, утерянной интеллигенцией. Таково, например, пифагорийское учение. Как известно, знаменитая пифагорийская община должна была, но идее своего создателя, осуществить идею самодержавия интеллигенции. «Аристократы духа» составляли союз, которому слепо должно было повиноваться все остальное население греческих городов. Основанием подчинения являлось безусловное поклонение умственному авторитету. Утопист Платон на верху социальной пирамиды своего идеального государства поставил замкнутую касту начальников (aрхонтов) – мудрецов. В своих видениях идеального царства Франциск Бэкон рисовал великолепный дворец – дом Соломона, населенный всемогущими носителями интеллектуальной «силы»: этот дворец – центр жизни всей фантастической общины. Монах Томазо Кампанелла, вдохновленный ясно выраженными демократическими симпатиями, не устоял против искушения и в свою очередь заплатил дань учению об автократии интеллигенции. Правда, часть организаторов-интеллигентов, в его утопическом Солнечном государстве, выбирается народным голосованием, но истинные главы государства, верховный первосвященник Гог и три верховные организатора, носящие имена Мудрости, Силы, Любви, являются представителями невыбираемой и несменяемой власти. Из новейших более ярких апологетов власти духовной аристократии упомянем Эрнеста Ренана, мечтавшего о царстве мандаринов, и Фридриха Ницше с его идеалом великого мудреца, царственного «белокурого зверя» – сверхчеловека, долженствующего явиться в итоге круговорота всемирной истории и воплотить в своем лице всю «мощь» человечества.^[34]

Такова живучесть традиций древней культуры автократов-организаторов.

VII

На известной стадии развития – именно тогда, когда средства производства провели резко разграничительную грань между приказывающими и исполняющими, – понятие об организующей воле перерождается в понятие о духовном начале^[35].

Вождь – организатор оказывается наделенным чудодейственною силою: он, пo представлению первобытного общества, властен распоряжаться не только действиями членов подведомственного ему рода или клана, но и окружающей природой. За каждым явлением природы стоит личность организатора, незримо дирижирующая. Ветер, вода, огонь – все это «theria empsyca» – одушевленные существа. Таковыми признают их верования первобытной общины, таковыми признает их мифология народов, вступивших на путь дальнейшего культурного развития, таковыми признает их зарождающееся философское мышление^[36]. «Все полно богов (духов)». Даже таким веществам, как например, магниту, еще на памяти истории натурфилософии, приписывалась наличность организаторской воли, «души»^[37]): столь последовательно проводился взгляд, согласно которому всякое действие, всякое движение совершается по плану, по приказанию, по слову «распорядителей».

То же самое и относительно человеческого тела: и оно отнюдь не взято из подчинения общему закону. Те части и органы тела, которые считаются источниками рабочей энергии, направляемой на производство общественно полезных продуктов, объявляются скрывающими в себе нематериальные субстанции. Тело оказывается населенным целым рядом духов: существуют «души» рук, головы, ног и т. д. До понятия об общем духовном центре человеческого тела, на первых порах, мышление не доходило^[38].

Равным образом и во внешней природе сознание видело арену воздействия множества отдельных нематериальных субстанций. Так, например, каждая река имеет своего специального духа, каждое дерево своего; один бог олицетворяет собою движущую силу северного ветра, другой – южного, третий – восточного; одна порода животных представлена одним богом, другая – другим.

Подобный факт объясняется сравнительно слабой степенью организованности общественного производства. Каждый рядовой член первобытной общины выполняет попеременно различные трудовые процессы. Несовершенство его орудий ведет к тому, что каждая малейшая разновидность добываемых им продуктов требует от него различного применения его рабочей силы, специальных приёмов и специальной ловкости: одно дело для него сбор плодов одного дерева, другое дело – сбор плодов другого дерева; одно дело охота за одним животным, другое дело охота за другим животным. Соответственно этому, его сознание располагает крайне скудным запасом общих («родовых») понятий. Выполняемые им трудовые процессы выступают в его сознании как разрозненные, независимые друг от друга акты. Жизнь для него ряд отдельных моментов, природа – ряд отдельных феноменов.

Итак, организаторская воля реализуется в хаотической массе разнородных явлений, имеющих место в жизни организуемого общества и эксплуатируемой природы: вот основная формула первобытного «полидемонизма». Отмеченные особенности «полидемонизма» (веры в существование «многих демонов-духов») дают ключ к пониманию той «путаницы понятий», которая так часто приводила в отчаяние историографов первобытной культуры и признавалась ими неподдающейся строгому научному учету – той «путаницы понятий», при которой «люди, звери, растения, камни, звезды – все считаются стоящими на одном уровне, все кажутся в одинаковой мере и индивидуальными и одушевленными»^[39].

На самом деле, эта «путаница» говорит о своебразной систематизации приобретенного жизненного опыта; на самом деле, первобытный дикарь таким путем, как никак, старался внести некоторое единство в картину мира, какая рисовалась его сознанию. Представители всех царств природы оказывались тесным образом, связанными друг с другом, поставленными, так сказать, на одну дорогу. Связывающий, уравнивающий элемент – воля организатора. Пусть мир материальных явлений хаотичен, пусть, параллельно ему, существует многообразие индивидуальных духовных субстанций: но все эти субстанции однородны, все они, в конечном счете, не что иное, как проявление одного, порядка. Если понятие организующей воли, в известной степени абстрагировалось, если понятие духа такого-то дерева, такой-то реки, такого-то животного уже не совпадает с понятием о личности данного организатора, мыслится, как нечто ему не имманентное, – это обстоятельство отнюдь не говорит, что генетическая связь между означенным духом и означенным организатором, в сознании первобытных дикарей, потеряна. Организатор является единственным посредником между духом и людьми, может оказывать то или иное воздействие на духа, например, заговорить его, запретить ему совершать те или иные акты, или, напротив, побудить его к известным актам: он, по представлению дикарей, властвует над духами и состоит с ними в ближайшем родстве. После своей смерти он, обычно, превращается в какого-нибудь духа. А при жизни он творит великие чудеса.

«В Австралии, в Новой Каледонии, в Новой Зеландии, в Северной Америке, у зулусов, у эскимосов и, вообще, во всех странах света им (т. е. вождям и шаманам-колдунам)^[40] приписывается власть вызывать духов или спускаться в их местопребывание. Люди, пользующиеся этим преимуществом, могут также сами обращаться и превращать других в животных. Они даже повелевают атмосферическими явлениями. На них смотрят, говорит старый французский миссионер, «как на настоящих Юпитеров, держащих гром и молнию во своих руках». От них зависит хорошая или дурная погода, они надзирают за громадными животными, которые у древних персов и арийцов Индии также, как у зулусов и ирокезов, посылают или задерживают дождь и производят гром, двигая огромными своими крыльями в облачном пространстве^[41]. «Вождь племени может превратить ее во льва, убить таким образом, кого хочет и вновь принять свой обычный вид^[42].