–Быстро сюда! – крикнул старший и стал пропускать по очереди всех. Мы успели проскочить вовнутрь прежде, чем нас заметили татарские конники, направлявшиеся в нашу сторону. Внутри было темно и сыро. Все столпились, тяжело дыша, ожидая дальнейших указаний. Старший на ощупь нашел в нише смолистый факел, вытащил кресало и зажег его. Подземелье осветилось желтым мерцающим светом. Приостановившись на мгновенье, он развернулся и уверенно повел нас вперед, заранее предупреждая о возможных опасностях. Шли мы достаточно долго, отмахиваясь от паутины и преодолевая объятия корней деревьев, которые порой пронзали свод подземного хода. Наконец, показалась деревянная дверь, которая вывела нас в арку под крепостной стеной. Чуть замедлив шаги и убедившись, что все нормально, мы пошли дальше. Увидя нас, к нам стали подбегать защитники крепости, здороваться и выражать свое одобрение нашим действиям, за которыми они наблюдали с крепостных стен. Подойдя к покоям короля, старший оставил нас одних. И в этот момент все как бы прозрели, с интересом рассматривая меня и интересуясь, как я очутился здесь. Решив ничего не скрывать, я рассказал им о своей миссии. Это вызвало ко мне неподдельный интерес, и они посоветовали сразу идти к королю, пока там пан Витольд рассказывает о наших похождениях. Переговорив со стражниками, они буквально затолкали меня в дверь, захлопнув ее за мною. Я очутился в длинном коридоре, приведшем меня в большую комнату с колоннами, посередине которой стоял длинный стол, окруженный со всех сторон стульями с высокими резными спинками. Осмотревшись вокруг, я понял, что это не то место, которое мне нужно, и повернул обратно. Направившись в другую сторону, я прошел еще через один зал, на стенах которого висели портреты короля и его семьи, и сразу попал в небольшую комнату, где находились те, кого я искал. Услышав звук моих шагов, они прервали разговор и вопросительно уставились на меня. Более того, от дверей напротив ко мне бросились два стражника, на ходу обнажая сабли. Но король, видя спокойную реакцию на меня своего собеседника, с любопытством смотревшего на меня, остановил их движением своей руки.

–Вы что-то хотели? – спросил меня пан Витольд.

– Я прошу прощения, Ваше королевское величество, но время не терпит, и поэтому я взял на себя смелость без приглашения, пользуясь случаем, получить аудиенцию, – сказал я, наклонив голову, как положено в данном случае.

–Пан Витольд не в курсе дела, наша с ним встреча произошла при очень необычных обстоятельствах, и поэтому я не успел поставить его в известность относительно своей миссии. Дело в том, что я привез вам послание от венского епископа. Он слезно просит вас прибыть на помощь. Город со всех сторон обложили турецкие войска, и защитники держатся из последних сил. Еще немного – и освобождать будет просто некого.

С этими словами я достал конверт и через Витольда передал его королю. Тот, осмотрев печати и удостоверившись в их подлинности, вскрыл конверт и стал читать письмо. По мере чтения его лицо приобретало все более озабоченное выражение. Прочитав, он передал его Витольду и, обернувшись ко мне, сказал:

–Вы выполнили поручение епископа и можете быть свободны, о дальнейшем я позабочусь сам, – и повернулся в сторону собеседника, давая понять, что разговор закончен. Но у меня была еще одна просьба.

–Пан король! – воззвал я к нему. – Разрешите мне завтра отправиться домой, где я не был уже достаточно долгое время.

Король, не поворачиваясь, небрежно махнул мне рукой. Что это означало? Согласие или, возможно, «поступай, как знаешь»? Этого я не понял, но истолковал королевский жест так, как мне надо. Затем я тихонько ретировался, оставив их продолжать прерванную беседу. Выйдя из резиденции, я встретил своих новых спутников, ждавших результатов моих переговоров.

–Ну как? – бросились они ко мне с расспросами, очевидно, горя желанием принять участие в намечающемся походе.

–Да никак: отдал послание, как было приказано.

– Ну как там король? – посыпались вопросы.

– Да никак, прочел, задумался и отослал меня домой.

– И все?

–И все, я думаю, что результат вы узнаете достаточно скоро, так как время не терпит.

Переговорив со своими новыми знакомыми, я отправился отдохнуть туда, куда нас определили. Это была комната в одном из зданий, расположенных прямо возле крепостной стены. На полу лежали охапки сена, покрытые лошадиными попонами. Это были наши спальные места. Сняв оружие, я с удовольствием растянулся на этом ложе и почти сразу заснул.

Проснувшись достаточно рано я почувствовал, что обстановка в крепости изменилась. Была заметна какая-то суета, грузились возки, строились солдаты, горели костры, на которых варили похлебку. Оказалось, король принял решение немедленно отправиться в Варшаву и начать сбор войска, чтобы выступить против турок. Наскоро перекусив, я стал узнавать, как можно выехать с отрядом. Учитывая то, что мы бросили своих лошадей перед входом в подземелье, новых нам не дали. Поэтому снова пришлось труситься в обозе, благо, дорога была не очень долгой. Переезд прошел без приключений. Порой вдалеке показывались дозоры татарской конницы, но нападать на отряд они опасались. К вечеру мы добрались до крепостных стен города, и я с удовольствием спрыгнул с надоевшей телеги и стал искать место для ночлега. Устроился с трудом на постоялом дворе, переночевав в стоге сена. А рано утром побежал на базар покупать коня благодаря тому, что деньги ещё были. Мне перед выездом из Вены вручили достаточно увесистый кошелек с золотыми и серебряными таллерами. Как раз был ярмарочный день, и выбор был достаточно широкий. Стоял шум и гам, народ торговался, бил по рукам, заключая сделку, ругался и громко расхваливал свой товар. Тут же крутились разные темные личности, выискивая где и чем можно поживиться. Пока я добирался к намеченной цели, мне пытались продать гуся, козу и даже корову, не говоря уже о мелкой живности, которая была повсюду.

Наконец, я добрался до нужного мне товара. Здесь народу было поменьше, в основном присутствовал степенный покупатель, так как лошадь- товар особый и требует тщательного осмотра. Здесь были дикие лошади и лошади малопольской породы, а также кони с примесью арабских скакунов, которые выделялись своей статью. И начался торг, в ходе которого от осмотра зубов мы переходили к конским лодыжкам, ощупывая их и поднимая ноги, чтобы проверить качество подков. Измеряли длину лошадиной холки и упругость крупа. В итоге я остановил свой выбор на белом рысаке, в котором чувствовалась порода. Он обошелся мне в полтора золотых таллера. Приняв уздечку от хозяина, я пошел дальше покупать лошадиную амуницию. От торговых рядов, где был разложен этот товар, пахло свежей кожей и дегтем. Подобрав под себя седло, я накинул его на круп лошади и стал подтягивать подпруги. Вроде, все сделал, как учили. Но когда я попытался сесть в седло, оно оказалось не закрепленным и съехало набок. Подтянув еще раз, я, к удивлению, получил такой же результат. А конь в это время хитро топтался на месте и косил на меня своим лиловым глазом. Так продолжалось несколько раз, пока до меня не дошло, что мое новое приобретение просто смеется надо мной. Когда я накидывал на него седло, он надувал живот и ждал, пока я затяну подпруги, а затем выпускал воздух. Я тоже решил взять его на хитрость. Перед тем, как затягивать подпруги, я пнул его рукой в живот. Не ожидая этого, конь выпустил воздух со всех сторон, а я, воспользовавшись этим, быстро затянул подпруги. Конь недовольно заржал, но деваться было некуда. Поняв, что лошадка у меня с хитринкой, я решил не садиться на него при таком большом скоплении людей, так как не знал, как он поведет себя. Поэтому, взяв уздечку, я пошел к харчевне, чтобы перекусить. Прикрепив его к коновязи, где в кормушку было засыпано сено, я вошел туда. Народу было не очень много. В основном крестьяне, возвращающиеся с ярмарки. Заказав баранью ногу и жбан кваса, я уселся за край ближайшего столика и стал ждать заказ, рассматривая посетителей. Не заметив ничего необычного, я принялся за горячее мясо, так кстати принесенное половым. По мере насыщения ко мне приходило ощущение сытости и спокойствия. Расплатившись за обед, я вышел на улицу и стал искать попутчиков в сторону Львова, а от него домой мне было совсем рядом. Обычно после ярмарки стихийно комплектуются в группы ее участники, чтобы безопаснее было добраться домой, так как лихих людей на дорогах было больше, чем достаточно. Почти потеряв надежду на успех, я в конце концов набрел на группу торговцев, которые согласились на мое присутствие в их компании. Договорились завтра с восходом солнца встретиться у главных ворот на выезде из города. Так как у меня оставалось еще достаточно много времени, я решил заехать в оружейку и приобрести ружье, так как у меня в седле обнаружилась кобура для этого вида оружия. Да и в дороге эта штука не помешает, мало ли что может произойти. Пришлось ехать почти в центр города. На удивление, мой конь с достоинством прошел испытания. Приняв меня на свою спину, он тонко заржал, немного поерзал, попытался встать на дыбы, но был осажден твердой рукой и в итоге, смирившись, стал беспрекословно выполнять все команды.

На мое счастье, лавка была еще открыта. Когда я вошёл в нее, глаза мои разбежались от обилия и разнообразия пистолей, мушкетов, пищалей, сабель, кинжалов, развешанных по стенам и стоящих в ряд в пирамидах. Тут были изделия не только местных оружейников, но и умельцев из Германии, Франции, Испании, пленяя затейливым узором на стволах и резными прикладами ружей. Мне нужно было надежное оружие, недорогое и не очень громоздское, чтобы не мешало при езде. Перебирая все это богатство, я обращал пристальное внимание на то, как работает механизм затвора, какая длина ствола и нет ли кривизны. В итоге остановился на небольшом аккуратном мушкете немецкой работы, пришедшемся мне по вкусу. Пополнив запасы пороха и пуль и поменяв кремни в пистолях, я зарядил весь свой арсенал и готов был хоть сейчас отправиться в путь. Проезжая мимо пекарни, я купил краюху хлеба в дорогу и направился на постоялый двор. Мест опять не было, и я, пристроив коня, расстелил попону на сене и, подложив под голову седло, решил поспать перед дальней дорогой.

Утром, оседлав коня, я отправился к месту сбора. Почти все попутчики были на месте. Присоединившись к ним, я стал прислушиваться к разговорам. В основном они сводились к тому, как безопасно добраться домой. Опасались по дороге втретиться с разбойниками, которых в это лихое время развелось очень много.

– Тут еще ничего, – говорил пожилой мужик с седыми обвислыми усами.– А вот мне доводилось ездить из Запорогов по Черному шляху, так там почти на каждой версте по разбойнику, которые так и норовят не только ограбить, но и душу забрать. Вот страхов натерпелся. Так я потом ездил только Шпаковым шляхом. Есть такой гайдамак Шпак. Заплатишь ему, он и проведет тебя своими тропами так, что ни один разбойник тебя не увидит. А тут с нами вот добрые хлопцы будут, да не с пустыми руками. Так что, думаю, с Божьей помощью доберемся нормально.

В это время раздалась команда к движению старшего обозника. Уплатив стражникам положенную монету, он, сев в свой воз, направил лошадь вперед в открывшиеся створки ворот. Его примеру последовали и все остальные. Впереди нас ждала длинная дорога и неизвестность. Все подтянулись и стали зорко посматривать по сторонам. Первый день пути прошел без происшествий. Ночевать мы остановились возле небольшой рощи, у ручья, невдалеке от села, что придавало нам уверенности в относительной безопасности. Утром чуть свет снова тронулись в путь. Хорошо отдохнув, мы находились в приподнятом настроении, тем более, что впереди нас ждал дом. Однако, когда дорога пошла через дикую степь, настроение наше резко изменилось. Мы словно пересекли какую-то черту, за которой на нас, взявшись словно ниоткуда, опустилось ощущение неуверенности и страха. Все это усугублялось еще и тем, что по пути стали попадаться кости погибших лошадей и волов, а ковыль, поднимавшийся выше головы под напором ветра, стал изгибаться в нашу сторону, как будто выбирая очередную жертву, прикасаясь по очереди к каждому путнику. Местность была холмистой, с небольшими перепадами. Это давало возможность при въезде на возвышенность обозревать окрестности и стелющуюся впереди дорогу. Однако впереди было пустынно: ни всадников, ни телег не наблюдалось. Так постепенно мы добрались до переправы.

Спустившись с пригорка к реке, мы спрыгнули с коней, чтобы отмыть пот с лица, а лошади и волы припали к воде и стали с шумом втягивать ее в свои животы. Строй колонны рассыпался, одни встали на середине переезда, другие – вдоль берега, давая возможность напиться животным. Здесь на берегу стояли три вербы, купая свои ветки в реке, а на противоположном, внизу, шумел камыш, а по верху были разбросаны кусты терновника. Напоив лошадь и объехав стоящие посередине переправы возы, я поднялся на верх противоположного берега, остановившись возле кустов. Развернувшись, я стал поджидать остальных путников, которые нехотя расставались с мокрыми объятиями воды и собирались присоединиться ко мне. В это время налетел небольшой ветерок, который прошелся по верхушкам деревьев на той стороне, заставив их крутиться из стороны в сторону. Я автоматически поднял голову, чтобы проследить за этим движением, и, провожая взглядом очередной изгиб веток, которые, развернувшись влево, образовали своеобразное окно, дающее возможность посмотреть вдаль, увидел, как с ближайшего к переправе холма стремительно несется отряд конников с оголенными саблями и пиками наперевес. Еще мгновение – и они окажутся у воды и перебьют всех собравшихся здесь. Нужно было действовать немедленно.

Напрягая голос, я поднял тревогу, призывая всех быстро переправиться на другую сторону. Пока они соображали, чего я добиваюсь от них, а затем начали в спешке переправляться через речку, время было упущено. Те, кто был на конной тяге, успели перескочить и уже поднимались наверх, а воз, запряженный волами, остановился посередине брода и никак не мог сдвинуться с места. И в этот момент к переправе выскочил первый всадник и, не останавливаясь, бросился к возу с пикой наперевес. Чтобы спасти побелевшего от страха возницу, я буквально вырвал из кобуры пистоль и, не целясь, разрядил его в нападавшего. Пока он падал в речку, на берег выскочили его подельники. Увидя случившееся с их приятелем, они притормозили лошадей, но потом бросились вперед. Давая возможность взобраться на берег начавшему движение возу, мне пришлось еще два раза выстрелить в наиболее ретивых разбойников. Это охладило их пыл, и в ответ, крутясь на том берегу, они открыли по мне стрельбу. Несколько пуль просвистело над моей головой, и я понял, что самое время спрятаться в кустах, и направил туда лошадь. В этот момент ко мне присоединились и мои конные спутники, сделав пару выстрелов в сторону нападавших, что заставило разбойников уйти с открытой местности и спрятаться за деревьями. Ситуация сложилась непростая. Бандиты не собирались отказываться от такого жирного куша и совещались о чем-то. Нам надо было выиграть время, чтобы дать возможность возам уйти и раствориться в степи. Поэтому я предложил немедленно начать движение возков в разные стороны, чтобы замести следы. А для сдерживания нападавших на какое-то время предложил остаться. Почему-то все сразу с этим согласились и, не оглядываясь, бросились в степь.

Из-за кустов мне было хорошо видно диспозицию врага. Они, очевидно, приняли какое-то решение и теперь собирались претворить его в жизнь. Это было видно по тому, как они засуетились и вскочили на коней. У меня оставалось всего два выстрела, и поэтому я зарядил еще один пистоль. Мне каким-то образом повезло в том, что берега речки с той стороны были очень крутыми, поэтому переправляться через нее можно было только в том месте, где я находился. Однако два человека, очевидно, повинуясь приказу, подъехали к обрыву и попытались прыгнуть с него на лошадях в реку. Под одним конь внезапно остановился, и всадник кубарем скатился на землю, а другой благополучно бросился в реку и, держась за коня, поплыл на мой берег. Если он переплывет, то и остальные последуют за ним. Надо было что-то предпринимать. Из пистоля я достать его не мог, слишком большое расстояние, а вот из мушкета можно было попробовать. Вытащив его, я прицелился и плавно нажал на курок. Естественно, я не попал, но пуля, ударив рядом с лошадиной мордой, заставила ее рвануться вперед. Она буквально оттолкнула плывшего рядом разбойника, которого подхватило течение и затащило в водоворот, а лошадь, пофыркивая, повернула обратно и стала искать место, где можно было выбраться на берег. Увидя, что у них снова ничего не получилось, разбойники затихли. Я тоже не проявлял активности, решив перезарядить свое оружие. Такое противостояние продолжалось неопределённое время. Затем, придя к какому-то выводу, банда вскочила на лошадей и развернулась обратно в степь. Или они отказались от задуманного, или поехали искать новую переправу, чтобы догнать свою добычу. Как бы то ни было, выждав еще какое-то время, я тоже поскакал в степь догонять своих попутчиков. Пока сзади погони не наблюдалось. Если бы кто-то преследовал, то это было бы видно по поднимавшейся вверх пыли, которая обычно следует за всадником. Впереди также было чисто. Приостановившись, я решил сориентироваться, в какую сторону ехать. Привстав на стременах, я вдохнул в себя степной воздух – не пахнет ли где дымком? Где дым- там люди, там жилье. Но воздух нес в себе только аромат трав и запах полыни, пощипывающий нос. Тогда я, пришпорив лошадь, отпустил поводья, давая ей самой возможность выбрать направление. Конь понял меня правильно, притормозив на мгновение и словно задумавшись. Затем уверенно рванул вперед, выскочив на едва заметную тропинку в зарослях ковыля, которуя я не заметил. Уже почти стемнело, и следовало подумать о ночлеге. Я стал присматриваться по сторонам в надежде обнаружить хотя бы небольшую возвышенность, на которой можно было бы переночевать. Но впереди простилалась только ровная, покрытая густой растительностью степь. Ни холмов, ни каменных баб кочевников, располагавшихся обычно на них, не наблюдалось.

И вдруг, словно ниоткуда, до моего слуха донесся женский голос, с надрывом выводивший песню «У неволи дуже тяжко». Затем к нему присоединилось еще несколько голосов. И столько было горечи и безысходности в этих голосах, что я даже остановился, пораженный. Песня доносилась как бы из-под земли, стелилась по траве и, подхваченная ветром, улетала в степь. Я начал осматриваться по сторонам в надежде увидеть этот хор, но никого не было. А песня продолжала парить в воздухе, то поднимаясь вверх на высокой ноте, то падая на землю и мгновенно застывая. Решив найти этих таинственных певиц, я поехал на звук, который внезапно оборвался от резкого гортанного крика. Это заставило меня притормозить лошадь. Как оказалось, сделал это я вовремя, так как передо мной внезапно открылся небольшой овраг, внизу которого горел костер. Не остановившись, я мог бы кубарем скатиться в него, и неизвестно, чем бы это все закончилось. Костер не освещал то место, где я находился. Это мне было на руку, и я решил изучить обстановку. Присмотревшись внимательно, я увидел около десяти девушек, лежащих невдалеке от костра со связанными руками. Напротив них сидели два татарина, а третий находился возле пологой кромки оврага, посматривая за степью. Так что я зашел с нужной стороны. Надо сказать, и костер был расположен грамотно: дым почти не выходил в степь, а оседал внутри оврага.

Я мог развернуться и уехать прочь от этого места, но вид измученных девушек и та песня, которая взяла меня за душу, не позволили мне сделать этого. Скорее всего, их захватили недавно при налете на какую-то деревню и теперь гнали на продажу в Бахчисарай. Там, возле ханского дворца, их выставят на продажу, и любой желающий может подойти к ним не только осмотреть зубы, но и ощупать все тело, при желании даже оголив несчастную. А может, их купят заезжие негоцианты, на паруснике увезут в далекие страны, и что дальше станет с ними- неизвестно. Поэтому надо попытаться освободить их.

Но как это лучше сделать? Их трое, а я один. Малейший промах – и все. Надо попытаться их выманить по одному. Отведя лошадь в сторону, чтобы она вдруг не заржала, я ползком подобрался к пологому склону оврага. Выбрав место, куда не доставал свет костра, я вытащил пистоль и буквально впечатался в небольшую ложбинку, покрытую травой. Затем, нащупав камень, бросил его недалеко от себя. Часовой, услышав посторонний звук, приподнял голову, прислушиваясь к шуму, произведенному падением камня. Я тоже выжидал, что он предпримет. Но ничего необычного не произошло: он опустил голову и стал смотреть в сторону костра. Я повторил свой бросок, и опять был тот же результат. Только на третий раз он соизволил встать и пойти туда, где упал камень, держа свой ятаган наизготовку. Этого я и добивался. Когда он проходил мимо меня, напряженно всматриваясь по сторонам, я, выбрав момент, оглушил его рукояткой пистоля, связал и, заткнув рот шапкой, придал вид сидящего человека. Затем быстро подобрался поближе к оврагу. Второй татарин, видя, что долго нет часового, забеспокоился, и, вытащив саблю, стал подниматься наверх, тихонько выкрикивая имя подельника. Осторожно поднявшись, он увидел его сидящим и пошел к нему, потеряв бдительность, чем я и воспользовался, успокоив его тем же способом. С третьим было полегче, так как он спал. Поэтому, не прерывая его сон, я отправил его тем же способом к первым двум, стремительно проскочив мимо ошеломленных девушек. Когда все было закончено, я подошел к ним и развязал веревки, связывающие руки.

И сразу на меня посыпались потоки слез и причитаний. Я еле успокоил их. Пришлось сбегать за водой и отпаивать их, приводя в нормальное состояние. Оказалось, что они попались на пути татарского отряда, который вышел на людской промысел по заказу генуэзских купцов. Нужны были молодые девушки. Приняв заказ, татарский начальник Судебей и послал один из отрядов за добычей. Они прошлись огнем и мечом по ближайшим хуторам, вырезая всех на своем пути и забирая все, что могло пригодиться. Так девушки оказались в плену. Отряд пошел дальше, а их под надзором троих конных погнали в Крым. По пути татары девушек не трогали. За это им грозила смертная казнь, так как тогда товар очень сильно падал в цене. Поэтому они вымещали свою злость на девушках, нещадно хлеща их своими плетками. Измазанные и избитые девушки не могли остановить своих рыданий. Куда им идти? Хутора разрушены и сожжены, родные неизвестно где, средств к существованию нет. Но все равно свобода лучше неволи. Успокоив их, я предложил им ехать со мной до ближайшего хутора, а там уж, как они решат. Подумав, девушки согласились. Чтобы поддержать их силы, я перетряс все седельные сумы татарских конников и, найдя куски вяленой баранины и лепешки, отдал их девушкам. Запивая холодной водой, они умяли все это за милую душу.

– Ну а теперь у вас есть немного времени, чтобы отдохнуть, – сказал я повеселевшим девчатам.

–Подвигайтесь поближе к костру и располагайтесь, здесь теплее и комаров меньше.

Долго уговаривать их не пришлось. Они уютно расположились вокруг. И сразу стали более четко видны их юные лица, растрепанные волосы, ниспадавшие по плечам. Чернявые, светлые, рыжие, они, лукаво поблескивая своими глазками, изучали меня. Особенно стреляла в меня глазами статная чернявая девчонка. Она словно испепеляла меня своим взглядом, пытаясь донести что-то такое тайное и откровенное, о котором я должен знать.

– А вы, пан казак, давайте тоже к нам, – и она отодвинулась, закинув за спину толстенную косу, предлагая мне расположиться рядом с ней.

– Нет, спасибо, кто-то же должен охранять такую красоту, – ответил я, с трудом уходя от взгляда черноокой.

Пока они отдыхали, я собрал лошадей и оружие, приготовив все для дальней дороги. Чуть только забрезжил рассвет, я разбудил девушек и, посадив двоих, наиболее обессиленных на татарских лошадей, мы тронулись в путь. На третьей лошади разместилось захваченное оружие. Я ехал впереди, осматривая дорогу, а они следовали за мной, выстроившись в походный ряд. Вскоре стало припекать солнышко, и мы остановились в балке, чтобы отдохнуть и набрать воды из прозрачного ключа, бьющего из-под камня. Наклонившись, чтобы набрать воды, я почувствовал едва уловимый запах дыма. Возможно, он был бы не так ощутим, если бы не жгли на костре кизяк. Но этот сухой коровий помет не только хорошо горел, но и имел специфический запах, узнаваемый даже на дальнем расстоянии. Его использовали и местные жители, и татары. Практически, это был горючий материал степи, потому что деревья были редкостью. Прежде, чем отправляться дальше, надо было выяснить, с кем мы впереди можем столкнуться – с друзьями или врагами.

Сказав своим попутчицам, чтобы они сидели тихо, я вытащил пистоль и двинулся вперед по балке, чтобы выяснить, откуда идет этот дымок. Балка то поднималась вверх, то опускалась вниз, пока не вывела меня на достаточно просторное место. Осторожно выглянув из-за склона, я увидел несколько построек, врытых в склон, загон для овец, корову, которая молча жевала жвачку, и сложенную из камня печку, на которой варилась какая-то еда. Причем печка стояла так, что дым от нее стелился по балке, не выходя наверх, что не давало возможности обнаружить ее со стороны степи. По двору ходила пожилая женщина, очевидно, хозяйка. Это был зимовник, спрятанный от лихих людей, которые были разбросаны по степи. Вскоре появился и хозяин, старый усатый казак в соломенном брыле на голове. Подойдя к хозяйке, он что-то стал ей втолковывать. Она, воткнув кулаки в свои увесистые бока и выставив локти, стала ему отвечать. Короче говоря, как я понял, между ними возникло разногласие в каком –то вопросе и теперь они пытались найти общую точку зрения. Я решил понаблюдать за зимовником, не появится ли кто еще. Но до сих пор все было спокойно. Пока я занимался этим, позиции сторон не сблизились, а наоборот, еще больше отдалились. Это было уже не только видно, но и слышно, так как отдельные слова стали доноситься и до моего слуха. Решив, что пора вмешаться, я, спрятав пистоль, вышел на открытое место и деликатно кашлянул. Но, находясь в пылу выяснения отношений, спорщики меня не заметили. Тогда, набрав побольше воздуха, я почти прокричал им:

– Будте здоровы, добрые люди!

Они на мгновение опешили, а потом повернулись ко мне.

Оглядев меня с ног до головы, дед спросил:

– А ты кто такой будешь, путь- дорогу куда держишь?

– Дорога моя прямая, как тот клинок, что рубит врагов, и держу я путь туда, где на вопрос «Пугу-пугу» отвечают «Казак с Югу».

Это был условный пароль запорожских казаков, по которому узнавали своего. Именно слово с «Югу» было основным для распознавания. Услышав мой ответ, дед расплылся в улыбке.

– Ну так бы сразу и сказал, – и расправил свои усы.

– Ну пошли, хлопче, отдохнешь да выпьем по чарочке, – и с вызовом посмотрел на хозяйку.

Та только вздохнула и отвернулась к печке, где все кипело и шкварчало.

– Да нет, батько, я не один, со мной целый гарем, как у турецкого султана.

– Как гарем? – не понял дед, – ты шо – турок?

– Да нет,– развеял я его сомнения и рассказал свою историю встречи с девушками.

– От бидолаги, так веди их сюда скорее, – почти прокричала хозяйка.

Увидя их, она еще больше запричитала, быстро сбегала в хату, принесла полотенца и повела девчат смывать дорожную грязь и усталость. Дед, осознав, что двор свободен от женской половины, оглянулся по сторонам и, нагнувшись, из кустов над плетнем вытащил большой бутыль с самогоном.

– Вот, хлопче, и нам трошки треба відпочити, – заявил он, откупоривая его и наливая в две глиняные кружки. Спрятав бутыль, он протянул одну мне, а вторую нежно зажал в своей руке.

– Ну, щоб дома не журились та своєчасно зустрілись, – произнес он и буквально вылил огненную жидкость в свой рот. Затем, расправив усы, стал закусывать луком. Чтобы не обидеть его, пришлось и мне последовать примеру старшего, в несколько глотков осушив кружку. Самогон был отменно злым и сильно отдавал сивухой. А учитывая то, что я давно ничего не ел, то в моем бедном желудке началась форменная революция. По жилам побежал огонь, а в глазах заиграли звездочки. Я уже не говорю о том, что земля почему-то стала периодически уходить в сторону. Чтобы сохранить равновесие, пришлось присесть на скамейку и заедать огненный жар попавшейся под руку капустой с хозяйского стола. Пока мы продолжали упражняться в наших сугубо мужских делах, вернулась хозяйка в сопровождении посвежевших девушек. Приведя себя в порядок, они выглядели так, словно находились на выданье. Польская, русская, татарская, литовская, турецкая кровь, привнесенная сюда запорожскими казаками, сотворила такие образцы женской красоты, которые не найдешь нигде в другом месте. И именно поэтому сюда рвались турецкие и татарские отряды, чтобы захватить этот товар, который ценился в заморских странах на вес золота. Где только ни встречалась эта красота: и в турецких, и в татарских гаремах, и в генуэзских богатых домах, и в раздробленной на мелкие части нищей Германии, и в слащавой Франции и даже в Ватикане. Эти женщины своей лаской и природной сметливостью умиротворяли жестоких правителей, завоевывая их сердца, управляли дворами, домами и даже государствами, дарили правителям здоровое потомство, которое разительно отличалось от местных отпрысков по качеству человеческого материала.

И вот они стояли передо мной, такие разные и такие одинаковые в своей природной красоте, лукаво поблескивая глазками. Да какими там глазками, глазищами, в которых можно утонуть! Вот опять эта чернявая не сводит с меня своих глаз, которые словно притягивают тебя, заставляя упираться всеми имеющимися у тебя средствами, чтобы устоять. Особенно сейчас, в моем состоянии, когда по жилам моим текла не кровь, а огненный коктейль, сдобренный доброй кружкой самогона. Очевидно, я имел очень интересный вид, потому что хозяйка, всплеснув руками, вскрикнула:

– Ой, лишенько, шо ты, старый, зробив с хлопцем, на ньому лиця немає!

Подбежав ко мне, она взяла меня за руку, подвела к топчану, на котором лежала домотканая дорожка, и осторожно усадила меня, приговаривая:

–Отдохни чуток в холодке, а я вечерю приготую.