Паладин XXI века. Аномалия

– Хорошо! Мне не трудно, – естественно согласился я. Почувствовал, как ноги сами уже встают и несут прочь… Ещё до ответа. И как тут удержаться? Хоть у меня и работы море… А там в очереди стоять полчаса!

– И сам собирался идти, – добавил я. Соврав непонятно кому больше. То ли себе, то ли им?

– Бери, «дьябола»! Ну, а если не будет – «гавайскую». Если свежие – две. Можешь кофе пакетики захватить? Штук десять, если не трудно?

– Да, конечно. Заодно и возьму!

– Лёва! Лева! И мне! Мороженое! Клубничное! Можешь парочку захватить? Я тебе даже денег дам, – прокричала Настя уже вдогонку. Естественно, согласился.

Набрал съедобного в столовой. Тремя этажами ниже. Вернулся с охапкой. К тому моменту, когда девчонки яростно обсуждали «почему не работает ютуб». И вроде как по всему миру. Самый популярный сайт и приказал долго жить. Ещё с утра пишут об атаке неизвестных хакеров, техническом сбое, что заставило закрыть видеохостинговый ресурс на неопределенный срок.

Я положил заказанное на стол.

– О, Лёва! А пахнет то как!!! Ммм… Большое спасибо! Будешь кусочек? – предложила Юля.

– Не откажусь. Спасибо большое!

Юля очень профессионально разделила пиццу. Буквально тремя движениями. Чувствуется опыт любителя итальянской кухни.

Я культурно выбрал самый маленький ломтик «гавайской». Неожиданно вспомнилось, как в детстве от большой нужды пиццу почти всегда ел с хлебом.

Когда вопрос накрытия стола был закрыт, женщины вернулись к прерванной теме.

– По новостям передавали, что вирус это, а никакие не хакеры, – вставила свое мнение Оксана Юрьевна, – рассказывали, что и «одноклассники» могут испортиться. А в Америке – ихний контакт не работает. Как он там называется?

– Фэйсбук, – не задумываясь, сказала Юля. Эрудированная в таком вопросе, – подтверждаю. Пока ты рассказывала, попробовала. И что-то не могу зайти в свой акк.

Несколько взволнованно в разговор вступила Анастасия:

– Да фэйсбук ерунда! Я вчера в интернет-магазине купальник заказала. Тебе расцветка понравится, просто упадешь и лиф необычный! Давно подбирала, никак не могла найти что-то подобное! Очень красивый купальник, смотри! – девушка вывела на экран «яблока» картинку. Рука с гаджетом переместилась к Юлиному лицу, а затем оценить покупку смогли и старшие поколения. Послышались возгласы восхищения. Самоубийц, захотевших усомниться в невиданном великолепии четырех узеньких шнурочков ткани – не оказалось.

– Я и деньги перевела, а с утра сайт ошибку выдаёт… Знали бы вы сколько он стоит! – по офису прошел громкий тяжкий стон.

Далее разговор так и пошел по иной тропке, переключился на темы со специфическими тематиками шопинга, не вызывавшими у меня никакого интереса…

Быстротечно минуло время отдыха. Не раз думал о совмещении профессии, к примеру, по продолжительности сидения на одном месте, вполне бы дал фору курице несушке. И пятая точка смогла бы принести хоть какой-нибудь дополнительный доход…

Как и предполагал, рабочий день закончился в десять. Как же устал! Быстрей через проходную на остановку, пока не упустил последний автобус. Ровно двадцать три минуты до него – надо поторопиться.

Сапоги громко захрустели хрупкой намерзшей коркой. Несся так быстро, что даже не проваливался в воду. По тончайшему льду, аки посуху иду. Спешка мотивированная. Безлошадные коллеги ушли немного раньше. Я чуть задержался. Поэтому хочется на корню пресечь возможные приключения. Вокруг – бесконечная череда однотипных хрущевок, темные подворотни. Трущобы и фавелы – «Маde in USSR», «patch from Russia».

Едва миновал первый угол жилого дома, на встречу из темного провала подъезда резко вывернули два силуэта. Я остановился. Секунду спустя за спиной раздался шорох одежды. Обернулся. Там ещё один. Будто сам собой возник из-под земли, предупреждая любые мысли о возможном бегстве.

В животе потяжелело, будто большой холодный камень проглотил, а теперь там тает. Парни втроем так меня и обступили. Одеты однотипно: дешёвые китайские куртки, вязаные шапочки. Под наглыми тяжелыми взглядами, я вжал голову в плечи. Рука с портфелем рефлекторно дернулась, поднялась, закрывая пах и низ живота.

– Эй, пацан! Курить есть? – гаркнул прокуренным басом самый большой силуэт, широкий, как бегемот. Перед глазами мелькнул плотный волосатый кулак. Я вздрогнул, отшатнулся. Но пальцы парняги всего лишь чиркнули зажигалкой. Яркие блики упали на помятые злые и небритые рожы гопоты, а им проявили и мой худой, очень нездоровый облик, так и подначивающий добить, чтобы не мучился. У толстяка ноздри мощно затрепетали, расширились, впуская для адреналиновой реакции необходимую дозу кислорода. Зрачки у него в разы увеличились, стали как пуговицы. Парень сплюнул желтой тягучей слюной табачного наркомана прямо на мой ботинок, даже в темноте сверкающий чистотой.

– Извините, я не курю! – голос поневоле задрожал. С ужасом понимаю – сейчас будут больно бить.

– Ты чё, пидор что ли? – протянул в нос визгливый тип сзади.

И тут же я получил смачный удар ступней в зад.

– Айй!! – не удержался, вскрикнул. От неожиданности я плюхнулся на четвереньки. Очки улетели в темноту. Зрение сразу заметно упало.

Сколько раз меня так били? Точно не вспомню. Много! Вначале, в детском садике, затем в начальной школе. Когда смертным боем дети мутузят только за то, что кто-то на них не похож. Дети жестоки. И без какого-либо вмешательства взрослых способны на самые мерзкие поступки. А сколько себя помню всегда был слабее и меньше остальных. С кривым лицом, вызывавшим желание непременно в него ударить. По сути гопники – те же малолетки, задержавшиеся в своем развитии лет на двадцать.

Кто-то из них хохотнул:

– Да реально пидор! Визжит, как баба!

И сразу получил несколько чувствительных пинков. От боли инстинктивно скрутился калачиком. Портфель шлепнулся рядом. Тонкие предплечья прикрыли голову, а согнутые колени скрыли беззащитный живот с ценным содержимым. Не имеющим защиты в виде толстых костей и широких мышц. Опытный, часто били. Точно знаю, как минимизировать боль и ущерб здоровью.

– Эй, ты! Я те ща глаз высосу, утырок! Нормальные пацаны курить хотят, а ты разлегся, шкура дырявая. Я тебя спрашиваю, че делать будем? Решать, как-то надо… Помочь пацанам хочешь?! – брызжа слюной, вопросил самый мелкий.

Не смог ничего ответить, перехватило дыхание. Слезы обиды и боли душат, не дают сказать ни слова.

– Глянь чё у него в планшете, – пробурчал здоровяк. Жирный палец указал на портфель.

Мелкий протянул руку, спина согнулась горбом, поднял. Звякнула застежка – молния. И из перевернутого вверх дном портфеля дождем посыпались: расческа, жевательная резинка, телефон. И самое главное – взятые для работы домой документы.

– Ничё нет. Нищеброд гребаный!

– Сига, глянь чо за труба, – опять дал указание здоровяк.

– Да я отсюда вижу, у моей бабки круче, – но всё-таки нагнулся. Повертел в руках, хмыкнул.

– Кирпич деревянный! За такую задротку – сотки три! Бомжара вонючая. Зачуханец!

Сига даже вроде как психанул. И понятно: с виду «жирный» лох, оказался «тощим студентом». Небрежно откинул древний андройд в сторону. Гаджет бахнулся в трех метрах на асфальт. Экраном вниз.

– Ему подать может? – заявил визгливый.

Показал полуотсутствующий набор до коричневости желтых передних зубов.

И парни заржали шутке, как стая кашляющих над падалью шакалов. Не сколько утверждая превосходство, а соответствующим юмором доказывая принадлежность к стае. Свой статус в иерархии.

– Да, сука! Ты че молчишь? – и «нормальные пацаны» добавили «от души» по паре тяжелых пенделей. Соревнуясь в жестокости и хлесткости удара. Для людей, воспитанных улицей – беспощадность определяет ранг.

Визгливый поставил ногу на затылок. Мои ладони бессильно схватились за стертую подошву. Я начал отталкивать, заелозил. Но куда там! Сапог продолжал грубо вдавливать голову в холодную землю. Нога поворачивала лицом прямо в захарканную смесь грязи и снега, десятилетия никем не убираемую. Покрытую жирным слоем бычков, похожих на толстых, землистого цвета опарышей. Шапка слетела, в нос забилась грязь. На зубах заскрипел песок. Щека соприкоснулась с мерзлым грунтом и словно наждачной бумагой провели. Кожа расцарапалась в кровь.

– Жри, Вася! Жри! Всасывай!

Пока хорошенько не извалял – не успокоился. Хорошо, что подонок по весу – почти как я.

– Ну как тебе, педрило? Понравилось? – ухмыльнулся «широкий».

Парни переминались с ноги на ногу, разминали костяшки рук. Кружок из гопников встал ко мне вплотную, давая в полной мере прочувствовать беспомощность и унижение слабого. Один поставил ногу на спину. Прижал ступней, как энтомолог булавкой трепыхающееся насекомое. Другой – начал пинать. Получают удовольствие, наслаждаются превосходством физической силы. Чувство беспомощной безнадёги только растет. Я сжался, держась позы младенца, не делал даже попытки встать. И кричать боюсь, чтобы не злить. С разбитых губ срывается лишь жалкий хрип и приглушенное мычание. Инстинктивная дрожь охватывает тело при каждом движении доминирующих уродов. Под тяжелыми сапогами захрустели очки. Ублюдки. А они всё ржут.

Понял, если буду молчать – ещё перепадет. И не раз. Им деньги нужны.

С трудом контролируя срывающийся на плач голос, попросил:

– Не бейте! пожалуйста! Всё отдам!!! – вторя словам, полез в карманы. Суетливо пошарил. Выгреб всё, что есть. Вывернул наизнанку. Вытащил восемьсот рублей купюрами. Пригоршню мелочи.

В черепе отбойным молотком колотила одна мысль: «лишь бы не избили, не покалечили, что так мало».

Мелкий схватил купюры. Раздался разочарованный свист.

– Мля! И штуки нет!

У «визгливого» тонкие губы зло напряглись, искривились. Заорал:

– Эй, ты это – совсем охренел?! Ты нас чё, за лохов держишь, терпила?! Заяц гребаный! – С явным намеком на мои зубы. Как бы их мне теперь не лишиться. А гопник нагнулся лицу. Бешено завращались красные от лопнувших сосудов глаза. Из вонючей пасти пахнуло смесью перегара, табака и кислятины.

Меня изнутри заколотило.

– Ну, нету! Нету у меня больше!!! – закричал я, чуть не в истерике. Трясущаяся рука протянулась к хулиганам. В ладони – единственное, что осталось – мелочь. Немедленно получил точным пинком по конечности. Монетки ещё в воздухе пронзительно зазвенели, разлетелись по всей округе.

– Ладно… Живи, гнида! Сегодня мы добрые. Хе-хе–хе, – противно заржал «визгливый». Реально, хохотом гиены. Напоследок, специально смачно харкнул на спину. И я кожей, через все слои одежды почувствовал тяжёлую слюну, разъедающую душу.

– Эй, братва! Подождите! Мне его бумажки для одного дела нужны, – оглушительно проорал «мелкий», уже вслед уходящим друзьям, нисколько не стесняясь привлечь внимание посторонних. Гопник нагнулся. Ладони охапкой ухватили пяток листиков. Хорошо покомкал, сунул в карман.

Парни показали спины, компашка ушла в вразвалочку. А я так и остался на асфальте безвольным истуканом. На помощь из зевак так никто и не вышел. Уверен – слышали наш разговор пол дома. Вижу, как качаются, шевелятся шторы, потревоженные хозяевами. На земле мигают пятна света горящих желтым окон. У всех – своя хата с краю и никому ничего не надо. Хорошо – мелочь не взяли, а то и до дома не доедешь. Хотя… Все равно уже не успел на автобус, но монетки – ползал собирал. Процесс послужил чем-то вроде медитации. Чуть-чуть пришел в себя. Совсем темно, ничего не видно. Придется шарить с подсветкой. Подобрал телефон. Сволочи! Экран раскололи! Дальше, сдерживая слезы, на коленях десять минут искал кругляши в пожухлой траве и колючих кустах. С грязного асфальта подобрал безнадёжно испорченные бумаги. Промокшие, истоптанные и измаранные, как моя душа. Отряхнул портфель.

Настроение, если так ещё можно сказать о моем гнилом состоянии, упало в Марианскую впадину. Задышал с надрывом. Звучно зашмыгал носом. Рукав утёр накатившую на глаза влагу. Дрожащие руки бережно запихали в мультифору важные документы, затем – в кармашек сумки. Даже не глядел – больно смотреть… Бумага вся – в грязных следах.

Зачем-то педантично собрал осколки очков и прочие рассыпанные мелочи. Второпях рассовал по карманам. Хорошо флешка нашлась. Побрел к остановке. Душой овладело чувство чёрной безнадёги и совершенного безразличия к себе. Даже не знаю, сколько времени сейчас. Надеюсь просто спокойно посидеть на скамейке. Приду в себя, а там уже решу, что делать.

Остановка рядом – почти дошёл. Мелькнуло проезжающее авто. Взмах руки. Не остановилось. Лишь на штаны прилетели капли талой суспензии из воды, песка и химикатов. На общем фоне изжульканной одежды, почти не добавляя грязи. И андройд сел, не включается. На улицах пусто, как в тундре. По идее – только такси вызывать, но как? А просто так они здесь не ездят. Не дураки – лишаться заработанных за целый день денег.

Вдали дороги желтыми пятнами сверкнули дальние фары. Неужто мой? Даже легковушек мало, не говоря об общественном транспорте! Реально он! Уррраа!!! Тяжело вздохнула гидравлика, двери открылись. Пахнуло таким родным запахом спертого пота, пыли и низкооктанового бензина. Единственное, что за сегодня хорошего случилось.

Сдержался, чтобы не застонать, заполз в транспорт. Пристроился на самом ближайшем сидении.

– Ну ты и везучий! – восхитилась бабуля – кондуктор, – по расписанию давно уже последний ушел! А у нас поломка была. Вот стояли. Как тебя ждали!

Я в ответ лишь промолчал.

Мда… Везучий… Всю жизнь так… Рука на автомате потянулась ощупать левое ухо, то место, куда урод особенно больно давил ногой. Орган слуха распух огромной оладьей… Как же жжёт душу желание смерти всему миру!!! А особенно – родному городу! Почему вы все не сдохните?!! Сознание собственного ничтожества серной кислотой пожирает любые позитивные мысли. Что за тряпка такая?! И ведь никому ничего плохого не делаю… А пользуют меня, кто как хочет! Ведь знаю, что слизь, что тварь бесхребетная! А ничего не могу поделать. Сломали в детстве что ли? В какой-то момент предпочел уронить честь, достоинство, а не встретить неприятности и боль в лицо.

Поступок рождает характер. А таких поступков, когда делал шаг назад, отступал, уходил от конфликта, накопилось неисчислимое множество. В какой момент – количество переросло в качество???

Когда Петька при мне в классе избивал девочку ногами? А я не сказал подонку ни слова? А может, в тот момент в детском садике? Когда жирный Эдик плевал мне в суп, а я только плакал? Ну или, когда не заплатили положенные деньги на первой после универа работе – предпочёл молча проглотить. Ведь и живу так, как скотина… С которой получают кто шерсти клок, кто молоко и мясо! Да ну её – в болото! Мою жизнь…

И работу не бросишь! Кредит – камнем на шее. Как ярмо… Висит и тянет… В омут. Лучше бы взяли в нашем банке. По крайней мере, своих сотрудников обманывать не будут. Но кто знал? Я только устроился, а мама уверяла что всё нормально. Ей «очень приятный и вежливый молодой человек всё доступно объяснил, рассказал». И я даже мельком пробежался по тексту, не заметил подводных камней. А менеджер торопил, подгонял и мама тоже. Жаль я не киллер. «Вежливо» бы его найти и «приятно» пулю пустить. И надо же было связаться с ипотекой! Мама живёт пережитками прошлого, а современная жизнь предполагает мобильность. Сейчас бы раз – и переехать поближе к работе. И за съем платить бы пришлось втрое меньше. Мама не понимает, что банковские услуги навязаны просто привычкой, деланием «как все» и долбящей исподволь подсознание рекламой.

Спортом, что ли, серьезнее заняться? Стану большим и сильным, вроде героев боевиков. Человека – Паука же били, а потом он всем показал, что почём. Вот и я, найду и побью давешних гопников. Пожалеют, что на свет родились и связались с таким, как Лев Малинин! Денег заработаю, в подпольных боях, как показывают в таких же фантастических фильмах. Девчонки хоть какое-нибудь внимание обратят…

От приятных мыслей боль в отбитом ливере подуспокоилась. Самообман – он такой… Ведь и знаешь, что врешь самому себе. Но как-то легче на душе, если подключается спасительная фантазия. Особенно, когда представлю, как одной левой раскидываю направо и налево просящих пощады негодяев. И душа успокаивается… Быстрее задвигает обиду подальше, в потаенные глубины памяти, словно сам организм стыдится трусливого хозяина.

Вот так, наверное, всегда и было, сколько помню. Вместо того, чтобы обиду преобразовать во что-то дельное, пережигаю её, как качественное горючее, впустую, на холостой ход. Энергию, потенциально способную поднять самолет, трачу на всякую ерунду. Вроде мечтаний о торжестве справедливости в мире и для отдельно взятой личности, в частности. Эх! Мамка сейчас расстроится… Не говорить бы, что ограбили. Да сама поймет. Поездка промелькнула небывало быстро. Летящий, словно на крыльях автобус, довез как на такси. С протяжным скрипом неисправных тормозных колодок транспорт остановился. Двери приглашающе распахнулись, выпуская на совершенно пустую остановку уже почти в полночь. Ноги захромали по ступеням. Сдерживая эмоции, несколько раз глубоко вздохнул. Лёгкие до самого низа живота втянули свежий, совсем по-зимнему морозный воздух. Закашлялся.

Ноги поволочились в направлении дома. Под сапогами заскрипел недавний снежок, белым покрывалом прикрывший вечно неухоженную грязь района. Я тащился совсем через силу. Грудь изнутри раскалывает пополам. Почти как в том самом фильме про Чужого: когда людские внутренности жрёт гигантский паразит. И в конце – вырывается на свободу. По пути прогрызает грудную клетку, ломает ребра. Вот и у меня так же! И не столько от физической боли, а от мыслей, разрывающих сердце. Сколько неприятностей валилось на голову в последний год… Но почему-то сегодня – особенно тяжко. Не в силах двигаться дальше – остановился. Лицо, совсем не чувствующее холода, как не моё, поднялось к небу, глаза зашарили по безмолвным небесам, словно в поисках ответа там. Тёмные серые тяжелые тучи плывут, цепляются за шпили высоких антенн. Погода полностью гармонирует с той бурей, что творится в душе. За что мне всё?! Почему? К чему такая скотская жизнь? Лучше сдох бы в детстве! Чтобы не мучиться… Да что говорить и требовать у кого-то ответа?! Сам виноват!! Если не во всём, то во многом! Не удержался. Со всей мочи дважды ударил себя кулачком по голове. Будто в наказание. Ощущение гнили внутри не проходит.

За спиной затопало всё ближе, затем больше не приближаясь, шаги начали удаляться. Нагонявшие меня прохожие обошли по широкой дуге. Краем уха уловил, как папа учит ребёнка:

– Наркотики – большое зло, сынок! Правильно вам тётя полицейская рассказывала! Видишь того грязного дядю? Хочешь таким быть? Нет? То-то же!

Я сразу пришел в себя. И уже не отвлекался на бесполезную рефлексию, поспешил к близкому дому. Тот уже виднеется в просвете многоэтажек. Теплый свет льется из десятков окон. В груди нарастает усталое томление по долгожданному комфорту и домашнему уюту. Во дворе пара собачников стыдливо прячась, выгуливают бедных питомцев, ставших с практической точки зрения – абсолютно ненужными, в условиях развитой цивилизации. Ночная тьма скрывает хозяев от скандальных фанатов чистоты. Я, кстати, так и упустил в детстве тот момент, когда именно собака в большом городе стала неподъемной обузой. Самим фактом своего обитания в квартире превратив жизнь хозяина в почти преступление. Думаю, недолго осталось до полного запрета в городской квартире четвероногих, если размер больший, чем, допустим, айфона.

Для обычного горожанина идеал городской инфраструктуры заключается в отсутствии реального столкновения с проявлениями природы. Чем ближе дизайн современной квартиры к геометрии стерильной пластмассовой коробки, тем совершеннее. Любой парк отдыха, жалкие насаждения вдоль автодорог или и так куцые газоны двора – должны из себя обязательно представлять отрыжку постмодернистского кубизма. Ни один клочок природы не остается не тронутым, всё стрижётся, ровняется, загоняется в набор примитивных фигур – квадрат, сфера, плоскость. Если чистота – то с тошнотворным привкусом химических ароматизаторов и вылизанными ядовитыми ПАВами любыми поверхностями. Вплоть до деревьев и почвы. И неважно, что собачьи экскременты во дворе в гораздо меньшей степени портят эстетику, чем площади заставленные припаркованными авто. Иной раз почти на сто процентов.

Последние метры почти бежал, мечтая поскорее добраться до теплой кровати. Скользнул в подъезд.

Время двенадцать. А музыка – во всю! Женский смех, звон бутылок. Парковка у подъезда забита. Машины – даже на детской площадке. Опять братья Гиваевы! Как обычно, с друзьями и проститутками гулянку устроили. Не повезло соседям первого. С такими жить рядом, что на взрывчатке с детонатором, на основе генератора случайных чисел. Никогда не знаешь, что именно устроят. Старшая у нас по подъезду, да и по всему дому сразу – тётя Варя. С виду женщина в годах, лет пятидесяти, способна подковы по две штуки ломать, и гвозди до сих пор абсолютно здоровыми зубами из досок вытаскивать. По слухам, подходила в том году к южанам, просила их быть потише. Уж не знаю, что конкретно они ей ответили. Но ниже травы, тише воды – стала себя вести лишь тётя Варя. Да соседи горячих парней. Больше не думали жаловаться ни в прокуратуру ни, тем более, в полицию. Хотя оргии – чуть ли не каждую ночь! И как настолько хватает? Весь подъезд их гости, да и они сами загадили. Про себя поворчал ещё. Потихоньку прокрался вдоль стеночки к лифту, чтобы даже ненароком не попасться на глаза горячим визитерам. И если что, успеть юркнуть в коридор. Или на улицу. Были прецеденты подобного нежелательного общения. Спасибо. Больше не надо.

На минуту застыл перед дверью наглядным памятником унынию. Ладонь еле удерживала килограммовый портфель, бессильные пальцы грозили разжаться. Дрожащая рука полезла в карман, потянула из кармана брелок, вытащил связку. Раздался дробный стук металла по металлу. Ключ так и плясал, никак не желая попадать в замочную скважину. Звучно провернул два раза. Дверь открылась, скрежетнув, словно приветствуя давно потерянного хозяина. И силы разом оставили меня. Я оперся о косяк, чтобы не упасть. Закряхтел и жалобно застенал от боли в отбитых боках и нездоровой спине. С трудом переступил неожиданно высокий порог. В полутемном коридоре ждала мама. Руки лежат крест-накрест на плечах. Кутается в старую выцветшую ночнушку. Похоже, ещё не ложилась. А вставать – полчетвертого! Потухшие с возрастом от тяжелой жизни глаза сейчас опухли, покраснели от слез. Как бы ей плохо не стало! Беды и горести, подкосившие нашу семью, не самым лучшим образом сказались на душевном здоровье матери. Теперь заставляют волноваться по любым пустякам, что частенько доводит её до больничной койки. При мысли о возможной реакции мамы – боль от побоев отступила на второй план. Не дал себе раскваситься, выпрямил спину, втянул готовые политься слёзы обиды. Не первый раз грабят! Пережую в себе.

– Левушка, сыночек! Пришел!! Ты что так долго?! Я вся переволновалась! И трубку не берешь! Ну можно же позвонить?! Ой, что с тобой?! – испуганно протараторила мама. Выплюнула накопившуюся душевную боль, как пули в обойме из автомата.

Тапочки тяжело зашаркали по паркету. Подошла вплотную. Руки мягко схватили за плечи. Усталые глаза, обрамленные сеточкой морщин, в темном свете сораковатки беспокойно прищурились. Внимательно осмотрела, осторожно протянула руку к лицу. Словно боясь спугнуть незримую бабочку, прикоснулась к надутой скуле. Кончики пальцев невесомо погладили мелкие царапины на щеках, подбородке.

– Ой, ой, ой, сыночек! Родненький! Да что же случилось?! Да кто тебя так?! – едва меня касаясь, погладила голову. Вытащила маленькую застрявшую в густых волосах веточку, – давай я скорую вызову?!

Ох, только бы не переволновалась она! Это ерунда. С фэйсом. Лицо я прикрывал. А вот руки и ноги отбиты.

– Да не волнуйся! Всё хорошо. Ну… Ограбили меня… Нормально… Сам дошел. Ничего нигде не колет… Что сказать… Побили. Деньги отобрали, – и чуть не подавился. Сглотнул внезапно подступивший к горлу ком. Передавивший от злой обиды дыхание. Еле сдержал подступавшие слезы. Ну не железный человек! Унизили, ограбили. Мужчиной себя не чувствую ни капли!

– Бедная ты моя кровинушка! Чувствовала же! Сразу неспокойно на душе было! Как кошки скребли… Уже сама ехать искать тебя хотела! Как тогда, помнишь? Когда машина сбила? Сильно досталось? Больно били? Может, всё- таки скорую вызовем?? – забеспокоилась мать. Будто разом лет на десять постаревшая. Глаза подозрительно заблестели. Лицо посерело. И сама фигурка ощутимо опала. Будто мать сделала глубокий выдох, и забыла вдохнуть вновь. Трясущаяся рука похлопала по карману. Ищет телефон.

– Ох, память моя! В спальне оставила. Сейчас возьму, позвоню.

– Да не… мама! не надо – сказал я. Чувствуя, как от жалости к себе, часто-часто забилось сердце, – не то что совсем здоровый сейчас… Но живой. Сильно не болит… Ничего не сломали… Пнули пару раз…. И всё. Бывает… Деньги отобрали… Вот… Не надо звонить….

– Да Бог с ними… С деньгами… Здоров сыночка главное. Самое-самое главное! Вот же подонки!

С такими словами меня аккуратно, как маленького, раздела. Покрутила. Словно на тщательном медосмотре. Внимательно осмотрела ссадины и ушибы. И как в детстве смазала зеленкой синяки. Определила, что особой угрозы здоровью нет. Отправила мыться.

Едва ли не час с остервенением тёр себя ногтями. Под горячим душем смывал пот, грязь и слюни уродов. От предложенной еды отказался.

А после – с головой зарылся в чистую постель. Хорошо не вспыхнула. От стыда душа и плоть горели неистовым желанием сжечь с собою весь белый свет. Первое время не шевелился, чтобы не будить затихшую в нездоровом теле боль. Прекрасно слышалось, как в другой комнате тихонько плачет мать. Пол ночи я вертелся с боку на бок. Стоило закрыть глаза, воскрешалось недавнее. И так и эдак проворачивал ситуацию. В бессмысленной сейчас злобе – зубы неистово грызли, жевали и мяли неповинное одеяло. В памяти всплывали лица сволочей. Представлялось, как плюю им в мерзкие морды, пинаю по гнусным рожам, стирая гнусные ухмылки. Воображал, как пальцами впиваюсь в горло, выдавливаю глаза. Кулаки до боли сжимались. Из горла рвалось злое рычание. Тело ломило избытком неистраченного адреналина. Зубы скрипели от желания повернуть время вспять. Но… После драки кулаками не машут…