Чёрные вдовы

Глава девятая. Любовник Павел Голицын

В один из летних дней 1899 года супруги решили посетить прекрасную Венецию, излюбленный богатыми русскими путешественниками итальянский город каналов и мостов. Ужиная с супругой в ресторане, Василий обратил внимание на молодого человека, крикнувшего по-русски официанту, только что принявшему у него заказ:

– Да шампанского ещё не забудь, братец!

Василий подошёл к столику:

– Добрый вечер! Давно ли из России?

– Только вчера приехал. А вы?

– И я с супругой только вчера, так переходите за наш столик, всё веселее будет.

– С удовольствием.

Молодой человек перешёл за столик Тарновских и представился:

– Граф Павел Голицын.

– Василий Тарновский, а это моя супруга Мария Николаевна, тоже из графского рода.

Немедленно завязался оживлённый разговор, который зачастую случается с русскими людьми, заброшенными по какой-то причине в другую страну.

– Вы из каких Голицыных? – поинтересовался Василий.

– Да из ветви Алексеевичей. Это мой предок – московский генерал-губернатор князь Дмитрий Владимирович – получил титул светлости.

– Так мы с вами и дальние родственники, у меня прабабка из этого рода.

– Вот как здорово, а познакомились здесь, далеко от родимых мест. Моя супруга – княгиня Трубецкая, мы с ней разъехались, не смогли ужиться. Из-за неё, из-за скандалов, и на службе у меня неприятности случились.

– Вы где служите?

– Майор в одном из гвардейских полков в Петербурге.

– А переведитесь к нам в армейский полк, который в Киеве квартирует, там служба не такая строгая, как в гвардии.

– Это интересное предложение, Киев притягательный город. По приезде из отпуска немедля подам прошение.

Не ведал Василий, что сам по доброте душевной большую проблему себе сыскал. Все оставшиеся до отъезда дни молодые люди проводили вместе. Граф и не думал скрывать своей симпатии к Марии, но всё это было легко и непринуждённо, как бывает среди молодых людей. Энергичной амбициозной женщине такое отношение холостого гвардейского офицера явно нравилось. Богат, красив, знатен, уже свободен, как раз то, что нужно.

Вскоре Павел переехал в Киев и начал регулярно назначать свидания Марии. Посредницей и адресатом для получения писем служила её французская горничная Абелия. В очередном письме он назначал встречу в гостиничном номере, который снял специально для свидания: «Боже, как я люблю тебя, как я хочу тебя! Если ты не приедешь и в этот раз, я сойду с ума. Я не могу спать по ночам, я вижу тебя, как будто ты рядом, я обнимаю тебя, целую тебя, и мы в экстазе забываем обо всём. Приезжай, я жду с нетерпением и волнением. Павлуша».

«Ну всё, кажется, Павлик уже созрел, пора брать быка за рога, – рассуждала Мария, собираясь на встречу. – Сегодня будет контакт, надо подготовиться, обдумать план действий, преподать себя в лучшем виде, чтобы он окончательно упал к ногам».

Три часа в гостинице любовники предавались плотским утехам. Мария закрепляла достигнутые успехи, заставляя Павла вновь и вновь испытывать необыкновенное удовольствие от близости. Казалось, что силы сейчас покинут измотанного майора, но искусная соблазнительница ласками, губами и телом вновь приводила его в боевое положение. Наконец она оставила Павлушу, когда он, всё ещё находясь в возбуждении, уже ничего не мог…

Мария не хотела оставаться на ночь, чтобы не нарываться на очередные вопросы Василия, да в этом и не было особого смысла, Павел был безумно влюблён и способен ради неё на всё, теперь можно было приступать и к центральной части плана.

Прошло совсем немного времени, и о встречах любовников знал уже весь город, только супруг, как это и бывает, не замечал ничего, вернее, замечать не хотел. Он и сам частенько любил с приятелями и приятельницами отдохнуть в ресторане, но сейчас это уже происходило порознь с женою.

В июне 1899 года заехал Василий на почтовую станцию за корреспонденцией для себя, жены и Абелии. Просматривая конверты, он заметил, что адрес горничной написан мужским почерком, а письмо отправлено из Киева. Что бы это могло значить?

Не торопясь, вскрыл конверт и прочёл: «Мариша, любимая! Дни, которые я провожу без тебя, кажутся мне пустыми и долгими. Я горю в огне, лишь только вспоминаю о тебе, представляю так ясно, что кажется, протяну руку и дотронусь до твоей бархатной кожи. Всё во мне переворачивается. Если я не смогу видеть тебя, бесконечно дорогого друга, рядом с собою, покончу жизнь самоубийством. Приди же ко мне, любимая, явись! Я – у твоих ног.

Навеки твой Павлуша».

Руки у Василия дрожали, настолько он был переполнен гневом и ненавистью.

«Что делать, что? Убить её, а потом себя. Нет, я не смогу. Ладно, поговорю с ней вечером. Нет, говорить ей не ничего не буду. Если начнёт просить развод, детей не отдам. А где эта Абелия^[9], эта пастушка, прикидывающаяся простушкой? Вот с кем мне надо поговорить».

Воротившись домой, немедленно пригласил француженку к себе в кабинет.

– Это что такое? – грозно надвигался Василий на симпатичную худенькую девушку. – Ты занимаешься подлыми делами за моей спиною.

– Я всего лишь исполняю приказания госпожи, хозяин. Даже не знаю, что там внутри.

– Не лги, не прикидывайся, ты прекрасно знаешь, где и с кем проводит время госпожа.

– Я догадываюсь, конечно, но это не даёт мне права рассказывать об этом.

– Из-за тебя я вынужден быть рогоносцем в глазах всего городского общества.

– Но не я тому причиной, хозяин.

– Ты могла бы заявить мне об этом и этим бы спасла честь моей семьи.

– Но я потеряла бы свою честь, Василий Васильевич.

– Теперь ты потеряешь место. Вон из моего дома, чтобы через час духу твоего здесь не было!

Девушка попятилась и выскочила из кабинета.

Василий плюхнулся на кровать и принялся на все лады ругать жену. «Подлая изменщица, забыла, на чьи деньги живёт. Ну, я ей покажу, вызову на дуэль этого любителя чужих жён. Проституток ему мало». Потом, остынув, признался себе, что любит Марию и совсем не хочет её лишиться. Решил, что будет делать вид, будто ничего не знает.

Но это совсем не входило в планы Марии Николаевны. Она подталкивала Павла к дуэли. Как-то они встретились на Киевском вокзале.

– Здравствуй, Павел, рад тебя видеть! Куда едешь?

– Здравствуй, Вася! Собираюсь навестить родные пенаты.

– Ну, служба здесь идёт лучше?

– Конечно, спасибо тебе. Как поживает Мария Николаевна?

При этих словах лицо у Василия слегка вытянулось:

– Хорошо, спасибо, – он сразу заторопился, – разреши откланяться, спешу.

Поклонился сухо и ушёл.

Павел писал: «Мариша, мне очень трудно без тебя. Что ты со мною делаешь? Упрекаешь, что я не воспользовался попыткой, когда встретил его на вокзале. Но я не смог, он был так приветлив и предупредителен, ведь мы пока ещё друзья. Я не нашёл повода, чтобы вызвать его».

Она отвечала: «Так-то ты хочешь быть со мной, так-то ты меня любишь. Мужчина ты, в конце концов, или нет? Через месяц мы едем в Ниццу. Приезжай и ты туда. Это шанс…»

Лето уже было в самом разгаре. В прекрасном французском городе у моря любила проводить свой отдых респектабельная российская знать. По широкой набережной вдоль золотых песков пляжа прогуливались парами и целыми компаниями отдыхающие. Сквозь смех и взвизгивания дам слышалась русская речь. Призывно манили огни бесчисленных ресторанчиков и кафе, расположенных за стройными рядами пальм.

Мария специально уговорила мужа прогуляться по набережной в надежде встретить здесь Павла. Уж у неё-то на глазах он не струсит.

Увидев идущего навстречу майора, она слегка отодвинулась от супруга. Павел ускорил шаг и, подойдя ближе, крикнул вместо приветствия:

– Оставь её, она моя!

Он попытался при всех ударить Василия, но тот успел отклонить удар и влепил наглому майору пощёчину. Отступать было некуда.

– Мой секундант предупредит вас о времени и месте.

В тот же день Василий попросил князя Кутепова, с которым не раз проводил вечера в холостяцкой компании, быть его секундантом.

– Я встречусь с секундантом Голицына и поговорю о примирении, – предложил князь.

– Я не соглашусь, да и он, наверное.

– Но я всё равно попробую.

Кутепов вернулся к вечеру:

– Примирение не состоится. Драться будете сначала на пистолетах, потом на шпагах, если понадобится. По французскому дуэльному кодексу драться до первого ранения.

Секунданты отсчитали 10 шагов и установили барьер.

После команды сходиться дуэлянты пошли навстречу друг другу. Василий выстрелил первым в воздух. Павел выстрелил, и пуля лишь слегка царапнула предплечье.

Подбежал Кутепов:

– Как ты?

– Нормально, давай шпагу.

Василий прекрасно знал, что Павел лучше него владеет этим истинно французским оружием. Дуэль длилась недолго, майор сделал выпад, и шпага вонзилась в левую руку Василия.

На следующий день в знаменитой французской газете «Фигаро» появилась заметка: «Два представителя русских княжеских родов устроили дуэль. Дрались по французскому кодексу до первой крови. Зрителей было мало».

С Павлом Голицыным Мария рассталась немедленно. План её сорвался, но она была не из тех женщин, которые отступают при первой неудаче. Надо было искать нового претендента и разрабатывать генеральный план «сражения».

Глава десятая. Боржевский

Весной 1903 года Тарновские ужинали в ресторане вместе с другом Василия Михаилом Воронцовым.

Заметив кого-то за дальним столиком, Михаил обратился к супругам:

– Хотите, я познакомлю вас с интересным человеком? Он поляк, наших лет, имеет поместье и крестьян, но за свою широкую натуру вынужден был бежать из Варшавы.

– Как это за широкую натуру? – переспросил Вася.

– Он бретёр, большой охотник до женского полу, денег собственных нет, но живёт на какие-то странные средства, неизвестно от кого получаемые. Живёт широко и разгульно, постоянного места не имеет. Видимо, большой скандалист, за что и попросили его из Польши.

Василий интуитивно почувствовал беспокойство:

– Нет, друг, не нужен нам такой знакомый.

– А мне интересно, представьте его нам, Михаил, – немедленно отреагировала Мария.

Василий хотел было возразить, но жена, не отрывая взгляда от указанного Михаилом человека, одёрнула его:

– Мне скучно в компании с тобой, я хочу новых впечатлений!

Мария, конечно, лукавила, как это умела делать только она. Её привлекло то, что незнакомец бретёр, а значит, появлялся вариант строить далеко идущие планы.

Михаил встал и направился к незнакомцу. Подойдя к его столику, наклонился и что-то произнёс, кивнув в сторону Тарновских. Тот пристально посмотрел на сидящую пару, кивнул, встал и в сопровождении Воронцова направился к ним.

«– Разрешите представить: Стефан Здиславович Боржевский, помещик», – произнёс Михаил, – а это – Мария Николаевна Тарновская. – Боржевский обогнул столик.

– Разрешите вашу руку, мадам?

Мария протянула руку и ощутила, как её коснулись ищущие губы поляка.

– А это – Василий Васильевич Тарновский. – Боржевский сухо кивнул, по-видимому, своим звериным чутьём признав в нём слабого и трусоватого мужчину.

– Присаживайтесь за наш столик, – предложил новому знакомому Воронцов.

Тот сел и сразу же почувствовал к себе внимание женщины, получив от неё вопрос:

– Расскажите о себе, господин Боржевский, чем занимаетесь, что привело вас в наш город?

– Я, мадам, человек свободной профессии, признаюсь, что люблю сильных мужчин и красивых женщин. Но слабаков не признаю и презираю. Я – щедрый и миролюбивый человек, но если кто-то меня оскорбит, стреляюсь с таким «на два шага».

– Ой, как интересно! А как это – «на два шага»?

– А это, мадам, расстояние, с которого невозможно промахнуться. Я бью наверняка.

Мария ощутила даже некоторую симпатию к этому человеку, так ей необходимому. Теперь осталось совсем лёгкое – сделать его орудием в своих руках.

– Да, вы необыкновенный человек, Стефан Здиславович, мне нравятся такие брутальные мужчины.

Мария улыбнулась, сверля нового знакомого своим глубоким, притягивающим, пронзающим, гипнотизирующим взглядом, чтобы он понял, что симпатичен ей. Это был первый шаг в отработанной программе покорения мужчин.

* * *

С этого момента Боржевский начал преследовать супругов нагло и самоуверенно. Если ему нравилась женщина, он делал всё, чтобы покорить её, чтобы она заняла место в его постели. Где бы ни появлялись Тарновские: в ресторане, театре, на скачках, поляк, как будто случайно, оказывался рядом.

Как-то раз Василий Васильевич задержался в Киеве на несколько дней, супруга же принимала Боржевского в их имении, которое они приобрели после раздела наследства отца. Неожиданно, когда ещё не все дела были окончены, Василий получил телеграмму: «Срочно приезжай с хирургом». Что там случилось, в волнении думал Василий, не смея предположить что-то ужасное. Всю дорогу до имения он не мог найти себе места, и хирургу пришлось его успокаивать.

При входе его встречала Мария:

– Васюк, давайте скорее, Владислав Стефанович умирает.

– А что он тут вообще делает?

– Пойдёмте быстрее, я расскажу по дороге.

Все кинулись во внутренние покои, а Мария тараторила на ходу:

– Ты же знаешь, я люблю стрелять из револьвера. Пригласила Боржевского, чтобы пострелять с ним в тире. Он ставил мишень, а я случайно нажала на курок и попала ему в руку.

Хирург перевязал рану и успокоил:

– Ничего страшного, пуля в мягких тканях. Скоро заживёт.

Боржевский сразу уехал, а вечер у супругов закончился скандалом.

– Мне надоели эти твои свидания, – с горячностью обвинял супругу Василий.

– Я могу сказать тебе то же самое, но сдерживаюсь, – отвечала Мария.

– Я люблю тебя и не хочу, чтобы тебя, твоего тела касались чьи-то грязные руки.

– Почему же ты не говорил мне это, когда мы прекрасно проводили время в борделях Ямской улицы?

– Я был молод, глуп и развращён своим окружением.

– Каждый становится тем, кем он очень желает стать, – решила философски закончить этот неприятный разговор Мария.

– Давай с тобой уедем куда-нибудь далеко-далеко, где не будет этого твоего ухажёра.

– Куда?

– Ну, к примеру, в Баден, там можно прекрасно отдохнуть на водах.

На второй же день пребывания на курорте, гуляя по местному парку, супруги увидели идущего им навстречу Боржевского.

– Ба, какая встреча, – выразил радостное удивление Стефан Здиславович, – а мне врач рекомендовал лечить свою раненую руку в этих целебных источниках.

Василий, конечно, догадался, от кого поляк узнал время и место их пребывания, но спрашивать супругу не стал, чтобы не нарываться на новый скандал. Боржевский продолжил свои недвусмысленные ухаживания за Марией. Здесь, на курорте, на фоне расслабленного отдыха у этой парочки появилось время и место для встреч. После одного из вечерних моционов в глухих местах парка, с объятьями и поцелуями, Стефан Здиславович предложил:

– Я снял номер в небольшой гостинице, приглашаю вас, моя прекрасная Мариша, отужинать там сегодня со мной.

Недолго думала Мария, она решила: «Пора уже и отдаться любвеобильному поляку и посмотреть, каков он в постели. А то бывает – в ухаживаниях и словесах орёл, а в постели – общипанный петух».

С этого дня они стали любовниками.

Осенью супруги вернулись домой из Германии, и с ними, как будто случайно, вернулся Стефан Здиславович. У Василия появились торговые дела в Киеве, и он часто и подогу там оставался. Боржевский тем временем переселялся в усадьбу, где оставалась с детьми Мария. Днём они обедали в столовой всей семьёй, а ночью, когда дети засыпали, неутомимый поляк пробирался в жилой усадебный дом и занимал место в чужой супружеской постели. Если хозяин собирался приехать, он непременно давал телеграмму с тем, чтобы его встретили на железнодорожной станции, от которой до усадьбы было ещё 25 вёрст. И тогда горничная Настасья Ивашева запрягала господскую бричку и, севши за кучера, отвозила пылкого любовника в ближайшую гостиницу от греха подальше. За эту услугу Стефан Здиславович подарил ей женские золотые часики на цепочке, которые стоили неимоверно дорого.

Мария Николаевна, по примеру французских кокоток, завела себе прислугу, которая была посвящена во все амурные дела госпожи и помогала ей избегать прямой встречи любовников с мужем. Самой доверительной была Настасья Ивашева, кроме неё в курсе тайной жизни госпожи были и другие служанки, а также лакеи и даже швея.

В предзимье похолодало, оставаться в имении, находящемся в 250 верстах от Киева, уже не было никакого смысла, и семья задумала переехать в город.

– Надо только подыскать новую хорошую квартиру, – почесал в затылке супруг, – порасспрашиваю-ка я знакомых.

– У меня есть вариант, – неожиданно быстро откликнулась Мария, – дом Гинцбурга на Николаевской. Такая милая квартирка на четвёртом этаже. Посмотрим?

Квартира была одобрена, и вскоре семья переехала. Одного только не заметил Василий – чёрного хода, выходящего на Институтскую. А если б и заметил, не обратил бы внимания. А зря. Как только муж отправлялся в клуб, а посещал эти заведения он частенько, подкупленный швейцар Пузырников звонил Стефану Здиславовичу в гостиницу «Париж» на Подоле. Тот немедленно являлся и поднимался на лифте к возлюбленной.

Если же Василий возвращался, проходя мимо Пузырникова и задержавшись, чтобы переброситься парой слов, швейцар немедленно предупреждал Боржевского:

– Идёт.

И влюблённый поляк исчезал через чёрный ход, нащупывая в кармане взятый на всякий случай револьвер.

А то придумывала Мария Николаевна причину, по которой ей срочно надо было посетить усадьбу.

– Васюк, прошу тебя, побудь, пожалуйста, с детьми, я вернусь быстро.

Супруг недовольно крутил головой, но отказать жене не мог, тем более очень любил детей, и побыть с ними лишний раз было ему совсем не в тягость.

– Ладно уж, если ты просишь…

Мария брала два билета на себя и горничную Ивашеву в купе первого класса, а Стефан Здиславович для себя – в третьем. Через некоторое время Боржевский приходил в купе первого класса, а Ивашева шла в купе третьего. Лишь закрывалась дверь за горничной, влюблённые бросались в объятья друг друга. Они быстро освобождали себя от одежды и начинали возбуждающие игры, такие пикантные под стук колёс на стыках. Маленькое купе рождало фантазию замысловатых поз и пробуждало устойчивый ритм, совпадающий со стуком колёс. Это так возбуждало, что влюблённые, предаваясь страсти, не замечали, как текло время. Горничная возвращалась, тихонько стуча в дверь, чтобы дать им возможность одеться и привести себя в порядок.

Василий, конечно, замечал то, что не заметить было невозможно, но до поры не признавался в этом. Однако по прошествии нескольких месяцев больше терпеть такого бесчестья уже не мог.

Он чувствовал реальную опасность и умолял супругу прекратить порочащее знакомство, но она только смеялась.

– Хочешь, я на колени перед тобой встану? – Супруг опустился на ковёр. – Ты губишь нашу семью, ты променяла меня на какого-то бандита… – Эмоции переполняли его, Василий разрыдался.

Мария лишь презрительно смерила мужа взглядом. «Подожди, недолго тебе осталось», – подумалось ей. А вслух сказала легко и непринуждённо:

– С чего это я должна с кем-то начинать или прекращать знакомство по твоему хотению? Он мне нравится.

У Василия болело сердце, он не чувствовал рук, отчаянье и расшатанные вконец нервы привели его на грань помешательства.

Мария Николаевна не была влюблена в Боржевского, она вообще вряд ли могла кого-то полюбить. У неё было множество любовников из разных слоёв общества: студенты, офицеры, чиновники, адвокаты, но пылкий поляк нужен ей был для определённых целей. Её донимали скандалы и слёзы Васи, и она доверительно жаловалась горничной:

– Знаешь, Настя, он мне так надоел со своими слезами. Тряпка какая-то…

Всё сводилось к тому, что от Василия надо было избавляться любым способом, но желательно таким, который бы к полученной свободе прибавил бесконечные деньги.

* * *

В знаменательный день 21 ноября 1903 года муж и жена Тарновские были приглашены на бал. Давал его барон Владимир Александрович Сталь фон Гольштейн. В отпрыске древнего немецкого обрусевшего рода соединились воедино самые значимые оттенки внешности и характеров предков. Красивое мужское лицо с прямым носом и тонкими чертами римского легионера сразу привлекало внимание женщин. Заядлый бретёр, азартный игрок и драчун, Владимир окончил университет и удачно женился на дочери профессора медицины, давшего за неё миллионное приданое. У барона Гольштейна за плечами было уже несколько дуэлей, и секундантом он был не раз. Однажды, приняв на грудь изрядное количество спиртного на большом застолье в общественном саду, он подрался с Павлом Голицыным (тем самым), и тот раскроил ему череп. А потом и сам ударил одного из осмелившихся остановить его приятелей по голове чем-то тяжёлым.

Барон был в дружеских отношениях с Боржевским, он и пригласил супружескую пару Тарновских на бал с согласия Владимира. Как обычно, Мария вела себя вызывающе, танцевала с Боржевским, прижимаясь к нему тесно на глазах у всей публики. Василий сидел как истукан, чувствуя себя оплёванным, ему оставалось только пить для успокоения.

Владимир, который не мог пропустить ни одной миловидной женщины, появляющейся у него на горизонте, тихо попросил Боржевского:

– А познакомь-ка меня, дружище Владик, вон с той дамой, – он показал в сторону Марии.

– С удовольствием познакомлю, но не забывай, что она моя.

– Уж не думаешь ли ты, что я намерен отбивать её у тебя, наоборот, рад, что ты вхож в такую прелестную женщину. – Барон подмигнул товарищу.

– Пойдём, я тебя представлю.

Подошли к столику, за которым сидела пара Тарновских, и Боржевский, не обращая никакого внимания на сидевшего с каменным лицом Василия, представил:

– Владимир Александрович Сталь фон Гольштейн. – Барон поклонился, не сводя глаз с женщины. – Мария Николаевна Тарновская – самая прекрасная женщина Киева.

Владимир, смотря прямо в глаза Тарновской, проговорил:

– Я восхищён вами, мадам. Вы позволите? – Он взял её руку и прижался к ней губами, нарочно затянув поцелуй, к явному неудовольствию Стефана Боржевского. – Разрешите пригласить вас на танец?

* * *

Когда Мария в сопровождении барона возвратилась к столику, Василий уже дошёл до кондиции, и ему было всё равно, что подумают вокруг.

– Долго ещё ты будешь позорить меня и прижиматься к этому хлыщу, как проститутка из борделя?! – закричал он жене.

– Закрой свой рот, оттуда уже давно ничего доброго для меня не исходит, только грязь.

– Это ты купаешься в грязи и только грязи достойна!

– Давай, оскорбляй меня, ничтожество, ещё рукоприкладством займись! – громко кричала Мария, явно рассчитывая на привлечение внимания присутствующих.

– И займусь, у меня руки чешутся, да положение не позволяет, – Василий сбавил тон, – пошли отсюда, а то поляк сейчас вцепится в тебя, как клещ.

Тарновские покинули бал, но назавтра Мария встретилась со Стефаном Здиславовичем:

– Посмотри, как меня избивает муж, на людях старается вести себя прилично, а дома буквально измывается надо мной. – Мария Николаевна расстегнула блузку и показала любовнику большой синяк на груди.

– Негодяй! – Боржевский вскипел и забегал по комнате. – Клянусь, я сделаю всё, чтобы избавить тебя от этого садиста.

Через три дня Василий получил записку:

«Уважаемый В. В. Убедительно прошу Вас встретиться со мною сегодня. Назначьте мне только время и место».

Василий ответил:

«Уважаемый С. З. Через полчаса я буду в “Гранд-Отеле”». Он знал, в какой гостинице остановился любовник жены.

Конечно, всё было подстроено заранее. Боржевский посвятил приятеля барона Владимира в дело:

– Хочу попросить тебя находиться в соседнем номере во время моего разговора с Тарновским.

– Что я должен делать?

– Внимательно слушай, что происходит в комнате, возможно, критический случай потребует твоего вмешательства.

* * *

Хозяин номера встретил Василия в дверях:

– Хочу сразу приступить к делу, я люблю Марию Николаевну, мы с нею любовники.

Тарновский побледнел. Не то что он был оглушён этим известием, но сама форма, в которой оно было изложено, откровенная наглость и выбранное место сильно на него подействовали.

– Как вы смеете так заявлять?

– Смею и ещё обещаю, что никому не позволю обижать эту женщину. Она рассказала мне о том, какому насилию подвергается от вашей персоны. Я взялся защищать её. Прошу немедленно дать ей развод.

– Это наше с ней дело, – опомнился Василий.

– Это и моё дело, потому что она моя любимая женщина. Если ты от неё не отстанешь, буду бить тебя смертным боем, как последнюю собаку. Я и сейчас хотел убить тебя, а потом себя, но передумал. – Боржевский вытащил из кармана револьвер.

– Предлагаю стреляться на расстоянии двух шагов.

Тарновский долго молчал, но наконец выдавил из себя:

– Если я разведусь, вы на ней женитесь?

– Ещё чего не хватало, мы и так с ней будем прекрасно общаться. Она любит богатство и роскошь, а я не настолько обеспечен, чтобы дать ей всё это.

Всю ночь Василий не спал, а обдумывал, как поступить. Он был труслив, слаб и малодушен, драться на такой дуэли – это заранее знать, что будешь убит. Кроме того, он всё ещё любил Марию и не хотел её терять. Тогда он решил сыграть простачка и на другой день написал Боржевскому любезное письмо: «Уважаемый С. З. Прошу Вас зайти ко мне на несколько минут». Как будто между ними так ничего и не случилось.

Стефан Здиславович ответил: «Милостивый государь! Меня очень удивляет, что после нашего вчерашнего разговора Вы сделали вид, будто такого разговора не было вовсе. Вы можете не придавать этому никакого значения, но я требую немедленный ответ – будете ли Вы со мною драться или нет?» Василий, в свою очередь, ответил: «Считаю, что наш разговор был простым недоразумением, и ничего серьёзного в нём не наблюдаю. Я со всей ответственностью заявляю, что отказываюсь драться с Вами, между нами не произошло ничего такого, что позволило бы Вам трепать дорогое для меня имя супруги. Посему я отказываюсь вести дальнейшие объяснения ни по этому поводу, ни по какому иному. Оставьте в покое меня и мою семью».

Тарновский очень не хотел дуэли, он смертельно боялся наглого и развязного бретёра, который не скрывал, что хочет убить его. Но Боржевский не собирался отступать от задуманного. Ситуация зашла в тупик.

И тут Мария Николаевна, организатор всей этой истории, решила сама взяться за её решение. Скандальное убийство мужа при таких обстоятельствах было ей невыгодно, она и так уже была «засвечена» в приличных домах Киева. И женой поляка она становиться не собиралась, у Василия ещё были деньги, и пренебрегать этим было бы глупо, а у Боржевского – нет, и при такой жизни не ожидались. Тогда и состоялся этот разговор:

– Ты не способен защитить меня, свою жену, ты трус и боишься Стефана.

– Я не трус, ты сама не желаешь с ним расстаться, и почему я должен из-за этого жертвовать жизнью?

– Ладно, я сама решу этот вопрос, чтобы всё оставалось на своём месте, – твёрдо заявила Мария и добавила тихо: – Пока.

От всех этих проблем, свалившихся на голову весёлого и беззаботного кутилы, каким был на самом деле Вася, у него начались головные боли, он был близок к помешательству настолько, что обратился за помощью к врачу.

* * *

В том году начало декабря принесло на древний город снег и ветер. Мощные заряды снега обрушивались на редких прохожих, заметали кучеров, сидящих на облучках своих саней в ожидании клиентов. Да кто рискнёт путешествовать в такую погоду, разве что нужда заставит. Вот и Василий Васильевич отправился в клуб, хоть немного развеяться от мучивших его кошмарных мыслей, коли врачебные микстуры не помогают. В клубе тепло, вина, коньяки, закуски… Женщины тоже были, но Тарновский не стал искушать судьбу. Завтра всё может узнать супруга, у неё знакомые в этих заведениях ещё от прошлых весёлых застолий, тогда последний козырь у него выбьет. Вернулся домой под утро.

Стефан Здиславович, едва получив известие об отъезде хозяина, немедленно явился, в нетерпении занять своё место в супружеской постели. Вдоволь накувыркавшись и утолив свою страсть, они затеяли совещание:

– Ну что ты предлагаешь, Марьюшка, в отношении твоего тирана, хочешь, я просто застрелю его?

– Желаешь пойти на каторгу? Это непременно случится.

– Нет, на каторгу не хочу, лучше уж застрелиться. Но есть же какой-то выход?

– Выход есть, я предлагаю тебе примириться с Васькой, и оставим всё как есть.

Боржевский перевернулся и чуть не упал с кровати:

– Ни за что!

– Обожди, не кипятись. – Мария Николаевна погладила любовника по груди, животу, спустилась ниже, отвлекая его внимание на приятные сексуальные забавы.

Стефан Здиславович замолчал и часто задышал, почувствовав ласковые женские ручки внизу живота.

– Зачем нам сейчас дуэль, только привлекать внимание полиции и жаждущей до спектакля публики?

Мария убрала руку, чтобы любовник немного успокоился и стал способен воспринимать её доводы.

– А если он снова начнёт над тобой измываться?

– Нет, сейчас более того уж не будет, он испугался. А ты будешь по-прежнему навещать меня.

Последняя фраза Тарновской решила исход совещания, Боржевский согласился с её доводами.

– Когда и где произойдёт наше примирение? – поинтересовался поляк, вновь привлекая к себе такое манящее женское тело.

– А вот это нам с тобой и предстоит сейчас обсудить.

Но обсуждение состоялось уже поздней ночью, любовник не мог больше сдерживать свою страсть и набросился на женщину, как изголодавшийся хищник на добычу.

Ушёл он лишь в три ночи, Василия ещё не было.

* * *

День уже перевалил на вторую половину, когда за обедом Мария объявила мужу:

– Ну что ж, милый, я готова примирить тебя с Боржевским.

Она уже давно не называла Василия таким словом, поэтому он понял, что жена что-то надумала, ведь у Маришки ничего не бывает просто так.

– Как это я смогу с ним примириться, когда он хочет меня убить?

– Я всё решу, и сделать это надо при всех, чтобы по Киеву больше не ходили сплетни о нас.

Тарновский попытался заявить протест, но супруга властным жестом остановила его:

– Никаких возражений, как я решила, так и будет.

Следующий день, 7 декабря, стал для Василия самым мучительным. Он никак не мог найти себе места, ходил из комнаты в комнату, потом решил вообще уехать из Киева. И уже собрал саквояж, как появилась Мария, с утра ушедшая по своим делам.

– Куда это ты собрался, Васюк? – спросила голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

– Хотел навестить усадьбу, посмотреть, как там идут дела.

– Какие дела зимой? Не выдумывай. Вечером мы идём в театр, а потом ужинаем в ресторане со Стефаном Здиславовичем.

– Нет, нет, – испуганно попятился Василий, – я не пойду.

– Как это ты не пойдёшь? Не хочешь мириться, желаешь, чтобы он тебя отправил на тот свет?

– Нет, не желаю, но и ехать в театр не хочу.

– А как же тогда примириться? Другого пути нет.