– Так.
– А коль так, то и грибы общие.
– Но ведь многие и не пускают на свои места.
– Ну, это, наверно, из жадности.
Гришунька, покраснев от стыда, замолчал, но, пересилив себя, сказал:
– Я, наверно, жадный, деда, ведь всё это время я завидовал вам, поэтому решил выследить ваше место и первым собрать грибы для того, чтобы прослыть лучшим грибником деревни.
– Вижу, дружок, ты хотел славы, но твоя слава больше походит на тщеславие, а тщеславие – это зависть, грех перед Богом. Но потому, как ты признался в этом, Бог тебя уже простил, а я и подавно.
– Я больше никогда не буду этого делать.
– Ну вот и хорошо. А сейчас давай соберём эту чернику, вона её сколько.
– А как же грибы?
– Грибы от нас не уйдут.
В полдень старый и малый вернулись в деревню с полными корзинами белых грибов и целым лукошком черники. Бабушка, встретившая грибников, позвала их в дом и накормила молоком и свежим хлебом.
До конца лета продолжались их грибные походы, в которых Гришутка познал всю азбуку леса. Но больше всего ему понравились дедушкины рассказы о дивном мире, созданном Богом.
– Дедушка, – спрашивал он, – а почему нам об этом не говорят в школе?
– Видишь ли, дружок, – отвечал тот, – есть люди, которые не любят Бога, вот они и запрещают рассказывать о нём.
– Но почему, ведь Господь так нас любит?
– Наверное, на свой вопрос ты получишь ответ, когда подрастёшь. Думаю, к этому времени многое изменится, возможно, то, что я рассказал о Боге, будет преподаваться и в школе. Пока же, дружок, Господа носи в сердце своём, а роток закрой на замок. Ты меня понял?
– Понял, – ответил Гришунька. Да и как не понять, когда бабушка постоянно напоминала ему об этом же.
Летние дни подошли к концу, и грибные походы закончились. Гришуньку отправили в школу, а Сиротка уехал к сыну и больше в деревню не возвратился. Очень скучал Гришунька по другу, поэтому всякий раз, проходя около заброшенного соседского дома, он останавливался и подолгу мысленно разговаривал с Сироткой. А перед тем как уйти, обязательно просил Господа, если друг его жив, дать ему здоровия духовного, а если мёртв – Царствия Небесного.
Порыбачили
В ординаторской хирургии слушаем патологоанатома Володю про весеннюю рыбалку.
– После того как мы с тобой расстались, – обращается он ко мне, – я, поужинав, направился к реке, где меня ждал наш электрик Михей. По дороге встретил участкового Селезнёва.
– Ты куда? – спрашивает.
– На тот берег.
– Зачем?
– Дело есть.
– Какое?
– Рыбное.
– Сеть проверять поехал?
– Да.
– Значит, мне повезло, я ведь тоже туда собрался. Ты один?
– Нет, Михей у реки ждёт, а ты что, так и поедешь с чемоданом?
– Вы ненадолго?
– Сеть проверим и назад.
– Значит, так и поеду.
Подходим к реке, видим: Михей драпать собрался. Его взаимоотношения с законом, мягко скажем, сложные.
– И не думай даже, – кричит Селезень, – стрелять буду.
Михей от такого приветствия встал как вкопанный, а Селезень, смеясь, говорит:
– Ладно, отомри, я ж пошутил.
– Ну и шутки у тебя, – ворчит Михей.
– Он едет с нами, – объясняю. – Лишняя пара рук не помешает.
Противоположный берег Камы низкий, поэтому река далеко разлилась вглубь леса. Углубившись на два километра, останавливаемся и начинаем выбирать сеть. Улов оказался небольшой, но на троих хватило бы. Забросив вновь сеть, собираемся возвращаться, но Селезень останавливает.
– Сейчас я устрою вам сюрприз, – говорит и достаёт из чемодана два кубика динамита.
Пытаюсь его остановить:
– Не надо, услышат – наряд пришлют.
А он:
– Не дрейфь, прикрою.
Поджёг запал, кинул кубики и крикнул:
– Ложись!
Упали на дно лодки, лежим, ждём – один бабахнул, а второй молчит. Выглянул наш браконьер из лодки и заорал:
– Мужики, спасайся, он под нами!
Дальше всё произошло быстро. Этот хрен скаканул на борт лодки и опрокинул её. Мы и опомниться не успели, как оказались в воде. Когда я вынырнул, вижу – рядом Михей барахтается, а Селезень, как торпеда, прёт к ближайшей ёлке. Кричу Михею:
– Плыви к берёзе!
– Я плавать не умею, – отвечает.
– Это ж надо, человек вырос у реки и не умеет плавать. Ладно, греби, как можешь, я подмогу.
А в голове мелькает мысль, взрыва-то нет, значит, запал потух. Селезень тем временем уже сидит на ёлке и раздаёт советы.
– Михей, ты, как собачка, под себя, под себя греби, Володь, а ты его под брюхо, под брюхо поддерживай.
Доплыли мы кое-как до берёзы.
– Лезь, – приказываю Михею.
– Не могу, устал, – отвечает.
Чувствую, одежда на дно тянет, озлился я тут на Михея, закричал:
– Ну и хрен с тобой, хочешь тонуть – тони, но без меня.
Подействовало, вмиг на сук взобрался.
– Подымись выше, – кричу, – мне тоже где-то сидеть надо.
– Ага, – отвечает и продолжает сидеть.
– Ты что, зараза, оглох, лезь выше.
Только после этого он поднялся выше.
Взобрался и я на берёзу, сидим, молчим и дрожим.
– А лодка утопла, – заметил Михей, – это ж моя лодка, Селезень, за нанесённый ущерб придётся платить.