Добравшись до райцентра, группа в полном составе пересела на автобусы, которые прислали за нами, и доехала до одного из отделений совхоза. Разместились в школе.

По прибытии на место понесли первую потерю личного состава: наша мастер Лида еле ходила. Накануне она поранила ногу и, видимо, внесла в рану инфекцию. Ни о какой помощи на поле не могло быть и речи. Всё, что можно было ей поручить – это кухня, ведь пищу мы должны были готовить сами.

С утра отправился знакомиться с руководством совхоза и получать рабочее задание.

Директор сельхозпредприятия когда-то работал в Свердловске на заводе Электротяжмаш, затем был направлен партией на усиление руководства совхоза Манчажский. Сначала он познакомил меня с главным агрономом и секретарём парторганизации, потом мы с ним обговорили общие вопросы, а затем вдвоём с женщиной-экономистом стали верстать объёмы работ.

Она очень оперативно, исходя из нашей численности и количества рабочих дней в сентябре месяце, выдала размер площадей, засаженных картофелем, который мы должны были убрать и соскладировать в хранилище, а также посчитала, сколько денег мы за это получим за минусом расходов на питание.

Причём, мясо и молоко учли по отпускной цене, что оказалось очень недорого, а картошку и капусту даже считать не стали – ешьте на здоровье.

Затем обсудили заработок мастеров: нам не только сохранялась зарплата по основному месту работы – об этом мы знали, но и дополнительно, приказом директора совхоза, всем троим устанавливались бригадирские оклады на месяц. Обычно группы приезжали именно на этот срок. Экономист тут же объявила мне размер нашего заработка и высчитала стоимость одного рабочего дня. Методика расчёта меня не устроила, и мы снова отправились в кабинет директора.

Директор с удивлением отнёсся к моему неудовольствию и попросил пояснить, чего же я всё-таки хочу. Я, в свою очередь, задал ему вопрос:

– Вы хотите, чтоб мы картофель убирали целый месяц, или как можно скорее? – на что получил вполне предсказуемый ответ:

– Конечно, скорее!

– Тогда давайте поступим следующим образом, – продолжал я, – зарплата, которую нам насчитали за месяц, нас вполне устраивает. Но я хочу, чтобы мои мастера получили эту же самую сумму, если мы выполним указанный объём раньше срока: за двадцать, пятнадцать или десять дней. А вот если затянем уборку дольше, чем на месяц, то тоже получим эту же самую сумму – не больше!

Другими словами, я предложил поменять повременную оплату на сдельную.

– Логично! – ответил директор, который в этих условиях ничего не терял, а, напротив, в любом случае только выигрывал, и мы пожали друг другу руки.

Получив аванс и повозку с лошадью для нужд своей большой бригады, я поехал за продуктами и мысленно начал готовиться к собранию. Ведь затеянная мною комбинация имела смысл только при том условии, что мы завершим работы досрочно, а это во многом зависело от организации труда.

На собрании распределили обязанности: кто будет готовить, кто убирать картофель, кто грузить и транспортировать в хранилище. Сборщиков картофеля поделили на тройки. Кроме того, всех предупредили о строгом учёте результатов труда и о том, что зарплата напрямую будет зависеть от выработки.

После первого дня работы подвели итоги. Володя, которому я предложил вести учёт, точно зафиксировал, какая тройка сколько рядов убрала. Разница между лидерами и аутсайдерами оказалась колоссальной. Кроме того, при проверке выяснилось, что часть картофеля попросту зарыта в поле. А ведь нам предстояло это поле сдавать комиссии.

После ужина я собрал ребят. Не помню точно, какие слова я тогда нашёл. Помню, что меня несло, как ком с горы: сыпал шутками-прибаутками, высмеивал сачков и лодырей перед всей группой, ведь благодаря чёткой системе учёта мы знали о результатах работы каждого. Знали и то, чья тройка зарыла картошку в землю. А в заключение я озвучил стоимость уборки одного ряда – высчитать её, зная общее количество рядов и фонд заработной платы, с вычетом накладных расходов, было несложно. Теперь каждая тройка могла наглядно представить, сколько она заработала за день и сколько получит, если будет и дальше продолжать в том же темпе. Вот тут наши подопечные и поняли, что им предоставляется возможность не просто отбыть трудовую повинность, а реально заработать

После этого в бригаде развернулось самое настоящее социалистическое соревнование: некоторые тройки уходили с поля уже затемно. И никто никого не подгонял! Конечно, лучше всех работали те, кто вырос в деревне: у них и навык имелся, и уважение к труду – своему и чужому – ну, и, разумеется, материальный стимул играл не последнюю роль. Этим ребятам и девчатам, в отличие от городских однокашников, приходилось рассчитывать только на себя. Что ни говори, а домашним детям – даже не в самой благополучной ситуации – всё же живётся легче.

В ближайшее воскресенье по инициативе руководства совхоза для ребят была организована баня. После бани и ужина пошли разговоры о том, что сегодня в клубе будут танцы. Узнав об этом, я посоветовал ребятам не ходить туда, но, к сожалению, они не послушались.

Уже укладываясь спать, а квартировали мы с Володей на сеновале – в доме неподалёку – услышал стук в дверь: прибежали девчонки с криками, что наши ребята дерутся с местными. Рванули туда.

На место событий мы поспели уже к шапочному разбору. Милиция сработала оперативно: местную молодёжь погрузили в воронок и отвезли в КПЗ.

При анализе ситуации выяснилось следующее: в клуб совхозные парни, как водится, явились в приличном подпитии и начали подкатывать к нашим девчатам, что тоже вполне понятно и объяснимо. Но этим дело не ограничилось. Возбуждённые спиртным и нездешним очарованием свердловских прелестниц, они принялись распускать руки и тискать девчонок за все места, до которых только сумели дотянуться. Наши парни, ясное дело, не могли этого так оставить, и завязалась драка. В итоге местных – всех, кто не успел убежать – сгрузили в воронок. Из наших не взяли никого, хоть некоторые из них и были с разбитыми носами.

Пришлось снова проводить воспитательную беседу, после которой наши питомцы безропотно разбрелись по своим местам зализывать раны.

Утром, после завтрака, когда Лида с группой девчат ушла на кухню готовить обед, а Володя – распределять задание сборщикам картофеля, к зданию школы подъехал ГАЗик. Это был секретарь партийной организации, который предложил мне прокатиться по территории совхоза. Я не отказался. Было видно, что человек гордится хозяйством и тем, как организована здесь работа. Увиденное, действительно, впечатляло: коровники, свинофермы, ухоженные поля. Социальные объекты и жилищное строительство.

И только на обратном пути он решился начать разговор, ради которого, видимо, и приехал:

– Ну, и что ты думаешь делать?

– В смысле? – я не сразу понял, о чём он.

– Ну, в милиции хотят, чтоб ты поехал, написал заявление…

– Зачем? – я был безмерно удивлён.

– Но твоих же ребят побили, некоторые были в крови и синяках. Да и девчат своим представлением напугали…

– Нет! В милицию я не поеду. И заявление писать не буду. Во-первых, я сам со своими мастерами виноват, что не сумел убедить ребят не ходить на эти танцы. И потом, кровь уже смыли, синяки пройдут, а им будет урок. Во-вторых, я ведь предполагаю, чем может закончиться моё заявление, а ломать парням жизнь не надо. Думаю, им и так впечатлений хватило. Они ведь, как я понимаю, до сих пор в КПЗ?

– Так в том и дело, – я явственно увидел, как изменилось, посветлело его лицо, из глаз ушло выражение напряжённого ожидания.

Стало понятно: хоть он и надеялся на благополучный исход своей миссии, но такой реакции с моей стороны даже не чаял.

– Понимаешь, – продолжал он теперь уже оживлённо, – ведь идёт уборка, а они пьяные – значит, зачинщики – вот их и не выпускают, – глубоко вздохнул. – А тебе, Владислав Михалыч, спасибо! Честно говоря, не ожидал. Ведь у нас в совхозе каждый человек на счету, особенно молодые ребята. Их ведь почти не осталось: бегут в город, хоть и работа у нас сейчас организована неплохо. А представь, если бы поступило заявление в милицию, да ещё неизвестно, какие показания дали бы твои, и чем бы это закончилось – одному Богу известно.

Вот так и поговорили, а во второй половине дня арестантов выпустили.

На следующее утро, после разнарядки, я взял ведро и пошёл в берёзовые колки – лесополосы, что в изобилии тянулись между полями. Чутьё не подвело: в березнячке было полно груздей. Ведро насобирал за пару часов.

Пройдя немного дальше, повстречался с группой молодых мужиков, которые метали сено в стога. Познакомились. Из разговора понял, что это и есть обидчики моих ребят. Парни по-простому извинились за происшествие, а поздно вечером – работали в страду до темна – прибыли ко мне на сеновал. Разумеется, не с пустыми руками. С российской национальной валютой – водкой. Отказаться было бы невежливо, и мы дружно отметили примирение сторон.

Дни шли за днями: ясные и сухие. За всё время прошёл только один дождь, да и то недолго. Из дома пришло письмо, что Олежка поправляется, и это прибавляло настроения. Ежедневно, после распределения задания, я оставлял Володю наблюдать за работами, а сам шёл по грибы. Цель была: насолить три ведра – каждому мастеру по одному. Вёдра купили здесь же, в сельмаге. Я всё делал сам: чистил, мыл, солил и задавливал под гнётом. На одно ведро солёных груздей уходило три ведра свежих. Но с задачей я справился.

Уборка шла ударными темпами, и к финишу мы подошли двенадцатого сентября. Комиссия под председательством главного агронома приняла поле, нам выдали билеты на поезд и заказали автобусы на тринадцатое число.

После сдачи объекта я с главным агрономом поехал за расчётом, прихватив по пути бутылку водки. Получив в кассе совхоза полиэтиленовый мешочек с деньгами, зашёл в кабинет директора, где собралось всё руководство. Выпивать со мной он не стал: куда-то собирался ехать, но всем остальным не препятствовал:

– А вам я сегодня разрешаю выпить с ним.

Затем отвёл меня в сторону и вполголоса, чтобы никто особенно не слышал, предложил:

– Послушай, Владислав Михалыч, зачем тебе это училище? Иди работать к нам в район. Перспективы есть. Нужно менять не менее четырёх директоров совхозов.

– Но я же не член партии.

– И что? Стране нужна сельхозпродукция или твой партийный билет? Я наблюдал, как ты организовал эту уборку. К нам же каждый год приезжают, и ваши тоже были, но никто и никогда не выполнял месячную норму за двенадцать дней!

Я не сказал о том, что лично для меня явилось дополнительным стимулом такой ударной работы: четырнадцатого сентября Олежке исполнялось три года, его обещали выписать из больницы, и как здорово, что в этот день я смогу быть с ним рядом.

Тепло расставшись с директором совхоза, я обещал подумать и дать ответ.

Вечером накануне отъезда меня снова вычислили местные парни – участники драки. Купили спиртное. Чтобы не привлекать внимания, укатили в поле на тележке, прицепленной к трактору, и набрались там до чёртиков, а на обратном пути влетели в кювет. Тележка перевернулась, и мы горохом посыпались в канаву. Но недаром же говорится, что Бог любит дураков и пьяниц: обошлось без травм.

Как я оказался у себя на сеновале – не помню. Зато хорошо помню, что почувствовал утром, не обнаружив в кармане пакета с деньгами. Протрезвел мгновенно. Перерыл под собой всё сено – ничего! Только отчётные документы, которые нужно сдать в бухгалтерию училища. Вспотев от ужаса, начал прикидывать, хватит ли денег, скопленных на машину, чтобы компенсировать пропажу…

В угнетённом состоянии приплёлся к месту общего сбора, куда постепенно начали подтягиваться и жители деревни – пришли нас проводить. В основном, пожилые, так как все остальные были заняты на сельхозработах. Неожиданно появились и вчерашние собутыльники. Увидев мою мрачную физиономию, поинтересовались:

– Чё невесёлый-то? Головка бо-бо?

Я объяснил, что потерял все деньги.

– Да ничё ты не потерял! – и протягивают мой пакетик. – Мы когда с прицепа навернулись, он у тебя из кармана выпал. А ты ж пьяный был, – себя-то они, видимо, посчитали трезвыми, – вдруг потерял бы. Ну, мы и решили утром отдать…

Ну, что тут скажешь – выручили…

Ещё на последнем собрании бригады мы подбили бабки и распределили заработки. В результате получилось три категории оплаты: высшая, средняя и ниже средней. Труд грузчиков, самый тяжёлый, обсчитали по высшей. Девчатам-поварам начислили по средней.

На вокзале все деньги вместе с ведомостями я отдал девчатам, чтоб раздали зарплату. Испытывать судьбу повторно, выступая в роли инкассатора, не решился, да и ребята, сгорая от нетерпения, начали тормошить меня ещё в автобусе. Видимо, всё же не до конца верили в то, что мои обещания сбудутся. Зато потом было очень потешно наблюдать их радостные лица, ведь большинство вышло из небогатых семей, и такую сумму, да ещё заработанную лично, многие держали в руках впервые.

Ночью прибыли на станцию «Свердловск Пассажирский». Предварительно договорились, что собираемся в училище тридцатого сентября, а пока – заслуженный отпуск.

Утром проснулся дома. Рядом лежал Олежка – его накануне выписали из больницы. Вечером отметили всё сразу: выписку, день рождения и моё возвращение. Пришли только близкие родственники и Таня Сырцова, моя однокашница по институту.

Жизнь входила в колею. Тридцатого сентября появился в училище и получил взбучку от старшего мастера Вячеслава Жаровцева за то, что не показался сразу после возвращения из совхоза. Пришлось сделать морду кирпичом и на голубом глазу заявить, что не знал, даже и подумать не мог, ведь отправлялся-то на месяц. Между прочим, недовольство старшего мастера прошло сразу после того, как он просмотрел отчётные документы: ведомости на зарплату, расходники и, конечно, грамоту от руководства совхоза. Некоторые группы, надо отметить, до сих пор не прибыли с сельхозработ, растянув это удовольствие на месяц и даже больше.

Тем не менее, спустя некоторое время меня пригласили в бухгалтерию училища и задали пару вопросов. Первый: где заработанные деньги? Второй: почему не все члены бригады получили одинаково? На это я ответил, что все заработанные деньги находятся у тех, кто их заработал, а разница в зарплате объясняется разными результатами труда каждого члена коллектива. Заметив на лицах бухгалтеров замешательство, усилил впечатление, добавив, что если у кого-то есть сомнения по вопросу распределения и, вообще, по какому-либо вопросу, пожалуйста, пусть приглашают ребят и уточняют. Но проверив все ведомости доходов и расходов, бухгалтер успокоилась.

Я, в принципе, понимал, чего она опасалась: бывали случаи, когда ребята расписывались за одну сумму, а на руки получали другую – поменьше. Имелись в арсенале руководителей групп и другие приёмы, как за счёт труда учащихся поднять уровень собственного благосостояния. Кое-кто даже пытался меня данным приёмам обучить, но напрасно.

Какие мелкие кусочки! Декабрь 1981 года

С первого октября приступили к занятиям: я вёл практику и читал лекции по двум предметам в двух группах. В течение месяца полностью втянулся в учебный процесс, и оказалось, что у меня остаётся уйма свободного времени. Работать в таком темпе я не привык, поэтому пошёл в Северное трамвайное депо и устроился электриком по совместительству. Оформился в отдел главного механика.

Директором депо в то время был Володя Мачульский, воспитанник железнодорожной школы. За годы моей работы в ТТУ мы сдружились, и он был в курсе всех событий. В том числе, и моего увольнения.

Когда я предложил Мачульскому свои услуги в качестве электрика, он выразил удивление и непонимание того, зачем мне нужно было увольняться из Орджоникидзевского депо, и почему Сычёв даже не попытался этому воспрепятствовать. Тем более, дела у них в Орджоникидзевском сейчас шли не блестяще – до сих пор не могли подобрать мне замену. Нет, начальника цеха, естественно, назначили, вот только технические показатели резко покатились вниз, а количество простоев и возвратов подвижного состава по причине технической неисправности, напротив, пошло кверху. Кроме того, Володя не понимал, как я мог из начальника цеха превратиться в обыкновенного мастера-преподавателя, а теперь ещё и рядового электрика.

Ну, а меня самолюбие не особенно допекало, тем более, и доходы – в сравнении с тем, что я получал, работая в депо – возросли, практически, вдвое.

Здесь, в Северном депо, я познакомился с Юрой Смышляевым. Юра отлично выполнял обмотку электрических машин, причём, любой мощности. Как постоянного, так и переменного тока. Короче, был универсалом. Недаром и фамилия у него такая смышлёная. Кроме того, как выяснилось позже, Юра имел звание мастера спорта по боксу, и когда-то его имя гремело в Свердловске. Тут мы и сошлись, во-первых, на почве любви к боксу, а, во-вторых, благодаря моему желанию научиться производить обмотку электродвигателей и таким образом получить ещё одну специальность.

Теорию производства этих работ я проходил ещё в ремесленном училище, а вот практики не было. Тем не менее, к концу месяца я, под руководством Юры, сделал несколько электродвигателей. Получилось неплохо. По крайней мере, все они пошли в дело.

Перед Новым Годом неожиданно позвонил Пахомов. Сначала расспросил о том, как мои дела, а затем предложил заехать в депо. Не скрою, стало любопытно, и, выбрав свободное время, я появился у Славки в кабинете. Увидев его с недовольным лицом и грязными руками, с ехидцей подковырнул:

– Ты, Слава, что, слесарем по совместительству сейчас работаешь или как?

– Или как, – сварливо ответил он. – Лазать приходится по канавам ремонта: совсем перестали качественно ремонтировать!

– Вот здорово, дорогой! Только я что-то не припомню, чтобы при мне тебе приходилось этим заниматься. Ходил в чистеньком костюме. А сейчас ты что-то плохо выглядишь, Слава.

Пахомов, понурившись, начал рассказывать о текущих делах. Поболтали, точнее сказать, посплетничали, и тут он мне выложил, что возвращается обратно на завод: по случаю ухода заместителя директора на пенсию освобождалось место, и директор завода Долгачёв предложил эту должность Славе. Отказываться, естественно, было бы глупо.

Слава предложил обмыть его назначение на базе отдыха завода имени Калинина – на озере Балтым – буквально в ближайшую пятницу, так как с нового года он уже выходит на завод.

На прощание Слава попросил меня зайти к Сычёву, который очень хотел со мной повидаться. Я, разумеется, предполагал, о чём будет разговор, а посему и ответ продумал заранее.

Предположения мои подтвердились полностью. После недолгого обсуждения трудностей текущего момента директор предложил мне вернуться.

– Геннадий Александрович, во-первых, снова начальником ремонтных цехов я не пойду: мне это уже не интересно. Главного инженера, как я полагаю, тебе уже назначили и, насколько мне известно, Сашу Шполянского. Назначить меня тебе не позволят, поскольку я – не член партии. Так о чём говорить? Во-вторых, в училище я веду две группы. И как ты себе это представляешь: я сейчас их брошу и вернусь в депо? Это же будет подлость как по отношению к ним, так и по отношению к руководству училища, особенно к Вячеславу Жаровцеву, который и пригласил меня на эту работу.

На том и расстались. По-моему, мы друг друга поняли.

В пятницу узким кругом собрались на базе отдыха. Сычёв не поехал – не до того: требовалось срочно решить вопрос с производством ремонта. Шполянский-то для него был как кот в мешке: неизвестно, потянет или нет.

Улучив подходящий момент, мы со Славой уединились в одной из комнат. Честно говоря, я уже перегорел, переварил, как говорится, ту подлянку, что он преподнёс мне в связи со строительством забора, поэтому решил сделать Славику сюрприз. Со словами:

– Дарю тебе, – вынул из кармана ту самую расписку и отдал ему.

Слава изменился в лице и принялся кромсать этот листок на такие мелкие кусочки, что даже представить сложно:

– Спасибо, Владик! – и обрывки бумаги полетели в урну.

Гулянка продолжалась.

Сюрпри-и-и-з! Апрель 1982 года

До апреля всё шло своим чередом: занимались с ребятами, готовились к выпускным экзаменам. А накануне майских праздников неожиданно позвонил Витя Тетиевский – тот, что снабжал меня техникой при строительстве забора:

– Владик, меня снова вызывают в ОБХСС, и вроде по тому же вопросу. А как у тебя?..

– Меня, вроде, не трогают, – на душе снова стало неспокойно. Через друзей, имевших кое-какие выходы на контору, я знал, что следствие по делу продолжается.

Договорились, что, посетив следователя, Витя заедет и введёт меня в курс дела.

«Похоже, снова придётся включать мозги», – с тревогой подумал я.

Через какое-то время Витя появился в училище такой сияющий и донельзя довольный, что его состояние невольно передалось и мне.

А поведал он следующее. Махмутов, в то время начальник ОБХСС Орджоникидзевского района, сначала расспросил его обо мне: знал, что главный фигурант уволился, но не знал, где обитает в настоящее время. Затем Махмутов порадовал Витю тем, что дело они закрывают и искать наши преступные следы больше не будут, но вот только и от нас потребуется кое-какая помощь:

– Поговори с Погадаевым, пусть поможет достать двести колёс для авторефрижераторов – на вторую автобазу, ту, что на Эльмаше.

Вот это был сюрприз! Когда-то, ещё в первые месяцы работы Пахомова в депо, он познакомил меня с двумя Юриями, Ступаком и Прудниковым, которые в то время трудились в автотранспортном предприятии Полевского. Симпатичные молодые парни. Ступак в будущем станет организатором международных перевозок, а Прудников спустя некоторое время возглавил Автотехснаб – организацию, снабжающую все транспортные предприятия города запчастями. В том числе и резиной. Поэтому на следующий же день я появился в Автотехснабе у Юры Прудникова.

В ответ на мою просьбу он отрицательно покачал головой, объяснив, что вторая автобаза и так получает всё, что положено по фондам.

Но на кону стояла возможность быстро и без потерь скинуть с хвоста ОБХСС, и упустить её я не имел права. Наконец, сдавшись под мощным напором, Юра всё же пообещал мне не двести, а сто колёс:

– Пусть начальник снабжения приезжает с письмом – я подпишу, – сказал он.

По цепочке: Виктор Тетиевский – начальник ОБХСС Махмутов – начальник снабжения второй автобазы, информация была передана, и колёса получены. А меня разрывало любопытство: чего это работники нашей доблестной милиции озаботились проблемами второй автобазы? Как известно, любопытство – не порок, и я нашёл способ узнать то, что меня интересовало.

Ещё летом, когда комплектовал группу, я познакомился с сотрудницей отдела кадров Пасчиной Ириной, которая помогала мне по распоряжению начальника отдела. В процессе общения узнал, что Ирина – бывший сотрудник детской комнаты милиции. Вот её-то я и попросил разузнать, в чём там дело. Ирина милостиво согласилась, при условии, что я приглашу её поужинать на второй этаж ресторана «Космос», в то время самого крутого кабака города, который открылся в 1976 году. Он стал самым крупным в Свердловске: тысяча мест, залы уральской и европейской кухни, два банкетных зала. На втором этаже – бар и варьете. Хорошо помню это, так как именно в семьдесят шестом проходил там практику. Попасть в «Космос», причём, именно на второй этаж было очень непросто, да и не очень дёшево, поэтому немногие побывавшие чувствовали себя отмеченными печатью избранности.

Тем не менее, в советские времена рядовые свердловчане по ресторанам особо не ошивались, предпочитая собирать компании дома.

Но цель оправдывает средства – пришлось пообещать.

В итоге всё оказалось до обидного просто. На дворе – голодные восьмидесятые. Талоны на мясо выдают дважды в год. Впереди маячили майские праздники, а в магазинах – шаром покати. Продукты с рынка стражам порядка были не по карману: заработная плата в милиции всегда оставляла желать лучшего. Оборотни в погонах тогда ещё только набирали силу: встречались редко, действовали аккуратно, не забывая о том, что лучше поберечься, чем обжечься. Вот и решило руководство райотдела обратиться на одну из птицефабрик, чтобы закупить для своих сотрудников курей. Благо, при Ельцине в Свердловской области были построены две крупнейшие птицефабрики: Среднеуральская и Рефтинская.

Милиционерам, естественно, не отказали, да и как могли, если решение вопроса было поручено начальнику ОБХСС. Но вот незадача: холодильники забиты товаром, а вывезти его в торговую сеть невозможно – все рефрижераторы стоят без колёс, практически, на подпорках. Фабрика изо всех сил идёт навстречу сотрудникам милиции, стоящим на страже социалистической законности, обещает даже отпустить товар по льготной цене, только помогите его вывезти! Короче, русская народная сказка про петушка и бобовое зёрнышко.

Вот так я и оказался на острие вопроса, обеспечив милицейские семьи курятиной к празднику. Знал бы, что они ещё десять лет после этого будут за мной присматривать, зарыв в Орджоникидзевском депо информатора, ни за что бы не подписался на это дело…