Салют в голове кончился. Горюхин открыл глаза. Над ним склонились какие-то люди. Громилу он узнал сразу. Это Горюхина испугало. Рядом стояла продавщица – это его успокоило. Следующее лицо показалось очень знакомым, да и фигура – тоже. Но где он видел эту девушку, вспомнить не получалось. Еще две фигуры постоянно выпадали из поля зрения, а голову поворачивать было больно.

– Это не Стас и не маньяк, – сказала девушка со знакомым лицом и знакомой фигурой.

– Как это не Стас, а? Слушай, как это не маньяк? Ты посмотри на него! – возмутился громила. – Эй, ты! Я тебя спрашиваю. Ты маньяк?

Чтобы получить ответ громила вежливо постучал телефоном по голове Горюхина, как в дверь к соседу.

–Какой я маньяк? Маньяк – это альтернативный образ жизни. Он берет то, что хочет. Не оглядывается на человеческие условности, законы там всякие, деньги. Мелочь в кармане не считает перед свиданием. А я… Я – простой обыватель. Хожу на работу, мучаюсь безденежьем, безумные поступки совершаю только в состоянии глубокого алкогольного опьянения.

Горюхин впал в состояние лирической жалости к себе, хотел рассказать о себе больше, поделиться своими мыслями, чувствами, хотел всплакнуть о своей доле, но аудитория не была настроена на его волну.

– Это Вася, – опознала Васю продавщица.

– Да, я всего лишь Вася, – признался Вася.

– Ему по телефону звонили, называли Стасом, – продолжал прокурорским тоном громила.

– Я тебе говорю, Эльдар, это не Стас, это клиент, который мне футболку заплакал.

Анна поморщилась при одном воспоминании.

– Ему по телефону звонили, называли Стасом, – упрямо повторил Эльдар.

– Вот уперся в свою версию, не сдвинешь.

– Тогда откуда у него теле…

– Стоп! А это не ты в маске зайца на нас напал? – вдруг подключилась Кристина Анатольевна.

– Я не нападал… Я просто…

– То-то я смотрю, эта дурацкая куртка мне знакома! Может ты не маньяк, но точно больной.

– А какой марки у вас кроссовки?

Сбитый окончательно с толку Горюхин обернулся в сторону странной особы экзальтированной наружности:

– Я не знаю.

– А какой у вас знак зодиака? Постойте, угадаю: дева или водолей?

– Что за бредовый перекрестный допрос. Какое вам до меня дело? Оставьте меня в покое! Я не маньяк, еще раз повторяю, и не водолей!

– Значит, дева! – не унималась женщина-астролог.

– Да, я – дева. Но не маньяк!

– Оставьте его! Он не маньяк, – решила поставить точку над «и» Лиза, которой не хотелось терять время.

– Не маньяк? Ты в этом уверена, Лиза? – неожиданно раздался голос со стороны, откуда-то из-за кадра.

Все удивленно обернулись. А Горюхин обернулся еще и с испугом.

– Вика – ты?! – спросила ошарашенная Лиза, хотя видела, что перед ней Вика.

– Как видишь, – ответила подруга.

– Так значит, вы – честный человек, без сексуальных отклонений и агрессивных намерений? – пошел в атаку новоприбывший следователь.

Горюхин поежился:

– Отклонений от чего?

Вика не ответила подозреваемому, потому что ее вопрос был риторический.

– А, где вы были, когда…. Нет, не так… А, что вы делали в свадебном салоне в маске зайца? – вид ее был торжествующий, как у прокурора, загнавшего подследственного в угол. – Не вы ли угрожали невестам расправой, кричали, что в вас проснулся зверь и сейчас вы начнете приносить человеческие жертвы?

Горюхину стало дурно, и он бы упал, если бы уже не сидел на полу.

– Вика, ты откуда? Ты откуда все это узнала? – очнулась Лиза. – Да, кстати это Вика – моя подруга. Вика тряхнула челкой в знак согласия.

– Дедукция.

– Что дедукция? Девушка, не говорите загадками, – взмолилась Кристина Анатольевна.

– Я узнала все с помощью дедукции.

И Вика рассказала, как она дошла до салона, а потом до дедукции.

– И, вот, я такая смотрю на платье… видели такое красное, вырез лодочкой? Юбка годо?

– Да, да. Кажется помню. – отвечала заинтригованная Кристина Анатольевна.

– Смотрю, в общем, на платье… кстати, пояс можно и другой, тонкий какой-нибудь лайковый, и говорю себе: «Дура! Надо не охранника спрашивать о нападении! А продавщиц о платьях!» Ну, пошла в салон и все, все узнала!

Вика повернула гневное лицо к Горюхину:

– Ты хоть понимаешь, что ты наделал? Ты платье от «Зибель Штрауса» порвал! И кто ты после этого?

– Ты хуже, чем маньяк, – согласилась Кристина Анатольевна.

–До магазина посуды ты бежал в маске. Идиот. Тебя все запомнили. Кого ни спросишь, все тебя запомнили. Все, просто все. Потом ты маску выкинул. Думал с толпой смешаться? От меня не уйдешь! У меня было полное твое описание! – Вика торжествовала. – Это тебя мужики перестали замечать, охранники там всякие. А продавщицы, уборщицы – четко вспоминали твои финты пьяные и, главное, твою куртку дурацкую! Исчез с мужских радаров, а от женских тебе не скрыться! Понятно! И каково же было мое удивление, когда следы привели меня к кассам кино! Я такая стою, и тут до меня доходит, это же ты за мной очередь занимал! Дышал своим противным перегаром! Представляешь, Лизка, маньяк стоял у меня за спиной прямо в метре! Не, в полуметре от меня. Да, впритык он стоял! Стоял и дышал!

Вика сама еле сдерживала возбужденное дыхание. Она окинула всех горящим взором. Если бы Ватсон раскрыл преступление раньше Холмса, и то он выглядел бы менее победоносно, чем Вика Клюева.

– Ему по телефону звонили, называли Стасом, – Эльдар остался верен себе.

Она была единственная, кто улыбался Васе. На ней были джинсы и джинсовая куртка. Под курткой ничего не было. Она опиралась на капот старинной иномарки. Рядом на капот опирался парень точно в таком же наряде. За спиной у них была дорога, уходящая в закат. Над головами буквы «Levis& freedom». Горюхин узнал это место. И место на плакате, и место, где этот плакат висел. Узнал магазин, примерочную кабину. До этого ему было дурно, теперь стало горько. Совсем недавно это было убежище, где он рассчитывал встретиться со своей Великой Удачей, а встретил Великое Разочарование, а теперь это место превратилось в какую-то камеру для допросов и унижений. Вася решил закрыть глаза и умчаться в страну ливайсов и свободы. И вот он уже там. Парень в джинсах отлучился за соседнюю скалу. Вася вышел к блондинке из-за кустов.

«Хай, бланди!»«Хай, стрейнджэ!» Затем у них состоялся немой диалог откровенными взглядами, и они сели в машину. А парень все поливал скалу и поливал. Они рванули к закату, ветер трепал их волосы, они наслаждались свободой и пейзажами. Ковбои с рекламы махали им неоновыми руками. Тут им пришлось заправиться, и тут же появилась заправка. «Tebe nuzhno kupit benzin i dzinsy. Андестенд ми? Dostavay svoy million», – блондинка мило улыбнулась. Вася то ли поблек, то ли покраснел: «U menya netu… э… маней. Сорри». «Kak? U tebya pusto?» – улыбка исчезла, -а это чё в карманах? Не, в левом. Выворачивай, давай! И чё за куртка у тебя дурацкая?!» – блондинка заговорила вечно недовольным голосом невесты Люды. Вася растерянно полез в карман и вытащил пустой пакет. Вдруг затряслись стены и Вася упал на пол. Открыл глаза и тут же получил еще одну затрещину от громилы:

– Ты, че, злодей озабоченный, нас игнорируешь? Я те поигнорирую! Ты кого игнорировать собрался? Я твоя реальность, данная тебе в болезненных ощущениях! Понял! Это мы тебя будем игнорировать, когда ты с зоны вернешься! А ты не смей нас игнорировать, понял?

“Ah, Vasya, Vasya…”– вздохнула блондинка с плаката.

– Эх, Копыто, Копыто! – ласково, по-отечески журил Патроныч Женька. -Хрена ли ты, мерин, в окно тогда не выпал? Хрена ли ты не разбился тогда в конскую лепешку?

Женек молчал, а мог сказать, что не разбился, потому что его спас Патроныч, собственными руками.

– Я для чего тебя спас? Для чего ты жить продолжаешь? У тебя какая цель в жизни?

Женек опять промолчал, хотя мог ответить, что это риторический вопрос.

– Обделаться на ровном месте?

Что мог сказать на это Евгений КАпытов, охранник, владеющий техникой ниндзя? Что, когда прибежал на склад, действительно чуть не обделался, увидев пустые полки и не увидев анькиного хмыря. Прибежал он без подмоги, без скорой помощи, потому как ему показалось, что он будет глупо выглядеть со своими призывами о спасении. Такой качок, один в один Майкл Дудикофф, и, вдруг: «Помогите!»Получилось, что Женек был прав, когда не позвал на помощь, Дюша выздоровел и без нее. На Женька нахлынули чувства: отчаяние, паника, вселенское горе, черная злоба, бессилие, жалость к себе и боль в животе. Наконец наступил спасительный ступор. «Чё делать? Чё делать? НичЁ не буду делать!» Женек сел на пол, прислонился к стене и закрыл глаза. Но тут же открыл и забился от страха в угол.

– АААА! Ахренеть! Твою мать! В чем дело?! – менеджер Анна не только кричала, она еще носилась по складу и пинала все, что попадалась. Она была в такой ярости, что мифические фурии перед ней спали бы с лица и попадали в обмороки.

– В чем дело, я спрашиваю?! Чё происходит? Где товар?! – Анна с размаху шарахнула по полке своей длинной, красивой ногой. – Задницу поднЯл! ПОднял задницу! Кому говорю!

Женек робко заскользил вверх по стенке. Анна тихо зашипела, отчего стало страшно еще больше: – Смотри мне в глаза! В глаза! Что про-и-зо-шло?

В ответ раздалось какое-то мычание.

–Рассказывай все, как было! – взорвалась Анна.

И Женек рассказал, как все было. Рассказал, как этот хмырь Дюша предложил товар украсть, как он, Женек, отказался, как бросился на защиту чужой собственности. Но хмырь был коварным и напал со спины. Женек ударился головой о… стену! Да! Теряя сознание, Женек пытался удержать вора за штанину, но получил контрольный пинок в голову и отключился! Анна посмотрела, сначала подозрительно, а потом презрительно на голову охранника:

– Я тебя сейчас сама отпинаю, понятно.

–За что?

– За это жалкое вранье! Все! Готовься к смерти, сказочник!

– Ты серьезно? Да, чё я сделал-то? – дрожащим голосом залепетал Женек.

Майкл Дудикофф снова сбежал от него. Анна была абсолютно серьезна. Один предатель разрушил ее мечты, обстоятельства сломали ее планы мести, а теперь еще и это! Катастрофа на самом стабильном фронте ее жизни! Кругом предатели и подонки! Смерть всем! Анна была абсолютно серьезна! Смертельно серьезна. Жизнь Евгения Капытова, охранника и ниндзя, троечника по физике, отличника по физре, 2 месяца в самбо, 1 – в дзюдо, героя боевиков в темном кинозале своей головы – жизнь эта снова висела на волоске!

Спасение пришло неожиданно. Зашумела рация, и продираясь сквозь помехи заскрипел голос Патроныча:«Копыто, скалолаз херов, ты где снова зависаешь? Ты задачки по матике решил? По математике! Я тебе задание дал! Жопа, я тебе за что деньги плачу? Прием». И хотя денег от начальника Женек еще не видел, он обрадовался, услышав знакомый голос. «Шеф! Я здеся! Шеф, я тута! Я тута, снова на складе! Шеф, тута снова ЧэПэ! Шеф, возвращайтесь, пожалуйста! На меня напали и украли товар! Скорее! Прием!» Хорошо, что Майкл Дудикофф сбежал, а то бы он сгорел со стыда, услышав этот щенячий визг. Женек торжествующе посмотрел на Анну и помахал матерящейся рацией.

– Щас здеся Патроныч будет! Думаю, не время для драки. Посмотрим, как ты объяснишь, что делал посторонний на складе. Расскажешь ему про засаду на Стаса?

Затем Женек замолчал. После удара по голове зимним сапогом с толстой подошвой такое часто бывает.

– Это, чтобы твоя версия о нападении выглядела правдоподобнее. А то напали, об стену ударили, а синяков никаких нет. Правильно? А теперь слушай сюда. Не было никакой засады. Понял? Патронычу скажешь, что склад ограбил Стас с напарником. Понял? А я тебя перед этим попросила посторожить, потому что кто-то сюда утром уже проникал. Понял? А то… а то я скажу, что тебя с бабой здесь застукала!

– Понял.

Женек сказал, что понял, а на самом деле ничего не понял, только испугался напора озлобленной продавщицы.

– Эх, Копыто, Копыто, – это все, что сказал Патроныч, когда устало ввалился на склад. Он затравленно посмотрел на молодежь, пытаясь отдышаться. Потом в двух словах предложил сдохнуть недоумку-подчиненному, а когда тот остался стоять живой и невредимый, перешел к делу.

– Что за дела? – спросил Патроныч недоумка.

Копыто бодро отрапортовал про нападение на склад, про банду из двух человек, один из которых был сам Стас. «Складно брешет, пи..дит, значица наверняка. Патроныча не проведешь. Патроныч сто лет такие истории слушал. Ты бы еще пол часа заикался, если б тебя реально грабанули» – думал про себя бывший участковый. «Кто ж тебя надоумил? Кто тебе такую историю подсунул?» – продолжал думать Патроныч. Он внимательно посмотрел на Копыто, а Копыто, ища поддержки, посмотрел на Анну. Этот взгляд не ускользнул от Патроныча: «Ну, вот и ответ. Ну, вот и автор». Не подавая виду, что он раскусил заговор, Патроныч продолжил опрос свидетеля:

– Дык, это самое, а как, говоришь, выглядели нападавшие? Особенно меня интересует второй, не певец который. Копыто не заметил подвоха и решил дать полный словесный портрет хмыря.

– Это такой хмырь… Вроде мелкий такой, в смысле низкий… Хотя не совсем низкий. Волосы такие светлые, что ли… Ну, не совсем светлые… Женёк сбился. Не потому что плохо помнил, как выглядел хмырь, а потому что портрет никак не хотел становиться словесным. Слова, то прятались от ЖенькА, куда-то в закоулки, в какие-то заброшенные извилины мозга, то толпились и толкались, не давая построить их в правильные предложения, как мелюзга из младших классов перед маршем в столовую на обед. Женек вдруг вспомнил мучения на литре, когда училка просила дать описание героя. «Опишите внешность и характер Печерина своими словами» – училка шла по рядам, а Женек пытался залезть под парту. Там он заочно получал двойку, и с облегчением вылезал на белый свет. Вот и сейчас он с удовольствием залез бы под парту, но парты нигде не было. Мозг хронического двоечника по лит-ре закипел, тут же сработал внутренний предохранитель и мозг отключился. Женек замолчал. Но у него есть оправдание: такие как Мизулькин реально трудны для описания. Сам Гоголь об таких людей перо сломал и вынужден был сдаться.«Легко, – говорил классик, – изображать характеры большого размера; там бросай краски со всей руки на полотно: черные палящие глаза, нависшие брови…перекинутый через плечо черный или алый, как огонь, плащ… но вот эти все господа, которых много на свете, которые с вида очень похожи между собой, а между тем, как приглядишься, увидишь много самых неуловимых особенностей, – эти господа страшно трудны для портретов». Увидел бы Гоголь Дюшу Мизулькина, так и прошел бы мимо. Прошел бы и не заметил. А попросили бы вспомнить, помолчал бы наверно, почесал бы пером затылок и неуверенно промямлил бы: «Да, хмырь какой-то».

Анна стала менеджером не просто так. Другие, может, и становятся менеджерами просто так, из-за длинных ног там, фигуры, красивого носа, вовремя показанного декольте… но только не Анна. Она стала менеджером из-за длинных ног, фигуры, красивого носа, декольте и ОПЫТА! Она еще на рынке шмотками торговала, а уж потом в магазин перешла. Ей одного взгляда на человека достаточно, чтобы его размеры определить. Будь-то джинсы, будь-то рубашка, или костюм. Все определит: и рост, и длину рук, ног, и ширину талии, ворота. Ну и размер кошелька, конечно. Полная несостоятельность Женька-охранника дать словесный портрет Дюши-грабителя бесила ее. «Это ж надо тупой какой! (Это она про охранника подумала.) Вроде низкий, а вроде и нет. Что это за описание? 170-172 рост! (Это она про Дюшу.) Рубашка где-то 40 -44 размер. Ну, может рукава при 40-вом малы будут, а при 44 ворот будет великоват. Брюки… – Анна задумалась, – 46-й максимум. Длинна ??? – она представила Дюшу вытянувшимся по струнке, – Длина штанов – 80-82. Коротконогий у нас грабитель-то. Размер ботинок – наверняка лилипутский, 38-й максимум». Только точный размер головы не смогла определить Анна, потому что шапками не торговала. Вот это описание, так описание. А не какое-то там, понимаешь, нечленораздельное мычание! Как услышал бы такое Патроныч, как передал бы эту информацию по рации, так Дюшу враз бы поймали! Но вот беда – не могла Анна-менеджер выдать всю эту драгоценную, точную информацию начальнику охраны. Как она может знать грабителя, когда она только что пришла? Никак.

«Даже соврать толком не может!» – обиделся на подчиненного Патроныч. Ему надоело слушать это мычание и он оборвал Женка на слове «Эээ».

–Так, а это что? – Патроныч указал на валявшиеся старые брюки и кеды.

Анна с Женьком посмотрели туда, куда тыкал указательный палец начальника охраны.

– Ба! Это же его вещи. Это же его брюки и кеды! – вскрикнула Анна. – Вот, гад! Он переоделся во все новое. Какая наглость. И тут же ее озарило: «Теперь я точно смогу дать описание Дюши!»

– Слушайте и смотрите сюда. Дерзкий грабитель переоделся и оставил нам свои старые вещи. По ним мы вычислим его внешность. Размер его брюк, – Анна взглянула на бирку, – странно 49-й. Но есть ремень. Дырка на ремне самая последняя разношена, значит, штаны были ему большие. Его реальный размер 46-й максимум! Брючины подшиты, значит, коротконог наш грабитель. Длина внутреннего шва где-то 70 см. При таких параметрах размер рубашки тоже не велик – 40-й размер. В общем, рост грабителя где-то 172 сантиметра, ну 174. Волосы русые, глаза серобурмалиновые. Шучу, – осеклась Анна.

Патроныч от удивления выругался матом и даже забыл придать лицу свое фирменное каменное выражение. Это было удивление удвоенной силы. Во-первых, потому что грабитель все-таки был. Во-вторых, потому что какая-то продавщица смогла по штанам дать описание подозреваемого.

За сто с лишним лет назад до Патроныча точно так же, по такому же поводу в одном из универмагов открывал рот от удивления писарь Первого бюро полицейской префектуры Парижа Альфонс Бертильон. Писарь примеривал свадебные фраки под строгим надзором своей невесты. Пять фраков она забраковала еще до того, как он их надел. «Этот будет велик. У этого рукава короткие. У этого рукава слишком длинные. Это фрак для толстых. Этот – не по твоей широкой спине». Но и те, которые мерились, регулярно не совпадали с его фигурой. Застенчивый Альфонс стоял в одной рубашке с манишкой и сгорал со стыда. Его могли увидеть в таком неприличном наряде. Пытка казалась бесконечной. Он с ужасом думал о предстоящей примерке брюк. На 11 фраке он не выдержал: «Ладно, сдаюсь. Мы идем к портному. Хоть это и разорительно». Невеста только лукаво улыбнулась. Когда портной снимал мерку с Альфонса, порхая вокруг его тела с сантиметром, завязался исторический, судьбоносный разговор.

– Послушай дорогая, я не знал, что подобрать фрак на мою так трудно.Неужели я такой особенный.

– О, Альфонс, ты у меня уникален.

– А отец мне всегда говорил, что я обычный буржуа.

– Все люди особенные, – встрял портной. – У людей может быть одинаковый рост, одинаковая талия и т. д, но чтобы совпали все пятнадцать замеров для фрака и брюк, такого я не видел на своей памяти!

Озарение снизошло на Альфонса:

– Вот! Вот что надо делать с преступниками!

–Что надо с ними делать? Шить им фраки? –сострила невеста.

– Нет же! Обмеривать их! Тогда мы всегда будем знать кто перед нами, даже если жулик сменил имя!

К чести Патроныча, он быстро оправился от удивления.

– Я чо, портной тут вам? На фиг мне эта цифирь? Хотя рост – это хорошо. Вы мне про особые приметы скажите. Ну, Копыто, какие у него особые приметы: бородавка на лбу, родимое пятно, косоглазие, нос сломанный, на пример? Или шрам, или зуб золотой, или железный? У нас в отделении у мужика одного было два золотых и аж пять железных зубов! Я его до сих пор помню. Как сейчас прямо перед глазами стоит! Только фамилию забыл.

Копыто поскреб память на наличие примет хмыря, но ничего не наскреб. Да и не приметил ничего с самого начала.

–Хреновый из тебя свидетель, – оценил молчание подчиненного Патроныч и привычно заорал в рацию:

– Всем постам, …лядь! Всем постам, в душу мать! А ну, проснулись раздолбаи. У нас двое подозреваемых в грабеже. Один из них этот певец вчерашний, другой мелкий, щуплый, в новых джинсах и туфлях. Задержать обязательно! Да меня слышит вообще кто-нибудь? Прием! Что за рация дурацкая? Кто тя делал, дуру такую? Ты, ваще, работаешь, а?

Рация что-то прохрипела и начала отвечать Патронычу:

– Пятый пост вас понял. Шестой пост все понял и т. д.

– Ну то-та!– удовлетворенно крякнул главный охранник, – еще бы ты у меня не работала. Я б тебя… Я б с тобой… хрен знает что сделал тогда.

Поговорив с рацией, Патроныч с обратился к Анне-менеджеру:

– Ну, сейчас начнется! Опечатываем склад и на охоту!

– А что тут у него в карманах звенит?

Дюшу распирало от собственной крутизны. Он шел уверенной походкой, расставляя носки новых штиблетов врозь, не уступая дороги прохожим, дерзко смотря им в глаза. Он презрительно окидывал взглядом мужчин, откровенно разглядывал девушек. Мысленно он уже купил себе телефон и начал раздавать свой номер красоткам направо и налево. «У меня бизнес. Так ничего серьезного – оптовая торговля. Но на рандеву в Сочи хватит. Позвони, если интересно. Сейчас занят, давай вечером. Надо партию джинсов отвезти…ОТВЕЗТИ?» Тут Дюша вспомнил о своей машине, затем о ключах от машины. Рука рефлекторно ударила по правому карману, но ничего не нашла. «ГДЕ?! ГДЕ ОНИ?!» В груди похолодело, в глазах потемнело, в ногах появилась слабость необычайная, Дюша рухнул на скамейку. «ЗАБЫЛ! КАК Я МОГ ЗАБЫТЬ?! ПРОСТО ЗАБЫЛ!» Стаи девушек разлетелись прочь, так и не взяв его телефон. «Забыть ключи – такое встречается сплошь и рядом. Каждый день такое с кем-нибудь происходит. Но почему Я! И почему сейчас?!» Только что судьба улыбалась ему широкой улыбкой продавца, а теперь со всей силы пнула его под дых, как злобный охранник. Даже нет, она улыбалась, и в это же время держала такую фигу в кармане! Фальшиво улыбалась Дюше фортуна! «Это несправедливо!» – спихнул вину со своей дырявой головы и на свою судьбу вор-неудачник. Мысль заметалась фонариком по темному складу памяти: «Где же я оставил ключи? В борсетке? В брюках? Если в борсетке, где права лежали, то нет уже у меня машины. Едет на ней какой-то гад, ворюга и радуется. Если в брюках, то машина здесь, но ключи у заклятых врагов. А скоро ключи и машина будут уликами в милиции! Что я наделал?! Что делать?! Что будет?!» Необратимость содеянного и неотвратимость расплаты придавили Дюшу. Придавили и… раздавили в нем дерзкого вора, преступившего через обывательские правила.«А! Почему я не купил первые попавшиеся ботинки не ушел домой?»

С чужой борсеткой Константин Тараканов уверенно карабкался по пирамиде потребностей имени социолога Маслова. Про первый уровень пирамиды – безопасность – индивид Тараканов даже не вспоминал. Кому нужно гоняться за солидным покупателем с солидной кучей пакетов, в модном прикиде? Чувство голода он удовлетворил здоровым царь-бургером. Правда, какой-то олух, долго тормозил, прежде чем принести еду. Купленный шарфик для Ляли давал шанс на заслуженный вечерний интим. Впрочем, тут не было полной уверенности. Ляля была непредсказуема. Иногда давала за пиво, а иногда начинала с этого пива рыдать. Эту неуверенность в сегодняшнем вечере компенсировали перехваченные взгляды заинтересованных женщин и даже сверстниц. В общем, базовые потребности были удовлетворены или были близки к удовлетворению. Стоит ли говорить, что следующий уровень «профессиональное самоутверждение и карьерный рост» Таракан прошел с блеском. «Профи», «матерый», «виртуоз» и даже «Мастер с большой буквы» – такими званиями Таракан мысленно награждал самого себя. На повестке стояло общественное признание.

Признание пришло само собой. В отличие от своей жертвы, гражданина Мизулькина, Таракан не смотрел на ценники. В глазах продавцов он занял верхнюю строчку в рейтинге покупателей. Пакеты в руках добавили ему солидности. Продавцы и продавщицы окружили потенциального покупателя вниманием и заботой. Одни хвалили Костину эрудицию, другие – тонкий вкус. И чем больше Костя примерял, приценивался, расспрашивал, тем больше к нему проникались уважением и даже, как однажды показалось Косте, любовью. Когда же он примерил самые дорогие часы «Лёлекс», с ним стали обращаться как с особой королевской крови. Церемониально предложили посмотреть еще пару часов для парадной и повседневной носки. Элегантные «Одиссей Зюйд-Вест» на каждый день с автоподзаводом и массивные, но строгие, для деловых встреч высокого ранга «Лапшерон Константин». Последние Косте конечно понравились. Пятнадцать минут в часовом бутике – и человек, которые еще этим утром носил треники, уже знал почти все, что нужно знать представителю ново-русской элиты. Про корпус из красного золота, про хрусталь вместо стекла, алмазные ходовые шестеренки в несколько карат и прочие полезные вещи. Остальные знания он подчерпнул в бутике парфюмерном. Оттуда он вышел надушенный разнообразными пробниками и точно знающий, что «Скин оф диктейтор» – это вчерашний день. Для осведомленного приличного человека этот парфюм все равно, что прокисшая брага в сравнении хорошим скотчем. Аромат этого года – «Хьюго Баскервиль». Темная страсть» или на худой конец «6-ая авеню, дом №5, 3-ий подъезд» от…как там его…. не важно. Денег уже не было, но Косте не хотелось расстраивать таких хороших людей, и он откладывал вещи, обещая за ними вернуться. И тут, как и предсказывал социолог Маслов, Костю Таракана обуяла жажда творчества – высшая потребность в пирамиде потребностей. Поразительно, в 99 %, ну, скорее в 98% случаев предсказания социолога Маслова не сбываются, а тут сбылись. Вот ведь сила науки. Жив бы был Абрам Гарольдович, порадовался бы. Но он умер. Первым делом в Таракане проснулся художник. Художник послюнявил бумажный пробник и приклеил его девушке, которая обнималась с пузырьком «Шанели» на плакате. Получилась девушка с усами. «Ай да, Костя, ай да, сукин сын!» – похвалил себя начинающий авангардист. Он сделал шаг назад, любуясь своей картиной, и тут увидел картину гораздо более интересную. Прячась за рекламу, приличного вида девица, откусывала помаду. Костя сначала не понял происходящего. Зачем? Но когда, поедательница помады, увидев свидетеля, испуганно засеменила к выходу, вор все понял.

– У вас тут помаду тырят! – бросился Костя к продавщице.

– Бывает, – вздохнула та, – спишем.

– Может, надо камеры слежения поставить, как в кино. Охранников побольше, – предложил Костя. – Дорого. Дешевле списать.

Константин Тараканов вышел из магазина и долго удивлялся. «Офигеть, об этом надо кино снимать! Вор такой откидывается с зоны, приходит домой, оглядывается, а вокруг все воры!» Потенциальный режиссер отправился посмотреть видеокамеры в магазин техники. Ослепленный жаждой творчества он не замечал сияющих хромом кухонных комбайнов, космических электрочайников, мощных вентиляторов, обогревателей, электробритв. Даже телевизоры не привлекли его внимание! Но все равно до видеокамеры он не дошел. На его пути встал небольшой, скромный стеллаж, заставленный малочисленным товаром. Костя встал перед ним, как вкопанный. Руки сами потянулись к небольшому продолговатому предмету.

– Микрофоны интересуют? – вдруг, откуда ни возьмись, выскочил подлец-продавец.

Костя с испугу чуть не упал.

–Твою мать, – ругнулся он в ответ и замахнулся пакетами на парня в форме, – да, интересуют.

– Можно на караоке товар проверить. Вам какой? Для классики, для джаза, или позвонче, для попсы?

– Я не знаю, – замялся Костя. Через минуту он самозабвенно повторял за экраном: «Ё май хард, ё май соул. Айл кип ит шайнинг эвривей ай гоу…»

Если бы Василий Горюхин не получил тумака, то мысли его были бы такие: «Вот я раньше все надеялся на случай, на удачу, роптал на их отсутствие. Но совсем забыл, что случай может быть как счастливый, так и несчастливый. Может весь этот бред и эти больные люди, охотники за маньяком свалились на меня в наказание именно за то, что я так долго требовал чуда в рублях?» Потом он бы вспомнил Наполеона из романа « Война и мир», который тоже верил в свою удачу, но вдруг в пылу Бородина понял, что удача может изменить ему, что есть тысячи возможностей для того, чтоб все полетело к чертям. Взор Василия Горюхина стал бы задумчив, лицо приняло бы одухотворенное выражение, то самое которое нравится некоторым девушкам, как раз таким, как Лиза Курицына и Надежда Алилуевна, и тогда, глядишь, у него могли появиться заступницы. Но Эльдар посчитал, что пара легких затрещин ускорит процесс дознания. Затрещины произвели на Васю сильное впечатление, но совершенно противоположное тому, что ждал Эльдар. Оскорбление в присутствии дам было чересчур унизительным. Вася собрал по крохам остатки храбрости, раздул в себе, как в печке, маленький огонек ярости и бросился в атаку.

– Уберите от меня руки! А то я вам их поломаю! – и добавил для усиления устрашающего эффекта, – в пяти местах, понятно! Я на зоне и не таких амбалов…того, – Вася запнулся, потому что не хотел повторять слово «ломал».

В школе на уроках литературы его учили, что повторять слова в близких предложениях – это не красиво и показывает ограниченный словарный запас. А надо же показывать безграничный словарный запас. Пока он искал подходящий синоним, Надежда Алилуевна искала амулет-миротворец, Кристина Анатольевна ничего не делала, Лиза думала: «А не спросить ли подозреваемого, где он был этой ночью и есть ли у него алиби», а Эльдар удивлялся. Еще Вася запнулся, потому что на зоне он не был, а только мечтал там побывать, а, может, уже и не мечтал. Ему было неловко за свое вранье, но слово не воробей.

Эльдар не любил удивляться. Не любил всякие неясности и загадки. Поэтому он внес ясность в ситуацию. Самым простым и доступным способом. Вася отлетел на прежнее место, держась за плечо, так и не найдя синоним слову «ломал». Лизин вполне разумный вопрос про алиби на ночь стал не актуальным. Подозреваемый был недоступен для вопросов. Он молча вскочил на ноги и снова ринулся на абордаж амбала. Амбал встретил его левым джебом. Васина голова неловко дернулась, мозги встряхнулись, и синоним тут же нашелся. «Давил». Джеб повторился. Далее пошло какое-то вялотекущее избиение. Кристина Анатольевна откровенно заскучала. Таких сцен она насмотрелась за свою совместную жизнь с Буряком предостаточно. Буряк регулярно выбивал из разных людей то деньги, то правду, то ложные показания. Вика тоже отнеслась терпимо к избиению маньяка. Он же маньяк. Пусть получает по заслугам. Тем более он такое платье порвал. Но на защиту подозреваемого бросились: Лиза, которая не верила в его виновность, и Надежда Алилуевна, которая не могла смотреть на грубое физическое насилие. «Потому что, – как она часто говорила, – грубое физическое насилие – это ответвление грубого физического материализма. Высокодуховная личность, парящая в астрале, не может опускаться до грубой физики».