– Я без обеда вообще-то. Мне кефиру хотя бы…
– Бегооом!
9
Только Женек скрылся за углом, как на пункт охраны внесли тело, исполняющее обязанности столичной звезды. Тело плюхнулось на скамейку, затем сползло на пол. Голова на теле глупо улыбалась. Патроныч тут же признал в пьянице дебошира из «Муравейника».
– Это ж…
– Ага, он самый, – откликнулся охранник.
Дебошир глубоко вздохнул и выдохнул. Патроныч заинтригованно принюхался:
– Это ж…
– Ага, он самый. Коньяк, – снова откликнулся боец. – Только теперь «Наполеон».
Человек с ароматом коньяка встал на четвереньки и пропел куда-то в пол: « Я сваабодеееээээн ийк, словна птиса в нибисааа х». Но даже это не убедило Патроныча, что перед ним певец.
– Дай ка,– ткнул он пальцем в сторону журнала « Уй!», где была фотка звезды.
Охранник передал журнал, и Патроныч недоверчиво начал сравнивать фото с реальностью.
– Я, млять, этого певуна, только одетым видел, да и то, мельком и с жопы, – объяснил свои действия Патроныч, хотя охранник его ни о чем не спрашивал.
На фото, среди вспышек цветомузыки, замер в прыжке брюнет с подведенными глазами. В реальности и. о. звезды был максимум шатеном и плотно прилегал к полу, так что о следственном эксперименте с прыжками не стоило и думать. Патроныч присел к проспиртованному телу и, тыкая в журнал, громко, с артикуляцией, спросил:
– Это ты?
Тело в ответ булькнуло, зажало себе рот, как будто не хотело говорить, но не удержалось и исторгло из себя накопленное. Это были не слова. Патроныч с матом отпрыгнул от подозреваемого, хотел его пнуть, но побрезговал.
– Все. Допрос окончен. Уборщицу позови! – бросил он охраннику и двинулся на свежий воздух. Перед носом дверь неожиданно распахнулась, в нее шагнула щуплая фигура и робко промямлила:
– Я по поводу объявления. На счет ключей от пятерки.
– Документы! – рявкнул Патроныч.
– Понимаете в чем дело, – продолжил мямлить щуплый, – у меня их украли. Точнее, у меня украли борсетку, а там и деньги, и ключи…
– Джинсы, я смотрю, на вас новые, – прервал гостя Патроныч. – И туфли. Как будто только что со склада.
Щуплый замер. Нач охраны смотрел на него тяжелым, немигающим взглядом. Взглядом без намека на сочувствие, словно двухстволка уперлась в жертву. Взглядом, который видит насквозь, словно это уже не двухстволка, а рентгеновские лучи. Взглядом презрительным, словно это и не двухстволка, и не рентгеновские лучи, а мусоровоз, который приехал очистить двор. Это был знаменитый взгляд Патроныча. Взгляд, который заставлял жалко лепетать в свое оправдание даже матерых рецидивистов, вроде Тусклого Вани из 17-го ПТУ, который дважды чистил ларек на остановке, но оба раза, говорил, что не он. А, когда столкнулся со взглядом Патроныча признался, что он. Ой, как плохо было Дюше под этим взглядом. «Как же так, – подумал бывший хозяин борсетки, – я же – водолей, у меня сегодня по гороскопу полное ведро успеха?» Тут у ног водолея с дрязгом опустилось металическое ведро, из которого расплескалась грязная вода.
– Я это убирать не буду, – гневно сообщила окружающим уборщица тетя Зина, указав резиновой рукой на валявшееся тело.
– Не нанималась я блевотину убирать, – без всякой деликатности продолжила она. – Задолбалась я сегодня за идиотами убирать. В Муравейнике нагадили, сейчас здесь. Сколько можно? Я свои права знаю. Я, между прочим, работала в профкоме жилхоза, так чё свои права знаю. Я когда у Журавлевой в кабинете мыла, она мне всегда говорила: «Ты, Зинаида Петровна, (хотя меня Феоктистовной зовут). Ты, Зинаида…»
– Вон.
– Чё?
– Вон пошла.
– Чё?
– Вон пошла отсюда, – взорвался Патроныч.
– Грубый ты, Антон Петрович, человек. Я к нему, понимаешь, со всей душой…
– Зинка, вали на х.. отседова. У нас тут есть кому полы мыть. Да ведь, мил человек? Бери швабру, любитель халявных джинсов.
– Я? – переспросил любитель халявных джинсов.
– Ты, ты. Давай, за работу.
Так Дюша, рожденный под знаком водолея, снова воссоединился с родной стихией воды.
10
«Подумать только, я – единственная, кто знает про маньяка. Единственная. Ну, Лизка не в счет. Она ж не верит, что это – тот хмырь с курткой. Я с ним один на один осталась». Вика Клюева, разоблачительница маньяка несла свою тайну сквозь равнодушную толпу и чувствовала себя одинокой и беззащитной. «Никто-то мне не поможет, бедной, слабой девушке. Все заняты своими покупками. Эгоисты. Ничего кроме шмоток не видят вокруг», – возмущалась Вика, потому что у самой интерес к шмоткам как отрезало. Ничто не могло ее отвлечь от мрачных мыслей: ни пуховик такой серый с красным, адидас настоящий с кнопками, ни топик такой розовый с Майклом Джексоном, ни шорты такие, как у Памелы Андерсон, о каких Лизка-дура мечтала…
«Эх, Лизка, Лизка. Ничего, найдешь мой труп, окровавленный. Вот тогда вспомнишь мои слова, вспомнишь, как не верила мне, как спорила со мной. Только поздно будет. Буду лежать такая бледная, бледная, в таком вот бордовом платье, как это… Что это тут у нас? А Кальяно. О, дорогущее какое. Не, не буду в таком лежать. Сами пусть за такую цену… А, может, взять? На что мне теперь экономить? Все равно скоро помирать. Так хоть красиво буду выглядеть, в Кальяно. И разрез красивый, длинный какой. Легко же мерзавцу будет до ног моих добраться. Какой же все– таки урод, этот маньяк. И обшарпанный весь какой-то. Прямо неприятно как-то. Фиг, ему Кальяно. Недаром, Лизка себе в маньяки красавца выбрала. От такого и умереть не противно». При слове «красавец» тут же всплыл образ Петровского. Вот такая устойчивая ассоциация царила в голове Вики. Что тут удивляться, она у девчонок всего класса царила. Образ быстро погас, Вика его почти не заметила, но двинулась в сторону фуд-корта. Просто так. «Может, перекусить? На месте решу», – сказала она себе. «Да ладно, при чем здесь Петровский, я просто так зашла», – убеждала она себя, когда заметила, что есть не хочет, а одноклассника все равно высматривает. «Ну, хорошо, хорошо. Да, я к Петровскому шла. Он мальчик умный, рассудительный. Подскажет, как быть. Тем более он джентельмен, обязательно защитит девушку от маньяка. А про ссору он наверняка забыл давно. Я же забыла». Но Александра Петровского в кафе не было. Ни за стойкой. Ни среди столиков. Вдобавок одна работница узнала Вику и, ухмыляясь, помахала ей ручкой. Вика стушевалась и ушла с фуд-корта. Аппетит совсем пропал. Даже намек на него.
А у кого бы не пропал? Какая может быть еда на уме, когда смерть наступает на пятки. Тут погибаешь ни за что, ни про что, а вероятный защитник шляется непонятно где? «Может купить Кальяно?» – совсем упала духом Вика. «Как ни как, такой торжественный момент наступает. Раз в жизни случается. Думаю, мама непротив будет, если я перед смертью ее заначку возьму. Больше ведь никогда не возьму. Пусть на гробе сэкономит. Зато буду лежать в гробу красивая, в Кальяно». «Дура»,– вдруг у Вики прорезался какой-то внутренний голос, – «а если он расчленит тебя в твоем Кальяно? Не остановится перед такой красотой? Помнишь, как он с платьем в свадебном салоне обошелся?» «Ну, хоть чуть-чуть в таком платье побуду. Может кто-нибудь успеет увидеть меня в таком платье, влюбится и защитит меня в последний момент. Точно. Это платье – мой последний шанс. Тут дело жизни и смерти. Надо двигать за заначкой», – победила Вика свой внутренний голос. «Решено – беру!» Но не судьба носить Виктории Клюевой платье от Кальяно. Даже примерить не успела. Да, надо сказать, оно и сидело бы не очень. Еще там шов этот стал бы топорщиться, который под грудью. Да, там вообще, с левой стороны такая затяжка – жуть. Лежала бы в гробу такая, а подруги: «Смотри, какая затяжка на платье!» Расстройство одно. Но судьба уберегла Вику от расстройства. Только она подошла к выходу из центра, как увидела своего маньяка. Ведут его под руки два охранника, даже не ведут, а тащат. Дотаскивают до двери и выбрасывают наружу. Вика от удивления забылась и вышла вслед на улицу. Маньяк растянулся в своей нелепой куртке на асфальте и пьяным голосом замычал в спины охранников: «Господа, вы звери, господа! Я требую посадить меня в тюрьму и должного обхождения!»
11
–Ты что сделал???
–Я его отпустил.
–Ты его отпустил???
–Выкинул на улицу.
– Выкинул на улицу???
Феликс Эдмундович Буряк был ошарашен поведением своего зама настолько, что даже не мог ругаться матом. Он просто задыхался от негодования и хватал ртом воздух. Его зам по общим вопросам был внешне спокоен, но внутренне тоже расстроен. Он впервые за многие годы изменил своему правилу: не пользоваться своим умом, когда рядом есть ум начальства. Девчонка попутала. Точнее две. Дуэтом как заголосили, что это не Стас, что если это Стас, то они – Пугачева с Алегровой. А они просто продавщицы из джинсового магазина. Аня и Аня. Точнее менеджер Аня и просто Аня. Надсмехаться начали, что Патроныч – великий продюсер, может из алкаша подзаборного звезду сделать. «Да, я сам знаю, что это не Стас», – оправдывался перед девчонками Патроныч. «Что я Стаса не узнал что ли? Это начальство с похмелья что-то напутало». И с этими словами Патроныч приказал выкинуть пьяницу на улицу. Через минуту он опомнился: «А за дебош в Муравейнике кто ответит?» Но было поздно, охранники ушли, да и перед этими пигалицами было неловко брать свои приказы назад. Подумают, что начальства испугался. «Мля, а Буряк реально будет недоволен», – успел напрячься Патроныч, и тут же ввалился не к добру помянутый хозяин.
–Ты хоть понимаешь, что наделал? Ничего ты не понимаешь! Мне надо было эту звезду сдать сегодня обратно! Законным владельцам! У него, йоп, срок аренды кончился уже! Меня на счетчик из за него поставят. За этого Стаса такие проценты будут списывать, мы все по миру пойдем! Если в живых оставят!
– Это не Стас, Феликс Эдмундович. Вон, свидетели есть, – кивнул в сторону Патроныч. Присмиревшие Ани молча кивнули в ответ.
– Да какое твое дело, Стас это или не Стас, если я сказал, что это Стас! Тебя кто учил приказы начальства обсуждать? На гражданке так быстро испортился? Даже если это чмо – не Стас, мы бы его отправили в Москву и время выиграли. Хозяева нам такие: «Это не он!» А мы такие: «Как не он? А он говорит, что это он. И телефон у него… И по телефону он с вами о деньгах на «ты» разговаривал!»
Рядом зазвучал Эльдар:
– У него телефон был, его по телефону Стасом называли.
– Слышишь, что деловой человек говорит. За базар отвечает. Пока хозяева звезды там бы у себя разбирались, мы бы здесь разобрались, настоящего Стаса нашли. Понимаешь. Понимаешь ты своей тупой, круглой головой?! А теперь, что делать? Ты мне должен найти этого Стаса в течение часа! А не с сосками лясы точить. Бегом!
Пораженный Женек смотрел, как его шеф, страшный и суровый Патроныч, кряхтя поднимается и послушно бредет к выходу. В этот момент Женек понял, что все в мире относительно. Особенно люди. Буряк гневно пучил глаза на своего зама по общим вопросам, как Петр Первый на приговоренных бунтовщиков в «Утре стрелецкой казни» Сурикова. Подавленный Патроныч совсем повесил голову, как будто ее вот-вот отрубят, даже забыл громко хлопнуть дверью. Всем стало его жалко, а Буряку стало неловко.
– А как по другому с людьми, если не понимают? Блин, все самому надо делать! – и вышел вслед за замом.
В комнате стало тихо. Только мокрая тряпка редко чавкала, когда Дюша вяло переворачивал швабру. Всем хотелось выбраться на свежий воздух, но малейшее движение, означало старт неприятных разборок. Пятеро человек застыли, как ковбои перед финальной перестрелкой. Менеджер Анна молчала и нервно переводила взгляд то на Женька, то на Дюшу, то на Эльдара, оценивая свои шансы в грядущем столкновении. Просто Аня молчала, нервно поглядывая на Эльдара, и ожидая от него очередной порции криков: «Почему ты не в зале?!» Женек молчал, потому что ему нечего было сказать. Но он чуял, что на него начнут сваливать пропажу джинсов и нервно смотрел на менеджера Анну. Сильнее всех старался молчать в тряпочку Дюша. Он нервничал, не поднимая головы, изо всех сил пытаясь спрятаться за швабру. Только Эльдар молчал, ничего не опасаясь, а, наоборот, раздумывая, на чем или на ком разрядить свое накопившееся раздражение.
– Пачему ты не в зале? А?! – не смог ничего придумать Эльдар и взялся за старое. – Я спрашиваю, па-че-му?!
Запустилась цепная реакция скандала.
– А чё я-то? – взвилась просто Аня и дала залп в сторону ЖенькА. – Вон этот нас вызвал. Сказал, что на опознание вора, который у нас со склада джинсы украл.
– Кто это тут у меня джинсы украл, я не понял? – повернулся Эльдар к охраннику.
Выглядел хозяин магазина внушительно и угрожающе. Женек невольно отступил назад и быстро перевел стрелки на соседа:
– Да вот он украл.
Эльдар повернулся куда показали. До этого он не замечал фигуру со шваброй, теперь увидел и фигуру, и джинсы на фигуре. Швабра не помогла Дюше защититься. Когда Эльдар перевел дыхание и снова смог задавать вопросы, Дюша лежал в луже из содержимого ведра.
– Ты как на склад проник, хапуга?
– Меня Аня туда привела! – истерично всхлипнул хапуга, моментально сдав свою бывшую, хоть и недолгую, любовь без всякого внутреннего сопротивления.
Просто Аня сделала широкие глаза:
– Это не я!
Менеджер Анна успела подумать: «Предатель», но вслух заклеймить Дюшу не успела.
– Ты запустила на склад вора?! – взорвался Эльдар, – Как ты могла? Я для тебя…Я тебя… А ты…Да я тебя…
Пожар гасят встречным пожаром, Анна не стала молчать. А то смолчишь, попытаешься переждать гнев, а обвинения уже зафиксировались, зацементировались. Вроде все успокоились, а оправдываться поздно. Поэтому Анна взорвалась в ответ:
– Да как ты смеешь на меня бочку катить?! Я твой товар спасала, понятно.
Эльдару было не понятно, но подобрать нужные слова он не успел.
– Я на тебя ишачу уже сколько? Я у тебя хоть раз что-нибудь украла? И ты смеешь меня в чем-то обвинять? У тебя совесть есть?
Эльдар набрал воздух, чтобы ответить про совесть, но опять не успел.
– Нету у тебя совести! Да ты мне по гроб обязан, между прочим. Склад с утра кто-то вскрыл. Там даже окно было открыто. Джинсы в веревку связаны. Я, видимо, вора спугнула. Да. Не веришь, его спроси, – Анна кивнула в сторону Женька. – Его и начальника охраны вызвала. А потом я сама решила вора поймать! Понятно. Взяла этих двух, склад сторожить. Тебя же не было. Где ты шлялся, пока я товар защищала? А? Где ты шлялся, я спрашиваю?
Эльдар онемел от такой наглости. Всего за секунды он превратился из обвинителя в обвиняемого. – Ну, что? Нечего сказать?!
– Я где надо шлялся, – очнулся от шока работодатель. – И, вообще, я не понял, что ты несешь? Какой вор? Еще один? Джинсы крал кто? Вот этот лох со шваброй? Или еще кто-то? У меня что, склад – это двор проходной? Кто, спрашиваю, там еще был?
Со злорадной усмешкой Анна всю эту кучу вопросов перекинула тезке:
– А это ты, дорогой, у Анечки спроси. Кого она на склад водила? С кем там джинсы с трусами мерила, бюстгальтером хвалилась?
– Что?! – градус возмущения Эльдара резко повысился. К хищению добавилась измена. Честь альфа-самца была задета. Утренние подозрения подтвердились. – Ты? Мне? С кем? – мавр Отелло в костюме хозяина джинсового магазина мрачно надвигался на Дездемону в костюме продавщицы.
– Кого я водила? Никого не водила! – роль Дездемоны «просто Аню» не прельщала. – Просто кто-то совсем свихнулся от паранойи. Кто-то думает, что я у нее Стаса увела. Увела, отвела на склад и переспала с ним там. Бред какой-то. Блин! Ты чо? Мне не веришь? – испугалась Дездемона в джинсах, видя, что Отелло продолжает надвигаться. – Блин, Эльдар, ты, не пугай меня так! Чо ты тут губы кусаешь? Ты чо, поверил этой дуре, этой злобной Яге? Посмотри на меня! Чо у тебя глазки забегали?
– Убью с..ку. Признавайся.
«Просто Аня» допустила ошибку, не надо было оправдываться, тем более не надо было самой объяснять в чем ее обвиняют. Пока Эльдар ничего не понимал, его больному воображению не за что было ухватится. Теперь же паранойя Эльдара получила в распоряжении четкий сюжет. Ярость пошла по нему, как река по новому руслу. «Просто Аня» была права и невиновна. Она не совершала преступление, в котором ее обвиняют, но допустила грубую ошибку. Каждое слово в свою защиту теперь только ухудшало ее положение.
– Да, я вообще не была на складе!
– Конечно, конечно. Рассказывай, рассказывай, – зловеще согласился ревнивец, показывая, что не верит ни единому слову своей неверной продавщицы.
– Че ты пристал, как прошлый раз? – сделала еще одну ошибку в конец напуганная Дездемона. Она лишний раз напомнила о прошлых подозрениях. Только неожиданность сложившейся ситуации может объяснить такие грубые проколы, которые допустила доселе находчивая продавщица. «Что бы сделала на моем месте мама?» – подумала в отчаянии Аня. « Я б в такую ситуацию и не попала. Я ж всю жизнь на заводе, у станка… Нам с твоим отцом некогда было…» – ответила за маму Аня и тут же ее оборвала, – «Ладно, понятно. Зря только спросила». Отчаяние усилилось. Ждать помощи было неоткуда. Как выкрутится, что соврать этому бешеному быку? Аня уже видела заголовки местных газет: «Продавщица задушена из ревности», «Распродажа смерти», «Убойный маркетинг». Маркетинг…? И тут «просто Аня» поняла, что спасена. Что гласит золотое правило «Маркетинга для продавщиц»? «Аргументируйте, но не навязывайте товар покупателю. Если клиенту не нравится товар, не упорствуйте. Предложите что-нибудь еще!» Просто Аня набрала воздуха для храбрости и бросилась в контратаку.
– Ну, ты чё?! Ты чё молчишь, я не понимаю? Давай расскажи им всё! Или ты собираешься стоять и ничего не делать? Кавалер называется.
Женек даже не понял сначала, что продавщица к нему обращается. Он непонимающе хлопал глазами. Сначала он хлопал глазами только в сторону «просто Ани», через секунду – он делал это, испуганно поворачиваясь то к ней, то к красному от ярости Эльдару. Анна продолжала искренне возмущаться:
– Так и будешь стоять, как истукан, пока меня не задушит этот бешеный?
Бешеный хозяин магазина повернулся к охраннику. Он по-боксерски опустил свою бычью голову и сделал шаг вперед. Кто б мог подумать, что в провонявшем пункте охраны будут кипеть такие страсти, прямо как на корриде! Эх, Хемингуэя бы сюда. Он бы описал эту корриду любви. Он бы описал своим скупым, но емким слогом драму тореадора, титаническую борьбу с обстоятельствами и последний кровавый бой. Широким мазком нарисовал простой, но сильный характер. Он бы… Хотя зачем тут Хемингуэй? Что ему здесь делать? Бык еще ничего, достойный, а тореадор так себе. Вот у тореадора засосало под ложечкой. Вот как-то пусто стало внутри. Вот как-то он и не бросился навстречу рогатой смерти. Не, недостоин Женек пера Хемингуэя. А тут и вовсе случилась какая-то профанация: сосед-пикадор, вместо того, чтобы атаковать быка, со всего маху как даст тореадору шваброй по голове.
– Ты же говорил, что твоя девушка не она, а она! Дюша мотнул головой от одной Ани к другой. – Ты же говорил, – Дюша замахнулся на охранника шваброй, – что у вас все так серьезно.Швабра со свистом опустилась на плечо обманщика. -Ты же говорил, – снова замах, – что вы татуировки себе сделали в знак любви! Швабра снова попала по цели. Женек ойкнул и прижался к стенке. Менеджер Анна зло посмотрела на избиваемого.
– Я тебе поверил! – продолжил отрабатывать удары обманутый Дюша. – Я ведь от обиды на грабеж пошел! Из за ревности. Если бы я знал, что у вас с ним ничего не было, – экзекутор опустил швабру и повернулся к менеджеру Анне, – я бы ни за что! Я бы никогда! Ведь между нами… это… искра?! Если бы не дурацкая байка про татуировки, я бы ему и не поверил.
Женек истерично захохотал. Майкл Дудикофф был выбит шваброй из его головы, как гарнизон из крепости или, даже, как пыль из ковра. На его месте в голове появился или остался какой-то доктор Зло, только мелкий. Такой жалкий докторишко Зло появился. Или остался.
– Ну, покажи ему свою татуху! Покажи! Помнишь, как мы их вместе кололи? – брызнул ложью в сторону менеджера Анны злобный докторишко. Даже голос у Женька Копыта стал мерзкий и противный.
– Ну, ты и гнида оказывается! – удивилась менеджер Анна.
Мука изобразилась на лице Дюши.
– А! опять меня нае…али! – закричал он. Хотя раньше не то что мата, дурного слова от него нельзя было услышать. – Всюду обман! Всюду! Никому нельзя верить! И ничему! Ни-че-му! И джинсы ваши тоже наверняка липовые! И ботинки эти из кожезаменителя!
На словах про джинсы Эльдар напрягся, но решил смолчать.
– Да подавитесь своими шмотками! Ничего мне не надо!
Дюша спихнул с ног туфли и распинал их в разные стороны. Затем рывками начал снимать джинсы. Джинсы поддавались плохо, но его это не остановило. Сорвав джинсы, он бросил их прямо в ведро.
– Нате, получите! Где мои старые брюки и кеды? Вот они родные.
Дюша ловко проскользнул в свои старые штаны, радостно побренчал ключами в кармане, затем деловито зашнуровал кеды и беспрепятственно вышел.
– Графа Монте-Кристо из меня не вышло, придется переквалифицироваться в нач департамента! – весело сказал он незнакомым прохожим.
Но где-то глубоко внутри ему было не весело. Где-то глубоко внутри кто-то пропел шепотом: «Каким ты был, таким ты и остался… Лузер ты, а не начальник департамента».
12
У Светланы Михайловны были никудышные нервы, но здоровые легкие. Это частично объясняет, почему она постоянно кричала. Раньше Светлана Михайловна кричала чисто в педагогических целях, чтобы лучше донести материал до дебилов за партами. Потом на нее обрушилась эпоха безденежья, и она притихла и приуныла. Но не надолго. Как она может опускать руки, когда сама учила брать пример с Саньки Григорьева? Как? Если сама задавала сочинение на тему: «Бороться и искать! Найдя, не обосраться»? «Нет, – решила Светлана Михайловна, – лучше кричать на рынке, чем ныть в учительской!» Она гордо хлопнула дверью родной школы и бесстрашно бросилась в мир дикого капитализма. С этого момента жизнь ее превратилась в один длинный бесконечный стресс. Она кричала, ругаясь с конкурентками за место на рынке, кричала, бесстрашно споря с рекетирами из за дани, кричала, скандаля с проводниками, которые не пускали ее с огромными сумками в поезд… В общем, ей постоянно приходилось включать громкость. И вот, казалось, после долгих боев, наступило время стабильности. У нее свой магазин в главном торговом центре города, в магазине продавщица, на которую можно оставить дела и пойти попить кофе. Но нет же.
– Это уму непостижимо! Она бросила магазин! Она бросила магазин и закрыла его! Да что же это за поколение дебилов такое?! Что за безответственность? – бушевала Светлана Михайловна перед Патронычем, как море перед утесом. – Я тебя спрашиваю, откуда они такие взялись? Вот раньше, у Гайдара, мальчик с кортиком… Все его забыли, а он все на посту стоит! А ведь он с пацанами просто в войнушку во дворе играл. Но пост не оставил. Вот с такими людьми можно бизнес делать! С такими хоть в разведку на Черкизовский! А как с этой вредительницей бизнес делать? Что, вообще, с такими дебилами делать? Я ее найду и убью на месте! Нет, ты, Антон Петрович, найдешь ее мне! Ты! Ты же тут за порядком следишь, вот и найди мне эту корову без колокольчика! Магазин стоит – денег нет. Мне как аренду платить, я спрашиваю? Найди ее, а я убью эту дуру и уволю!
13
«Лизка, дура! Тебя же за это убьют и уволят!» – Лиза стояла в дверях магазина с ключами и отговаривала сама себя от рокового поступка. «Пускай убивают, – отвечала она себе, – не могу по-другому. Это сильнее меня! Я должна увидеть его! Я должна ткнуть ЭТО ему в лицо и посмотреть, как он отреагирует». Ткнуть в лицо Лиза собиралась простого пупсика. Нет, не простого пупсика, а сложного. Точнее сложносоставного. Пупсика, у которого ручки, ножки, голова были от разных кукол. От разных кукол разного цвета и размера. Голова держалась на проволочке. В одной руке у Лизы были ключи, в другой – этот пупсик Франкенштейна. Рядом стоял зареванный Толик. «Это моя кукла! Отдай мою куклу!» Буквально пару минут назад у него было великолепное настроение, он встретил родственную душу – тетя отрывала кукле голову. Он радостно предложил играть в «оторви голову» вместе и достал СВОЮ куклу. Тетя выхватила у него игрушку и замерла. Не дала поиграть Толику, и сама не играла.
– Отдай мою куклу! – завопил Толик.
– Где ты взял это? – строго спросила Лиза.
– Залаботал.
– А как заработал?
– Выиглал.
– Так. А у кого выиграл?
– У девочки.
– У какой девочки?
– Не знаю.
Допрос зашел в тупик, Лиза была в растерянности. Тут на вопли Толика прибежала его мама.
– Это он не у вас в магазине взял! Верните куклу ребенку.
Лиза не сдвинулась с места, даже не посмотрела на зареванного Толика.
– А где он это взял? – допрос пошел по новому кругу.
– Это приз за победу в конкурсе, понятно. Толику клоун дал в фойе. Понятно!
«Понятно, подумала Лиза, – вот что она сделает – она ткнет куклу в лицо клоуну и посмотрит в глаза! И по глазам тут же поймет, кто перед ней: маньяк или не маньяк».
– Верните, я сказала, куклу, – продолжала бой мамаша.
– Это кукла с нашего склада! – торжествующе отчеканила Лиза.
– У нас там целая полка таких уродцев. Это краденая кукла. Тот, кто вам ее подарил или вор, или знает вора. Лиза благоразумно умолчала о своей версии про маньяка. – Так что куклу я вам не отдам. Хотите, можем вместе пойти и разобраться с вашим клоуном. Только быстрей думайте. Мне еще склад надо проверить!
Лиза решительно сунула ключ в замок.
14
Бывало, бредешь по осеннему лесу, вокруг стоит мертвая тишина: птичка не чирикнет, мышка не пискнет. Кажется, что даже деревья обернуты мхом, как зеленой ватой, чтобы не шумели. Только редкие сучья иногда трещат под сапогами, да осина иногда зашелестит листьями-купюрами. За плечами ружьишко болтается забытое, в голове пусто. Безмятежность елисейская царит внутри и снаружи, как будто пришел Будда и сдунул все мысли и заботы, а заодно все города и веси. Вдруг – бац! Рядом магнитофон заорал про эскадрон шальных мыслей, сквозь песню прорывается веселый шум, мат, в воздухе висит дым шашлыка, и ты понимаешь, что сказка кончилась, начались дачи. Вернулись мысли, заботы, мир высыпался тебе под ноги, как мусор из порванного пакета. Так вот у Патроныча все было по-другому. Абсолютно по-другому.
Шел он через суету торгового центра, и в голове его было не пусто, а густо. Густо от сладких фантазий о мести. Вот он гордо и решительно увольняется. Вот он тут же открывает свое дело. Вот на неизвестные шиши возводит торговый центр в два раза больше этого. На открытие приглашает спеть самого Газманова, да что Газманова, Пугачеву с Алегровой дуэтом. Буряк от обиды кусает локти. Весь город ходит только в торговый центр Патроныча, Буряк разоряется и приходит к Патронычу проситься на работу. «Ну, не знаю, – отвечает Патроныч, – мест нет. Хотя ладно, по старой памяти, могу взять тебя младшим охранником, ну или сторожем». Фантазия Патроныча на этом не останавливается и подсовывает ему еще более крутой сюжет. Вот он увольняется гордо и решительно. Вот ему тут же предлагают место начальника всего городского РУБОПа. Не, не городского, областного. Вот он дает команду ОМОНу на штурм «Нового Света». И вот уже Буряк лежит мордой в пол и жалобно скулит: «Патроныч, за что? То есть я хотел сказать: Антон Петрович, не губи. Простите, уважаемый Антон Петрович, я больше не буду. Только под тобой буду ходить, половину барыша отстегивать». А Патроныч ему сурово: «Я тебя закрываю, Буряк. Вместе со всеми барышами. Твое место на зоне у параши». И так иронично добавляет, глядя на бывшего начальника сверху вниз: «Может, туда когда-нибудь Стас приедет с благотворительным концертом!» И, вдруг, на пике самого триумфа Патроныча кто-то дергает за рукав:
– Ну, ты чё, меня не слышишь что ли, Антон Петрович? Глухой что ли?
Патроныч рассерженно оглядывается:
– Чёё!
Такую торжественную минуту ему испортили. Кто посмел? Перед ним стоит рыжая тетка из игрушечного магазина, которую он по доброте, точнее по глупости устроил в торговый центр. Виделись всего раза три, а она уже фамильярно тыкает ему и что-то еще требует. Кто она и кто он. За ним РУБОП… блин, какой РУБОП? Патроныч с горечью вернулся к реальности. Рыжая что-то возбужденно орала про закрытый магазин, про расплодившихся дебилов, пропавшую продавщицу. Ее крики никакого сочувствия в Патроныче не вызывали, только досаду. Чужой гнев всегда выглядит таким глупым, беспочвенным. Причины его какие-то мелкие, не важные. Патроныч решил показать истеричке пример самообладания и рассудительности.
– Кончай орать, как сирена. У меня от тебя голова трещит. Давай по порядку. Кто пропал?
– Я те повторяю, Лизка – продавщица моя. Магазин закрыла и ушла куда-то с ключами. Пока я кофе пила.
– Может, по нужде убежала?
– По какой нужде? Нету ее в туалете, я сама оттуда.
– Ты же говоришь, что кофе пила.
– А я вот такая – все успела.
– Может, она встретила кого-то?
– Да, забегала сюда ее подруга. Такая же дура.
– Ну, вот, может она с ней кофе пьет?
– Какой, на фиг, кофе? Она и так целый день где-то носилась, как угорелая. Я ей сказала, чтобы она ни шагу из магазина больше не делала. Тем более подруга сама сюда приходила потом, искала Лизку!
Патроныч устал показывать пример рассудительности и решил закончить бессмысленный разговор.
– Слушай, не знаю я, где искать твою продавщицу. Если она тебе ничего не говорила, то она может быть где угодно.
– Да что она могла сказать, эта дура? У нее в голове одни тараканы бродят.
На слове «тараканы» Светлана Михайловна запнулась, как будто вспомнила что-то.
– Кстати о тараканах. Я тут Тараканова встретила, гаденыша. Смазливый такой стал. Ну, помнишь, дефект такой ходячий? Ты его еще за мелкое воровство взял? Еще меня в участок вызывал, «куда смотрит школа?» и все такое. Так вот этот гаденыш мне хамить вздумал, я об него даже куклу сломала. А Лизка, кстати, вот дура, приняла его за Стаса, певца этого.
Патроныч передумал уходить и в первые с интересом посмотрел на рыжую истеричку.
– Тараканов? Полтора года за колесо от Запорожца? Хмырь такой тощий у пивнушки все время торчит?
– Ну, да! – Значит, говоришь, наш Таракан на Стаса похож? Сильно, видать, изменился, что его со Стасом путают.
Патроныч весело подмигнул и прищурился. Лицо его стало хитрое, как у Ленина.
– Я ж, говорю, смазливый стал. В джинсах таких обтягивающих, прям бабских, ходит. В футболочке.
– А когда, говоришь, ты его видела? – с плохо скрываемой радостью спросил Патроныч.
– Сегодня я его видела. Как раз перед тем, как Лизка убежала. Я не поняла, ты мою продавщицу искать будешь?