Тень лосуна

Но Эзельфледа уже не слушала: отойдя на несколько шагов вперед по аллее и, зажав нос изящными пальчиками, она озиралась вокруг в поисках источника неприятного запаха.

Генгрэд невольно улыбнулся. Такую реакцию он предвидел.

– Это начало цветения алгуса, – пояснил он.

– Вы хотите сказать, что этот отвратительный запах исходит от цветка?! Что ж, наверное, он так прекрасен, что это извиняет его… м-м-м… аромат? – брезгливо сморщив носик, проговорила Эзельфледа.

– Вот он, взгляните сами. – Принц раздвинул высокие стебли, окружающие цветок.

– Что? Вот это недоразумение вы называете цветком?

– Это удивительный цветок, Эзельфледа. Все самое чудесное, что в нем скрыто – впереди, и если вы посетите Сад осенью, то…

– Да, да, возможно, вы правы. – недослушав принца, рассеянно проговорила Эзельфледа, занятая своими мыслями.

Легкая тень набежала на лицо Генгрэда, но уже через мгновенье, он, как ни в чем ни бывало, продолжил беседу:

– После несчастья с моей матерью многие цветы погибли. Садовники разленились и уже не так трепетно относятся к саду, как это было при ней.

– Мне искренне жаль, что с вашей матерью произошла эта трагедия. Она была прекрасной королевой, усилиями которой королевство удерживалось от распада.

– Хотите сказать, что сейчас королевство распадается? – с искренним интересом заговорил принц о политике, которую всем сердцем ненавидел. Однако с Эзельфледой он готов был обсуждать любые темы, будь то даже проблемы снижения курса фолькона или вопрос о происхождении мильтов.

Эзельфледа же, судя по всему, в вопросах политики чувствовала себя как лосун в поднебесье:

– Вы же знаете, ваше высочество… простите, – Генгрэд, что сейчас происходит. От беззакония, царящего за пределами столицы, повсюду убийства, грабежи и разбой. Поговаривают, что северные земли давно уже живут, не зная толком, кто находится у власти, и появляется все больше людей, которые считают, что пора отделяться от умирающего королевства, чтоб не пропасть вместе с ним. А новая «аристократия» лишь подливает масла в огонь, считая, что теперь они равны чуть ли не богиням-покровительницам, – уже без своей обычной учтивой улыбки произнесла дочь банкира, глядя принцу прямо в глаза.

Генгрэд, как всегда, пришел в легкое замешательство от прямого и пристального взгляда своей возлюбленной, но все же нашел в себе силы ответить:

– Совсем недавно я слышал нечто подобное от моего друга.

– От Вэйланда, надо полагать? – быстро спросила Эзельфледа.

– Вы знакомы? – удивился Генгрэд, почувствовав, как что-то кольнуло его в области сердца. Какое-то неясное предчувствие то ли беды, то ли… Он не успел додумать, потому что Эзельфледа с жаром продолжала:

– Знакомы? Пожалуй, да. Когда ваш отец лишил его титула и изгнал из замка, вся столичная знать на него ополчилась. Ему позволили жить при мяснике, в какой-то кладовой, куда кое-как впихнули подобие кровати. Первое время он жил там совсем один, всеми покинутый, всего лишенный и никому не нужный. Его тайком подкармливала жена мясника, чья лавка располагалась неподалеку, а он за это помогал ей в черной работе. Понемногу он приходил в себя и стал выбираться в город, ища, где бы заработать на миску похлебки и кусок хлеба. Я часто видела, как его прогоняли подальше от домов знати и очень жалела беднягу.

Однажды, втайне от всех, я собрала немного еды, подождала, пока он снова не объявится, и вынесла ему. Я очень хорошо помню, как жадно смотрел он на вяленое мясо, свежий хлеб и яблоки, лежащие в корзинке. Я была уверена, что он схватит еду и убежит, чтобы немедленно все это съесть… Но, неожиданно для меня, он твердо сказал, что не возьмет еду, даруемую ему из милости. «Скажите, госпожа, – спросил он меня, – что я могу сделать, чтобы заработать ваше подношение?» Он назвал меня «госпожой», но смотрел прямым и твердым взглядом, и было в его глазах что-то такое, чего я до сих пор не могу забыть: затаенная боль, опустошенность и… сила. Да, недюжинная сила! Даже вот такой: исхудавший от голода, в убогих и грязных лохмотьях, в которые очень быстро превратилась его одежда, он горделиво не принимал подачек. Я поняла, что оскорбила его своей жалостью. Нет, он вовсе не желал забывать, кем он был по праву рождения, и одним взглядом дал это понять, ничуть, при этом, не унизив меня.

И я попросила нашего конюха, давать хоть изредка мальчику какую-нибудь работу и, благодаря этому, часто его видела. А потом, как вы знаете, ему была дарована «монаршая милость»: его назначили вечным пажом вашего высочества, и вы стали добрыми друзьями. Вот и вся история нашего знакомства, – заключила Эзельфледа.

– Вы так хорошо чувствуете и понимаете его, милая Эзель? – испытующе взглянув на Эзельфледу, спросил принц.

– Понять его непросто, но мне бы очень этого хотелось! – мечтательно проговорила девушка. – Кстати, я слышала, что его изгнали из королевства за убийство в трактире. И вы тоже были там? – задала неожиданный вопрос Эзельфледа.

Она развернулась лицом к принцу, взгляд ее лучистых глаз вновь стал серьезным и пристальным: лукавые искорки куда-то исчезли, а на смену им пришло какое-то темное пламя, горевшее в глубине этих удивительных глаз. Как же она хороша! Кажется, он все бы отдал, чтобы увидеть в этих глазах хотя бы слабый отсвет той любви, которую он испытывал к этой прекрасной девушке. Он был бы самым счастливым человеком в Эндории, да что там – в Эндории, – он был бы самым счастливым во всех землях близ Срединного моря!

Красавица Эзельфледа смотрела на него приветливо, но…

– Признайтесь, Эзель, что на самом деле вы пришли узнать о происшествии в трактире, а вовсе не затем, чтобы справиться о моем здоровье? – с печальной улыбкой произнес принц.

– Состояние вашего здоровья – результат происшествия в трактире, – уклонившись от прямого ответа, сказала Эзельфледа.

– Не хочется вас расстраивать, но, к сожалению, то, что вас интересует, моя память не сохранила. Простите, если разочаровал вас, – с горечью в голосе сказал принц.

Он вкратце передал ей, что произошло в тот день, опуская ту подробность, что по возвращении в столицу побывал у ее дома.

Разочарованная тем, что не услышала интересовавших ее подробностей происшествия, Эзельфледа утратила интерес к беседе и поспешила откланяться:

– Рада была повидаться с вами, ваше высочество. Надеюсь, вы скоро восстановите свои силы. Мне жаль прерывать нашу беседу, но пора возвращаться домой: уже почти стемнело. – С этими словами девушка учтиво улыбнулась, склонила голову в вежливом поклоне и развернулась, чтобы покинуть сад.

– Я ведь просил вас не называть меня… – начал было принц, но как только девушка обернулась, осекся, встретившись с ее почти холодным взглядом. – Спасибо за визит и доброй вам ночи, Эзельфледа.

Постукивая каблучками, девушка устремилась к выходу, оставив принца в замешательстве, растерянности и неудовольствии от собственной нерешительности.

Красота сада как-то неуловимо померкла с ее уходом, и, глядя на яркие соцветия, Генгрэд вдруг отчетливо увидел их серыми и пожухлыми под первыми утренниками. Он вздрогнул и провел по лицу ладонью, прогоняя неприятное видение…

Глава 6. Незнакомец в черном

Прошло несколько дней с той встречи. Генгрэд безучастно бродил по коридорам замка, не обращая внимания на суету и переполох, царившие вокруг в связи с подготовкой к свадебной церемонии.

Проходя в очередной раз по одной из пустынных галерей, он был выведен из задумчивости волной ледяного воздуха, которая внезапно окатила его и пронизала насквозь, заставив вздрогнуть и поежиться. Где-то в подсознании ворохнулся безотчетный страх, который, впрочем, тут же рассеялся.

Генгрэд оглянулся вокруг, и внимание его привлек темный силуэт. Он готов был голову дать на отсечение, что минуту назад никакого силуэта впереди себя не видел! Однако в это самое мгновение неясная человеческая фигура находилась с той стороны галереи, которая была обращена к внутреннему двору. Очевидно, кто-то любовался Садом королевы.

Осторожно пройдя несколько шагов по направлению к незнакомцу, Генгрэд смог его рассмотреть. Это был довольно высокий человек, одетый в длинное черное одеяние. Голова его была надежно укрыта от посторонних взоров просторным капюшоном. Когда принц проходил мимо, фигура развернулась на звук шагов, а затем склонилась в знак приветствия. Лицо по-прежнему оставалось в тени капюшона. Принц кивнул незнакомцу и устремился было дальше, однако что-то побудило его оглянуться, и он не стал противиться этому.

Обернувшись, он увидел, перед собой худощавого мужчину средних лет. Незнакомец откинул с головы капюшон и вполне дружелюбно улыбался. Но улыбался он только тонкими бледными губами, в то время как его холодные серо-голубые глаза были лишены какого-либо выражения и казались прозрачными, как льдинки. Это немного пугало. Прямой хрящеватый нос, высокий лоб, длинные, до плеч, волосы, чуть тронутые сединой, наводили на мысль, что перед вами человек благородного происхождения. Он был бы даже привлекательным, но впечатление портил цвет лица: оно было бледно той нездоровой бледностью, которую можно наблюдать у людей, долгое время просидевших в подземелье. Или, пуще того, – уже умерших. Кроме того, две глубокие вертикальные морщины пересекали его лоб. Все вместе это придавало лицу незнакомца болезненный и утомленный вид.

– Вы прибыли из Рейвуда? Сопровождаете жениха? – поинтересовался Генгрэд, понимая, что надо что-то сказать, ибо пауза неприлично затянулась.

Незнакомец неопределенно качнул головой. Генгрэд подошел ближе, с интересом разглядывая черное одеяние незнакомца, на котором при ближайшем рассмотрении оказались неясные узоры. Лишь под прямыми лучами солнца, которое неожиданно вышло из-за туч и осветило галерею ярким светом, Генгрэд смог различить, что узор этот изображает солнце, прячущееся за вершинами гор.

– Впервые вижу такое одеяние в стенах замка: обычно в подобном платье ходят прислужники храмов. Правда, их одежды скромнее: серые и без узоров, – увлеченно разглядывая замысловатый узор, сказал принц.

– Это подарок одного из жителей Андалиона за оказанную мною помощь его семье. Это было довольно давно, – зазвучал под сводами галереи голос, который хотелось слушать и слушать, как прекрасный музыкальный инструмент.

– Узор изображает восходящее солнце? – боясь показаться излишне любопытным, все же спросил принц.

– Мне тоже хотелось бы, чтобы так оно и было. Но это закат, – звучал удивительно мелодичный, чарующий голос незнакомца.

– Как же возможно это определить? – непонимающе взглянул на него Генгрэд.

– Этого нельзя увидеть глазами. Но это можно почувствовать, – ответил незнакомец.

– Прошу простить мою невежливость: я начал задавать вам вопросы, не представившись, – спохватился Генгрэд.

– Вам нет нужды представляться, ваше высочество. Любой, кто находится в этом замке, обязан знать всех членов королевского семейства. К тому же, задачу значительно облегчают фамильные портреты, которые есть во всех парадных залах. Меня знают под именем Лиса, – склонился незнакомец в учтивом поклоне.

– Лис? Какое странное у вас имя, – все еще продолжая рассматривать узор, рассеянно проговорил принц.

– Поговаривают, что, когда моя матушка производила меня на свет, в дом пробралась лиса. Она улеглась неподалеку и как будто успокаивала своим видом, будто сама богиня сошла на землю, дабы проконтролировать благополучное рождение ребенка. А когда я появился на свет, лисы уже и след простыл.

– Интересная история, – заметил принц, удивившись про себя, для чего это взрослому человеку измышлять о себе такие легенды.

– Интересная. Но только не для того, кто рассказывает ее каждый раз, чтобы объяснить свое имя, ваше высочество.

В отличие от льдистых глаз, улыбка Лиса была открытой, теплой и притягательной. Хотелось тут же улыбнуться ему в ответ и рассказать обо всем, что на душе. И даже поплакаться и попросить совета. Эти мысли промелькнули в голове Генгрэда, и он подумал: «Какой странный, необычный и… приятный человек! Если бы только не его глаза…».

– Вы чем-то обеспокоены, ваше высочество?

– Честно говоря, в последнее время у меня много, как мне кажется, совершенно нерешаемых проблем, – откликнулся Генгрэд, готовый к тому, чтобы выложить Лису все без утайки.

– Вы сын короля, у вас не должно быть таких тяжелых мыслей и мрачного настроения. А что же будет, если вы взвалите на себя груз забот управления королевством?

– Многие годы рядом со мной был человек, который меня всегда выручал и… – тут принц осекся на полуслове и подозрительно взглянул на странного незнакомца, – а почему вы сказали «если…»?

– Что вас так удивило? Ведь у вас ведь есть старший брат, или я ошибаюсь, быть может?

– Нет, вы не ошибаетесь. Но мой старший брат в присутствии всех членов королевского совета отказался от наследования короны. Об этом давно известно далеко за пределами Эндории, разве вы этого не слышали?

– Отчего же, и я об этом слышал, и даже успел лично с ним познакомиться: занятный, надо признаться, молодой человек, – произнес Лис, и в его добродушной улыбке на мгновенье мелькнул хищный оскал. Он сделал паузу, еще пристальнее взглянул в глаза принцу и сказал:

– Путь, предначертанный небесами, изменить невозможно, так говорят оракулы. Но можно ли верить их прорицаниям? И не от нас ли самих зависит жизненно важный выбор? – неожиданно заключил он, не сводя глаз с Генгрэда и неотступно следя за его реакцией.

– Вы знаете, Лис, а ведь я вовсе не хочу занять трон, – тихо, будто открывая тайну, произнес Генгрэд.

– Не стоит произносить это вслух, ваше высочество. Вдруг кто-то решит, что это ваше сокровенное желание и решит его исполнить? – улыбаясь уже откровенно хищной улыбкой и глядя в глаза принцу так, что по спине его побежали мурашки, значительно произнес Лис.

Как, однако, переменился незнакомец со странным именем Лис! Минуту назад это был приветливый, располагающий к себе человек, а сейчас перед Генгрэдом стоял зверь, готовый к прыжку. Какая диковинная метаморфоза! Вроде все то же, да только совсем не то. Лицо вытянулось и заострилось, морщины над переносицей стали глубже, под глазами залегли глубокие тени, а улыбка напоминала оскал.

Кроме того, Генгрэд заметил еще одну деталь: если смотреть его собеседнику прямо в глаза, то отчетливо видна пустота. Та жуткая пустота, которая поглощает, засасывает, словно зыбучие пески, из которых уже не выбраться.

Да, в мгновенье ока Лис из доброжелательного, интересного собеседника вдруг превратился в жестокого хищника, играющего со своей добычей. И вновь Генгрэд ощутил на своей коже ледяное дыхание невесть откуда взявшегося зимнего холода среди цветущего лета.

– Пожалуй, мне пора, – резко прервал ставшую неприятной и пугающей беседу принц и быстрым шагом направился по галерее, не осознавая, куда именно идет. Только бы подальше от этого Лиса с лицом мертвеца. Вдруг прямо перед ним с грохотом упали доспехи, украшавшие галерею, и меч лег так, будто отрубил шлем от основания.

– Неужели само провидение нас услышало? – удовлетворенно произнес Лис. Принц в раздражении отшвырнул шлем ногой, который, совершив дугу, вновь подкатился к его ногам. Совершенно сбитый с толку, он продолжил идти, почти бежать, не оборачиваясь, все отчетливее ощущая животный ужас, страшную угрозу, исходившую от человека позади него. В довершение кошмара под сводами галереи раскатился жуткий хохот, какой, наверное, можно услышать в самой преисподней. Наплевав на все условности, наследник короны сломя голову бежал подальше от страшного человека. Да полно, человека ли?..

Покидая галерею, принц оглянулся, но незнакомца с мертвым лицом уже не было. Почувствовав, что силы готовы его оставить, Генгрэд остановился, прижавшись пылающим лицом к холодной стене…

Глава 7. Жених из Рейвуда

«Да мне плевать, что там они думают!» – донесся крик из-за приоткрытой двери где-то совсем рядом. Генгрэд очнулся и понял, что сидит на полу в одном из коридоров замка, прижавшись спиной к стене.

Ощущая абсолютную разбитость и боль в каждой клеточке тела, Генгрэд все же подошел ближе к двери.

Посреди комнаты стоял жених его сестры, имя которого Генгрэд никак не мог запомнить, а вокруг него суетился портной, подгоняя свадебный наряд, который выглядел отвратительно, и никакая самая идеальная подгонка его бы не спасла. Для своего свадебного наряда жених из Рейвуда выбрал цвета болотной трясины и сушеных ирисов. Это сочетание вгоняло в тоску с первого же взгляда.

Мамаша жениха сидела у окна и о чем-то причитала, не забывая поглядывать по сторонам хитрыми узко посаженными глазками.

«Милые родственники», – с досадой подумал принц. Он виделся с ними лишь раз, сразу по их приезду, но, наскоро поприветствовав, поспешил ретироваться восвояси. «Из-за них все королевство поставлено с ног на голову, а на это бессмысленное бракосочетание тратятся огромные средства из казны, которая и без того уже изрядно оскудела», – почувствовал Генгрэд нарастающую ярость.

Предстоящая свадьба между принцессой Эндории и «каким-то аристократишкой из Рейвуда», как тут же окрестили жениха наиболее просвещенные жители Дорта, обещала стать поистине сказочным действом: всюду развешивались яркие флаги и королевские штандарты Эндории и Рейвуда. На главной площади столицы строили большое возвышение, которое горожане вначале ошибочно приняли за эшафот, но оказалось, что это театральная сцена для представлений в исполнении настоящих актеров из Рейвуда!

Вот уже больше недели по столице разъезжали усиленные отряды стражников, собирая с городских площадей пьяниц, нищих и бродяг и отправляя их в тюремную башню, а горожанам под страхом смертной казни запрещено было выливать нечистоты из окон на улицы города, ибо смрад стоял просто удушающий. На резонный вопрос граждан «А куда же им девать все это г…?!», был дан ответ: «А куда хотите! Хоть в землю заройте, ха-ха». Так, благодаря предстоящей свадьбе, в Эндории был изобретен способ утилизации человеческих испражнений. Фекалии стали «предавать земле»! Вот уж поистине, нет худа без добра…

– Нет, ты только подумай, мой милый мальчик, совсем у этой королевской семьи никакого такта, обращаются с нами как с простолюдинами, тьфу, а королевство-то какое – грязь и разруха! – раздавалось из покоев, возле которых остановился принц Генгрэд, привлеченный неучтивыми речами будущих родственников.

– Вот именно мама, – капризным голосом избалованного ребенка вторил мамаше сынок, – поэтому нужно побыстрее получить титул члена королевской семьи и вернуться с этой… полоумной принцессой в Рейвуд! И плевать, что тут подумают, – произнес он, любуясь собой в зеркале.

– А чего я ожидала?! Ведь аристократы Эндории поклоняются богине Эйбл, как какие-нибудь козопасы. Как хорошо, что этого не видит твой отец, храни его богиня Альенора, – не обращая внимания на реплики сына, продолжала его мамаша…

Генгрэд припомнил, что богиню-покровительницу Рейвуда – Альенору – считают богиней искусств, а в самом Рейвуде благодаря этому выстроены театры, и на улицах часто можно было увидеть представления актеров, которых обучают этому ремеслу с раннего детства.

Пока будущая королевская свекровь продолжала сокрушаться о том, какие здесь все жалкие да убогие, портной случайно задел иглой руку жениха, отчего последний завопил так, будто его проткнули мечом, и принялся избивать портного туфлей.

Генгрэд не мог больше оставаться в стороне, поэтому распахнул дверь и вошел в комнату. Оттащив жениха своей несчастной сестры от бедолаги-портного, который тут же отошел, на всякий случай, подальше, принц встал прямо перед избалованным невежей, заложив руки за спину. Надо отметить, в этот момент они ему нисколько не мешали. Все части тела были на своих местах и работали слаженно и бесперебойно.

– Как ты смеешь прикасаться ко мне? Да знаешь ли ты, что уже завтра я стану членом королевской семьи Эндории? – истерично повизгивая, воскликнул жених.

– Тише-тише, неужели ты не узнал его высочество принца Генгрэда? – сладко запела его матушка. Поднявшись со своего места, она величаво поплыла в сторону принца, льстиво улыбаясь.

– Моя сестра не полоумная! – с жаром вступился Генгрэд за честь принцессы Гвенлиэн. – Хотя, наверное, вы правы, – согласиться на брачный союз с … – он замялся, подбирая походящее слово, но на ум приходили только уничижительные определения, поэтому принц счел за лучшее обойтись вовсе без них:

– …с вами можно, только если ты не в ладах с собственной головой. Моя благородная сестра принесла себя в жертву, искренне полагая, что этот брачный союз вернет мир народам Рейвуда и Эндории. – Принц задыхался от негодования, и, не видя смысла что-то объяснять этому хаму, резко завершил свою гневную тираду:

– Думаю, вам надлежит убраться из Эндории. И немедленно.

– Это не вам решать, принц, – не пытаясь сдерживать пренебрежение, процедил сквозь зубы жених. Сделка оплачена золотом, договор скреплен королевской печатью, так что, проваливайте-ка отсюда, – произнес он почти с угрозой.

Рука принца давно уже судорожно сжимала рукоятку кинжала, который всегда висел у него на поясе. Но он понимал, что не имеет права пролить кровь этого наглого и напыщенного болвана. Едва сдерживаясь, Генгрэд произнес:

– А что, все аристократы в Рейвуде столь же «благородны» и «воспитаны»? Этот ваш Лис при всех его… м-м-м… странностях, хотя бы вежлив, в отличие от вас!

– Лис? – будущие родственники непонимающе переглянулась. – Мы не привозили с собой никаких лис.

– Ну как же, высокий мужчина в черном балахоне с узорами, изображающими закат.

– Простите, но я не понимаю, о ком вы говорите! Какой-то лис в черном балахоне на закате. О боги, что они тут себе в еду добавляют?.. – сыронизировал жених, недвусмысленно покрутив рукой у виска.

Не успел принц ответить, как из-за его спины раздался знакомый голос, негромко распевающий куплеты:

Домашний враг

Опаснее чумы,

Ведь с ним бок о бок

Жизнь проводим мы.

Родня должна

В согласье полном жить,

Насилье мир

В минуту может задушить!

С этими словами в покоях появился королевский шут. Удивительно ловко он прошелся колесом по комнате, дабы привлечь к себе всеобщее внимание, и, проделав последний, самый сложный кульбит, остановился рядом с Генгрэдом.

– Что нужно здесь этому скомороху? – брезгливо поморщившись, произнес жених, поглядывая на только что вошедшего гостя с явной досадой и раздражением.

– Вообще-то – королевскому шуту, только исключительный невежа не знает разницы между шутом и скоморохом! – насмешливо проговорил шут. Хотя, стоит ли удивляться? – продолжал он в той же саркастической манере, столь излюбленной всеми шутами мира, – ведь невежам из Рейвуда не под силу отличить даже лошадь от осла! Наверное, потому что сами они – тупые бараны? – с этими словами, шут подхватил оторопевшего Генгрэда под руку и резво увлек его к выходу, не дожидаясь, пока словесная баталия перерастет в рукопашную битву.

Если бы, выходя, они оглянулись, то увидели бы весьма живописную картину: три человека впали в ступор, являя собой иллюстрацию к понятию «немая сцена».

Конечно, шут понимал, какое жестокое оскорбление нанес важным гостям королевства, но не жалел о содеянном. Более того, – именно этого он и добивался.