– Для нее![3]
Ее киданья из стороны в сторону. От Островского к Мейерхольду[4]. И ее отчаяние:
– Я оставляю сцену![5]
Что остается после нее?
Ничего, что остается после актера.
Ни слова, ни жеста, ни даже интонации.
Один только запавший глубоко в душу взгляд больших глаз, полных слезами.