Оперетка

Все расхохотались: у них не было даже самолюбия.

– При таких обстоятельствах репетицию продолжать нельзя! – заявил мне режиссёр. – Да вы не беспокойтесь, завтра на спектакле они подтянутся!

– Вы обидели мою жену! – догнал меня по дороге муж третьей примадонны.

– Когда? Чем?

– Помилуйте, триковую роль^[6] черт знает кому отдали! Хорошее явление, – и жене не дали. Она всегда триковые роли играет!

– Мои ноги вся Россия знает! – подтвердила обиженно примадонна.

Когда я на следующий день пришел на спектакль… Эти намазанные лица. Эти голые, словно известкой, густо обмазанные белилами грязные плечи. Эти женщины, раздевавшиеся, чтоб показаться публике. Эти артисты, которые хлопали их по трико и говорили «здорово». Эти примадонны, бегавшие в нижних юбках по коридору. Эти крики из уборной в уборную:

– Гришка здесь?

– Гришка в театре.

– А Мишка?

– И Мишка, говорят, пришел!

Мне показалось, что я попал в совсем иное учреждение. Стало немножко тошно, и я потихоньку ушел.

И долго еще после этого ко мне по утрам являлись какие-то люди.

– Здравствуйте, господин!

– Что надо?

– Так что, как вашу, стало быть, оперетку ставили, так там, стало быть, официантский костюм надобен был. Так у меня взяли. И теперича, оказывается, продали.

– Да мне-то какое дело? Я брал? Антрепренер брал.

– Ваша милость, будьте такие добрые! Нешто мы причинны? Что ж это, грабеж теперь? У антрепренера спрашиваем: «Не мое дело, я не антрепренер!» У него все на жену переведено, в своем деле вроде как билетер он, по контракту. К ней идем: «Я, говорит, ничего не знаю, не я костюм брала!»