Гололед

– Почему… сеть, по-вашему, пришла к именно такому выводу?

– Не знаю, – он встал и прошелся. – Это точка, в которой шансы одного и второго равны. Другими словами, нельзя сделать рациональный выбор.

– Она, что, пытается поставить нас в… своего рода, тупик? – прокряхтел Энквист.

– Что-то вроде того, – ведущий специалист поджал губы и приподнял брови.

– Зачем? – в голосе Аиды появилась легкая сиплость.

– Не знаю.

Дама прошлась кончиками ногтей по лаковой поверхности стола.

– Дорогая, вы же участвуете в работе над прогнозированием развития общественной среды? Риски и все прочее?

– Да.

Еще одна барабанная дробь блестящими малахитовыми ногтями.

– Ну и что сейчас у вас там происходит?

– Мы только начали, – Аида положила руки на стол. – Проводим пилотные запуски расчетов.

– Ну… у вас уже есть какие-то результаты? – с заметным нетерпением спросил Энквист.

– Смотря, что именно вы понимаете под “результатами”. Мы проводим тесты. Итоги тестов есть, но это… это просто референтная информация на данном этапе, – почему-то оправдывающимся тоном заговорила Аида. – Мы отлаживаем форматы и определяем необходимые категории массивов.

– Какие итоги на текущий момент?

– Я же вам говорю, пока рано об этом говорить, – она смутилась из-за повторения.

– И все же?

– Ну… в горизонте до восьми ста лет пока какая-то чушь, а потом… тишина, – она затихла, погрузившись в свои мысли, но тут же опомнилась. – Но чушь для нас полезная, означающая, что именно нам надо скорректировать для получения имеющей смысл информации.

Все за столом напряглись. Дирижер встал со своего кресла.

– Аида, какая чушь?

– Ну чушь! Как я могу объяснить? – она развела руками.

– Постарайтесь.

Чуть наклонив голову вперед, она прошлась пальцами обеих рук сквозь волосы. Затем откинулась на спинку кресла и скривила красивые губы.

– Там… там, противоречивые данные, – разочарованно покачав головой, она уставилась в угол зала, где стояла высокая монгольская ваза.

– Противоречивые?

– Мы работаем. Не понимаю, какое отношение наша работа в данном направлении помогает решать проблемы с контрольными тестами? – нахмуренное лицо Аиды повернулось к ним. – То, что у нас сейчас…, – она сбилась, – пока не все идет гладко, не значит, что…, – она еще больше смутилась и покраснела. – Сейчас рано делать какие-то выводы.

Дирижер и член Совета обменялись взглядами. Это был первый проект Аиды, который она вела как лидер.

– Радость моя, мы ни в коем случае не ставим под вопрос вашу работу, – мягко начала дама. – Ты же знаешь наши принципы.

Аида осторожно взглянула на женщину.

– Можешь вывести на экран результаты, то, что у вас получилось? – она кивнула Дирижеру и тот, коснувшись небольшого дисплея в центре стола, оживил проекцию над ними.

Старший эволюционный редактор вопросительно посмотрела на главного. Мужчина кивнул и уселся обратно в свое кресло. Аида достала телефон и запустила приложение.

– Здесь вы можете видеть показатели ключевых эволюционных параметров каждые сто лет, – ее голос звучал уже ровнее.

На экране отобразилась гирлянда символов. Индексы производительности, адаптивности, сотрудничества и еще с десяток, связанных с эмоциональным и интеллектуальным потенциалом населения планеты параметров, стабильно росли в течение пяти сотни лет. Затем начиналось странное. Резкий взлет за последующие несколько лет, превышающий весь предыдущий рост, потом хаотичные падения и отскоки. После восьмой сотни все по нулям.

– Мы отвлеклись, давайте вернемся к контрольным тестам, – проворчал Энквист. – Очевидно тут надо еще поработать.

– Аида, вы сказали, что отлаживаете процессы. Вы получали другие результаты, когда меняли настройки?

– Ммм… да, мы корректировали их, но отчет выглядел примерно таким всегда. Как вы видите сейчас на экране. Мы планируем вернуться к алгоритмам и перепроверить их.

– Мы можем сейчас, – спокойно продолжила дама, – кое-что изменить в структурных вводных данных?

– В структурных? Зачем? – Аида удивленно вскинула высокие брови.

– Можем, – тихо ответил за нее Дирижер. – Аида, инициируй, пожалуйста, базовый сценарий, только…, – он потер виски и глубоко вздохнул, – укажи немедленное прекращение всеобщей программы “Возрождение”.

Энквист закрыл глаза. Яник выпрямился, как будто в него вогнали стальной шест. Дирижер не торопился повторять свою просьбу. Увидев, как Аида, наконец, заморгала, он утвердительно кивнул, подтверждая сказанное. Та, чуть замешкавшись, все-таки вывела на экран панель управления блоком структурных настроек. Она активировала свой доступ и запустила несколько команд. Паскаль в очередной раз восхитился эстетикой возникшей в воздухе эмблемы “Кассандры”.

– Это займет несколько минут, – почти рассеяно проговорила Аида, закончив манипуляции.

Над столом вновь появились ряды символов, характеризующие будущее здоровье общества. Паскаль отвел глаза и уставился в окно. На улице шел дождь. Он закрыл глаза и прислушался. Везде тишина. Ему отчаянно хотелось сбросить с себя все произошедшее за последние несколько часов. Настолько, что сознание стало проваливаться в тревожный сон. Рядом раздался шорох одежды. Он открыл глаза. Индексы менялись. Рост замедлялся. Где-то даже пошел спад. Незначительный, переходящий в стагнацию, а затем плавное движение вверх. На отметке пяти сотни лет все было спокойно. Индексы колебались, но несущественно. Восемьсот лет. Слабый рост продолжается. Тысяча. Индексы на месте.

– С вашими алгоритмами все в порядке, – дама удобней устроилась в кресле и обратилась к Дирижеру. – Марсель, сделайте мне тоже чай, пожалуйста.

Пока Дирижер готовил напиток, она с улыбкой осматривала зал, словно попала сюда в первый раз.

– Знаете, я даже горда за “Кэсси”.

– Что, черт возьми, происходит? – не выдержал Энквист.

– Эта тишина. После восьмой сотни, – не обращая внимание на доктора, тихо произнес Яник. – Это… отсутствие общества?

– Это самое разумное объяснение.

– Почему? Что произошло?

– Трудно сказать, что именно, – пожала плечами член Совета. – Какой-то акт, приведший к вымиранию, самоуничтожению.

– Война?

– Ох, вот это вряд ли, – усмехнулась дама. – Вы же видите, как меняются параметры. Наоборот, общество стремилось к абсолютному благополучию и единению.

– Тогда я ничего не понимаю, – растеряно проговорила Аида, опускаясь в своем кресле.

– Мне тоже это трудно представить, – задумчиво произнес Дирижер.

Он снова встал и подошел к окну, сцепив руки за спиной. Все напряженно вслушивались в возникшую тишину.

– Могу только предположить, – он обернулся. – Если совсем просто, то наше желание стать лучше зашло… в некое пике. Инфляция. Каждое новое поколение, будучи уже более совершенной версией прежнего, задавало себе еще более высокую планку. В этическом, моральном, творческом и… других измерениях. Совет мог…, – он обернулся и посмотрел на даму.

– Я тут не причем, – почти шутливо отреагировала она.

– Вновь избранный Совет мог принять решение расширить набор контролируемых характеристик, чтобы двигаться дальше. В итоге человечество стало… искоренило все пороки. Понятие зла исчезло, – его речь замедлилась.

– А с ними исчезло и понятие добра. Люди потеряли ориентиры, стали слепы в своих желаниях. Как дети, которые не ведают, что творят. В такой ситуации могло произойти все, что угодно, – закончила дама.