И что можешь коню пищу дать".
Шло время, раны заживали
Где-то шла война.
Они сидели обсуждали,
Политику за баночкой вина.
"Я родился в Польше,
Но вырос я в России.
Сеня, не могу я больше,
Я устал видеть насилие.
Вы русские всегда пьете,
Мне не понятно почему.
И чудо вечно ждёте,
И терпите все, не пойму?"
«Да пан, мало здесь расти,
Надо здесь родится!
Чтоб понять все тонкости,
И с этим всем смириться.
Как же брат тут не бухать,
Когда вокруг такая красота?
Как подумаю, что подыхать,
Так под сердцем пустота.
Наш люд все перенесёт,
Все перетерпит, так и знай!
Русские-многострадальный народ
И попадает прямо в рай.
Но сколько ты не пей,
Души нашей не понять.
Даже тысяча чертей,
В ней ничего не смогут разобрать.
А война и у меня вот тут!
Убиваем ведь брат-брата.
А буржуи веселятся, пьют,
Им только этого и надо.
Я не за тех, не за других,
Я братуха за Христа,
Чтоб этот гул скорей утих,
И покой на родине настал.
Я весь в душе изранен,
Я много братец повидал.
Был я раньше партизан ом,
Вера выжить помогла.
Побывал потом на Соловках,
Одна мать меня ждала.
Видел правду в рыбьих головах*,
Вера выжить помогла".
Уговаривал его поляк
Остаться и не ехать никуда.
Но не поддавался тот никак
Буйна русская голова.
Стояли осенние деньки,
Листва еще не вся опала.
И свои вечные стихи,
Осень поэтам завещала.
Остановился в каком-то хуторке,
В пустом доме, без хозяев.
Сам лег спать на чердаке,
Коня укрыл в сарае.
Пока он крепко спал,
Большевики, каких не застрелил.
Сарай, где конь стоял,
Втихушку подпалили.
Он услышал гул и треск,
Огнем небо освещало.
Стоял громкий, мерзкий смех,
Пламя все быстро поглощало.
Он бросился к Буяну,
Но было уже поздно.
Он смотрел на пламя,
Расплывалось все сквозь слезы.
* в то время меню ссыльных на Соловецких островах, в бывшей ПустЫне переделанной в лагерь, в основном составлял бульон из рыбьих голов.
............
Через три скорбных дня,
Сеня вошел, как привидение,
Папироской нервно дымя,
В одно плохое заведение.
Кто был там он не знал.
А там были все его враги.
Он в дверях нагло стоял,
И бегали его желваки.
«Так все поднимите руки!
И не опускайте чашек.
А вы двое в углу-суки,
За что, за что коняшку?»
Сеня подошел к столу,
Стал оружие собирать.
Кто-то дернулся в углу,
Сеня с нервов стал стрелять.
Вдруг кончились патроны,
Поселился в сердце страх.
Он выскочил в проем оконный,
И побежал к реке впотьмах.
Но прошло одно мгновение,
Спину болью всю пронзило.
Опустился Сеня на колени,
Сознание его поплыло.
"Эх поля мои, поля,
Небо нежно-голубое.
Эх, святая ты земля,
Эх, раздолье золотое.
Вокруг такая красота,
Наш люд все стерпит, знай!
А под сердцем пустота,
Мы попадаем прямо в рай".
Упал из рук его наган,
И ничего в округе нету.
Прискакал к нему Буян,
И помчались они к свету.
2012
Земля Мёртвых
Глава 1
В глубине лесной глуши,
За дорогой, за рекой.
В немой и призрачной тиши,
Где царит всегда покой,
Стоит большой старинный дом,
Шпиль ,второй этаж,
А за задним, за окном,
Мрачно-грустный был пейзаж.
Вереница стареньких могил,
Далекий вой волков.
Свет ледяной луны,
И тени от крестов.
В доме поселился паренек,
Навел порядок, убрал все паутины.
И коротал зимний денёк,
За книгой у камина.
В один ненастный вечер,
Уже стемнело за окном.
В дымоходе гулял ветер,
Он забылся сладким сном.
И увидел тот же сон,
Что видел уже много раз,
С тех пор, как въехал в этот дом,
Он думал о ней каждый час.
О той, что ему снилась,
В волшебном, цветном сне.
Она летала и кружилась
В этой яркой белизне.
Вообще дом был не простой,
Стуки, шорохи и дверь скрипит,
Как и любой наверное другой,
Свою тайну он хранит.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
"Мы потерялись с тобой в городах,
Только вот в каких, я не знаю.
Я вижу тебя в своих снах,
Но не знаю кто ты такая.
Голубые тени твоих карих глаз,
Мне покоя не дают.
И хочу в который раз
Спросить, как тебя зовут".
Так всегда он размышлял,
Как увидит ее снова.
И потом, когда читал
Не понимал ни слова.
Внизу был какой-то звук.
Он взял фонарь спускался.
В дверь раздался стук,
Вячеслав дрогнул испугался.
За дверью весь в снегу,
Стоял в годах мужчина.
И рассказывал ему,
Своего пришествия причину:
"Метель, дорогу занесло.
Кони тонут, повозка встала.
Мы выехали было светло,
Но буря нас в пути застала.
Я не один, нас трое,
Моя дочь и ее мать,
Тут дело не простое,
Последнюю мы едем погребать".
За спиной у старика,
Появилось прелестное создание.
Грациозна, красива и легка,
На него обрушилось молчание.
Та самая из его снов,
Прекрасная и с гибким станом.
Старик без лишних слов,
Представил ее Анной.
Грелись потирая руки,
Вячеслав вина им наливал,
Гроб матери-супруги,
Поставили в темный подвал.
Глава 2
"Анна, доченька моя!
Был сейчас в подвале,
Просвети-ка ты меня,
Ты гроб не открывала?"
"Нет отец не открывала!"
"Вот и я не открывал".
"Может она просто упала,
Зачем устраивать скандал?!"
"Понимаете, какое дело,
Гроб гвоздями был забит.
Либо моя память отлетела,
Либо там кто-то сидит".
В двери снова постучали,
Хозяин пошел вниз.
Пурга в дом залетала,
И качался над крыльцом карниз.
На пороге весь замерзший,
Стоял какой-то человек.
Его тулуп был весь промерзший,
Его покрывал снег.
"Я сбился с дороги,
Да и подохла лошадь.
Окоченели мои ноги,
Чертова эта пороша.
Вам должно быть страшно,
Жить здесь одному?
Я слышал нечто ужасное,
Происходит в этом дому.
Люди бесследно исчезают,
Многое рассказывают, вот,
Нечистая здесь обитает,
Сам дьявол здесь живет!
Говорят 29-го февраля,
Как настанет темь.
Выпускает мертвецов земля
И сегодня этот день".
Отогревшись он ушел,
Оставив суеверный страх.
Отец Анны вниз пошел
С фонарем в больших руках.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
"Я видел вас во сне,
Знаю, звучит странно,
Прошу поверьте мне,
Это правда Анна!
Ты как блестящая звезда,
Приходишь ночью, уходишь утром.
И не знаю я куда,
И не было тебя как будто.
Но ночь звезды нарисует
И я убеждаю вновь себя,
Что тебя не существует,
Что я выдумал тебя.
Волос-черные ручьи,
Стекают плавно по спине.
Ты загадочно молчишь,
Все, как во сне…"
. . . . . . . . . . . . . . .
А тем временем в подвале,
Отец Анны у гробА,
Говорил с покойницей об Анне
И о том, что зла судьба.
Чтоб уходить он отвернулся,
Покойница вдруг встала,
А когда резко обернулся,
Перед ним она стояла.
Страшное ее лицо,
На свете фонаря скривилось.
Отпустило его в миг вино,
Она в него вцепилась.
Швырнула его в тьму,
С такой огромной силой.
Подлетела в миг к нему
И голову пробила.
. . . . . . . . . . . . .
"Что это за шум в подвале?
Что-то долго нет отца.
А вот снова, вы слыхали?
Боже…на вас нет лица…"
За ее спиной стояла
В рваном платьице девчушка.
В единственной руке держала
Грязную и рваную игрушку.
Они рванули к двери,
А там стоит мать Анны.
Ей трудно было верить,
Так это было странно.
Она ударила по фонарю,
Дверь с силой закрылась.
Вячеслав рванул к огню,
Анна в уголок забилась.
Тишина. А из земли вставали,
Полугнелые в отрепье мертвяки.
С синюшной кожей, сухими волосами,
А из плоти лезли червяки.
Парень вытащил полено,
Начал им махать.
Дым от его горения,
Стал помещение заполнять.
Мертвое дитя залезло,
Как паук на потолок.
И в дыму где-то исчезло,
Вячеслава что-то сбило с ног.
Боль глаза затмила,
Мертвая мамаша Анны,
Его за ногу укусила,
Кровь хлыстала с раны.
Она над ним нависла,
Начала его душить.
Анна из угла вышла
И стала ее поленом бить.
Помогла парню подняться,
Взяла в руку фонарь.
Стали по лестнице спускаться,
А там еще одна тварь.
Мертвая девчушка по стене,
К ним быстро приближалась.
Ее черно-синее лицо во тьме,
Страшно искажалось.
Они к двери подбежали,
Но выйти так и не смогли.
На улице во тьме стояли,
Ужасные, живые мертвяки.