Прошло время… Меня подлечили, сняли желтизну тела, восстановили нормальные цифры билирубина в крови, убрали головокружение и через месяц выпустили на волю с загадочными словами:
– Теперь у тебя навсегда останется хронический холецистит!
– Навсегда! – коротко подытожила добрая женщина-врач.
Очень хорошо… Звучит как-то по-взрослому и жизнеутверждающе!
Медицинский термин «Хронический холецистит» и героическое слово «Навсегда» сделали свое дело: я поняла, что наконец выросла и теперь все будет иначе!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
А потом из-за обещанного хронического холецистита в мою жизнь навсегда вошли самые разнообразные виды оздоровления, начиная от простой диеты и заканчивая мистической уринотерапией.
Дело в том, что после болезни пищеварительные возможности моего молодого, но уже дряхлого тела, ветшали так стремительно, что годам к двадцати пяти пришли в окончательную негодность.
Я твердо шла по пути своего дяди по отцовской линии, который умер в конце пятидесятых годов в возрасте двадцати шести лет от гепатита, плавно перешедшего в цирроз печени. Намного позже я узнала, что мой отец, один из его братьев и сестра – несли мутированный ген, вызывающий проблемы усвоения и вывода железа из организма. Железо накапливалось в тканях всех важнейших органов, вызывая чаще всего цирроз печени, рак поджелудочной железы и инфаркт.
В результате, из пяти детей Ахматовых – два брата, включая моего отца, и их сестра Нина – умерли от цирроза печени. Один из братьев погиб на фронте в возрасте двадцати четырех лет, а еще один умер от инфаркта, что тоже могло быть последствием отложения железа. Мне, как и отцу, достался этот семейный мутированный ген, что подтвердилось ДНК тестом совсем недавно.
Но тогда я еще не знала о наследственном подарке, тетка моя и отец еще были живы и относительно здоровы, а я пыталась выкарабкаться из замкнутого круга болезней.
Каким-то чудом мне удалось выйти замуж. Меня полюбил мужчина, для которого пища и сам процесс ее принятия играли чуть ли не важнейшую роль в жизни. Завтрак, обед и ужин для него являлись самыми главными и радостными событиями дня. Ради них можно было и работать, и терпеть другие лишения. Муж принял меня такой, какой я была: неспособной разделить с ним радость трапезы. Мы жили вместе уже несколько месяцев.
Переваривать пищу мой организм решительно отказывался! И печень болела от употребления любой еды. К спиртному интерес был потерян навсегда!
Желчегонные препараты и травы не давали облегчения. Пришлось искать альтернативные пути оздоровления. За свою жизнь я испробовала на себе большую часть опубликованных и переписанных от руки древних текстов по лечению заболеваний печени.
По пути оздоровления я шла вслепую и пробовала на себе все, что могло помочь поправить мое состояние. Начать пришлось с самого простого и доступного: голодания по Брэггу!
Итак, по осени я предложила мужу поучаствовать в проекте и поголодать вместе со мной для начала двадцать четыре часа на дистиллированной воде. Трехлитровую банку воды я принесла из аптеки, в которой мучительно трудилась как провизор… Супруг легкомысленно согласился меня поддержать…
Его первое оздоровительное утро началось с мечты! Он мечтал о том, что мы будем есть через двадцать четыре часа, когда выйдем из этого проклятого голода! Он говорил о еде беспрерывно, а главное, с таким энтузиазмом, само наличие которого у него до начала голодовки тщательно скрывалось и камуфлировалось фразами: «Ты же знаешь, я к еде равнодушен», «Собаки сладкое не едят» и «Я могу не есть три дня – я проверял» …
– Думаю, нам надо подготовиться к выходу из голода. – уверенно сказал он, как только утром открыл глаза.
– Что ты имеешь в виду?
– Надо закупить необходимых продуктов.
– Но ведь у нас все есть!
– Нет, надо что-то особенное приготовить. Это важно! Я предлагаю начать с салатика, как ты говорила, а потом, – муж уже листал какую-то книгу, – сразу отварить рыбки по-польски и на гарнир вместо картошки – сделать рис в горшочке!
– В каком еще горшочке?! Мы никогда не делали ничего такого, да и нет у нас никаких горшочков!
– Ерунда. Вот смотри, я в кулинарной книге нашел отличный рецепт… а горшочек я сегодня куплю по дороге в продовольственный.
Я и не догадывалась, что он знал о существовании этой «кулинарии народов мира» 1960 года издания, и что он может так ласково называть горшок – горшочком.
– Хорошо. Делай как хочешь… – безразлично согласилась я, так как у меня болела печень и мне было не до горшочков.
Муж углублялся в чтение кулинарного руководства. Через некоторое время, однако, снова принимался говорить о еде.
Я скрывалась в ванной, делая вид, что стираю белье. Он находил меня там, прижимал к стене и требовал, чтобы я утвердила новое меню, которое он уже составил на завтра и послезавтра. Я соглашалась…
Делая уборку на балконе, я слышала, как он, высунувшись из кухонного окна, кричал мне:
– А лучше все-таки просто отварить картошечки! С масличком и с укропчиком – это будет то, что надо! Я сейчас метнусь в магазин за селедочкой!
Было ясно, что он уже агонизировал… Он как будто собирался совершить акт любви с каждым из продуктов, а в качестве прелюдии просто, без затей – употреблял ласкательные суффиксы.
– Хорошо – снова соглашалась я.
Через час, вернувшись из магазина с каким-то подозрительным лицом и двумя огромными пакетами, муж объявил:
– Я немного скорректировал планы на завтра. Я сварю этот кусок говядины и на бульоне сделаю обалденный борщ! Я все купил для этого.
Далее шло перечисление всех ингредиентов для борща. «Этот кусок говядины» оказался свиной ногой килограмма на три. Она едва влезла в кастрюлю…
Наконец в районе полудня, видя его мучения, я не выдержала:
– Знаешь что? Давай-ка уже выходи из голода! Для тебя этого достаточно. Ты телец, а тельцы очень плохо переносят любые воздержания. Спасибо за поддержку, но я больше не хочу с тобой голодать. Все! Выходи! Можешь уже сейчас начинать варить свою ногу…
– Нет, я не буду тебя бросать. Я обещал! Я офицер! Я сдержу свое слово!
Для пояснения скажу, что офицером муж считает себя только в душе. Как ему кажется, он живет по кодексу офицерской чести. К армии отношения он не имеет.
– Да пойми, офицер, ты мне только мешаешь! Ты все время говоришь вслух о пище и кулинарных рецептах. Надо отвлекаться от мыслей о еде, а ты лишь подогреваешь свои голодные страдания. К тому же, для тебя этот голод ничего не значит – ты и так здоровый человек. Так что, спасибо! Выходи!
Однако офицер продолжил эксперимент и изнывал до следующего утра. Он меньше говорил, но в его глазах можно было легко прочесть: Борщ, Мясо, Сметана, Селедка, Картошечка.
Дистиллированную воду он пить не хотел, потому что она была безвкусной, да и просто откровенно противной. Оставшееся до утра время он потратил на изучение кулинарной книги и составление меню на ближайшую неделю.
Это был первый и последний раз, когда я голодала с ним вместе.
За голоданием по Брэггу шли сокотерапия, лечение керосином и очистка всего организма. Затем появились водные процедуры, длительные голодания, изготовление и питье протиевой воды, китайская медицина и посты.
Теперь муж спокойно со стороны взирал на мои манипуляции с организмом. Когда я голодала, он готовил себе сам и только изредка предлагал свой, дерзкий и мужественный, способ поправить здоровье. Твердо и авторитетно, голосом абсолютно здорового человека не знакомого с болью, он заявлял: «Тебе надо водкой полечиться! Селедочку съесть и выпить граммов сто пятьдесят водки. Это помогает!». Снабдив меня этим знанием, он с удовольствием ел селедку и пил водку.
Если я простужалась, то неизменным рецептом от него было – выпить коньяку граммов сто пятьдесят с лимончиком!.. Это помогает! А еще лучше – водочки выпить и закусить салом! Далее следовала его трапеза с употреблением вышеозначенных продуктов.
Ноющие боли в суставах по его методу надо было лечить так: глинтвейн горячий внутрь – граммов сто пятьдесят. Это должно было помочь! А еще лучше – водочки выпить и закусить салом!
Свою аллергию, которая мучила его с детства, он несколько раз принимался лечить тем же способом. Причем каждый раз он делал вид, как будто только что получил озарение свыше.
– Я знаю! – говорил он. – Мне надо водкой полечиться! Это помогает!
Затем покупалась бутылка водки и на фоне неистовых соплей, кашля и безудержного чихания с удовольствием выпивалась почти полностью. Все это закусывалось салом… На следующее тяжелое утро ожидаемой виктории не получалось и состояние его ухудшалось. Ему становилось трудно дышать, но он продолжал упорствовать:
– Странно, почему-то в этот раз водка не подействовала! – изворотливо констатировал он, оставляя надежду на то, что будут еще такие случаи, когда любимый метод сработает!..
Как-то незаметно повелось, что в морозилке его теперь всегда ждет литровая бутылка для очередной или внезапной болезни…
Тот единственный оздоровительный день, когда он по-офицерски отмучился двадцать четыре часа без еды, муж запомнил навсегда и сделал четкий и простой вывод: надо держаться подальше от тех, кто постится, голодает или экспериментирует с диетой. С тех пор у него также сформировалась болезненная привычка запасать продукты, как будто он перенес блокаду Ленинграда, и нести в дом все, что хоть как-то – пусть и отдаленно – связано с едой или ее получением. На всякий случай. В одном ряду здесь стоят такие действия, как поиск и сбор грибов – не ради любования великолепными осенними пейзажами, волнующими художников и поэтов всех мастей, и не ради лесных прогулок с чудным ароматом и шорохом прелой листвы, а ради самого сбора грибов. Ловля рыбы для получения самой рыбы, а не для ожидания волшебства рассвета и заката, и даже не для теплых посиделок с друзьями у костра. Изготовление ножей, чтобы удобнее было собирать грибы и разделывать рыбу, приобретение коптильни, покупка аквариума, строительство пруда и тому подобное. Если я замечу нечто романтизированное в том, что делает муж, то при ближайшем рассмотрении это действие окажется основательно приземленным и полностью утилитарным. Все более приземленными становятся и наши разговоры по телефону.
Работает супруг вахтами на морских буровых платформах в разных частях света.
В один из вечеров, перед сном, он, как всегда, позвонил мне с работы домой в Ванкувер, начав с вопроса:
– Яна, мне поляк закваску дал, и я сделал кефир из нее. Мне привезти ее домой?
Так как общаемся по телефону мы по два-три раза ежедневно, то каждый разговор обычно является продолжением предыдущего. Услышав эту фразу, я понимаю о чем идет речь – о молочной закваске, из которой вот уже пару недель на работе муж делает некий кефир… Также знаю я кто такой поляк – это Крис, сослуживец из Польши. Такой живенький тип. Человек он лет пятидесяти шести, небольшого роста, с отвислыми и прокуренными усами. Супруг его уважает, потому что поляк этот – надежный и серьезный мужик. Работают они вместе уже несколько лет. Я, само собой разумеется, в жизни никогда Криса не видела, так как на нефтяной вышке не была… Поляка знаю только по рассказам супруга. Криса я представляю, как нечто среднее из двух образов: автора-исполнителя Александра Розенбаума и Тараса Бульбы (в варианте из картины Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану»). Тарас Бульба –для тех, кто не в теме Репина – это большой, с огромными белыми усами казак в красном зипуне справа на полотне. Вот все…
Однако в заданном вопросе мужа отсутствует главное: объяснение – зачем он хочет привезти эту закваску домой.
Я, как жена, хочу знать, действует ли любимый супруг осознанно, понимая вкус полученного продукта, или же он просто автоматически, по привычке нести в дом все, что связано с едой, пытается доставить некую биокультуру для производства непонятного кисломолочного напитка. Поэтому я отвечаю коротко:
– Недостаточно информации…
– Ну, поляк, с которым я работаю, дал мне закваску кефирную и я сделал из нее кефир. Мне эту закваску домой привезти? – просто повторяет уже сказанное муж.
– Все еще не хватает информации…
Я пью чай, поэтому торопиться мне некуда: я даю ему время…, я терпеливо жду ответа. Муж зациклен на мысли-задании, которое он сам себе дал: привезти закваску домой. Для выполнения этого задания ему нужен сигнал, отмашка, приказ, просьба, – словом, некий знак от меня…
– Хм… – он серьезно задумывается, – что тебе еще нужно?.. Про поляка я тебе рассказывал, мы с ним уже давно рабо....
– ТЫ ПОПРОБОВАЛ КЕФИР, КОТОРЫЙ СДЕЛАЛ?! – я повышаю голос.
Нет, не получается терпеливо у меня…
– Да…
Муж молчит, считая, по-видимому, это достаточным ответом, поэтому приходится задавать следующий наводящий вопрос: