Эрановум

– Он не умеет плавать!

– Вот же черт! – громко ругается Сандр и тоже срывается в бурлящие волны.

Хватаюсь за голову. Неужели все это происходит на самом деле? Лисса, Ник, Сандр! Я ничего не вижу, кроме потоков холодной воды. Бездействие убивает. Мне хочется кинуться следом за ними и сделать все, чтобы спасти друзей, даже понимая, что шансов почти нет. Также как и Ник не раздумывая бросился за Лиссой, хотя сам не умеет плавать. В подобных ситуациях о таких вещах не думаешь. Я скидываю рюкзак, но кто-то силой тянет меня подальше от воды. Это Марк.

– Пусти! – кричу я.

Я вырываюсь и возвращаюсь к водоему. В пенистых волнах мелькает рука. Она цепляется за край суши, пытаясь преодолеть течение. Я кричу Марку, чтобы он помог мне вытащить Сандра и Лиссу. Он кидается к воде. Сначала на берег падает тело девушки, а затем и Сандр обессиленно растягивается на суше. Он тяжело дышит. Но Лисса не двигается вовсе. Паника внутри меня разрастается до дурноты, и я почти совсем перестаю соображать, что происходит. Все словно не взаправду. Белое, как снег лицо Лиссы, короткие каштановые локоны, с которых бежит вода, а на ресницах закрытых глаз лежат хрустальные капли.

– Она не дышит, не дышит! – кричу я.

Марк пытается привести ее в чувства. Он кладет ладони на середину грудной клетки девушки и выполняет ритмичные надавливания, считая до тридцати. Один, два, три… тридцать… Зажимает нос двумя пальцами и равномерно выдыхает в течение одной секунды, затем еще раз. И снова – один, два, три… Выдох.

Она не двигается, дыхания нет. По моим щекам бегут бесконтрольные слезы. Это самый страшный кошмар, которой я видела на яву. Мне, кажется, что определенно должно случиться чудо и она вот-вот откроет глаза, но этого не происходит. Марк неустанно продолжает попытки вернуть девушку к жизни. Я держу ее за маленькую холодную руку и шепчу, будто смогу достучаться до нее, разбудить: «очнись, очнись, пожалуйста…»

Наконец, Марк поднимается, смотрит на меня так, что внутри обрываются последние нити надежды. Он качает головой.

– Нет! Не смей умирать! – Я что есть сил трясу безжизненное тело подруги, но оно не откликается. Ее голова безвольно откинулась назад, руки обмякли, пульса нет. – Сделай же что-нибудь! Не оставляй ее так! Марк!

– Ева, она ушла, мне не под силу вернуть ее обратно.

Марк пытается обнять меня, но я отталкиваю его и бегу прочь отсюда. Передо мной снова эти чертовы стены, которым ни конца ни края нет. Я падаю коленями на пол. Бью кулаками о землю, несколько раз – мелкие колотые камушки впиваются в ладони и на них в некоторых местах проступает кровь. Боли нет, она вся внутри. Хочется кричать, что есть сил, но вместо этого приходится зажимать рот рукой и скулить, корчась от злости и отчаяния, раздирающего внутренности будто дикий зверь.

Никто не подходит ко мне. Я одна и в душе благодарна им за это. Не могу видеть кого-то, только не сейчас. Не хочу слышать бессмысленные слова соболезнования или поддержки и особенно не хочу думать о том, что нет времени оплакивать смерть Лиссы и Ника, что нужно идти дальше.

Я ненавижу Марка за то, что он не смог помочь Лиссе и ненавижу Сандра, что не успел спасти ее. Знаю, как это глупо. Они ни в чем не виноваты и сделали все, что могли, но при мысли о них, внутри все переворачивается.

После продолжительного одиночества, что я провела сидя в полной темноте маленького закутка, куда меня привели ноги, решаю вернуться. Хотя бы, чтобы попрощаться с Лиссой.

Она лежит все на том же месте. Я убираю дрожащими пальцами мокрые волосы с круглого лица. Лисса будто спит. Просто очень крепко. Черты лица расслаблены и выражают умиротворение так, если бы она была сейчас в полной безопасности, дома, рядом с родными. Я наклоняюсь и слегка касаюсь губами холодного лба.

– Прощай, – шепчу я.

Заботливо складываю руки девушки на груди. Теперь она навсегда останется здесь.

Глава 20

Внутри все окаменело. Боль оглушила, дезориентировала и вроде как я с трудом отдаю себе отчет в том, куда иду и сколько времени прошло. Выполняю все машинально. Просто перебираю ногами вслед за остальными. Остальными четырьмя людьми из изначальной группы в восемь.

Если верить Сандру, то до выхода из пещеры осталось совсем немного. По идее место, где мы сможем покинуть подземелье находится на значительном расстоянии от Эрановума и базы, расположенной на поверхности, которая охраняет доступ к городу. Есть надежда, что преследователи до нас не доберутся. Вот только путь на земле предстоит тоже не малый. Нужно как следует отдохнуть и пополнить запасы воды из ручья, протекающего вдоль нашего маршрута.

Мы делаем длительный привал с расчетом на ночной сон, доедаем остатки припасов и прислушиваемся к тишине пещеры, чтобы не проглядеть приближение псов. Я, что есть сил, стараюсь не разрыдаться у всех на глазах. Вроде получается.

Данис жмется поближе к матери. Еще бы, даже взрослые пребывают в состоянии шока после того, что уготовил нам поход к свободе, что уж говорить о ребенке. Может действительно было бы лучше оставить их с Таней в городе? Как ни крути, там куда безопаснее. Но теперь уже поздно думать об этом, тем более что я надеюсь к раннему утру все-таки выбраться отсюда.

Марк и Сандр попеременно остаются на стороже, а мы втроем устраиваемся среди больших камней, подложив под головы рюкзаки. Данис просит сказку перед тем, как уснуть. Видимо привычный ритуал успокаивает его после страшных событий. Я тоже некоторое время слушаю историю про хитрую лису и доверчивого зайчишку и довольно быстро проваливаюсь в сон под тихий голос Тани.

Я дергаюсь от внезапного пробуждения. Открываю глаза – Таня и Данис мирно спят рядом в обнимку, а Марк у стены. Приподнимаюсь на локте и выглядываю из-за камня. У края выступа сидит Сандр и глядя в темноту, крутит в руках свои наручные часы. По мере того, как я приближаюсь к нему, мне становится слышно, как в тишине притаившегося мира тикают маленькие стрелки.

– Сколько сейчас? – киваю в сторону циферблата.

Усаживаюсь рядом. Ноги свободно свисают с выступа над широкой пропастью. Смотришь в нее и кажется, что бездна затягивает в себя, как в липкую трясину. Но мне совсем не страшно. Или просто страх стал настолько привычным, что я больше его не чувствую.

Слегка болтаю ногами – это даже приятно. Если бы не пронизывающий холод, то и вовсе можно было бы расслабиться. Ни о чем не думать.

– Два, – отвечает Сандр и застегивает часы на запястье.

– Они довольно старые. Принадлежали отцу? Или если быть точнее, Джону Хаду?

– Да вообще-то, нет, – усмехается Сандр. – Купил их сто лет назад в антикварном магазине. Просто понравились. Но как ты узнала, что я сын Джона?

– По глазам, – улыбаюсь я.

– Неужели?

Уголки его губ слегка дергаются вверх, а черные глаза лукаво вспыхивают. Я бы сказала, что в некоторое моменты они становятся такими жгучими, будто в них чертики устроили дикие пляски. Это и пугает, и завораживает одновременно. Оторвать взгляд очень сложно, да и не хочется.

Сандр подтягивает меня к себе. Так близко, что кружится голова и мысли совсем перестают тревожить меня. Даже холод больше не чувствую. Наоборот, по телу быстро растекается сладостное тепло. Я продолжаю тонуть в его глазах и закусываю нижнюю губу. Сердце колотится как безумное. Лицо мягко щекочет дыхание Сандра и я рефлекторно прикрываю глаза, чтоб сильнее ощутить вкус губ, которые вот-вот встретятся с моими.

Еще никогда в жизни я не испытывала подобного блаженства. Поцелуй не был первым, но в этот самый миг он настолько затронул все самые чувственные струнки во мне, что я стала всерьез мечтать о том, чтобы он никогда не кончался. Губы Сандра заставили на время забыть обо всем.

Он отпускает меня из своих объятий и глядя томным взглядом, произносит:

– Хочу, чтобы ты знала, как сильно я…

– Наверное, нам пора двигаться дальше? – обрывает его на полуслове Марк.

– Пожалуй, – сквозь зубы отвечает Сандр.

Я смотрю то на него, то на Марка. Оба молчат и не спускают друг с друга глаз. Ругаюсь про себя – ситуация не из приятных. Недавняя страсть в одну секунду сменяется нервной тошнотой, а лицо полыхает огнем и даже мое собственное дыхание кажется мне чересчур горячим. Чувствую себя виноватой перед Марком, но не понимаю, почему, ведь мы всегда были только друзьями. Определенно близкими людьми, но все же не более.

На душе еще хуже, чем было до поцелуя. Стараюсь меньше думать об этом, поскольку есть проблемы гораздо важнее, чем недопонимание среди нас троих. Но мысли все так и лезут в голову без спроса. Чтобы как-то отвлечься, занимаюсь укладыванием в рюкзак фляги, аптечки и единственного яблока, что осталось от вечерней трапезы. Бужу Таню и Даниса. Мальчик сонно зевает и ни в какую не хочет отпустить шею мамы, которую цепко обхватил обеими ручонками.

Забросив лямки рюкзаков на плечи, шагаем в сторону низкого прохода. Опять придется согнуться, чтобы преодолеть его.

Наконец, впереди брезжит свет. Он тускло растекается по коридору, уходящему вправо, и манит к себе. Сворачиваем ему навстречу. Свет все ближе и ближе – кажется, что руку протяни и сможешь почувствовать его кончиками пальцев. Становится страшно. А вдруг все не по-настоящему? Вот зажмурюсь сейчас, а когда открою глаза – его то и нет, а созданная реальность рассыплется на крошечные частички, похожие на искры, которые тут же растают во тьме.

Начинаю бежать. Ноги энергично пружинят будто я совсем не устала. Я все быстрее приближаюсь к свету и скоро смогу удержать его, ухватиться обеими руками. Слышу, как позади также ускоряются остальные. Они кричат, но я не прислушиваюсь до тех пор, пока не раздается лай, настигающих нас, пещерных псов. Он гремит в стенах пещеры эхом и вселяет ужас во всех, кто его слышит. Оборачиваюсь и мгновенно врастаю в землю. Таня с Данисом на руках проносится мимо, а Марк и Сандр отстают, чтобы защитить их от стаи свирепых животных.

– Ева! – кричит мне Таня.

Я не бегу. Вместо этого, как под гипнозом, поднимаю оружие. Надо же рука совсем не дрожит. Пальцы крепко сжимают Z 20–32 и готовятся спустить курок. Один из псов визжа отлетает в стену, но отряхнувшись встает. Я направляю Z 20–32 в его сторону и снова делаю выстрел. На этот раз зверю досталось сильнее. Марк также удачно сбивает второго, а потом догоняет меня, подталкивает вперед:

– Беги вперед, живо!

Послушно мчусь вслед за Таней. За спиной один за другим раздаются выстрелы и истошный визг псов. Все повторяется, как тогда, когда погиб Макс, но теперь впереди не бесконечный путь, а свобода. Я почти чувствую ее.

Уже виднеется конец коридора, а за ним обширный зал с открытым выходом наружу. Неужели добрались? Я задерживаюсь у края коридора, в то время как Таня и Данис уже покинули его. Ищу глазами Марка и Сандра – они неспеша следуют за нами. К счастью, все кончилось хорошо.

Неожиданно внутри разрастается странное чувство. Оно начинается в ступнях, поднимается вверх, достигая кончиков пальцев и звенит в ушах – это тело вторит землетрясению, которое вызвала череда силовых волн, выпущенных из оружия. Все вокруг вибрирует и в считанные секунды потолок начинает рушится, угрожая заключить всех нас в смертельную ловушку. Сталактиты падают дождем, камни летят отовсюду, а я не могу сдвинуться с места. Так и стою, как громом пораженная. Большущий сталактит, упавший прямо перед моим носом, выводит из оцепенения. Я верчу головой из стороны в сторону, чтобы понять кто где находится.

Слышу, как зовет Таня. Бегу к ней. Я не сразу вижу, что произошло, но когда подошвы ботинок погружаются в алую жижу, то мгновенно отпрыгиваю в сторону. Я стала в лужу крови. Таниной крови. В животе девушки торчит острый осколок сталагмита, а рядом бьется в истерике ребенок. Невредимый.

– Забери его, пожалуйста, – молит девушка, сгибаясь от боли.

Смотрю на рану и понимаю: я не смогу помочь ей. Никто бы не смог. Единственное, что могу сделать – это выполнить просьбу и увести ребенка.

– Ну же, бегите, – хрипит Таня и на последнем выдохе добавляет: – позаботься о моем сыне.

– Мама! – раздается оглушительный крик.

Обхватываю Даниса левой рукой за туловище, а правой утыкаю его голову в свое плечо, чтобы он не смог видеть, как умирает его мать. И бегу. Все дальше и дальше. Дыхание перехватывает. Пытаюсь глотать кислород ртом, а в горло попадает только пыль. Слезы застилают глаза, делая картинку передо мной размытой, но я все равно продолжаю бежать и стараюсь не попадаться под все еще летящие камни. Время от времени вытираю глаза тыльной стороной грязной исцарапанной ладони.

«Мама!» – снова и снова пронзает грудь.

Только когда над нашими головами открывается слегка порозовевшее в преддверии рассвета небо, я позволяю себе остановится. И лишь сейчас до меня доходит весь ужас произошедшего – мы выбрались, но я и Данис одни. Бессильно опускаюсь на землю. Вот она, поверхность. Зарываюсь в нее пальцами, сжимаю мокрые песчинки, камушки и мелкую шершавую траву. Подношу к лицу и вдыхаю запах. Все настоящее. Я вдруг обрела так много, но заплатила слишком большую цену. Я живая, они – нет. Они – люди, которые были мне очень дороги. Пещера, в недрах которой таится Эрановум, с особой жестокостью забрала каждого из них.

Землетрясение кончилось. Пыль все еще стоит столбом. Сквозь нее виднеется выход, частично заваленный камнями и какое-то движение внутри. При виде мужского силуэта сердце затрепетало надеждой. Велю мальчику оставаться на месте, а сама бегу навстречу фигуре. Мы не одни. Я не одна. Вот он совсем рядом, протягиваю руки и бросаюсь ему на шею, он в свою очередь хмурится от боли и держится за правый бок. Наверное, пострадали ребра. Аккуратно отстраняюсь.

– Ты ожидала увидеть другого? – спрашивает он.

– Я ожидала, что выживут все и мы вместе вернемся домой, но благодарю Бога, что он хотя бы оставил мне тебя.

Стискиваю руку Марка, будто боюсь, что стоит мне выпустить ее, как я его тут же потеряю. В последний раз оборачиваюсь – никого. Сжимаю пальцы Марка еще сильнее и веду его к месту, где оставила Даниса.

Он сидит на том же холмике, испуганный, уставший, но распахнутые глаза полны удивления и восхищения. Перед его взором расстилается вечнозеленый самшитовый лес. Он тянется от скалы во все стороны, уходя вдаль к морю и разносит вокруг запах влажной коры. Стволы тисса и самшита, густо торчащие из бугристой земли, сплошь поросли пушистым мхом, украшенным утренней росой. На ветках просыпаются птицы. Они принимаются щебетать, каждая на свой лад, придавая лесу сказочность и цветущий весенний вид. Такой я ее и помню – землю.

Над морем появляются первые блики солнца. Один за другим они растекаются по небу будто розовая и оранжевая краски ложатся на холст поверх фиолетовой и вопреки всем законам смешения цветов в конце концов превратятся в голубой. От такого великолепия замирает сердце и кислорода становится мало. Хочется надышаться красотой.

– Что это там? – Дергает меня за руку мальчик и показывает пальцем на загорающийся горизонт.

– Это рассвет, Данис. А рассвет – это всегда начало.

Эпилог

Даже не думала, что за двадцать лет мир мог измениться так сильно. Города, где частные дома – это редкость, выросли до такой степени, что у некоторых из них стерлись границы и они слились в один. Объединившиеся города стали называть Колоссами. По таким передвигаться можно только на поезде. Тем более, что легковые машины запретили совсем. Их не могут позволить себе даже очень богатые люди. А все потому, что воздух стал настолько грязным, что очищать его приходится искусственно, не говоря уже о том, чтобы дополнительно засорять. За такое арестуют, глазом не успеешь моргнуть.

По той же причине особенно охраняются леса. Бумажные книги лишь в специальных библиотеках музейного типа, в которые не так-то просто попасть. Документов и вовсе не найдешь. То, что и существовало раньше, давно переработано. Также переработан и весь существующий ранее пластик. Из него вышла отличная мебель. Вот как этот диван, на котором часто засыпает Данис у меня под боком. Спать один пока боится. Оно и понятно.

Я рассказываю ему сказки на ночь и целую в макушку, как делала Таня. Это напоминает ему о маме. Раньше было слишком трудно говорить о ней, но позже эти разговоры стали привычными и каждый раз, когда он спрашивает, увидит ли ее снова, я отвечаю:

– Нет сильнее материнской любви, Данис, а значит твоя мама ни за что тебя не оставит и всегда будет рядом.

– Даже сейчас? – спрашивает ребенок.

– Даже сейчас. И если ты не можешь увидеть ее глазами, то сердцем почувствуешь обязательно.

После моих слов, мальчик обычно закрывает глаза и улыбается. Чувствует.

Новые профессии, связанные с охраной леса, переработкой разных видов мусора, очисткой воздуха и воды, очень востребованные и почетные. На них кого попало не берут, а мне туда и вовсе путь заказан. Для всего мира Марк, Данис и я остаемся невидимками. Нас нет. Как и нет атикодов, вживленных с рождения, которые свидетельствовали бы о нашем существовании. На них с самой первой минуты копится вся информация: биография, образование, банковские счета, судебные разбирательства, а еще все адреса, где когда-либо засветился код. Ничего и не от кого теперь не скроешь.

Впрочем, даже не смотря на всю жуть этой ати-системы, есть и положительные моменты. По крайне мере для меня. Я довольно быстро нашла адрес. Тот самый.

Конечно, это был огромный риск отправиться в такое путешествие, при условии своего нелегального существования, но я должна была выполнить обещание, ибо, не сдержав слова, не смогу двигаться дальше. Кое-кто из ребят группы противников атикодов, что приютила нас, вызвался помочь. Оуэн, так его зовут, выдал мне утром подделку. Вообще-то, код вполне себе настоящий, просто принадлежит человеку, который уже умер. Проявив ловкость, по нему можно проехать в поезде, например, но в случае, если законохранителям придет в голову устроить проверку, то предъявить, по сути, нечего.

От сопровождения я наотрез отказалась. Незачем другим рисковать. Это лишь мое дело. Особенно важное, хоть и со стороны выглядит, как не стоящее опасной дороги.

Вот и поезд. Вхожу в него с невозмутимо поднятой головой и после удачного сканирования усаживаюсь на свободное место. После резкого толчка транспорт приходит в движение.

Мы катимся по однообразным пустынным улицам. Высокие дома жмутся друг к дружке беспрерывным рядом, создавая впечатление сплошной стены. Ни машин тебе, ни ярких магазинов. Торговля целиком и полностью ушла в офлайн, остались только склады, как правило расположенные за городом. Хорошо еще, что цветам нашлось место, а то совсем было бы уныло.

Поезд со скрипом тормозит на конечной остановке. Сердце возбужденно екает. «Спокойно» – приказываю я себе и делаю несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы избавиться от волнения и придать дыханию ровный темп.

Выхожу из вагона. В руках сжимаю небольшой матовый пакет, так сильно что пальцы деревенеют. Иду вдоль оставшихся немногочисленных домов в частном секторе и ищу глазами среди них номер двадцать три. Вот он. Зеленая лужайка с рослыми каштанами, несколько кустов ежевики перед крайним окном, а возле крыльца ночная фиалка. Мама всегда любила эти цветы. Она бережно ухаживала за ними, а по вечерам, когда медовый аромат вовсю расползался по двору, с упоением вдыхала их запах. Иногда это могло длится довольно долго. Бывало и я присоединялась к ней. Потому-то аромат цветущей фиалки ассоциируется у меня с матерью, ее безмятежностью и любовью к природе.

Я незаметно прохожу к двери, нагибаясь под окнами, чтобы ненароком не встретиться с кем-нибудь из жильцов, оставляю пакет на пороге, стучу и стремглав бегу за деревья. Спустя пару минут дверь открывается. Из дома выходит тридцатилетняя девушка с коротко подстриженными рыжими волосами и пронзительными голубыми глазами. К горлу подступает комок. Мне больше не удается сдержать слез. Смахиваю их рукой, но тут же подступают новые. Как она повзрослела, как похорошела. Моя маленькая Алиса. Она проводит недоумевающим взглядом по двору, всматривается вдаль, но никого не обнаружив, уже собирается вернуться в дом, как вдруг видит мой сверток. Девушка наклоняется и осторожно берет его кончиками пальцев. Она мешкает несколько секунд не решаясь открыть, пока за ее спиной не показывается мама. У нее крашенные в темный цвет волосы, видимо, чтобы скрыть седину, россыпь мелких морщинок, а в руках дымящаяся кружка. Желтая, с радугой, которая когда-то принадлежала мне. Неужели они сберегли ее?

Сколько сил мне стоит, чтобы сдержаться и не броситься к ним. Нельзя. Меня для всего мира нет, а основатели города под землей так просто не сдадутся и не оставят меня в покое, ведь если я жива, значит проект находится в опасности. Как говорила Кира: «угрозу нужно устранить». В данном случае, я и есть угроза. И пока не смогу это изменить, я не должна возвращаться, чтобы не навлечь беду на родных.

– Что внутри? – спрашивает мама.

Алиса неспеша открывает сверток, сначала заглядывает в него, а потом достает ее любимое круглое печенье, усыпанное ванильным сахаром. Несколько секунд девушка находится в ступоре. Она прижимает пакет к груди, прикрывает рот трясущейся рукой и тут же сползает по стене на крыльцо.

– Чудо, – сквозь слезы улыбается она.