Навстречу звезде

День третий, 21 августа

Утро. Ужас. Как выключается этот будильник? Где ведро с кофе? Где носки? Измазал пол-лица зубной пастой, пока чистил зубы. Как хорошо, что на улице полумрак, как хорошо, что в метро сегодня так тесно и можно повиснуть между тёплыми, плотно прижатыми куртками. Наконец-то уютное рабочее, от всех закрытое место.

В моём ларьке было старое примитивное радио. Не включал его, наверное, год. Сегодня из-за плохого сна никак не мог проснуться, в глазах будто был песок, и вместо обычных журналов и газет решил послушать радиоприемник.

По радио вещал какой-то доморощенный философ. В его голосе слышался нездоровый восторг. Создавалось впечатление, что он в состоянии эйфории.

То ли его так возбуждали собственные мысли, то ли какие-то вещества. Наиболее запомнился мне один фрагмент его монолога:

«Однажды, а скорее всего, даже вдруг. Ты ловишь, а скорее даже в тебя вонзается переосмысление. И недолго, в мучениях, в тяжёлых ночных думах, а стрелой вонзается в висок новое видение всего окружающего. Как решение всех проблем, как избавление от всех жизненных вопросов и сброс с плеч всех камней, – понимание полнейшей и истиннейшей постоянной победы жизни над смертью. И не борьбы, не конкуренции, а постоянного, циклического доказательства бессмертия жизни, бессмертия самого великого и единственно-истинного чуда в мире нашего сознания.

Наблюдая за случайно сгорающими в языках пламени костра, сплетёнными в стремлении продолжить свой род насекомыми… За пробивающими все преграды ростками бледно-зелёной зелени, выросшей на чьём-то прахе… За жирной, потной бабой, облизывающей свои пальцы после очередной порции… Ты видишь лишь многочисленные оттенки яркого света жизни, играющего в многогранности нашего мира.

Всё, что ты видишь, становится эмоционально узким, ёмким, единым. Ты видишь царство и царствование жизни во всём. И это прекрасно всегда.

Обрести ощущение всепреемственности царства жизни можно, лишь зародив-подарив-создав новую жизнь».

Мне бы его восторги и видение. Я вижу вокруг один зловонный тлен. Может, он глупец, а может, мудрец, а может, всё дело в том, что он принимает перед своими выступлениями. Как вечно весёлый Патрик со своими ежедневными пробами новых веществ, стимулирующих сознание.

Сменил радиоканал на новостной. В новостях, как всегда, где-то на юге ликвидировали повстанцев, борющихся за независимость и желающих вернуться к заветам предков. Где-то на севере шли демонстрации. Там требовали введения инноваций и внедрения новых технологий во все сферы жизни и, главное, в правительство. Реорганизации на всех фронтах. Так и получается. Где-то тянут в будущее, где-то в прошлое, а в итоге всё стоим в настоящем. И видим хорошую жизнь либо впереди, либо позади, но не здесь.

Время из-за нехватки сна тянулось невероятно долго. Время. Бесформенное бесконечное для самого себя, но конечное для всего остального.

В газете с криминальной сводкой как всегда море крови политики и горя. Душераздирающие истории конца времени для многих людей. Отец вёз сына от бабушки в день его рождения. Дома уже накрыт праздничный стол, развешаны украшения, приглашены гости. И на полпути время у отца с сыном кончилось в искорёженной машине. А через несколько часов, за минуты до прихода гостей, оно кончилось и для оповещённой патрульными матери. Кончилось привязанной к крюку люстры бельевой верёвкой. Когда читаешь такое, хочется, чтобы время можно было повернуть вспять, но нельзя съесть салат, а потом его приготовить.

День, наконец, закончился, и надо было плестись домой, в страхе ожидая новый кошмар.

Разобравшись с домашними делами и набив желудок консервированными радостями низшего класса, я как обычно повалился на кровать. Под бубнение новостного канала я быстро уснул, замотавшись в одеяло как в кокон. Во сне я слышал монотонный голос, грубо скрежещущий на каком-то языке одну и ту же фразу. Как только я его услышал, моя грудная клетка начала сдавливаться, будто одеяло душило меня. Лёгкие горели. Меня словно топили в пламени костра. Голос становился всё громче, а дышать было всё больней. Теряя сознание во сне, от боли я очнулся на своей кровати, вздрогнув, и замотанный в одеяло упал на пол, больно ударившись виском.

День четвертый, 22 августа

Утром полностью отдался во власть выработанному годами алгоритму действий, некоему автопилоту. В голове гудело от бессонницы и синяка на виске. Понял, что уже на улице и направляюсь в первый круг ада, под землю, только по бодрящим каплям холодного дождя, врезающимся в лицо. На работе упал в кресло и, обняв себя руками, на мгновение уснул. Но тут же разбудил настойчивый стук в окошечко. Какой-то небритый высокий мужчина в полицейской форме требовал продать ему журнал об истории искусств. Тоже мне, искусствовед. Видимо, интересуется фресками пыток Помаранчо или кого-нибудь ещё, для выбивания признаний с особым изыском.

По радио еле слышно шли дебаты. Я прибавил громкость, чтоб хоть немного разогнать сон. В эфире была историко-политическая передача о теориях расцвета, падения и исчезновения цивилизаций. В частности, о событиях не так давно минувших. О Инферсинии. Я читал ряд статей в журналах о тех землях и событиях, которые превратили многие государства в пепел, а земли – в пустыни.

Эти проклятые человечеством земли находятся южнее 35-й широты и простираются до самого южного океана. Сложно даже представить, каким образом там могло выжить хоть одно существо. Но неоднократно я слышал о целых семьях, приходящих оттуда и молящих об убежище в «живых» землях. Говорили, что кожа этих беженцев лохмотьями висела на открытых участках тела, в местах, где она уже отпала, оставались белые пятна. И кожа этих людей была похожа на коричнево-белый камуфляж.

Инферсиния, как говорят историки, некогда была вполне себе пригодна для жизни, там выращивали фрукты, добывали нефть и весьма неплохо жили. Но всё кануло в небытие. Точных причин никто уже не скажет. В некоторых научных изданиях пишут о ядерной войне, убившей всё живое и начатой по религиозным мотивам. Некоторые доказывают свою теорию о внезапном повышении солнечной инсоляции и выжигании флоры, иссушении водоёмов и естественном повышении радиационного фона. А есть и такие, которые всё объясняют весьма прозаично – деньгами. Попыткой передела природных ресурсов и власти в этих землях. На мой взгляд, всем этим знатокам истории стоило бы объединиться и создать единую теорию, в которой бы земли, обособленные не только политическими, но и религиозными границами, богатые стратегическими природными ресурсами, дурели от жары и социального неравенства. Начинались взаимные чистки всеми возможными способами, в том числе с использованием и всегда срабатывающих чисток по религиозным убеждениям. Причём в связи с тем, что религия одна, люди были вынуждены сегментировать её хоть как-то, хоть запятой в Священном писании, хоть различной трактовкой этой запятой в разных общинах по сути единого общества. И тут в игру вступают деньги иных обществ и их лидеров. А точнее, деньги обществ вступают в смертельную игру по единоличному решению об этом лидеров этих обществ. Снабжение оружием и тех, и других воюющих сторон, с надеждой на их взаимное уничтожение и лёгкое занятие пропитанных кровью земель. Но, видимо, что-то пошло не так, видимо, не было расчёта на то, что не все представители умерщвляемого общества готовы взять оружие в руки. И этот просчёт вполне объясним. Ведь одно племя всегда видит в другом беспринципных, диких, кровожадных варваров. Готовых пожирать плоть павших и бездумно нестись в бой на любого, названного врагом. И все эти несогласные с войной и жаждущие мира люди наверняка бросились врассыпную от выстрелов и взрывов. Вот тут-то и пришлось использовать ядерное оружие. Как дихлофос против разбегающихся насекомых, гигантский огненный тапок, размазавший всех и вся по ранее цветущим землям.

Что-то подобное, наверное, получилось бы у всех этих историков. И главное, что никто, как и принято, в ситуациях с геноцидом не виноват. Ведь сейчас все мы живём под одним флагом, а значит, нет врага, и обвинить во всех грехах некого.

Всё началось из-за одурманивающей жары.

Сейчас войн не происходит. Все подвластны одним правителям. Но противники, жаждущие власти, естественно, есть и у них. Но война с оппозицией менее заметна, но более отвратительна. Оппозиция устраивает и спонсирует антиправительственные митинги. Льёт грязь на правящую власть. Порой даже специально провоцирует институты власти угнетать и изолировать своих активистов, дабы представить их мучениками. И когда все эти действия выходят за рамки локальных, малозначительных… Когда к митингу вдруг подключаются сторонние граждане, подхваченные революционной волной и стадным чувством… Правительство достаёт из рукава самый грязный и дурно пахнущий козырь – терроризм. Терроризм сейчас, как и раньше, является очень популярным политическим инструментом. Но в прошлом его использовали для компрометации других стран, сообществ. А сейчас всё чаще это инструмент отката воздействия оппозиции на народ. Примерно каждые десять лет, плюс-минус три года, оппозиция набирает силы и выводит людей на площади, провоцирует коррупционные скандалы, вызывает недоверие к власти. И каждый раз спустя несколько дней или недель после масштабных митингов по стране проносится серия террористических актов. Как правило, обвиняют бродяг из Инферсинии или сошедших с ума оппозиционеров. Потом всё как по накатанной. Десятки арестов, разрушение якобы террористической ячейки, но никогда не полное уничтожение террора, мало ли что, вдруг ещё пригодятся… Сцены, трибуны, митинги во сплочение и единство народа. Для людей повнимательнее снимается масса фильмов про правительственные заговоры. Чтобы любящий власть смотрел как на сказку, а видящий, как эта власть строится, считал, что все всё знают, и мысленно переложил ответственность на других и решв, что, значит, так и должно быть. Вот так террор и продолжает жить даже в самой любимой и родной стране.

С древних времен и по сей день лживые, извивающиеся как змеи правители льют нам в уши свой сладкий яд. Убаюкивают наше сознание, не давая открыть глаза. Первые правители открыто называли себя богами, окружив себя слугами-воинами и жрецами-факирами, внушающими страх силой или фокусами проявления божественной силы владыки. К настоящему времени власть ничуть не прогрессировала. Всё те же войны, внушающие страх народу, всё те же фокусы в виде агитационных патриотических лживых пропаганд сетью окутывают всю доступную людям информацию. И всё так же имеющие власть считают себя по отношению к простым людям богами. Боги, требующие жертвоприношения в виде налоговых сборов с верующих в непогрешимость их власти. А без жертвоприношения, как известно, дождь не пойдёт и солнце не встанет. А кто не уверует, того на дыбу, ибо вера должна объединять.

По дороге домой, неторопливо бредя по тротуару, увидел невысокого сутулого мужчину в коричневом старомодном плаще и круглых очках. Меня привлёк не он, а его собака. Среднего размера пес с закрученным крючком хвостом и песочного цвета шерстью двигался совсем не естественно. Его задняя часть тела была выше холки, оттого он всё время неуклюже заваливался на бок при беге. Присмотревшись, я заметил, что передние лапы собаки были вывернуты наизнанку, как у комедийного актера из первых раритетных чёрно-белых фильмов. Это заставляло собаку ступать крест-накрест. Мужчина заметил мой интерес, быстро подозвал пса и, пристегнув поводок, поспешил в ближайший двор. Меня это удивило, ведь содержащие изувеченных животных люди чаще всего любят демонстрировать своё великодушие и безграничную любовь к братьям нашим меньшим. Интерес к собачнику исчез мгновенно. У меня не было сил думать о чём-то, кроме чашки горячего растворимого супа и тёплой постели.

Я смотрел телевизионные, идущие одна за другой передачи, пока не провалился в сон. Сон, которого боялся. Опять эти голоса. Опять жар, сжигающий меня изнутри. Горло резала несуществующая верёвка. Из кистей будто вырывали сухожилия. Агония сна тянулась, казалось, вечно. Я каким-то усилием воли выдернул себя из этого кошмара и резко встал с постели. В телевизоре гудело пёстрое табло прекращённой трансляции. Я спал полтора часа.

День пятый, 23 августа

Я чувствовал себя живым мертвецом, бредущим в пустом сером мире. Я выпил крепкий кофе дома, купил кофе в автомате перед входом в метро, купил кофе у Патрика возле своего ларька, не поняв ни слова из того, что он мне сказал. Сходил за сигаретами, растворимым кофе и энергетиком. Закурил, спрятавшись за ларьком. Насыпал кофе в энергетический напиток, меня облило пеной, но я выпил горькое зелье бодрости. С рвотными позывами и сумасшедшим сердцебиением пришла какая-никакая бодрость. Я сел в рабочее кресло, и запах газет сегодня был мне отвратителен. И одинокий луч солнца бесил меня тем, что выбрал стекло именно моего ларька и резал мне своими бликами глаза, казалось, выжигая мозг. Мне ничего не хотелось делать, даже подвинуть стул, чтобы солнце не светило на меня, было лень. Я достал дневник, но буквы не вырисовывались, ручка выпадала из рук. Очередной раз отвлекаясь на покупателя, я увидел её.

Она шла, задрав нос в самообожании так высоко, что казалось, не может видеть, что у неё под ногами. Её неестественно белёсые волосы локонами, похожими на змей, ложились на плечи, спину и падали на грудь. Неестественно огромные ресницы были густо накрашены чёрной тушью. Большая, еле скрытая в глубоком декольте грудь подпрыгивала в такт отчеканенной перед зеркалом модельной походке. Неестественно выпирающие ягодицы вторили этому танцу. Кожа на открытых участках тела была коричневого цвета, и явно не загорелая, а выкрашенной для полноценности образа. Её огромные нечеловеческие губы ритмично напрягались и расслаблялись вслед за челюстями, пережёвывающими жвачку. Вот он, гротескный образ современной «хищницы».

Женщины испокон века пытались привлечь и угодить противоположному полу. Как бы и что они ни говорили. Что красиво одеваются и красятся для себя, чтоб чувствовать себя увереннее. Это всё далеко от правды. Всё дело всегда было в мужчинах. Всё для них. Для того, чтобы получить защиту и всестороннюю опеку.

В древности женщина с длинными ногами была желанной не из эстетических соображений, а потому что имела больше шансов убежать в случае опасности и потому с большей вероятностью могла принести потомство и вырастить его. Длинные ресницы лучше защищали глаза от пыли и дождя, что позволяло вовремя заметить опасность и спастись. Сегодня же женщины красят ресницы и носят высоченные каблуки, называя это красивым, забывая, что всё это лишь для того, чтобы показать мужчине, что они наилучшим образом подходят для продолжения рода. Каблуки, кроме удлинения ног, ещё и визуально увеличивают и подчёркивают бёдра, что дополнительно стимулирует мужской интерес, ведь округлая форма бёдер – залог успешных родов. В Древнем Китае женщины бинтовали ноги, тем самым уменьшая длину ступни, от чего таз испытывал постоянные нагрузки, бёдра и ягодицы отекали. Такие формы назывались мужчинами Китая «сладострастными». У женщин же такие операции с ногами вызывали гниение стоп, отмирание, проблемы с внутренними органами, не говоря уже о том, что они зачастую теряли возможность ходить.

Многие женщины готовы на всё ради выгодного защищённого брака и продолжения рода. Раньше это были порой достаточно грубые методы, такие как бинтование или корсет. Сейчас имплантаты и инъекции. При затягивании корсетов женщинам нередко ломали ребра, нарушали кровообращение во внутренних органах. Но это не для имитации худобы, а для подчёркивания груди и бёдер, для придания себе желанной формы песочных часов. При этом существовал ещё более радикальный метод приближения к этой форме – удаление нижней пары рёбер. Это часто приводило к занесению инфекции и смерти. Всё или ничего – удачный брак или смерть. Такое видение женской жизни бытовало с первых дней человечества и по сей день. Безусловно, далеко не все женщины так жаждут опеки, но такие и не издеваются над собой. По крайней мере, не так.

Даже красные оттенки помады и лака для ногтей выдают в женщине её желание быть покорённой. Красные оттенки лака на ногтях подсознательно говорят мужчине, что женщина здорова, о хорошем насыщении крови гемоглобином. А накрашенные красной помадой губы имитируют, кроме этого, возбуждение.

Силиконовые монстры страдают на хирургических столах ради того, чтобы быть желанными. А кроме того, быть как можно ближе к классу лакшери. И никто почти не понимает этого слова, переводя его как роскошь. Жаждут они не роскоши, покорившись мужчине. Жаждут они похоти и блуда. Luxuria – один из смертных грехов в христианстве. В современном мире этот грех стал ещё страшней. Женщины и мужчины с наслаждением погружаются в блуд. Красятся, загорают, меняют своё тело в угоду моде, чтобы как можно дороже продать себя. Блуд сливается с алчностью. В случае успеха и достижения роскошной жизни к ним прирастает гордыня и честолюбие. А когда хищного грешника постигает неудача, его алчность и блуд срастаются с завистью. И все эти падшие люди страдают. Горят в аду собственных грехов. Они уже не люди и не животные. Животные не доходят до разврата в той степени, что человек. Человеку же можно называться человеком и существом высшим, если все стремления его направлены на преодоление себя, на создание сверхсебя.

Падшие же в блуде и закутанные, цепью скованные друг за другом грехи уже не могут думать ни о чём, кроме удовлетворения своих плотских утех, и постоянно жаждут нового греха. Больше оваций, больше страсти, больше золота. Как же мне отвратительны эти вечно текущие куда-то потоки биомассы.

Силиконовые женщины, жалующиеся на мужчин, не ценящих их душу. Женоподобные мужчины, на километры отравляющие всё самолюбованием. Мода на моральное и физическое уродство в каждом этом человеке цветёт и пахнет.

Неужели моя жизнь пройдёт в этом вечном негодовании и бессильном отторжении общества? Я вышел снова покурить, чтобы отвлечься от поглотивших меня мыслей. Выкурив две сигареты подряд, я закашлялся и выкинул пачку. Так можно и пристраститься к этой пагубной привычке.

Лучше всего в дни душевной слабости мне помогали простые монотонные дела. На рабочем месте это была бухгалтерия и уборка. Перекладывать с места на место стопки журналов и газет не имело большого смысла, как и вытирать пыль. Но это успокаивало.

По дороге домой решил устроить себе небольшой пир. Не веря в собственное предположение, думал, что это может помочь справиться с кошмарами. В кулинарии я абсолютный профан и потому купил в магазине уже готовый салат из свежих овощей, пасту с двумя разными соусами и бутылку апельсинового сока. На мой взгляд, это был почти эталон здорового ужина, несмотря на то, что уже много десятилетий все овощи и фрукты шли в продажу напичканными всевозможными химикатами.

Наевшись до отвала призрачно полезной едой, я, настраивая себя исключительно на положительные мысли, расслабился на кровати. И вскоре, уставший и сытый, уснул.

Гул плавно нарастал и перешёл в голоса. Голоса в унисон повторяли одно и то же. Я чувствовал движение вокруг, но не видел ничего. От этого становилось ещё страшнее. Тьма сна была ледяной, но в моих лёгких будто горело пламя, а шею стягивала петля. Плоть моих невидимых во тьме стоп рвалась с треском, будто её выдирали. От этой боли я очнулся в поту в своей квартире посреди ночи и больше не смог заставить себя даже прилечь на кровать. Сидел в состоянии прострации, уставившись в экран телевизора до самого утра. И ничего не чувствовал. Ни страха, ни злости, ни жалости к себе. У меня не было на это сил.

День шестой, 24 августа

Я не помню дороги на работу. Моё тело выполняло ежедневные действия на автопилоте. Не знаю, завтракал ли я. Не знаю, закрыл ли входную дверь. Ночевал ли я дома вообще или всё это время был в протёртом рабочем кресле?

Проваливаясь на работе в сон, видел пульсирующую зацикленную картину. Я шатаясь пытался поднять голову, чтоб увидеть своё лицо в зеркале, и, когда мне это удавалось, из моего отражения на меня бросался я сам. Вместо лица у отражения был череп в лохмотьях гнилой плоти с широко открытым ртом и червями из глазниц и носа. Я чувствовал, что схожу с ума. Надо было что-то делать. Я начал рыться в журналах, надеясь найти статьи о борьбе с бессонницей или кошмарами.

Во всех найденных статьях одно и то же. Нужно больше гулять, избавиться от вредных привычек, побеспокоиться об удобном спальном месте. Если же всё это не поможет, обратиться к врачу. Но нет больше сил на прогулки, и нет вредных привычек. А пойти к врачу – значит выписать себе билет в психиатрическую лечебницу, там и сгнить. С красочностью и извращённой реалистичностью моих кошмаров меня будут препарировать как лягушку на студенческом практикуме по биологии. Будут пытаться найти причины и связи, копаться в моём грязном белье, не пытаясь вылечить, а ради науки. Ради защиты диссертации или из банального любопытства. Еженедельно я вижу в свежих газетах колонки о том, как люди умирают, обратившись к врачам с банальной простудой. Мне нужен другой выход.

Я вспомнил, что Патрик частенько рассказывал о том, что вращается в кругах, где наркотики – само собой разумеющаяся часть досуга. И не раздумывая пошёл к нему.

– Слушай, Патрик…

– Во-первых, привет. Что с тобой? Ты не на героине случайно? Белый как новый унитаз, – ухмыляясь спросил болтливый друг.

– Да заткнись ты! Слушай!

Патрик вышел из ларька с озабоченным лицом и подошёл вплотную ко мне.

– Что случилось?

– Мне нужно что-нибудь для сна. Сильное. Понимаешь?

– А ты пробовал традиционные методы?

– Не нужны мне традиционные – срываясь на крик, продолжал я.

Он взял меня под руку и завёл за ларек.

– Да тише ты, тише. Объясни проблему, и я подберу решение. Только не вопи.

– Я не спал так давно, что уже и не помню, как всё началось. Мне нужно что-то, чтобы спать. Спать без снов. Понимаешь? Спать как убитый, – мои глаза наполнились слезами.

– Тише, тише. Я понял – «как убитый». Убиться тебе надо. Как решу вопрос, подойду к тебе. А сейчас иди, не распугивай клиентов. – С небывалой ранее заботой в голосе подтолкнул меня в сторону моего ларька Патрик и, с подозрением глядя на меня, ушёл к себе.

Пошатываясь от усталости и бессонницы, я брел домой, не замечая ничего на своём пути. Я не чувствовал ни голода, ни холодного ветра, от которого прохожие пытались закрыться, поднимая воротники и прячась за рекламными стендами. Вдруг в моё плечо врезался человек в коричневом плаще. Я узнал его, а он, похоже, узнал меня. Его ледяной взгляд вонзился в меня с какой-то смесью злобы и страха. От всего его образа веяло могильным холодом. Его змеиный немигающий взгляд задержался на мне лишь секунду, но запомнился мне надолго. Я почувствовал идущий от него странный запах. Одновременно пахло хлором и йодом. С ним снова на поводке была собака. На этот раз коренастый чёрный пёс. Он хромал на левую переднюю лапу. На ней не было пальцев, в то время как на правой их было явно больше, чем должно быть. Я не успел извиниться, мужчина молча и быстро прошагал во дворы соседнего квартала. От его взгляда меня морозило до самой квартиры. Дома силой заставил себя съесть несколько бутербродов, запил чаем и без сил упал на кровать.

На этот раз я проснулся незадолго до рассвета, видимо, организм был настолько истощён, что уже не мог терпеть мои кошмары и всячески старался избегать снов. Тем не менее, мои сны становились всё ужаснее, образы всё чётче. Я уже забыл, когда нормально спал и когда нормально себя чувствовал днём. Головокружение стало нормой, как и красные от лопнувших капилляров склеры. Я слышал мужские голоса, кажется, даже после пробуждения. Они повторяли и повторяли один и тот же непонятный мне набор слов, от которого меня бросало в дрожь. На поверхности ступней и внешней стороне ладоней появились какие-то красные пятна. Они были именно в тех местах, где во снах рвалось моё тело. Я так больше не мог.