Увидеть свет

3

Появившееся в блоге Линдси интервью действительно взбудоражило общественность. Прямо с утра – до того как Доминик успел закончить завтрак – ему позвонил агент. Алекс Деймос был прекрасным дельцом и хорошим человеком – именно в такой последовательности. Но он очень не любил выпускать что-либо из-под контроля. Потому Доминик был уверен – он намеренно рассчитал время звонка так, чтобы подчеркнуть своё неудовольствие.

– Почему ты не посоветовался со мной? – начал он, не поздоровавшись. – Почему ты вообще решился пойти с кем-то на контакт? Или это утка?

– Не утка, Линдси была у меня вчера, – ответил Доминик, его настолько забавляла ситуация, что он даже не мог раздражаться. Оказывается, совершать неожиданные поступки довольно любопытный опыт.

– Так какого дьявола? – Алекс замолчал и продолжил только через полминуты: – Мне оборвали телефон. Ты намерен общаться с журналистами?

Доминик представил это и поморщился. Нет, он уже сделал свои ставки, так что не имело смысла насиловать себя.

– Лучше подготовить пресс-релиз, – сказал он чуть погодя. – Это ведь будет нормально выглядеть?

– Нет. Не будет, – Алекс, видимо, крепко задумался. – Впрочем, от тебя такого можно ожидать. Подготовим пресс-релиз. Приеду к тебе как обычно.

Отключившись, Доминик вернулся к завтраку. К его сожалению, новости почти закончились. Девушка в чересчур открытом платье рассказывала о погоде.

Осталось разобраться с обыденными вопросами – созвониться с заказчиком и пригласить посмотреть готовые картины, дождаться Деймоса… Но то ли из-за того, что привычные ритуалы уже нарушились, то ли потому, что он всё ещё был в неустойчивом состоянии, Доминик медлил, не торопясь заняться делами.

Он знал, что ждёт ответа. И это не простое ожидание, не призрачная надежда. Это странная уверенность, которая поглощала всё его существо.

Каким может быть ответ? И действительно ли его сообщение сумеет расшифровать адресат?

***

Доминик нашёл себя в гостиной. Он совершенно выпал из хода времени, чего с ним уже давно не случалось. Проверив, сколько он пробыл в своих внутренних мирах, Доминик неудовлетворённо поморщился – необходимо было слегка перекроить расписание. Что же, таковы последствия: он позволяет себе отвлекаться от настоящих целей ради неизвестного человека. Ради убийцы, который может никогда об этом не узнать или, что гораздо хуже, никогда подобного не оценить.

Доминик отыскал телефон и набрал номер заказчика, стараясь за общением спрятаться от мыслей, что так жаждали заполнить его целиком. Он наметил встречу на следующий день, чтобы не слишком утомиться от чужих людей, а после этого поднялся к картинам.

Он намеренно смешал сегодня тёмную сине-фиолетовую гамму, в жажде преодолеть засилье красного цвета. Он писал решительными мазками, что не походило на его обычную манеру, и на мгновение ему почудилось, будто его кистью управляет убийца…

***

Алекс приехал, как и обещал, в тот самый час, когда Доминик всякий раз его принимал. Они расположились на веранде: здесь всегда был особенный свет перед закатом. Некоторое время Деймос потягивал чай и отмалчивался, впрочем, даже от Доминика не укрылось то, что он выглядит на редкость довольным.

– Да, очевидно, что твоё чутьё ничуть не ухудшилось, – сказал он наконец, хотя молчание не казалось неловким и можно было ещё долго не начинать разговор.

– Значит, нам эта шумиха на руку? – Доминик сделал вид, что не совсем понимает происходящее – это была часть их любимой игры с Алексом. Оба прекрасно сознавали, что это почти притворство, но, тем не менее, не отказывали себе в удовольствии.

– Эта девочка умело связала тебя с шумом вокруг маньяка, – Алекс чуть поморщился. Во всём, что не касалось бизнеса, он был мягким человеком, очень гуманным и чувствительным. – Так что журналисты заподозрили в твоих словах двойной смысл.

Доминик, признаться, не рассчитывал, что кто-то ещё заметит двойное дно, но не стал бы отрицать, что ему это польстило. И ещё раз доказывало, что он поступил верно.

– И? – спросил он, стараясь не выдавать внезапно возникшего внутреннего ликования.

– И теперь все хотят заполучить интервью с тобой. Однако, боюсь, никаких корректных вопросов не будет. Потому мы будем придерживаться пресс-релиза. Взглянешь на список? – он достал из неизменной кожаной папки распечатку. – Я не тороплю, но желательно закончить с этим к завтрашнему утру.

– Я пришлю тебе е-мейл, – кивнул Доминик, уже вчитываясь в строчки. Многие вопросы ему не нравились, но часть из них была прекрасной возможностью продолжить диалог с неизвестным.

– Хорошо, – Алекс усмехнулся. – Подумать только, что ты ввязался в это сомнительное дело сам.

– Не ожидал? – Доминик не оторвался от чтения.

– Не ожидал, – признал Алекс. – Откуда тебе пришла такая идея?

– Рик работает над делом, так что я получаю слишком много сведений, – Доминик пожал плечами и отложил лист. – С одной стороны, это утомляет, но с другой – разжигает любопытство.

– Почему эта девочка выбрала именно тебя? Как она тебя нашла? – Алекс был прав, поразмыслить над этим у Доминика не было времени. Особенно волновало последнее.

– Утечка информации? – недоуменно переспросил он, обращаясь будто к самому себе. – Не знаю.

– Вероятно, она близко знакома с кем-то из твоей клиентуры, – Алекс потёр подбородок. – Я займусь этим. Пока журналисты не пронюхали, где ты живёшь.

Доминик нахмурился. Он совершенно не хотел переезжать, но растревоженный улей, которым являлись сейчас журналисты, мог вынудить его покинуть полюбившийся дом.

– Пожалуй, я найму охрану, – растерянно заключил он.

– Может быть, придётся поступить и так, – кивнул Алекс. – Но попробуем обойтись малой кровью. В конце концов, ты никак не связан с убийцей.

Это несколько успокаивало, если бы только Доминик мог успокоиться. Но на самом деле он вдруг испугался того, насколько неосмотрительно повёл себя. Он стал импульсивным, начал подчиняться спонтанным порывам. Это было на него не похоже.

Возможно, и версия Рика, которую тот озвучил во вчерашнем разговоре, не так уж плоха. В жизни убийцы могло появиться что-то, так же сильно нарушившее привычный ход его мыслей.

– Мне пора, – поднялся Алекс. Он всегда чувствовал, когда нужно уйти, но на этот раз Доминик едва не возразил. Ему внезапно расхотелось оставаться наедине с собственными мыслями.

– Да, – отозвался он, тоже вставая. – Посмотрим, что можно с этим сделать.

– Немного шума тебе на руку. Скоро время выставок, – Алекс улыбнулся. – И мы повернём всё в нашу пользу. Поверь мне.

Доминик лишь кивнул – выставки сейчас совсем его не заботили. Куда больше волновала возможность увеличить шансы быть, наконец, услышанным.

***

Прошла почти неделя с публикации интервью в блоге. Шумиха немного утихла, а ответа всё не было. Доминика это несколько разочаровало, но иррациональная вера никуда не уходила.

Впрочем, какого ответа можно было ждать от убийцы? Телефонного звонка? Приглашения на ужин? Доминику и самому становилось смешно от этих нелепых предположений, но он не мог забыть, не мог закрыть глаза на возникающие ощущения.

Да и город вокруг будто бы что-то предчувствовал. Рик обмолвился, что федералам тоже не понравилось, как журналисты принялись проводить параллели с искусством. Они были убеждены, что это может спровоцировать преступника.

Доминик почти разделял их мнение, но для него такая провокация не казалась чем-то ужасным. И вот именно этот нюанс заставлял его нервничать сильнее всего. С какого момента он начал рассматривать убийство в качестве прекрасного способа общения?

Эдгар же придерживался иной точки зрения.

– Он вряд ли высунет нос в ближайший месяц, – объяснял он по большей части Рику, хотя и Доминик слушал весьма внимательно. – Если я правильно понимаю, что это может быть за человек, то он залёг на дно и рассчитывает очередное идеальное преступление. Вот если бы тебя, – тут он посмотрел на Доминика в упор, – обвинили в этом убийстве… Да, такое заставило бы его шевелиться. Они очень ревнивы.

Вспоминая слова Эдгара, Доминик невольно ёжился, точно от холода. Он воспринимал это как художник, и новая ниточка к загадочному маньяку приносила одновременно и тревогу, и удовлетворение.

***

День клонился к вечеру, когда раздался телефонный звонок. Голос Рика звучал чересчур возбуждённо:

– Он откликнулся! – это был едва ли не крик. – Эдгар не прав! Он отреагировал.

– Что? – переспросил Доминик, не в силах сориентироваться. – Скажи толком.

– У нас новый труп. И я уверен – это он, – Рик задержал дыхание, чтобы чуть успокоиться. – Мы сейчас поедем на место.

– Жду твоих фотографий, – Доминик не сомневался, что получит их. Внезапно на него снизошёл покой.

«Похоже, мы всё-таки нашли общий язык, – подумал он, не отдавая себе отчёта, насколько это жутко. – Он ответил мне. Главное правильно прочесть…»

Его привлекала возможность этого общения, оно щекотало ему нервы, возбуждало, заставляло просыпаться скрытые творческие силы. А ради искусства Доминик готов был пожертвовать многим – вероятно, даже чужой жизнью. Он ещё не решил этот вопрос.

***

Убита была женщина. Не изменяя себе, маньяк не оставил никаких следов, разместив своё произведение на ранее белой, а теперь – пропитавшейся кровью простыне. В этом тоже крылся некий символизм, и Доминик мечтал разгадать его.

Эксперты дружно заключили, что часть органов изымалась из тела столь аккуратно и осторожно, что жертва оставалась жива. Некоторое время после того, как убийца закончил, всё раскрытое тело продолжало жить, пусть и очень, очень недолго!

Это было потрясающе и ужасно пугало. Но Доминик не мог не отметить – его неизвестный собеседник совершенствуется, изобретает что-то новое, а не занимается самокопированием. Не жалко ли, что вместо холстов или мрамора он выбирает столь причудливый, подверженный тлению и опасный материал.

«Может быть, он всё-таки был скульптором?» – предположил Доминик, снова и снова вглядываясь в фотографии, которые, конечно же, Рик выслал сразу, как только смог. Версия была не хуже других – поставленная рука и отличное видение композиции вполне в неё укладывались.

«Может быть, теперь ты решил отсекать лишнее не у камня, а у людей?»

Но чувствовалось – убийца не отсекал, а дарил новое качество, которое Доминик пока не сумел ухватить. Все эти жертвы… Они больше походили на тех, кого избрали, чтобы вручить великий дар. Но что выступало таким даром?

Речь шла не о смерти. Это было бы слишком мелко, слишком глупо для такого гения и творца.

– Я всё ещё не совсем понимаю, – признался себе Доминик и закрыл ноутбук.

И эта досадная деталь немного портила настроение. Он ведь так не любил что-то упускать.

4

Как кровавые подробности просочились в прессу, никто не знал, однако скандальные газетёнки одна за другой живописали место преступления. Каждый журналист едва ли не клялся, что там побывал, да только Доминик видел – это чистой воды фарс. Он почитывал такие статьи, чтобы точно убедиться – никто ещё не разгадал того, чего не почувствовал бы он сам.

Вот уже несколько ночей ему снился загадочный человек: лишь силуэт, слегка подсвеченный мертвенно-синим. Он словно хотел что-то сказать, но в последний миг отступал во тьму. Впрочем, Доминик быстро расшифровал для себя этот символ – его разрывали любопытство и страх. И он никак не мог выбрать, чему отдать в итоге предпочтение.

На очередной их встрече Эдгар от души ругался:

– Они настолько исказили саму идею этого психа – а ведь у него была идея! – что он непременно прирежет кого-то ещё!

– В прошлый раз ты ошибся, – почти победно улыбался Рик. – Однако мне кажется, что тут ты прав. Если произведение толкуют неправильно, автора часто тянет его защитить.

Доминик воздерживался от комментариев. Его самого обычно не трогало мнение толпы. Ему нравились эмоции, которые порой вызывали его полотна, но всё же суть своего творчества он видел в ином ключе, а потому чужой отклик только развлекал – и не более. Каким был этот творец, он судить не брался. На что именно тот отреагировал и ответил? Ответил ли конкретно Доминику? В таком случае шумиха прессы сейчас вполне может его не беспокоить, разве нет?

Жажда исключительности.

Откуда взялось такое желание, Доминик не знал, но чувствовал его до неприятного сильно. Точно нашёл вдруг родственную душу, которая могла пробиться через кокон его одиночества, и теперь отчаянно не хотелось отпускать её. Странно такое ощущать по отношению к неизвестному психопату. К тому, кого никогда не видел.

– А может, это женщина? – спросил он вдруг для того, чтобы сбить с толку уже споривших до хрипоты друзей.

– Что? – опешил Рик. Эдгар задумчиво поднёс бокал к губам, но потом с сожалением в голосе заметил:

– Было бы пикантно, но нет. Это точно мужская рука.

– Откуда такая уверенность? – Рик и на этот раз требовал спора. Доминик усмехнулся: ему стало спокойнее: некоторые заключения, что прозвучали раньше, пугали его.

В свою очередь, он прекрасно понимал, что творец – мужчина. И дело заключалось вовсе не в том, что Доминик каким-то образом принадлежал к художникам, убеждённым – женщина не может творить. Знание это было сродни шестому чувству, безошибочному чутью, которое никак не опирается на логические доводы. Просто существует. Как данность, факт, как нечто незыблемое.

– На самом деле, – снова привлёк внимание Рик, – есть кое-что, сводящее всех с ума.

– И что же?

– Тайны следствия разглашаешь? – усмехнулся Доминик, пряча за этим собственную заинтересованность.

– Да к чёрту их, – Рик замолчал, заметно помрачнев, а потом всё-таки договорил, как собирался: – Жертвы, безусловно, чистенькие. Убийца обмывает их, убирает кровь, которая портит картину, оставляя только те мазки, что считает необходимыми. И кроме этого на телах нет никаких следов борьбы. В тот момент, когда было совершено нападение, они и не думали, что рядом убийца.

– Как он такого добивается? – вопрос вырвался слишком поспешно, но Рик ничуть не насторожился.

– Жертвы с ним знакомы. Но как отыскать между ними общее? Они как будто бы абсолютно разные… И, конечно, он вкалывает им что-то обездвиживающее… – Рик вздохнул. – Я не настолько глубоко посвящён в подробности экспертизы.

– Очень любопытно, – Эдгар почти задумчиво отправил в рот оливку. – Получается, он сначала входит к ним в доверие. Вряд ли он режет старых друзей. Да и тогда нашлась бы связь.

Доминик почему-то представил собственную выставку. Сколько людей – совершенно не похожих между собой – вместе смотрят на его картины. Многие даже знакомятся друг с другом на почве такого вот единого интереса. Потом они могут никогда не встречаться, но в зале очень единодушны. Проскользнула и ещё какая-то мысль, но Доминик решил держать всё это при себе. Не хватало ещё оказаться единственным, кто понимает маньяка.

Точнее, не хватало демонстрации, что он понимает его лучше других. Доминик отпил глоток вина.

– Пожалуй, мне пора идти, – вдруг поднялся Эдгар. – Это было познавательно, мне есть над чем поразмыслить.

– Рад это слышать, – Рик пожал ему руку, чуть дольше положенного задержав его пальцы в своих. – Встретимся на неделе?

Доминик с улыбкой наблюдал за ними. Временами они будто и не смотрели друг на друга, а потом словно вспоминали о чём-то, и тут же между ними загоралась прежняя страсть. Вот и сейчас было ясно, что предлагает Рик, не говоря вслух ни одного слова. Эдгар помедлил, облизнул губы и едва заметно кивнул.

– Заезжай ко мне, – позволил он.

***

Кто станет новым холстом?

Этот вопрос тревожил Доминика весь вечер. Он чувствовал – точно и правда установил с убийцей телепатическую связь – скоро совершится ещё одно преступление. В свет будет выпущена ещё одна смертоносная красота. Удивительно, как это пугало и возбуждало разом.

Кто будет жертвой? Как он вообще отбирает жертв?..

Правда ли, будто они не знают и до последнего не ощущают, что разговаривают с тем, кто прервёт их жизнь столь изощрённым способом? Понимает ли холст, что его сейчас замарает краска? Ведает ли краска, что скоро соприкоснётся с холстом?

Доминик дал себе возможность строить самые фантасмагорические предположения, сразу переводя их в язык символов. Ему хотелось выписать эти причудливые идеи на холсте. Так, чтобы кто-нибудь смог расшифровать. Конечно, тут же Доминик признался, что этот кто-нибудь – убийца.

Да, врать себе не стоило. Он желал, чтобы именно этот незнакомый творец со скальпелем вместо кисти увидел и прочёл каждое из полотен.

Будто только он был способен понять.

***

Работать ночами Доминик не любил, хотя освещение в студии позволяло. Однако сегодня он изменил привычкам, и само по себе это было нарушением ритуала, потому манило как своеобразный грех, преступление против собственного кодекса, заповедей, составлявших его мир. Удивительное чувство, привкус которого Доминик раньше не знал, да и не собирался узнавать. Но теперь, когда внутри он снова и снова спрашивал, можно ли считать красотой убийство, всё не решаясь дать однозначный ответ, переступить через прежде незыблемые запреты оказалось не только просто, но и до притягательного желанно.

Поднявшись к холстам, Доминик достал новый мольберт. Не было смысла продолжать неоконченную картину, требовалось что-то иное. Установив первый попавшийся чистый подрамник, он несколько минут созерцал грунтованную поверхность. Ему уже виделись образы, но пока он не мог выстроить композицию. Такое мгновение, как затишье перед бурей, всегда заставляло его ощущать необыкновенный прилив сил. Он едва ли не верил, что становится в этот миг почти что богом. И если уж не богом, то дверью, сквозь которую тот может войти в явный мир.

Потом Вэйл выдавил чуть-чуть краски на палитру. Красный акрил блеснул так живо, так сочно, будто бы напитался кровью. Доминик недовольно хмыкнул и тут же смешал его с синим. Обмакнув кисть в получившийся цвет, он нанёс на холст первые мазки. Он уже чувствовал, что создаёт, композиция сложилась, творческая энергия хлынула в открывшийся вход.

Часом позже Доминик отошёл от холста, чтобы взглянуть на промежуточный результат издали. Его всё устраивало, настала пора отдохнуть. Сегодня он делал поспешные, широкие мазки, лишь намечая фигуры, только раскладывая цветовые пятна. Вряд ли кто-то, кроме него самого, смог бы понять, что в итоге вырастет из этих фрагментов. Но он точно знал, он видел внутренним взором новую картину, пусть ещё не до конца – кое-что было словно подёрнуто мутной плёнкой, но весь символьный ряд уже ощущался.

Это была хорошая работа.

***

Ничто не омрачило утренние новости. Подробностей расследования, новых жертв или заявлений от мнимых убийц не поступало. Доминик сделал звук тише и отхлебнул кофе. Он не помнил снов – после ночного порыва к творчеству он спал очень крепко, и в этом была своя невыразимая прелесть.

Нужно было закончить работу по контракту, но Доминика тянуло к новому холсту, который он, впрочем, не собирался продавать. Возможно, именно потому он задержался на кухне дольше привычного – не хотелось подниматься в студию и сражаться с собой, призывая к выполнению обязательств непростое творческое начало.

Зазвонил телефон, и это показалось ответом мироздания на незаданный вопрос. Доминик взял трубку.

– Да?

– Прости, что наверняка отвлекаю, – голос Рика был странно возбуждённым. – Как думаешь, знакомясь на выставке, люди скоро начинают доверять друг другу?

– Ответ я могу дать только весьма приблизительный, – спокойно отозвался Доминик, хотя сердце его неприятно кольнуло. Как похоже на подслушанные мысли, на пойманный обрывок телепатического разговора. Как, чёрт возьми, Рику это удалось?!

– Я всё равно готов его выслушать, – Рик был нетерпелив, голос его выдавал крайнее волнение. – Ну, Доминик, почему бы тебе не высказать свои предположения? Ты разве не размышлял о чём-нибудь подобном?

– Эдгар в этом больший профессионал, – нужно было ни в коем случае не переиграть. Такие спектакли Доминику всегда давались плохо, и он лишь надеялся, что Рик ничего не заподозрит. Ладони вспотели. – Наверное, они не задумываются, что у них есть резон не доверять. Ведь им нравится одно и то же. Да?

– Да, – энергично подтвердил Рик.

– Почему ты спрашиваешь? – Доминик мечтал, чтобы эта фраза тоже выглядела непринуждённой, но уже не был в чём-то уверен.

– Видишь ли, в доме каждой жертвы – их опознали – нашлись буклеты с выставок, – Рик говорил это с такой радостью и гордостью, словно сам их нашёл. – И несколько совпали!

– Жертвы посещали одну и ту же выставку, да? – переспросил Доминик, тут же понимая, что сел в лужу – не стоило высказывать догадку именно так.

– Точно! – словно и не заметил ничего Рик. – Я тебе говорю, этот преступник связан с художественной средой! Однозначно!

– Теперь у тебя куда больше оснований так считать, – согласился Доминик, в надежде, что Рик наконец-то положит трубку.

– Расскажу Эдгару, интересно, какое у него будет лицо, – и Рик всё-таки отключился.

Доминик оставил телефон и поднялся. Он ощутил себя загнанным зверем. Эта догадка, это совпадение… Ох, как это ударило по ощущению собственной исключительности. Нужно было отправляться работать, но теперь казалось, что даже стены дома наблюдают за ним. Точно они собираются кричать ему: «Это ты убийца, ты!» Почему? Ведь он не совершал ничего подобного.

Или это были его зрители? Те, кто восхищался его картинами? Те, кто пугался заключённых в рамы образов? Они?

Доминик не вспоминал о своих почитателях, он не знал их в лицо, он не чувствовал их. Это были тени, что бродили из зала в зал. И он старался как можно меньше разговаривать с ними. Но вот ему вдруг представилось, что вернисажи, где висели его картины, обернулись таинственным лесом, в котором блуждали невинные души. И среди них таился зверь, хищник, который тщательно выискивал жертву и убивал её.

И в его охоте, в том, как он отбирал жизни, были природная мощь и истинное совершенство.

Телевизор всё ещё что-то лопотал. Доминик поднялся, чтобы отключить его, но тут же замер. После программы новостей начался фильм о волках. И прямо сейчас перед глазами Доминика развернулась сцена охоты. Загнанный олень споткнулся, его горло разорвали белые и острые клыки. Снег обагрился кровью.

Было ли что-то общее у преступника с волком, с хищником, который с такой властью и силой забирал себе чужое дыхание?

– Нет, нет… Всё не так, – прошептал Доминик. – Не так. Иначе. Он не зверь, нет.

Ему не хотелось в это верить, но почему, Доминик размышлять не стал. Щёлкнув пультом, он спешно поднялся в студию.

***

Новая картина притягивала взгляд, и Доминик отвернул мольберт лицом к стене, чтобы не увлекаться им. Прежний холст, на который осталось нанести не так уж много мазков, показался унылым и скучным. Доминик взял себя в руки. Он был профессионалом и не оставлял неоконченных работ. Это было ещё одно его правило, ещё один пунктик, который делал его жизнь такой размеренной и спокойной.

Иногда ему приходило в голову, что ритуалы и помогли справиться со всеми жизненными невзгодами. Дали ему силу подняться туда, где он теперь находился. Каждое правило становилось очередной ступенькой. Он не хотел нарушать их, вчерашнее ощущение греховной сладости уступило место мрачному осознанию, что отрицать самого себя опасно. А разве он не из самого себя выковал каждое звено той цепи, что охватывала всю его жизнь? Цепи, призванной не лишать свободы, а удерживать в мире людей. В пространстве, заведомо враждебном.

Может, тот творец отбросил собственную цепь? Но это не принесло ему ничего хорошего. Точнее, не принесёт.

Доминик замер, осмысляя. Может ли быть пойманным сошедший с ума бог?.. Ему стало не по себе от этой мысли.