Я часто ездил со старшим братом и его одноклассниками во всевозможные путешествия. Им повезло с классным руководителем, и вместе мы побывали в нескольких российских городах и домах отдыха. Было преддверие нового года, последние числа декабря, и в этот раз мы держали путь в Подмосковье, предварительно сняв трёхэтажный домик на вечер и утро следующего дня. Ехали по протяжённой эстакаде, свернули на неприметном повороте и нас приняла сельская узкая дорога, обильно припорошенная и окаймлённая сугробами. Мелькнул замёрзший пруд, и за ним выросла скромная белая церковь. Минуя понурые домики, мы наконец оказались у пункта назначения. Это был дачный коттедж со скатной черепичной крышей. Выйдя из машины, я заприметил одноклассников брата. Брат тоже вышел и принялся деловито со всеми здороваться. Несмотря на то, что старше меня они были всего на два года, мне было страшно кому-нибудь пожать руку. В этом возрасте ощутима любая разница, и мне в тот период почему-то было стыдно рассказывать, что я всё ещё учусь в начальной школе.

Замешкавшись, я всё-таки поздоровался с приятелями брата и вошёл в дом. Пространство оказалось на удивление большим. Высокий потолок, камин посреди гостиной, стены из деревянных досок, висевшие на них оленьи чучела и лоснящиеся шкуры. Всё это немного пугало, и дом приобретал облик охотничьей хижины, украшенной к новому году.

Приезжало всё больше людей. Они шумели, разговаривали, включали музыку и находили себе развлечения в этом просторном неуютном доме. Был организован тайный Санта с заранее подготовленными подарками. Мне досталось две книги по психологии – мой брат посодействовал однокласснице и подсказал, что бы мне могло прийтись по вкусу. И это было приятно, ведь психология меня увлекала, хотя я понимал, что эти книги, вероятно, пролежат нетронутыми долгие годы.

Все постепенно осваивались, и к ночи дом был уже хорошо изучен. Одной из самых интересных находок стал крытый бассейн, находившийся в пристройке, подобной зимнему саду. Было темно и тепло, сквозь мутные окна виднелось ночное небо. Самые безумные элементы класса заняли бассейн и с задорным визгом прыгали в воду. Меня это зрелище не очень заинтересовало, и я продолжил бесцельно блуждать по комнатам.

Я зашёл, как мне показалось изначально, в пустую комнату, однако и там расположилась компания – девочки делали вечерний макияж своему однокласснику. Наблюдаемая картина меня немного смутила, и на предложение также побыть моделью я был вынужден ответить категорическим «нет», и вскоре покинул помещение.

Чувства были смутными. Притворное веселье бодрило, но шум и гул изнуряли голову. Я чувствовал себя чужаком, проникшим на чей-то праздник. В голову проникали тоскливые мысли, и мне подумалось, что я и вовсе зря сюда приехал. Я начал спускаться по лестнице, обременённый скукой и отсутствием всякой надежды найти хоть какое-то утешение в бесконечно тянувшейся ночи, но мои терзания словно были услышаны. На одной из картинных рамок, висевших на стене, я заприметил икону. Даже не икону, а саму что ни на есть иконку – она была около трёх сантиметров в длину и двух в ширину. Я её взял, но в тот же миг неподалёку услышал шорох, и, не желая быть замеченным, скрылся с место преступления в опустевшей пристройке с бассейном. Да, я украл икону, мне было совестно и стыдно, но мне показалось, что она излучает свет. Я принялся её изучать, расположившись на бортике бассейна. Изображённая святая была облачена в зелёное, и руки её были сложены в характерный христианский жест. Не без усилия я разобрал расположившиеся по бокам от неё надписи – «Св. Блаженна Матрона». В последствии я узнал, что это была Матрона Московская, исцелявшая людей и, как многие верили, помогавшая избавиться от грехов. Она была в поблёскивавшей золотистой рамке, и с другой стороны, в четырёх прозрачных отсеках, перекатывались какие-то мелкие белые камушки, полупрозрачные осколки и что-то напоминавшее маленький кусочек верёвки. Это было до невероятного таинственное и великолепное зрелище, и я в полном понимании греховности своего поступка решил её приютить и не возвращать на место.

Ветер проникал в дом и дотрагивался до лазурной воды в бассейне. Начинало светать. Воздух был тёплым и ласковым, и ощущалась его густота. На душе было пусто, но то была пустота очищающая. Я сидел с иконой и увлечённо её разглядывал. Меня гложило осознание, что я её украл. Но мысли были туманны и невнятны, и я с жадностью и восторгом, с одухотворённостью и восхищением радовался находке, и почему-то мне казалось, что и она радуется новому знакомству. Во мне всё ещё оставалась вера.

Глава 6.

Старшая школа сулила возникновение преинтереснейших знакомств.

С Дианой нас свела любовь к музыке и литературе. Она была старшеклассницей, но всегда относилась ко мне на равных. Диана была словно тенью, блуждавшей по школьным коридорам. Заметил я её внезапно, и не мог потом не замечать. Она ходила преимущественно в чёрном, и на переменах не занималась ничем, кроме как погружением в музыкальный или литературный эскапизм: её одиночество разделяли книга и наушники. Меня она сразу заинтересовала, но долгие месяцы я проходил мимо и молча кидал беглый взгляд. Однако предлог для начала общения всё-таки нашёлся, и мы стали лучшими друзьями. Внезапно к ней проснулось и более глубокое чувство, но его я начал подавлять почти сразу же, как только в нашей компании появился Дмитрий. Тогда я понял, что у меня нет никаких шансов.

Дмитрий был роковым красавцем и опытным сердцеедом с непростой судьбой и богатыми верующими родителями. Он одевался элегантно, обильно жестикулировал, курил тонкие сигареты и великолепно пел. Дмитрий был на пару лет младше Дианы, но на те же пару лет старше меня. У всех он вызывал непременный восторг. Мне нравилось разглядывать его гиперболичные руки и изящные белые пальцы, походившие, скорее, на тонкие когти, способные и искалечить, и приласкать. Я доверял Дмитрию, правда всячески его оправдывал, перед самим собой в том числе.

В тот вечер, на кануне рождества, Дмитрий позвал меня и Диану на ночную службу, во время которой его родители должны были петь в церковном хоре. У меня не возникло никаких сомнений, и я твёрдо решил, что поеду. Встретились мы ближе к одиннадцати вечера у его дома, громадного муравейника под тридцать этажей. Ехали на машине родственников Дмитрия, всю дорогу шептались и посмеивались – каждый наш разговор изобиловал понятными только нам шутками. Позади оставались серые московские улицы, и мы вскоре оказались в самом центре города. Там и притаилась гостеприимная церковь.

Мы зашли внутрь. Меня охватило восхищение, обыкновенно настигавшее в церквях: насыщенный шлейф ладана, плотный, густой воздух и душевное спокойствие. Дмитрий ушёл с родителями вглубь, а мы с Дианой принялись рассматривать иконы. Мне необыкновенно нравился запах и сам вид тонких церковных свечей, их естественное благоухание и изящные восковые капли. Мне нравилось дорогое, но при том чистое и естественное оформление икон, разбрызганная по стенам позолота. С Дианой вновь возник разговор о религии, но вскоре к нам присоединился Дмитрий, осведомивший нас, что служба скоро начнётся. И действительно: люди стеклись ближе к алтарю, вышел священник, занял свои позиции хор. Дым ладана распространился по всему помещению, толпа покорно предалась тишине, и глубокий бас священника раздался в церкви. Ему податливо отвечал многоголосный хор.

Это было великолепно. Великолепно до того момента, пока всё не поглотила отвратительная духота. Голова заныла, и накатила слабость. Возникло ощущение, что мне недалеко и до обморока, но вскоре пришла помощь в лице Дмитрия. «Может сбежим?» – Он сказал это шёпотом, но предложение было настолько внезапное и смелое, что, казалось, прозвенело колоколами. Однако его услышали только я и Диана, и мы без возражений выбрались наружу.

Центр Москвы не спал, пускай господствовала поздняя морозная ночь. Воздух был свеж и прозрачен, и отдалённые многоэтажки виднелись так же ясно, как расположившиеся по обеим сторонам улицы старые аккуратные домишки. Дмитрий повёл нас по переулкам и уютным дворам, и вскоре мы вышли к детской площадке, слегка запорошённой снегом. Особо крупные сугробы были покрыты ледяной корочкой и приятно хрустели под ногами. Мы втроём расположились на качелях, представлявших из себя подвесную конструкцию из толстой сетки. Было тесно и смешно, накатывало чувство упоения нашим бунтарством и юношеской смелостью. Время близилось к двум часам ночи, и всех по обыкновению одолело желание пооткровенничать. Диану мучали мрачные мысли, и она никак не могла найти покоя. Дмитрий сполна получал испытаний судьбы, и они, казалось, были расплатой за красивую и наполненную жизнь, какой она казалась со стороны. Мне было больно за него и за Диану, и я стыдился своего простого и лёгкого существования, и будь моя воля – я бы с упоением перенял их стенания на себя.