Так же, как и его, во многих отношениях, противоположность – Спасович. Грузный, живой, общительный, остроумный и авторитетный – он показан М. Винавером во всем его блеске. Спасовича мне доводилось встречать лишь среди литературы. У него, на Кабинетской, в созданном им «шекспировском кружке», собирались все видные писатели того времени, почти и все адвокаты. Там читал свой доклад Урусов о Ницше – восходящей звезде, – и его «смеющихся львах». Ранее – Боборыкин об Оскаре Уайльде… Спасович был очень тонкий литературный критик. Говорил на этих вечерах постоянно, и речь его, с заметным польским акцентом и с неожиданными оборотами, придававшими ей силу, неизменно была увлекательна. «Когда соловей своей соловьице строит куры…» – говорил он, и нам казалось, что именно так, а не иначе, нужно в этот момент сказать, чтобы быть убедительным.
M. M. Винавер подметил очень важную его черту: свойство охватить предмет сразу, в полноте и цельности, и сразу давать его окончательный отпечаток. Вообще – Спасович нарисован превосходно, и очерк этот один из самых удачных во всех отношениях. Спасович был разносторонен, резко индивидуален и глубок, – но глубиной своего времени. А, собственно, время его трудно определяемо: он попал на один из внутренних переломов. В юности – еще влияние западной романтической школы, гегелианство, – и очень быстрое освобождение от этого влияния, когда-то чрезвычайно сильного в России, но ко второй половине прошлого века уже ослабевшего. Следы его, однако, оставались – остались они и в Спасовиче. Он носил в себе, в своей метафизике, то, что называлось «болезнью века». Перед ним, как перед многими современниками его, с новой ясностью вставали вопросы, старые решения которых уже не удовлетворяли, а для новых – не исполнились времена. Да и слишком действенный человек был Спасович, чтобы задерживаться на теориях. Он жил – и воплощал то, что могло быть воплощено в данный момент.