Глава 9
Домой
Баба Зита сидела на диване и подслушивала разговор хозяев с Ариадной. Забавно, как племянник с женушкой рассыпались в благодарностях перед обычной девчонкой.
Из разговора, помимо бесконечных благодарностей, удалось разобрать, что, оказывается, перед поварихой Настасьей извинились. Попросили вернуться. Та, конечно, согласилась.
Наконец, Малеровские удалились.
Баба Зита пригласила Арину сесть рядом.
– Вы ведь раньше нас догадались? Но как? – спросила она.
Баба Зита загадочно улыбнулась и сказала:
– В углу моей комнаты тоже можно кое-что подслушать.
Арина с недоумением смотрела на нее:
– Что?! Вы тоже слышали рыдания? Но почему кроме нас никто? Это странно, не находите?
– Из-за расположения комнат, – объяснила старуха. – В той, что спали вы, слышно лучше всего, а спальни родителей и слуг находятся в другой стороне. Хотя, даже если бы хозяева спали в вашей комнате, они ничего бы не услышали. Уже как три года после смерти дочери они сидят на мощнейших снотворных. Пьют по определенной схеме, чтобы не было привыкания. Даже игра симфонического оркестра останется для них незамеченной!
– Но почему вы молчали? Это подло! – возмутилась Арина.
– Было бы только хуже! Помнишь, я говорила, что при упоминании о клинике, Полина притворялась здоровой? А упечь ее насильно, боюсь, не осмелились бы: девчонка вредила бы себе еще больше! А теперь она сама помощи попросила! О ней позаботятся.
– Все равно, это неправильно! – не унималась Ариадна. – Она могла убить себя! Мы читали ее записи! И пусть Голодная Сия больше не властвовала над ней, но Ненасытная Мия могла ее убить! Я сама видела, как она уродлива и страшна! Почему вы раньше не рассказали? Я вас не понимаю!
Зинаида Никаноровна была само спокойствие:
– Я рассказала, чтобы вы провели расследование! И у вас получилось… – она слегка наклонилась: – Арина, вы же двоюродные сестры. Почти ровесники. Посмотри, как Полина к тебе потянулась!
– Все сделали нашими руками? Свалили ответственность!
– Да, можно и так сказать! – хитро улыбнулась старуха.
Она еще наклонилась почти к самому уху Арины и произнесла:
– Я была уверена, что ты ей поможешь.
– Откуда такая уверенность? – удивилась девушка.
– Не знаю. – Пожала плечами баба Зита. – Просто уверена и все. Между вами есть что-то общее, а что – не могу объяснить. Наверное, тебе виднее.
– Мне?!
Баба Зита удовлетворенно кивнула:
– Ну, мне пора идти, – она поднялась с дивана и напоследок спросила:
– Арина, а как же ты могла видеть Ненасытную Мию? Я вам рассказывала лишь о её сестре! В любом случае, ожившие горгульи жили только в голове несчастной девочки! Чтобы увидеть одну из них наяву, нужно быть самой Полиной…
Старуха ушла, не дождавшись ответа, а Ариадна так и осталась стоять в немом изумлении.
* * *
– Ну, что собираемся домой, сестра?! – радостно спросила Арина.
– Конечно! Наконец-то, уедем из этих проклятых Лепестков! – радовалась Леся.
– Боже мой, какие речи я слышу из твоих уст! А кто хотел найти богатого супруга?!
– Перестань! – обиженно буркнула сестра.
Когда они собирали чемоданы, Леся, не сдержалась:
– Арин…
– Что?
– Она долго будет там лежать?
– Не знаю. Но, думаю, пройдет немало времени, прежде чем Ненасытная Мия покинет ее разум.
Леся вздрогнула.
– И Голодная Сия, и Ненасытная Мия – вроде бы разные, но взаимосвязь есть, – задумчиво произнесла Арина.
– Какая же?
– Скажем, пару месяцев Полина обнималась с Голодной Сией, потом происходил срыв, и вот она уже в тисках омерзительной Ненасытной Мии… Наверное, затягивает как наркотик…
– Она чертова наркоманка! – возмущенно воскликнула Леся.
– Не совсем. Наркоманки житья близким не дают! Да и окружающим! Они оторвы изначально! Сестриц-уродиц такие не интересуют! Им хороших и послушных девочек подавай: перфекционисток, умниц и отличниц. Такие, чтобы удобные были и делали, что скажут и особо не доставали просьбами и вопросами. А лучше, чтоб вообще не дышали! Тогда-то у них и прорывает от безвольной жизни, вот и идут в лапы к сестрам-уродицам…
– То есть Полина – послушная девочка? Откуда ты знаешь? Может, та еще оторва! – Леся с силой захлопнула крышку чемодана и навалилась, чтоб застегнуть.
– Ага, как же!
Ариадна вдруг обозлилась и стукнула кулаком по кровати.
– Ты чего это, Ариша?!
– Не знаю… – переводя дыхание, тихо сказала Арина. – Вдруг разозлилась на твои слова!
Леся недоверчиво поглядывала на сестру.
– А что же было с ее руками? И лицом?
– За спиной она прятала израненные зубами пальцы рук. Когда Полина вызывала рвоту, неизбежно их травмировала, а за волосами скрывала опухшие щеки, отекшие веки и воспалённые, израненные губы.
Наконец, сестры собрали чемоданы, и в последний раз уселись на кровать.
– Как же призраки и привидения? – переспросила Леся.
Арина улыбнулась:
– Ну, готический особняк подтолкнул наши умы на поиски отгадок. Согласись, были бы мы в пряничном домике, вряд ли вздумали искать скелет в шкафу… Хотя, погоди. – Арина засмеялась звонким смехом. – Неудачный пример: в пряничном домике была старуха-людоедка, которая вначале себя за добродетельную бабулю выставляла… Но не суть. Ты меня поняла.
– Да, конечно! Я очень-очень надеюсь, что у Полины будет все хорошо!
– Даже не сомневайся, сестрёнка. Она сильная. Она справится.
Неожиданно Ариадна переменила тему разговора:
– Ой, Леся, а ты пропила витамины, которые мама давала?
Она виновато помотала головой.
– Я эту баночку нечаянно выбросила из сумки вместе с мусором!
Арина засмеялась.
– Ничего страшного. Маме скажем, что ты все выпила.
– Хорошо! А ты, что каждый день не забываешь про них?
– Конечно! И сейчас тоже!
В доказательство Арина вытащила таблетку и быстро проглотила.
– Ну, тогда дай мне одну что ли! – попросила Леся и потянулась к коробочке.
– Нет-нет-нет, сестрёнка! Это только мои пилюли! Тебе мое нельзя!
– Почему это?! У тебя желудок, что ли золотой?! – повторила Леся любимую фразу.
Арина засмеялась.
– Ну что ты! Просто у меня все посчитано!
– Ладно! Чёрт с ними! Нам пора спускаться!
– Позовешь Владимира, чтобы он помог вынести багаж?
– Конечно!
Леся, весело подпрыгивая, вышла из комнаты.
Я вертела в руках баночку с таблетками. Нужно отдать бабе Зите должное – она меня почти изобличила. Я вспомнила странный сон про блины и чувство вины при их поедании. Казалось, старуха сразу все поняла! Хотя это было во сне!
«Она навсегда порабощает. Она – цунами, которое смоет тебя и твою волю».
Но я научилась плавать и дождалась штиля, а очень скоро и «витаминки» мне не понадобятся. Шах и мат, уважаемая баба Зита!
Тут я задумалась: а в чем, собственно, меня изобличила старуха? В том, что я тоже жертва сестер Сии и Мии или в том, что я…
«А, может, ты в Полину превращаешься?!»
Разве это не одно и то же?
Эпилог
Я открыла глаза.
Ничего фиолетового. Лишь белый холодный потолок давил, словно движущаяся стена. Я села в кровати. Моя соседка Леся Вивьянова уже проснулась. Подмигнув мне, она продолжила грызть большое зелёное яблоко, да с таким усердием, что капельки сока летели мне в лицо.
Я встала и умылась. Усевшись за стол, открыла дневник, куда записываю, что съела, когда и в каком количестве.
Сегодня десятое марта.
Последнее, что я написала в дневнике: Лепестки. Стебель. Маковая улица, Лепестки для знати, Стебель для челяди…
Что это?
Я огляделась вокруг. Взгляд упал на тумбочку. На ней стоял красивый яркий цветок-папавер, сделанный из бисера.
Папавер – густомахровый мак.
Я громко охнула и схватилась за голову.
Вчера вечером у меня чуть не случился приступ. Насмотревшись на подаренный сувенир, я взяла ручку и начала писать о некоей Маковой улице, огромной как город, со странным распределением жителей: Лепестки для знати, Стебель для челяди. Дальше рассказ обрывался.
Притупив приступ бредовой писаниной, я ушла спать, и мне все приснилось. Я видела себя со стороны, и я была гораздо старше. Мне было девятнадцать лет. Я училась в психолого-педагогическом университете. У меня была сестра. Я посмотрела на кровать, стоящую напротив.
Леся Вивьянова – моя соседка по палате. Леся. То есть Олеся. При чем тут Александра?!
«Чем дальше в сны, тем чудесатее снаружи!» – пронеслась в голове мысль моей названной сестрицы из сновидения.
Меня начало трясти. Нужно срочно поговорить с Зинаидой Никаноровной.
Она мой лечащий врач. Куда же еще чудесатее!?
Я пролистала дневник и вырвала лист, где была нарисована Ненасытная Мия. Взяв рисунок с собой, я отправилась к врачу.
* * *
– Во сне я была такой сильной, такой умной, такой независимой! Я почти поверила в нее. В ту девушку Ариадну. Я была ею, а маленькая Полина моим бледным отражением. Как хочется, чтобы то была явь! И я не больная Полина, а здоровая Ариадна.
– Полина, так кем ты была во сне? – спросила врач.
– Девушкой, которая сумела избавиться от Ненасытной Мии. Она убила ее в себе навсегда. Ее звали Ариадна.
– Избавиться от кого?
– Ненасыт… – я поперхнулась на полуслове. – Ненасытная Мия – олицетворенное чудовище – нервная булимия. Голодная Сия – ее сестра – нервная анорексия.
– Как интересно! Так, значит, во сне ты была Ариадной. А кто же Полина?
– Кузина Ариадны.
– То есть ты в теле некоей Ариадны, которая победила булимию, наблюдаешь за собой со стороны, но, конечно, во сне ты этого не понимаешь. В этом мы разобрались с тобой сейчас. Во сне ты, естественно, только Ариадна.
– Да.
– Как я поняла, что-то в твоём сне было из реальности? Что именно? И да, пока опустим некую Ариадну. Сейчас мы говорим о тебе, как о Полине. Расскажи о Полине из твоего сна.
– Моя болезнь. Мое молчание с двенадцати лет. Все про анорексию и булимию, правда. То есть, конечно, не сами действия, которые происходили во сне. Естественно, этого наяву не было. Но все те чувства, что я ощущала, были моими. Их поместили в красивую, но очень странную сказку с совершенно незнакомым сюжетом, за исключением анорексии, повлекшей смерть сестрёнки… И действительно, что Сия и Мия представлялись мне в образе чудовищ, но вряд ли в виде горгулий… Наверное, на сон сказалось, что нам с девочками недавно показывали Нотр-Дам де Пари… Про булимию правда лишь то, какие эмоции я ощущала во время приступов и какая я была чисто внешне. Полина из сна – это я настоящая до лечения. И облик Ненасытной Мии, как на моем рисунке. – Я положила на стол вырванный лист бумаги. – Остальное, конечно, плоть воображения.
– То есть, во сне ты не разговаривала?
– Нет… Но до одного момента. Во время очередного приступа булимии, я так сильно рыдала и ненавидела себя. Но вдруг сзади, со спины, подошла Ариадна. Она обняла меня, а я от неожиданности и испуга молила о помощи. Ненасытная Мия стояла рядом и глумилась надо мной. Я твердила, не переставая: помоги мне, помоги мне, мне страшно…
– Хорошо, Полина. А что ещё было общим между сном и реальностью?
– Мои родители те же, что и наяву. Отец известный художник. Только мы не живём в готическом особняке… И еще… – я виновато посмотрела на Зинаиду Никаноровну.
Взгляд задержался на ее подбородке – на нем была большая красивая родинка. Я почувствовала, как щеки заливает густой румянец.
– Странная старуха, очень похожая на вас… только вы значительно моложе.
Врач по-доброму улыбнулась.
– И ещё. Соседка по палате Леся Вивьянова была моей сестрой. Это и понятно, ведь мы так сдружились, пока лежим здесь, а во сне мы постоянно ссорились… И большинство людей из персонала, санитарки и санитары тоже присутствовали. Они были слугами моих родителей.
– Хорошо. Что-то еще?
Я наморщила лоб от усилий:
– Приблизительно к половине сна, реальность будто стала просачиваться сквозь эту фиолетовую мазню! Там все было фиолетовое! Я-Ариадна стала понимать, что у меня много общего с Полиной. А однажды баба Зита, то есть вы, прямо в лоб и спросила: «Может, ты в Полину превращаешься?»
– Выходит, я даже во сне старалась завлекать тебя в осознанность! – шутливо улыбнулась Зинаида Никаноровна.
– Да! – я робко улыбнулась. – И еще… я постоянно завидовала Лесе. Во сне мы были антагонистами: я-Ариадна – противный книжный червь и зубрила, а она легкая наивная кокетка, полагающаяся лишь на чувства…
– Почему же ты завидовала ей? Наяву ты испытываешь те же чувства?
– Да… – тихо промолвила я. – Но это зависть не как злость, а, скорее, как грусть и тоска.
– Поясни!
– Зависть-грусть о том, что я другая. За неимением свободы и легкости в выражении чувств, я привычно подавляю их, но прячусь за фасадом начитанности и ума. Компенсирую скучную жизнь знаниями. Потому и голодать начала, требуя от себя все больше и больше жесткости и совершенства, а если копнуть глубже, хотела, чтобы на меня обратили внимание. Но однажды меня прорвало, тогда-то и пришла Ненасытная Мия. Я сметала всю еду с полок и даже сухие макароны… Каждый приступ давал мне ощутить непрожитые эмоции. Я нашла способ их выражения, но какой уродливый, болезненный и изощренный! Так убивала себя, но на мгновение чувствовала радость… Леся же свободная, живая, спонтанная: когда весело – смеется, когда грустно – плачет. Я завидую ей, потому что так не умею. Она это умеет, и поэтому ее выздоровление гораздо быстрее моего, а ведь я здесь очутилась намного раньше…
– Полина, а Ариадна в твоем сне была такой же, как ты описываешь сейчас себя?
Я задумалась.
– Не совсем. Она иногда была такой, такой… дерзкой!
– То есть она умела злиться?
– Да, а однажды даже нахамила бабе Зите! – я тут же осеклась.
– То есть мне? – Зинаида Никаноровна мягко улыбнулась.
– Да! – тихо ответила я, вспоминая, как отказывалась от проклятых блинов, которыми так хотела меня накормить старуха.
– Полина, Ариадна – это образ тебя в самых смелых мечтах. Благодаря этой девушке, ты во сне вновь обрела голос. Понимаешь, о чем я хочу сказать?
Ты помогла себе сама. Ведь наяву было почти то же самое. Помнишь, когда я впервые зашла в ваш дом? Ты сидела на полу и била по животу. Вокруг были разбросаны кучи фантиков из-под конфет, фольга из-под шоколада, коробки из-под печений. Зайди я позже, вряд ли обнаружила тебя в куче обёрток. Скорее всего, ты бы сидела над унитазом и под громкий шум включенной воды, насильно вызывала рвоту… Но я успела. Увидев меня, ты зарыдала и умоляла помочь.
Это и было началом выздоровления. Ты и станешь Полиной-Ариадной, о которой так мечтаешь.
– Она лучше меня. Гораздо умнее и сильнее. И даже во сне я обернулась некоей Ариадной, лишь бы не мучиться виной, ведь Ксюша умерла из-за меня.
– Поля, твоя младшая сестра была тяжело больна. Голодание лишь ускорило этот процесс. Ты не виновата. Она просто очень любила тебя и потому повторяла каждую твою выходку. Хотела быть похожей на старшую сестру. Ты голодала, и она заметила, как бы ты не скрывалась, и перестала есть. Она делала это по своей воле. Ты сделала все, чтобы убедить ее принимать пищу, но она с искренней улыбкой играла в забавную игру.
– Да, ведь я ее не заставляла голодать, – тихо сказала Полина. – Она это делала, потому что сама захотела…
– Конечно. Она сама сделала выбор, пусть и роковым он оказался.
Зинаида Никаноровна задумчиво приглядывалась к Полине и произнесла:
– Полина, я думаю, что Леся из твоего сна – это та часть, которую ты в себе подавляешь. Живая, искренняя, кокетливая, легкая, возможно даже наивная. Ты не принимаешь себя такой, отвергаешь, стыдишься, поэтому вечно ссорилась с ней во сне.
– Получается, я дралась сама с собой?! Выходит, во сне я расщепилась на трех разных Полин?! – ахнула я.
– Получается, – кивнула врач. – Ты пыталась угодить и себе, и родителям, стыдившим тебя, и сестре.
– Но ведь сейчас родители не властвуют надо мной!
– Да, но их причитания до сих пор живут в твоих мыслях и постоянно тиранят. Они уже и сами не рады, и горюют, как неосознанно вредили тебе, но, тем не менее, еще довлеют над тобой.
– Но я ведь уже взрослая и сама знаю, когда смеяться, грустить или плакать! Никто не может указывать мне, какие эмоции я могу испытывать, а какие – нет.
– Конечно! – улыбнулась доктор. – И, таким образом, что тебе нужно сделать с воображаемой Лесей-Полиной? То есть с тобой, которая не стесняется выражать все чувства и быть собой – открытой, легкой кокеткой, бессовестно уверенной и счастливой?
– Наверное, мне не нужно с ней ссориться… – неуверенно предположила Полина. – Потому что эти ссоры с чувствами и их подавление и пробуждают Ненасытную Мию!
– Да, так и есть!
– Мне нужно с ней подружиться! – радостно промолвила она. – И тогда Ненасытная Мия уйдет!
– Подружиться и принять ее в себе! Это тоже часть тебя и ее нужно любить и считаться с ней. И Ненасытная Мия обязательно уйдет!
Полина пару минут сидела в немом радостном молчании. Потом, поглядев на рисунок чудовища, с уверенностью разорвала его на мелкие кусочки.
Зинаида Никаноровна ободряюще ей подмигнула.