Tasuta

Сборник стихотворений. Понемногу обо всём

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

У них в душе – дерьмо одно.

А нам вперёд – к тем идеалам,

Где смыслом, делом, добротой

Наполнен мир в рассвете алом,

К той цели – ясной и простой.

Захватывали мир галопом

Теперь – возможности малы

И тонет старая Европа

В своих амбициях былых.

Сейчас способны лишь трепаться,

Нудя гнуснейшую мораль,

А вал исламской оккупации

Европу топит. Даже жаль.

Тряска в России до основания.

Столько вибраций откуда взято?

Люди дрожат от негодования,

Власти – от страха перед расплатой.

Мы ждём как новой радости, рассвета,

На лучшее надеемся в дальнейшем.

А завтра не всегда бывает светлым,

Но серым, тёмно-серым и чернейшим.

Хоть я стар уже, но верю:

Над страной не вечный рок.

В самой затхлой атмосфере

Дунет свежий ветерок.

Увы, увы – коррупция тотальна,

Что б нам не пели властные круги,

Продумана до тонкостей – детально.

Что делать? О всевышний – помоги!

Чем может нас элита удивить?

Задача перед нею непростая:

Людей так «прессануть» и продавить,

Чтоб никогда уже не встали.

Август – гордыня лета,

Сказочный рай садов.

Ветренные поэты

Едут из городов.

Ждут, что нахлынут волны

Творчества, как дары,

Чтоб ощутить по полной

Щедрости той поры.

Личное, не мерза уст,

Вовсе не моветон:

Я уважаю август,

Осень – уже потом.

Как прежде жил? Так: строчек закорючки,

Рыбалка, лес – жизнь вовсе не плоха.

На сковородке – жареные щучки,

В большой кастрюле жирная уха.

Футбол, работа, маленькие дети,

Друзья и споры кухонных бесед.

Я никогда не угождал диете,

Как мой диабетический сосед.

А жизнь чередовалась полосами

Падений, взлетов, властных перемен.

Забыл рыбалку, не брожу лесами,

Но приобрёл усидчивость взамен.

Пойдут дожди – раскрою купол зонта,

От солнца скроюсь в летнюю листву.

А что там, вдалеке, за горизонтом?

Увижу, если, только доживу.

Где-то гроза бушует,

Где-то дожди прошли.

Что ждёт страну большую

Там, впереди, вдали?

Этот вопрос не дерзкий,

Жизненный – вынь, положь.

Как окаянно-мерзки

Толпы чиновных рож.

Нету на власть надежды,

С ними – мы «загремим».

И, как всегда, как прежде –

– Нам выживать самим.

Чинуши наглы и речисты,

В предвыборном мельканье дней.

И мысли власти столь же чисты,

Как цвет несвежих простыней.

Либеральных краснобаев увядание.

Где, былые их нахальные повадки?

Словно крысы расползлись в подвалы зданий,

Лик звериный утеряв, бульдожью хватку.

Иль, решив свои подлейшие задачи,

Уничтожив, обобрав и всё такое…

Притаились на своих хоромах-дачах,

На деньгах шальных ища себе покоя?

Где ж покой? Во мраке даль и тумане,

Вряд ли вспыхнет победительным салютом,

Положа жизнь на большой алтарь обмана,

Подыхать в людской вам ненависти лютой.

Министры, думой налитые,

Псевдозаботами полны,

А нас гнетут дела простые,

Во всех губерниях страны.

Повадилась эрзац-элита

Взывать к заплеванной душе.

Вот присосались, паразиты,

Клопу подобно, или вше.

На часах настенных, наблюдал, мечтая,

Плавное движенье стрелочек – подруг.

Любопытства ради, взял и сосчитал я –

– Стрелки совмещаются двенадцать раз за круг.

И, на циферблате, как бы не нарочно,

За движеньем стрелок я следить горазд.

Всюду где попало, но на цифре – точно,

Стрелки совмещаются только один раз.

Коварные лилипуты

Уселись на наши плечи

И вяжут на ноги путы,

Плетя сладко-лживые речи.

Предвыборную отраву

Вливают политиканы.

К ногтю б всю шакал-ораву

Мерзавчиков-истуканов.

Ну как же5 народ доверчив,

К тех гнид обещаньем жалким.

Скажите: аревидерчи, -

– Их место давно на свалке.

Мелькают месяцы, недели,

Вокруг продажность, подлость, тьма,

А слово честь – дороже денег,

Дороже хитрого ума.

Не обменяйте на бумажки

Честь, совесть, душу и страну

Так, алкоголик, за рюмашку

Отдаст прохожему жену.

Жизнь от трепни не хорошеет,

Ох, госчиновник врать горазд.

Не позволяйте сесть на шею

Гниль-шакалью, в который раз.

Не кричи отчизне о любви,

Пафос слов попахивает фальшью.

Делом докажи и проживи,

Чтоб потомки с честью жили дальше.

Вы меня, пожалуйста, простите,

О костях не пишется сонет,

Как нельзя влюбиться в Нефертити,

Зная, что ее давно уж нет.

Политический мурлыка

Нас сбивает с панталыка

От властей черно, как после пала.

Даль мечты, сожженная до тла.

И куда-то лирика пропала,

А какая светлая была.

Суровое небушко хмуро,

Вот-вот разразится дождём.

Чешу за ушком кошку Муру –

– Грозу за стеклом переждём.

Вот, так, переждать бы эпоху

Застоев и властных измен.

Пока всё тоскливо и плохо.

Но лучше ли от перемен,

Коварных, тупых и корыстных,

Где карты жулью – прямо в масть?

Народу – объедки-огрызки,

Предателям – деньги и власть.

Съел несвежий кренделек –

– С животом поспешно слег.

В колониях запрет на атлас мира.

Да, плачет по начальникам сатира.

Зато из книг, в ходу – «Эммануэль».

Кукую власть предполагает цель?

Наш народ поднят с коленей,

В даль побрел, в тяжелый путь.

Реет знамя – Путиленин,

Клич горластый – Ленипут!

Не желай врагам здоровья,

Да отвальную налей,

Так, глядишь, и двоевовье

Наш украсит мавзолей.

Место есть, даль все алее

И, склоняются к тому,

Что вдвоём-то веселее,

Не лежать же одному.

СМИ дундят, как пьяный попик:

Мы, всегда, мол впереди.

Неуёмный агитпропик,

Не позорься, не трынди.

Борзописье – не вериги,

Власть лизнуть им – в самый раз.

Что держать в карманах фиги?

Мы-то знаем, как у нас…

Предатели либеро-правые,

Бережливые – до слюней,

Чем дальше оттянут расправу,

Тем будет она страшней.

О, как мучительно и долго

Очередного ждём ларька.

Дни еле тянуться, как Волга –

– Приторможённая река.

Я без восторга принял свою участь,

Прожить достойно – следует везде.

Гонителям моим, судьба, соскучась,

Напомнит горько: что, когда и где

Вы натворили в подленькой карьере,

За должности, за деньги, сгоряча.

Окажетесь как я – в былом карьере,

Но, не как я, а жизнь едва влача.

Заставит подневольная судьбина,

Подумать впрок о жизненной канве.

Кармически – фатальная дубина

Злопамятна и бьет по голове.

Засилье шакалья обрыдло,

Народ хоть весь переспроси.

Либерастическая гидра

Ещё не сдохла на Руси.

То помпезная рутина,

То задумчивый пейзаж,

То великая картина,

То банальнейший коллаж.

Я на живопись глазею,

Можно на холсте живом

Нынче, разве что в музеях

Любоваться мастерством.

Мы каналом Суэцким

Шли на пике весны.

Показал Моня Эцкин:

– Я, вон с той стороны.

И до дома уж близко –

– Перехода два-три.

– Слушай, Моня – редиска,

Ты возьми – удери.

Моня вздрогнул невольно:

– Здесь не носят пальто,

Но, пожил уж, довольно,

Против Пресни – не то.

Озаботились на воле,

Душат группу АУЕ.

Ну, уйдут они в подполье,

Спрячутся, как вошь в белье.

Не форсируйте жестокость,

Не того ждала страна.

Арестантские потоки,

Как в былые времена,

Могут вас самих затронуть.

И тогда уж бед не счесть.

Не накаркайте вороной

Для себя такую «честь».

Константиново

За рекой – пронзительная даль,

Вид с горы – десятки верст на север.

Здесь творил, буянил и страдал

Дерзостный поэт Сергей Есенин.

Остудило прохладою душу,

Осень тихо подкралась ко мне.

Стали чувства черствее и суше,

Как увядший букет на окне.

Мне смолоду не нравилась чванливость,

Глупейшее самодовольство рях.

Я стар уже, но всё-таки счастливый

И, лишь богат годами, но не дряхл.

Гнилы нутро и псевдовласти сущность,

Подлы её чернейшие дела.

Условная чинушья всемогущность

Бойца не сможет выбить из седла.

Дробят народ на части, на осколки

Элита ураганом загноит.

Повалятся осины, липы, ёлки,

Но дуб, тот непременно устоит.

Студено на пронзительном ветру,

Январь в степи не радует под Тулой.

Я тщетно шерстяной перчаткой тру

Зимою замороженные скулы.

Чиновник, набивая рот,

Вредит и жрёт, подобно моли,

Душой болея за народ:

– Как обобрать его поболе.

Эй, чинуши – чудо клячи,

Запрягайтесь веселей.

Времена сейчас подлячьи,

Но бывали и подлей.

Несутся бешенным аллюром

Идеи, рифмами полны.

Хожу с роскошной шевелюрой

Неполноценной седины.

В окно ворвался солнца лучик,

В моё убогое жильё.

И стало легче, чище, лучше,

И отпустило дум старьё.

 

Бредут суровые годины,

Былых успехов не суля.

Едва заметные седины

Ершу, соседа веселя.

Тот старикан – самодовольный,

Толковый, дерзостный дедок.

Оптимистичный и фривольный,

Он бодр и старше на годок.

Вот так живём шестую осень

Ворча, смеясь, без суеты,

А ветер ворох дней уносит,

А мы стареем – я и ты.

А я солдат семидесятых,

Годов, спокойных для страны,

Что накануне дней проклятых

Афганской, тягостной войны

Юмор

Не воспеваю гибкость стана,

Провал меж ног, как на духу.

Нет, я описывать не стану

Лохматый входик в требуху.

Память, что бередишь и кричишь ты

Сквозь года, о времени простом?

Как ловили глупые мальчишки

Огольцов под стареньким мостом.

На предвыборную подачку

Перемен – хотя б росток,

Тонем в море фальши.

Бросят денежек чуток –

– И глумятся дальше.

Страна запуталась в пути,

Не замечая расстояний,

Иди вперёд, шути, кряхти,

Но сколько сора, сколько дряни!

Вокруг завалы хлама, лжи,

Продажность коррупционеров,

Культ препоганенькой маржи

И культ бессовестной карьеры.

Нет, нашу не спасут страну

Ни царь, ни рыцарь Камелота.

Не дайте ей пойти ко дну,

Тащите из трясин болота.

Никто не сможет, только мы –

– Простые жители державы

Россию вывести из тьмы,

Освободясь от власти ржавой.

До Рима долго шкандыбал

Великий древний Ганнибал

Состарюсь и не заплачу,

Задумчивый, с посошком,

Я буду ходить на дачу

Коротким путём, пешком.

Голову от дум снесло:

Лирика заглохла.

Мастерство-то возросло,

Да душа усохла.

Мелькают вёсны, осени и зимы,

Проносится рой праздников и дат.

Я, словом, жгу – простым, неотразимым,

Литературы рядовой солдат.

Я член непритязательного рода,

Без всяких заковыристых дурнин.

Из глубины Российского народа,

Подержанный годами гражданин.

Второе железнодорожное стихотворение.

Пассажир, спешишь куда ты?

Шум, вокзальные часы.

Как влекли меня когда-то

Две стальные полосы.

Пара рельс, как две веревки

Запетляли по земле.

Ряжск, Михайлов, Кустаревка,

Саки, Кола, Добеле.

Все равны в пути, как в бане,

Слесарь, прокурор, богач.

За дорожными столбами

Сочи, Эмба, Кандагач,

Джусалы, Макат, Лихая,

Лагодехи, Моинты.

Анекдотики пихают

И дорожные понты.

Тюра-Там, Тимур, Чапаевск,

Кутаиси, Керчь, Кизляр,

Симферополь, Алапаевск,

Медногорск, Капустин Яр,

Орск, Бобруйск, Анжеро-Суджинск,

Новополоцк, Лида, Брест,

Иванцевичи, Добруджа,

Узловая, Перевлес.

Все тут по особой мерке,

Железнодорожный форс,

Братск, Иркутск, Владимир, Керки,

Тула, Тосно, Ясногорск,

Ашхабад, Теджен, Сенаки,

Курск, Чарджоу, Дальверзин,

Душанбе, Ахалкалаки,

Джанибек, Шунгай, Сайхин.

Мчимся, воздух рассекая,

Чай, дорожные слова.

Джалагаш, Миха Цхакая,

Грязи, Воскресенск, Москва.

Российским сливкам до страны нет дела,

Вдали маячат горы авантюр,

Мечты миллиардерского удела,

А счастье – не в количестве купюр.

Из прошлого

Злой камерно-быдлячий быт,

Исколотый сосед мой – «нарик».

Он тихо стонет и скорбит:

Последний кончился чинарик.

Душат инициативу,

Перекрыли торный путь

И дундят о перспективах,

То – предвыборная муть.

Топят суть в шоу – галопе,

Обещания – обман.

Рассуют по всей Европе

Деньги в банковский карман.

Сотню лет не носят уж монисто

Девушки и, как-то даже жаль.

Это не куртенка металлиста,

Не значки, не скромная медаль.

При прабабках наших – толи дело!

Ожерелья не было модней.

Как оно сверкало и звенело,

Завлекая молодых парней.

Жизнь спешит, обычай отмирает,

Сколько позабыто за года!

Нет, не зазвени т, не заиграет

И, не возвратиться никогда.

В судах России процветают чванство,

Продажность и упертый формализм.

Откуда ж взято это окаянство?

В стране цветёт сорняк – капитализм.

В Детстве моём, давнем и туманном,

Я застал пыль шляхов меж берёз.

Помню грохот дрожек деревянных,

Конной тяги, скрип больших колёс.

Сосен шум в лесу, в овраге ивы.

Скромен быт, но жили весело.

И деревни были ещё живы.

Как давно всё было и … прошло.

Юмор

Мелкий тузик под окном

(Вот уж уродился)

Гадил сереньким говном

И не застыдился.

А ещё залёг вчера

На большой матрас ты.

Наказать тебя пора

Негодяй блохастый.

Заповедник, дебильни обитель

Взращивают тридцать с лишним лет.

Олигархам нужен потребитель

Пива, водки, вин и сигарет.

Сладко подпевает телеящик,

Посуля фальшивые мечты.

Смрадное удушье настоящей

И, духовно нищей наркоты…

Проснулся мыслями разбужен,

Даль розовеет, всё видней,

Стал вспоминать большие лужи –

– Ребячью радость прежних дней.

Вот закавыка, даже с дрожью

Тревожит память ворох лет

Пути былого бездорожья

Оставили щемящий след.

Шипел шашлык на шампурах,

Умельцы зорко наблюдали.

Толпились гости при столах

Коты, принюхиваясь, ждали.

А после мясо доедали.

Витя холодел от страха

И карманы проверял.

Где ж ты, Витя-растеряха

Всю зарплату потерял.

Старички, ещё скрипим мы,

Помним радость и печаль.

Жизнь барачная терпима,

Но, без пьянок по ночам.

Аврал в газете – «молодёжке»,

В редакции народа – тьма.

Гостей встречают по одежке,

А провожают без ума.

Лютый холод по утру

И дрожат ручёнки.

Мы плетёмся на ветру

В стареньких тапчёнках.

На морозе звук шагов

Раздаётся гулко.

Не желаем для врагов

Эдакой прогулки.

В дни морозов, в дни жары,

Переклички, сверки.

Да пошли в тартарары

Гадские проверки.

Беспредел и жизнь так тяжка,

Власть – позорное пятно,

Но народ, как неваляшка,

Снова встанет всё равно.

На пиренейскую арену

Сходился зритель, стар и мал

Силач из басков – Пирурена

Камней громады поднимал.

Вот силищи у человека!

С тех пор промчалось сорок лет

И в хилом, двадцать первом веке

Таких могучих больше нет.

В скором мелькании дней и числ,

Мы постигаем жизни смысл

Той, что прожить второй раз на бис

Даже звучит курьёзом.

В этом движении суеты,

Тонут заманчивые мечты,

Рушатся здания и мосты –

– Миф фантазийной грезы.

Кружит чиновное вороньё,

Даль перспективы – трухля, гнильё,

Из телевизора – сплошь враньё,

Брешут с ленцою сытой.

Сами решаем куда идти,

Чем заниматься и с кем шутить.

С нею, нам точно не по пути –

–С гнусной эрзац-элитой.

Из тех годов, покрытых мраком туч

Ведёт мой путь, извилист, труден, долог.

Но помню с детства первый солнца луч,

Сверкнувший сквозь бутылочный осколок.

Турецкая команда ликовала,

Соперницы в овечий сбились гурт.

Волейболистка зло атаковала,

С фамилией зловещей – Каракурт.

Очень уж юристы донимают,

Никакого спаса от них нет.

В злых судах комедии ломают

Клоуны – ленивцы средних лет.

Изначально деревенский житель,

Стал, невольно, житель городской.

Счастье привалило? Не скажите,

Но и не наполнился тоской.

Жизнь полегче, но преснее как-то,

Развлечений много, да не тех.

Снится мне комбайн, колёсный трактор,

Спецодежда с множеством прорех.

Я не хаю город, мне он дорог:

Заводская жизнь, станочный шум.

Только не забыть домашний творог.

С мясом, самодельную лапшу.

Видно, так судьбе моей угодно,

Никому сложить не смею гимн.

Что поделать? Так за эти годы

Я не стал ни тем и ни другим

Встал кое-как, болит головка,

На завтрак – так заведено,

Дают паршивую перловку,

Не рис, не манку, не пшено…

Я надену свои тапки,

Им уже, который год.

И направлю косолапки

В свой задумчивый обход.

Все облажу закоулки,

Любознательный такой,

А потом, после прогулки,

Быстро в койку – на покой.

Опять предвыборные стоны,

Изнанка грязного белья.

На нас швыряют мегатонны

Пустопорожнего вранья.

Исподволь, старательно, настырно

Придушили ровный сельский быт.

Вмиг загранпоставки замостыря

И уклад деревни был убит.

Целые века страну кормила

И верха не расхищали недр.

Глянешь нынче – всё вокруг не мило,

Словно разгулялся пьяный смерд.

Сколько ж лет, а то – десятилетий

Строить, холить скот, бурьян косить,

Снова восстанавливая эти

Прелести обыденной красы.

Чтоб не стало стыдно во дворе мне,

За плоды упорного труда.

Без простой, ухоженной деревни

Не прожить России никогда.

Нет, дурака я не валяю,

Лежу, а мысленно – гуляю

На фоне злой бедности

Излишне налощена.

Поменьше помпезности

Красная площадь.

В чиновной глуши

Хоть бы света полоска,

Она ж для души,

Не для броского лоска.

Кремль – пик авантажности,

Центр удела,

Поменьше продажности,

Побольше бы – дела.

Юмор

Не гусяток, поросяток,

Как шахтёр – герой таков:

Выдал на-гора десяток

Разноплановых стишков.

Болото грязно-безобразно

И редких птиц тоскливый крик

Деревья будто в нём увязли

Отдельные и мха парик.

Ветла, ольха, да ель больная,

Серо-зелёненькая муть.

Тропинок местных я не знаю,

Нет, не туда ведёт мой путь.

А позади – звон колокольный,

Сухие тропки и грибы.

Я возвращаюсь, уж довольно

Грибоискательной ходьбы.

Юмор

Спал полдня, поел котлеты,

Борщ и к рису винегрет.

Тяжек в зоне труд поэта:

Завтрак, ужин и обед.

Шёл дождь, природа затомилась,

Проснулся и сижу ворчу:

Речей предвыборных приснилась

Всеобещающая чушь.

Политобзора панорамы,

В Госдуму партии спешат.

Вал политической рекламы,

Вранья грязнейшего ушат.

Набор словес, а дальше – пусто,

Вот заморочили людей.

Нарубят долларов «капусту»

И в этом суть полит-идей.

Общего призрения достоин

Депутатов и министров лик.

Деятелей мусорно-помойных

Вес, увы, избыточно велик.

Невзрачный, неказистый тракторок,

Косил, довольно шустро, клеверок.

Когда дела элиты грязны,

А планы – мутная вода,

Старательно бичую язвы

Чиновного вредотруда.

А коль дела прозрачно-чисты

И нет нужды страну спасать,

И жизнь течет светло, журчисто,

То станет не о чем писать.

Нас пытаются вести

Подозрительным маршрутом.

Значит – выгодны кому-то

Буерачные пути.

Гадкой атмосферы своенравность,

Нудный политический застой.

Если у народа есть бесправность,

То полны газеты пустотой.

Взять россыпь книг, все тухлое повидло,

Хоть каждый автор – вроде, знаменит.

Сильно псевдописательское быдло,

Литературу топит, хоронит.

И, будто нет людей – одни проекты

Беззубой и угодливой письбы.

Где романисты, критики, поэты?

Их единицы, но вокруг дубы

Бездарные, раздутые рекламой,

Лудят насквозь коммерческий продукт.

Такой литературы панорама –

– Гори она четырежды в аду.

А сегодня воскресенье,

День сентябрьский, день осенний,

Не погодка, а раёк,

Пьём неспешно кофеёк.

Седина на моём подбородке

Проявилась, снежком окропя.

Это что! Мои дяди и тётки

Поседели годов в двадцать пять.

Им достались лихие годины,

Черных бед несусветная тьма.

 

Видно вправду, большие седины

Позволяют набраться ума.

Я же прост, не излишне проворен,

Мои плечи ещё не висят.

Не рождён – ослепительно чёрен

Потому поседел в шестьдесят.

Как хорошо мне спиться по утрам

Уж солнца луч пронзил стекло окошка.

И стих ночной, барачный тарарам,

А возле ног в клубок свернулась кошка.

Когда чинил старинный карбюратор,

Стал грызть меня сомнений короед:

Кто я – обычный скромный литератор,

Иль необычный и к тому ж поэт?

Заманчив, грозен вид системы горной,

Суровой тиши мощь и красота.

Сияют ослепительно и гордо

Вершины Заалайского хребта.

Бывает так, что ускользает рифма

И слов набор – сплошная чепуха.

Коль не сумеешь счислить логарифма

Шального, своенравного стиха.

Но напрягусь и всё-таки решу я

Задачу, пусть со злостью и в поту.

И радость испытаю, и большую

Усталость, после творческих потуг.

Я прям и смел – такая личность,

Не по нутру мне чепуха,

Излишняя филологичность,

Или прилизанность стиха.

Я восхищаться не устану,

Как точно и без суеты

Владели строчками титаны

Прегениальной простоты.

Природа, видно специально

Старалась, где-нибудь в глуши,

Зажечь в душе провинциальной

Божественный огонь души.

Там одаренные натуры

И живописнее места

Столпы родной литературы

Оттуда вышли неспроста.

Зато в разросшейся столице,

Несутся, не жалея ног,

Писаки, в группу, в стайку сбиться,

Нет, литератор одинок.

В тусовках наших не возникло

Звёзд мировой величины.

Словесность жалобно поникла,

Великих нет и не видны

Хотя бы классиков зачатки.

Нет лозунгов, борьбы, знамён –

– Унылейшие отпечатки

Увы, не творческих времён.

Не возводи не ближнего поклепа,

Доносы по инстанциям строча.

Народ не любит кляуз губошлепа,

Пристукнуть могут часом, сгоряча.

Уж сколько лет власть призывает страстно

Стучать, следить и, карами грозя

Наушничать, но это всё напрасно,

Нас переформатировать нельзя.

Юмор

Опять напился, он таков –

– Поэт Портянкин-Каблуков.

В стране шоу бизнес неслабый:

Раздетые, вплоть до трусов,

С эстрады поющие бабы,

Фальшиво и без голосов.

На шабаш смотрю удивлённо,

Все песни подобны гнилью.

Они же дают утомленно

Дебильных словес интервью.

Сильна приэстрадная шайка,

Цистернами плещется грязь.

Поди ка, попробуй, сломай-ка,

Она, как нарост прижилась.

Пестрят деревья разноцветьем,

Усохли плети огурцов.

Ты, осень, расскажи, ответь мне:

– Кто изменил твоё лицо?

Зелёным радует нас лето,

Зимою – всё белым бело.

А ты, с весной, то так одета,

То этак – грустно, весело.

Гуляю по увядшим травам,

Любуюсь красотой осин.

Да, ранней осенью по нраву

Бродить поэтам на Руси.

Вспомним время боевое,

Шесть учебников в пыли.